Сумасшедший Дом Двенадцати Детей

Пассажирский поезд нёсся на всей скорости вперёд, а я спал настолько крепко, что в тот момент, когда разбудили меня, я не сразу сообразил, что происходит. Но, думаю, будь я даже в расположении духа, пробуждение человека посреди ночи со словами: «Билет предъявите, пожалуйста,» — было бы настолько омрачающим моё довольство, то я так и так не сообразил бы, что от меня хотят.

Это были проводники, которые с пьяну решили то ли по приколу, то ли из внезапно хлынувшего на них чувства долга перепроверить у всех пассажиров наличие билетов. Удивительно, как никто прежде ещё не возмутился этим. Либо я стал одной из первых жертв.

Случилось это практически ночью. Осенью начинало темнеть рано. Поэтому в тот момент, когда меня решили навестить с проверкой, я спал. Не удивительно, что я воспринял это за какой-то розыгрыш. Я просто не мог поверить в то, что у меня будут на полном серьёзе посреди ночи проверять наличие билета.

— Послушайте, — пытался объясниться я. — Меня же уже проверяли. Я уже полдня еду в этом составе. Неужели Вы думаете, что вы с первого раза не обнаружили бы у меня отсутствие билета.

— Заткнись, — рявкнул крупный проводник.

— Зачем Вы так со мной разговариваете? Я же вежливо.

— Собирай свои вещи и выметайся, — всё кричал он на весь вагон.

— Послушайте, Вы в своём уме вообще?

Толкнув со всей силы обеими руками, этот проводник просто швырнул меня на пол. Это было безумно больно, потому что толкнул он ударом всей своей массы, чуть ли не вывернув мне тем самым плечо, не говоря уже о том, что мне пришлось ушибиться головой и шеей об раздвижной столик в купе.

Я испугался. Мне была чужда агрессия. Поэтому всякий раз, когда кто-то пытался со мной подраться, я находил аргументы для того, чтобы примириться с этим человеком, и мне это всегда удавалось. Рассудительность и вежливость нередко спасали меня. Но этот проводник был определённо невменяемым. Именно это меня и напугало — отсутствие даже каких-либо предположений, на что он готов и что ещё он способен сделать.

Я ведь никогда не был зайцем, от того мне и было крайне горько, что я, будучи человеком никогда не испытывающим стыда, потому что не было никогда для этого повода, был так цинично брошен на произвол судьбы какими-то растолстевшими контролёрами. Видимо, их набирают посредством тяжелейшего отбора, находя самых циничных, бесчувственных и безэмоциональных людей , чьей талант мизантропии подпитывают ещё и низком оплатой труда. Признаться, не похоже, чтобы их набирая просто так, допуская до работы каждого встречного. Так хотя бы был шанс встретить хотя бы одного нормального сотрудника.

Поэтому я начал молча собираться и уже через несколько минут, полностью повинуясь им, покинул состав, оказавшись в непомерной тьме на перроне. Я ещё долго бродил вокруг да около здания вокзала, пока не понял, что оно было закрытым на ночь. Я просто не мог поверить, что со мной случилось такое и надеялся хотя бы на какое-то чудо. Например, что случившееся окажется просто неприятным сном. Ко мне не сразу пришло осознание, что происходящее реальность.

Осознание вернулось ко мне в тот момент, когда я случайно наткнулся на какого-то мужика. Он спал сидя на деревянном стуле у закрытого парадного входа на станцию. Без храпа, не издавая ни единого звука, просто сидел, не подавая признаков жизни. Нерешительно подойдя поближе, я легонько толкнул его, попытавшись таким образом разбудить. Он быстро пришёл в себя. Улицы освещали фонари, поэтому ему несложно было разглядеть меня в ночи.

— Мужик, что тебе надо? — спросил он недовольно, желая продолжить сон.

