Боже! Благослови писателя!

        И вот настал тот день, которого я  боялась  последние полгода, больше всего на свете. Иными словами, мой семинар по вторникам на  литературных курсах. Это означало, что очередная жертва, должна была делиться своими  рассказами-новоделами, а сокурсники, во главе с писателем, руководящим этим делом, заблаговременно потирали руки, не отказывая себе в удовольствии, кинуть в несчастного осужденного на критику, какаху поувесистей.
      И, скажу вам, в этой среде тяжело найти мать Терезу. Критика достигает небес в своей изощренности и неизменной старательности. И все бы еще было ничего, если бы в моей группе не учился уже “знаменитый”,  по его же словам,  редактор Сюров, бесплотный парень Жора,  со скучнейшими рассказами, но работающий месяцами над словом, и пухлый пожилой военный в отставке лет шестидесяти, у которого вообще в голове ничего не роилось, кроме шаблонов и лозунгов.
Шла я туда в мой вторник, как на Голгофу, зная, что пощады не будет. “Ну, ладно тебе, Лер”, - уговаривала я себя как только могла. – Ну, скажут тебе – старая, страшная, и рассказы твои г*но. Вот и все. И побредешь себе обратно, униженно волоча за собой мешок с помоями. А жизнь продолжается.”  Но пока я бреду налегке,  по направлению к любимому институту. Параллельно со мной бурлит вечерняя жизнь большого города, со всем ее блеском и суетой. Никому нет до меня дела. Замедляю шаги. Не хочу идти, но необходимо  подвергнуться этой казни. Заложено в программу по воспитанию будущих творцов. Легкий, блестящий снег медленно падает на дорогу, по которой иду, и та переливается и блестит под ногами. В свете вечернего фонаря, снежинки принимают причудливые формы, надвигаясь на меня упорядоченно и неумолимо. Времени нет. На темном небе горит звезда. Одна. Может, это промысел обо мне? Узнаю ли…
      Через десять минут, все начинается. Тихо, не спеша, как бы заводя свои критические механизмы, и расходясь на виражах собственного величия, сокурсники готовятся убивать меня словом. Я, как всегда, поступила по-дурацки. После очередной затяжной депрессии, выставила на досмотр три самых грустных и похожих друг на друга рассказа – Здравствуй море, где не совсем в себе молодая женщина, бросается в море, превращаясь в птицу, Часы, где от одиночества, сходят с ума и еще один короткий. Села, открыла блокнот, взяла ручку, вроде как для записи ценных замечаний. Это я, чтобы не смотреть на них. Это мой хитрый ход.
      Ничего нового. Только обычно первый выскакивающий, как самый знаменитый среди нас, Сюров молчит до времени. Слово берет самая правильная Оксана. Свой семинар она провалила с треском уже давно. Она зрелая и любит свои замечания более чем то, о чем читает.
- Не понятно, почему мужчина ушел. Я бы не так написала, - уверенно начала она, - Когда крылья прорастают у героини,  у меня  как будто селезенку вырвало. В рассказе Часы вообще ничего не понятно. Как такую училку в принципе допустили до занятий? И как это часы били марши и …
“Внутренне изумляюсь, но внешне сохраняю спокойствие.”

 Вступает следующая коллега – молодая уверенная в себе девица:
- Короткий рассказ – просто отстой. Перебор с реакцией на мужика. Не указано время суток. Нестыковка какая-то. И клюв должен был оторваться с болью. Но читала с интересом.
 - Cпасибо, - бормочу сквозь зубы, и надеюсь, что время начнет бежать быстрее, спасая меня от ретивых одногрупников. Но время, кажется, остановилось.
- Когда увидела название рассказа “Часы”, подумала, что в нем должно было быть двадцать четыре главы. Ан, нет…
- Разрыв между собакой и неделями…
- История семьи не нужна…
-  Хотелось бы увидеть семейный рассказ…
- А так просто про сумасшедших людей…
- Клюв – это плохо…
“ Тайно  скрежещу зубами, но пытка и не собирается заканчиваться”.
Дошла очередь до военного. Он с победоносным видом выходит вперед, чтобы усилить впечатление, и вот его канализация прорывается.
- Все тоскливо. Знаки препинания  нужно переставить. (?)  Это уже было написано. (подозревает, значит, меня в плагиате, старичо-о-к). Автор страдает от одиночества, отсюда такая тема, - своим  тщеславным взглядом он окидывает меня и публику, готовясь для последнего удара. – Ну, в хронике происшествий, возможно, напечатают, -  горделиво хихикая, он чуть было не довел себя  до экстаза, но вовремя испугался. Или возраст подвел.
“Ну и падла ты старая”, -  думаю про себя, вспоминая его неадекватную макулатуру. Мдаа…
Далее все было соткано из многократных скучнейших повторений. Сюров вступил предпоследним. Он недолго распалялся, пока истерично не завизжал:
-   Бессловесные помои!!!
“Возможно, это своего рода самоудовлетворение. Сможет ли он вернуться  обратно к себе”? -  чувствую, как становится смешно, и  огромные какахи Сюрова остаются  в  его родном лоне.
Как хочется домой. В тишину. Подальше от этих людей, которые непонятным образом появились на моей дороге.
          Далее берет слово писатель, и все становится на круги своя.
- Поздравляю, коллеги. В нашей группе появился мистик.
 Он говорит долго, искренне и по существу. Его  искренние глаза смотрят на меня теплым взглядом, и я в них отогреваюсь  и обретаю  долгожданное спасение.  Здесь  звучит все  - и похвала, и критика. Только он один из всей группы понял то, о чем я  написала.  Ценные комментарии  сохраняю  в своем сердце. Мы доброжелательно прощаемся  с ним. Он спрашивает, не обиделась ли я?
- Нет, конечно, - мы все должны носить маски вежливости.
- Лера! –  после семинара меня ждет в коридоре моя сокурсница – молодая скромная, и очень начитанная девушка. На семинаре я слышала от нее очень лестные комплименты, и если бы не ложная скромность, я бы и ими поделилась.
- Лера! Ты так интересно пишешь! Мне очень понравилось. Неожиданно. Не обращай внимания на Сюрова. Ведь он злится, потому что сам ничего не может. Скучно читать.
“Уау!! Вот это да!” – смотрю на Вику влажными, преданными, полными благодарности глазами. В данный момент она обрела настоящего друга, в моем лице. Я уж точно не забываю таких вещей…  Сузив глаза, прохожу мимо  пухлого пожилого военного, и выхожу на улицу:
- Вот она, вновь обретенная свобода!  - не могу надышаться свежим  сырым воздухом. На лицо падают снежинки. Их медленный танец не заканчивается. - Ну как?  - cлышу их тихий легкий шепот.
- Все  так, как и должно было быть, - медленно кружусь вместе с ними, смотря на вечернее небо.  – А вот и она. Та звезда, которая провожала меня сегодня. Горит, смотрит на меня, а я на нее.
- Ты моя, - шепчу я ей.
- Это ты моя, - кивает она мне в ответ.

-  Боже! Благослови писателя!