У меня возникло сомнение, стоит ли вообще беспокоить этого человека, но только подумав о том, как же странно будет выглядеть это — сначала разбудить человека, а потом молча стоять у него над душой, и я тут же начал на ходу выстраивать цепочку мыслей:

— Простите, пожалуйста. Просто тут такое дело. Меня ни за что ни про что взяли да высадили с поезда на станции. И я теперь даже не знаю, где я нахожусь и что делать.

— В глуши, мой дорогой, в глуши. В настолько глубокой и беспросветной глуши, что здесь даже одна единственная электричка проезжает всего два раза в неделю в одну сторону и ещё два раза в другую.

— А почему же вы тогда не сели на неё?

— Мне просто в другую сторону нужно.

— А чего Вы тогда здесь сидите?

— Жена из дома выгнала. Случается, знаете ли. Но Вы не суетитесь. Сейчас ночь, и Вы всё равно сейчас никуда не денетесь. Найдите где-нибудь укромное местечко, где можно уснуть. Что теперь уже поделать? В жизни практически нет ни одного человека, которому пришлось хотя бы раз в жизни по трагической случайности оказаться в шкуре бездомного. В этом нет ничего постыдного, если вынуждает ситуация. Не бойтесь. Просто ложитесь спать.

И правда. После этих утешительных слов я согласился, что со мной не случилось ничего такого, что не могло бы подождать до следующего утра. Поэтому я решил проспаться, чего мне не дали проводники электрички. Уснул я на ближайшей скамейке от этого незнакомого мне человека, подложив себе под голову чемодан с вещами.

Я не помню, что мне снилось. Но помню только то, как поразительно быстро мне удалось уснуть, учитывая, что в качестве постели мне служила неудобная деревянная скамейка с чемоданом вместо подушки. Но я был слишком измотан, чтобы обращать внимания на такие мелочи. А проснулся я от того, что кто-то неожиданно вырвал из-под меня мой чемодан с вещами. Это было несколько ребят возрастом от пяти до десяти лет. Самый высокий из них и вырвал из-под меня чемодан. Он бежал прочь, едва удерживая его сбоку своими двумя длинными руками. А вокруг него бегала вся остальная детвора, испытывая какое-то чрезмерно возбудимое счастье от того, что им удалось сделать какую-то пакость. Я тут же соскочил с места и погнался за ними, упав перед этим на пол.

В этом чемодане были не только одежда, но и все мои личные вещи, которые я привык носить при себе. Я мог бы покричать на помощь, но подумал, что это будет лишним. Во-первых, вряд ли кто-то решит прийти ко мне на помощь, во-вторых, если бы я крикнул, что у меня украли чемодан с вещами, вряд ли потом мне его кто-нибудь вернул бы. Не доверял я этому месту. Я не был с ним достаточно знаком. В разных местах живут разные люди. Почему местных я должен выделять среди других?

Пользы от этой пробежки оказалось никакой. Я бежал за ними несколько минут. Мало того, что я не мог угнаться за детьми, так вдобавок ещё они прекрасно понимали, что я не местный, поэтому смогли грамотно на этом сыграть. Они понимали, что я не знаю город, и пробегали в самых запутанных местах. Неудивительно, что спустя всего минут десять – пятнадцать, пробегав по улицам и между участками частного сектора, то перепрыгивая через забор, то пролезая по канавам, я окончательно потерял их из виду и обнаружил, что нахожусь в неизвестном мне месте. Я не только потерял свои вещи, но и потерялся сам.

Я оказался в каких-то тенистых зарослях, в которых было очень много крапивы. Вокруг только один сорняк высотой мне по пояс. Если бы я не был хорошо одет, то вряд ли выбрался бы от туда без последствий. Я вышел на автомобильную дорогу, которая шла вдоль заборов, без тротуаров, и направился обратно к железнодорожной станции вдоль высоких металлических заборов, надеясь, что иду в нужную сторону. А в итоге я лишь ещё больше заплутал. Но вышел хотя бы в ту часть города, где сообразили сделать тротуар. Там я хотя бы нашёл людей. Не сказать, что их было много, но хотя бы кто-то.

Вот шла мама в сопровождении пары маленьких детей с коляской на руках. Я ожидал, что её реакция будет несколько пугливой на меня, особенно учитывая, что с ней дети. Мамаши всегда такие чокнутые в отношении безопасности своих идей, порой до паранойи. Но я не ожидал, что подойдя к ней и задав вопрос, где находится железнодорожная станция, она выпучит глаза и, сказав, что не знает, тут же погонит своих детей вперёд, практически убегая от меня. Конечно, реакция не адекватная, но всему всегда есть объяснение. Я не сразу сообразил в чём дело, но кинув ей вслед презрительный взгляд, я в следующий же миг вспомнил, что мне пришлось пробежать через множество грязных просечек. Я тут же перебросил взгляд на себя и обнаружил, что вся моя одежда запачкана. Мои синие джинсовые брюки были окрашены практически сплошным чёрно-зелёным цветом травы с землёй. Мне тут же стало настолько стыдно, что я не сдержал свои эмоции и полном одиночестве начал измываться над собой за случившееся. За то, что посмел подумать, что это женщина повела себя как неадекватная, когда я сам в свою очередь выглядел куда более странно и безумно, чем она. Здесь сыграл обычный материнский инстинкт. Но что, если на меня напали? Что со мной и случилось. Меня ограбили. А эта женщина из-за своей паранойи оставила человека без помощи в опасности. Чудовищно эгоистичное поведение.

Я пошёл дальше, в надежде, что найду кого-нибудь, у кого не возникнут предрассудки при виде меня. Следующим мне попался старик. Он словно и не обратил на меня внимание. Он шёл вперёд как танк, не обращая внимание на происходящее вокруг. Когда я его окрикнул, он не сразу меня услышал. Мне пришлось к нему дважды обратиться. Причём первый раз я обратился к нему стоя напротив, а второй раз уже крича в спину.

— Извините? — и он идёт дальше. — Извините? — ещё громче спросил я.

— А? Да-да, слушаю, — тут же обратил внимание на меня старик. — Прости, я думал, мне послышалось просто. Знаешь, возраст всё-таки.

— Да-да, понимаю. Слушай, простите, я не местный и меня... в общем-то неважно, не могли бы подсказать, в какую сторону железнодорожная станция?

— А чего ж не подсказать то? Подскажу. Ты правильно шёл. Это в том направлении. Только как ты пройдёшь пару кварталов дальше вперёд, там будет перекрёсток. Сверни там направо. Нет, в смысле налево. Да, налево. И там уже иди до самого конца до упора.

— Спасибо.

— А что случилось то? — спросил он практически мне в след.

— Ничего, с чего Вы решили?

— Показалось. По голосу и внешнему виду.

— Нет-нет, всё в порядке, — ответил я ему и пошёл дальше, а старик лишь махнул в мою сторону рукой и тоже пошёл дальше.

Следуя его советам, я шёл прямо, затем налево и вышел наконец-то обратно к железнодорожной станции. Это был вроде как небольшое поселение не городского типа, потому что здесь не было высотных зданий и население было малочисленным, но и не сельского, потому что здесь было всё в порядке с инфраструктурой и цивилизацией, а дома скорее представляли из себя вариант городского частного сектора, нежели деревенские участки. Я назвал бы это городом европейского типа, либо городом российского типа в буржуазно зажиточной версии.

Здесь идея, что семья является ячейкой общества оживала прямо на глазах. Каждый дом представлял из себя оплот семейного очага. По ним снаружи легко было определить как нрав, так и благосостояние семьи. Поэтому дома были хоть и европейского типа, но очень разнообразные.

Поэтому несколько забавно выглядело то, что на фоне даже дорогих заборов всё остальное, что было лишено бытового характера, всё за пределами земельных участков пребывало в состоянии деревенской пустоты и хаоса. Это, конечно, выглядело симпатично, но множество торговых точек и павильонов, которые находились в ужасающем состоянии, вызывали сомнения, можно ли было там вообще что-либо приобретать, опасаясь за собственную жизнь.

Но, как ни странно, железнодорожная станция выглядела блестяще. Не сомневаюсь, что это было результатом реконструкции. Хотя я сказал бы, что администрация станции, города или железнодорожной компании ограничились только ремонтом, что было бы логично, учитывая частоту проезда основных маршрутов здесь, если бы не заметил, что и фасад здания был тоже с новой отделкой, вряд ли чем-то визуально отличающейся от старой, потому что снаружи это было обыкновенное старое здание, по стилистике, но не по состоянию, ничем не отличающейся от других станций, сооружённых в каких-нибудь имперских временах. Но зайдя внутрь ты словно оказываешься в филиале офисного центра железнодорожной компании — яистые полы, множество стендов, современные часы, автоматы с едой и кофе и кассы в виде обустроенных в металлических тонах с пластиковыми окнами кабинок, из которых сотрудники станции говорили посредством голосовой связи. Невероятно, но здесь даже раздавали wi-fi. От удивления я даже воскликнул, однако пользы мне от интернета всё равно никакой.

Обратив внимание на работающие кассы, я тут же направился к ним, чтобы, так скажем, выяснить отношения. Громко постучавшись по окошку, я случайно испугал молодую девушку, работающую за кассой, но вместе с тем обратил на себя внимание.

— Здравствуйте, можно к Вам обратиться? — спросил я.

Нажав на кнопку, она заговорила достаточно вежливо:

— Господи, зачем так пугать людей то? Если хотите о чём-то спросить, нажмите, пожалуйста, на кнопочку.

Это меня обескуражило, потому что я сразу же заметил, что на кассах установлен специальный аппарат для связи, но на фоне каких-то эмоций вовсе об этом забыл, от чего испытал незначительное смущение за свою глупость.

— Да, здравствуйте, — наконец-то нажав на эту дурацкую кнопку, заговорил я. — Тут такое дело, меня вчера ночью высадили из поезда на вашу станцию.

— Так, а почему?

— В процессе поездки я потерял билет. Хотя в самом начале, ещё на выезде, он был при мне и я его даже предъявлял. Но учитывать этого проводники не хотели и даже разбираться не стали, а просто посреди ночи меня фактически вышвырнули на улицу, — затем выдержав паузу, остановив себя в нужное время, чувствуя как просьба перерастала в бытовую жалобу, я продолжил:— Я хотел спросить, если я, например, хотел бы написать жалобу или обратиться хотя бы за помощью, то я же могу, не знаю, например, к администрации вашей станции обратиться?

— Ой, ужас, — заметила она прослушав мою историю. — Какие же звери порой работают среди проводников. Слушай, давайте так, Вы пока подождите здесь, я быстренько сбегаю в кабинет к начальнику станции и спрошу, что да как. Хорошо?

— Хорошо.

И девушка тут же оставила кассу. Немного подождав, всего пару минут, я понял, что скорей всего это будет не быстрое дело и решил немного прогуляться по фойе. Неожиданно на скамейках я обнаружил того самого мужчину, который прошлой ночью спал на стуле у входа на станцию. Когда я подошёл к нему, я хотел обратиться первым, но он быстро узнал меня и заговорил сам:

— О, это же вы! Тот самый, кого высадили вчера ночью с поезда?

— Да, это я. А как Вы меня узнали?

— А Вы как меня?

— Вы спали под фонарём, было не сложно.

— И правда. А мне просто показалось, что это Вы. А оказалось, что не показалось. Но на самом деле говорил я наугад. Просто Вы уж слишком не похожи на здешних людей.

— Правда? И почему это?

— На самом деле я Вам соврал. Я узнал Вас, потому что утром увидел Вас лежачего на скамье снаружи станции и успел Вас запомнить практически детально. Только мне помнится, у Вас был чемодан.

— Да, был.

— И где он? Потеряли?

— Нет, конечно. Как Вы себе это представляете? Там же все мои вещи. Нет-нет, его украли.

— Как это украли? Серьёзно?

— Серьёзней некуда. А Вы думаете почему я такой грязный?

— Ох, и правда, а на это я не обратил внимание. Здесь обычно на такое не обращают внимания.

— Как же, — несколько скептично сказал я.

— Неужели Вы погнались за грабителем?

— Или вернее грабителями. Немного стыдно признаваться, но меня ограбили дети.

— Правда? А чего тут стыдного то? Это же деревня. Здесь нет никаких развлечений. Чем заняться молодёжи? Им же нужны ощущения. Я их прекрасно понимаю. Я на них месте и не то творил бы. Если что-то горит, если вы обнаружите мёртвого щенка, забитого до смерти, или если кто-то ограбил ларёк, вряд ли кто-нибудь поверит, что это сделал кто-то из местных жильцов. Слишком уж много денег требует оплата по участку и дому, чтобы подобное имели те, кто промышляет грабежами. А вот дети — пожалуйста. Так уж всё устроено. А кто виноват? Родители? Нисколько. Человеческая природа и общество, игнорирующее потребности детей. Здесь же ничего нет, ни театров, ни центров, ни клубов. Представляете, у нас в города даже нет школы и больницы. А казалось бы, крупный и восходящий город.

— И где же учатся все?

— Уезжают из города, конечно. А что им поделать? Родители достаточно зажиточные, чтобы иметь квартиры в крупных городах. На крайний случай, им точно хватит на съём.

— И правда, ужас какой-то.

— Кстати, я так полагаю, Вы сейчас собираетесь попытаться разобраться в случившиеся вчера ситуации?

— Почему Вы так решили?

— А что Вам ещё здесь делать? Билеты покупать? Возможно, но я подумал, что из двух вариантов куда вероятнее ваше возмущение. По крайней мере на вашем месте так поступил бы каждый. Не думаю, что иногда оригинальность признак ума. Например, в Вашем случае было бы оригинально стерпеть и проигнорировать случившееся. Когда возмущение банальность, то и быть лохом оказывается оригинально. Ирония и парадокс жизни. Но если серьёзно, без всех этих надмнений, я не советовал бы Вам сейчас пытаться в чём-то разобраться.

— Почему это?

— Ну Вы сами посудите. В принципе Вас выгнали за дело, хоть и несправедливо и достаточно грубо. Вы оскорблены и унижены, я Вас понимаю, Ваше возмущение заслужено. Но так или иначе скорей всего основание было. Вот Вы, например, билет то потом ещё раз у себя поискали?

— Нет.

— Тем более. А у Вас ещё и чемодан скрали.

— Да я и не успел бы просто. Не ночью же искать. А скрали у меня на утро, когда я спал.

— Понимаю, понимаю. Только смысл то какой? Теперь и вовсе не найдёте билет. А они разбираться в Ваших проблемах не будут. И что Вы доказывать будете? А начальник местной станции вряд ли захочет себе голову забивать такой ерундой, как разбирательство в Ваших проблемах. У него и своих предостаточно. Вы, конечно, извините, что я так откровенно. Но вряд ли кто-нибудь, кроме Вас, не будет считать ваши проблемы ерундой. Вы, конечно, можете гневно давя ручкой на бумагу написать жалобу. Только кто её рассматривать будет? И кому она вообще сдалась? Я может быть не разбираюсь во всех этих делах бумажных, но мне кажется, что дело это гиблое для Вас. Проще переждать, приобрести билет и уехать спокойно, когда это будет возможно.

— Ладно, уговорили. И что же мне делать в оставшееся время?

— А деньги у Вас при себе? Надеюсь, их не украли.

— А что? — с сомнением спросил я.

Не люблю, когда незнакомцы спрашивают у меня о деньгах. Сразу же появляется параноидальное ощущение, что передо мной аферист.

— Вы, наверное, уже забыли, но я ушёл от своей жены.

— Да-да, помню, она Вас выгнала.

— Нет, это я от неё ушёл, а не она меня выгнала! Так или иначе, мы с ней сдавали комнату. Вряд ли сейчас что-то изменилось. Она не работает и ничего не умеет делать. Бесполезная баба. Зачем я вообще женился на ней? А! Вспомнил. У неё были шикарные большие сиськи. Когда ты молодой, никогда не задумываешься о том, как всё будет выглядеть к сорока годам. Так или иначе, вряд ли она откажется сдать Вам комнату, особенно учитывая, что иных источников доходов у неё и быть не может.

— Хорошо. Я подумаю. Не могли бы тогда сказать, где она живёт?

— Пожалуйста. Улица Красная, дом двадцать три.

— Улица Красная, дом двадцать три. Запомнил.

— О, начальник станции идёт. Это, похоже, за Вами.

Я повернулся, чтобы посмотреть, так ли это. И правда, в мою сторону направлялся мужчина среднего роста с явной глубокой лысиной с несколько неуверенными и возвышенными чертами во всём, в походке, манере держать голову и руки, во взгляде и даже одежде, которую он носит. Подобное поведение свойственно людям очень мягкого характера и зачастую ошибочно приписывается гомосексуалистам. А за ним более уверенно, но немного недовольно шла девушка, уткнувшись взглядом пол. Она отвела начальника станции до фойе, указала рукой на меня, что-то сказав, и тут же удалилась обратно.

— Здравствуйте, это Вы обратились к нашему сотруднику с жалобой? — подойдя ко мне, обратился начальник станции.

— Да, — встав, сказал я.

— Хорошо. Пройдём-те ко мне в кабинет, расскажете поподробнее.

— Хорошо, — согласился я и пошёл следом за ним.

Кабинет начальника станции оказался немного иным, чем я предполагал. Жёлтые стены. Бордовые оттенки мебели. Это больше походило на попытку сделать вид роскоши и вкуса внутри чего-то обыденного и банального, от чего оставлял привкус безобразной безвкусицы, словно мне пришлось закусывать лимоном красное вино. В остальном это был самый обычный рабочий кабинет, со всей этой привычной чушью в роде канцелярских товаров, календарика, лампы, фотографии семьи в рамочке, настольных часов и предмета президента прямо за спиной начальника станции.

— Что ж, рассказывайте, что случилось.

Я поведал историю, немного эмоционально, но без капли лжи, на что услышал вполне закономерный вопрос:

— И что Вы планируете предпринять?

— Скажу честно, я был в бешенстве, когда это произошло, а сегодняшнее утро, после ночи, проведённой под небом, я хотел уже рвать и метать. Когда я обратился к кассирше, я хотел написать жалобу. Но сейчас я понимаю, что в этом нет смысла. Не говоря уже о том, что Вы вполне адекватно меня приняли и готовы были выслушать. Поэтому я не имею никаких претензий. Что случилось, то случилось. Пусть этот позор останется на совести тех проводников. А сейчас хочу лишь спросить у Вас, что я могу сделать?

— Ситуация очень сложная. Вы же понимаете, что мои полномочия, равно как и всей станции, не слишком обширные. Я даже не знаю, насколько эта ситуация обыденная. То есть рядовой это случай или всё-таки что-то неординарное. Я знаю всех, кто здесь живёт. Всё-таки я тоже проживаю в этом городе. Поэтому я склонен Вам верить, что Вы не местный. А если Вы не от сюда, то вряд ли забирались бы в такую глубь ради бесплатного билета. Верно? — посмеялся он. — Поэтому, я думаю, смогу достать Вам бесплатный билет до пункта назначения. Хоть у меня, конечно, и нет никаких на то корпоративных прав. Извините моё занудство. Просто хочу Вам объяснить причину такой щедрости. Я всё-таки тоже член этой организации, и позор для компании — позор для всех сотрудников. Но, как Вы понимаете, поезда здесь ездят не так часто, как хотелось бы. Я думаю, Вы уже изучили расписание. Когда будет нужный Вам рейс?

— Дня через два.

— Да, долго. Извините, вот с этим я уже точно ничем не могу помочь. Билет я Вам как-нибудь достану. Но, надеюсь, до нужного дня Вам будет где переночевать?

— Похоже, что да.

— В крайнем случае, если всё-таки никаких вариантов не найдётся, обращайтесь. У нас есть комнаты отдыха. Если понадобится, поселим Вас на пару дней.

— Хорошо, благодарю.

Сообщив место, до которого я должен был добраться, начальник станции тут же проверил расписание рейсов, и заметил:

— Да, и правда через два дня. В три часа. Давайте так, приходите за билетом утром в день отправления, чтобы забрать его. Я тоже себе куда-нибудь запишу, чтобы быть готовым. А то знаете, бывает, что вообще весь день ничего делают, то бывает аврал. Вы, кстати, кем работаете?

— В данный момент никем. Уволился и решил отправиться в путешествие. А до этого кем только не работал. Но в последние два года работал учителем истории и обществознания.

— Правда? Знаете подход к детям?

— Не сказал бы. У меня хоть и педагогическое образование, но исторические науки меня привлекают больше, чем педагогические.

— Но учите хорошо?

— Да. Думаю, да. Как преподаватель неплох, как учитель, не знаю.

— Интересно, и в чём же разница?

— Ну это скорее моё собственное представление, что преподаватель это тот, кто учебный материал просто умеет преподнести ребёнку, а учитель, он именно, что учит, то есть имеет некоторый воспитательный элемент. Но на мой взгляд, преподаватель порой лучше, потому что не навязывает мнение ребёнку.

— Но всё-таки, согласитесь, что-то детям навязывать стоит.

— Конечно. Но мне кажется, что детям слишком легко что-то внушить, потому что они как губка всё впитывают. И по-моему это несколько не честно. У меня большее уважение к тем людям, которые пытаются исправить взрослых людей, нежели чем к тем, кто воспитывает детей авторитарными методами. Но всё-таки, да, есть вещи, к которым нужно принуждать.

— У нас вот в городе вообще школы нет и дети совсем уже распоясались.

— Да, я уже в курсе.

— Ну ладно, извините, у меня много дел, — сказал мужчина, вставая из-за стола.

— Да-да, понимаю, — согласился я.

— Но мне было приятно с Вами пообщаться.

— И мне, благодарю за помощь.

— Ох, да не за что. Скоро увидимся.

Покинув кабинет, я тут же отправился обратно в фойе. Я хотел найти того мужчину, с которым разговорился до встречи с начальником станции, чтобы поблагодарить его. Медленным шагом я обошёл всю станцию вдоль и поперёк. Она оказалось не такой большой, какой выглядела снаружи. Но его я так и не застал.

Что ж, не помешало бы купить кофе у автомата. Раз уж всё равно нечем пока заняться. Я был приятно удивлён ценам, которые были в нём установлены. Раза в два или три ниже, чем в крупных городах. А если уж мерить по Москве, то вовсе в семь или восемь.

Заказал капучино. Не знаю почему, обычно не пью его, но захотелось чего-то лёгкого и вкусного. И пока я пил кофе, неожиданно обнаружил, смотря в окно на станцию, что он стоит уже на платформе. Я тут же побежал наружу. За это время на улице начался лёгкий дождь. Осень всё-таки. Чего ещё ждать от погоды? Да и неплохо так похолодало. Подойдя к нему, я сказал:

— Знаете, а я Вас искал.

— Зачем?

— Да поблагодарить хотел.

— Ох, да ладно Вам, это же пустяки. Информацией нужно делиться свободно и безвозмездно.

— А Вы почему на улице стоите? Дождь же начался. Простынете.

— Скоро приезжает мой рейс. К сожалению, мне придётся с Вами попрощаться. А Вам на этот рейс нельзя. Вам в другую сторону.

— Я знаю. А Вы как поняли?

— Элементарно же. Вчера ночью здесь мог проехать только один рейс. Здесь же не так часто что-то ездит.

— Ах, точно. Знаете, порой упускаю очевидные детали. А скоро Ваш рейс?

— Минут через десять.

— Слушайте, давайте я Вас хотя бы кофе угощу?

— Ну если только Вы предлагаете.

— Отлично, я сейчас.

Я тут же побежал на станцию, чтобы взять ещё две кружки кофе, как тут же позади услышал вдогонку окрик:

— А лучше капучино!

Я сак и сделал. Взял ещё два капучино и вернулся на платформу, где меня ждал этот радушный мужчина.

— Слушайте, хотел спросить, — обратился к нему я по возвращению. — А вот с Вашей женой…

— Что? — спросил мужчина, когда заметил, что я начал заминаться.

— В общем, что у Вас с ней произошло?

— Ох! Знаете. Даже говорить об этом не хочется.

— Если не хотите, можем не говорить об этом, — тут же из вежливости я поспешил отказаться.

— Нет-нет, не беспокойтесь. Тут дело не в чувствах. Просто банальность. Обычная бытовуха. Сначала мы долго кричали друг на друга из-за хлеба, потом из-за следов на столе, зачем из-за стульчака, а потом из-за немытой кружки мы чуть ли не убили друг друга.

— Серьёзно?

— Когда я был молодым и слышал подобные же истории, я был такого же скептического мнения.

— Нет-нет, я Вас даже понимаю. Кажется глупость, а накапливается. А Вы не думаете, что стоит помириться?

— А у меня в том план и заключается. Я сейчас уеду и мы с ней вдвоём поживём раздельно. Оба соскучимся, успокоимся, а потом я вновь приеду и мы нормально поговорим с ней.

— И правда, достаточно обыденно. У меня родители точно также всегда поступали.

— Что тут скажешь. Брак это очень сложное, хрупкое и очевидно банальное дело. Здесь ничего нового нет и быть не может. Но Вы всё-таки зайдите к моей жене. Это я могу быть в одиночестве, а ей компания не помешает. Правда, я боюсь, она может насесть Вам на ухо. Я вижу, Вы человек вежливый. Это хорошо, но в случае с моей женой плохо. Чем больше Вы будете ей позволять, тем более развязно она будет себя вести. Так что, Вы поаккуратнее. О! А вот и мой рейс. Ладно, давай-те. Полагаю, что прощаемся. Рад был с Вами встретиться, но увы, теперь это всё будет только в воспоминаниях.

— Да, — слегка взгрустнул я. — Но ничего. Лучше тёплые воспоминания, чем печальная действительность.

— А я смотрю Вы оптимист. Держитесь этой марки чаще. И да, найдите свой чемодан. Вам всё равно будет нечем заняться следующие пару дней. Вот, хоть вещи вернёте.

— И правда. Удачного пути.

— Благодарю. И Вам удачи.

Попрощавшись с незнакомцем со станции, я тут же удалился с платформы. Мне безумно хотелось есть, особенно после двух чашек капучино. Так как я до сих пор считал рискованным приобретать еду в местных забегаловках, я решил испытать автомат с едой. Увидев, что в нём цены как в продуктовых магазинах в крупных городах, а также в соотношении со стоимостью кофе в соседнем автомате, я понял, то для местных это были высокие цены. Однако для меня это не составляло особого ущерба.

Что только не продавалось в этом автомате. Всё возможное съедобное барахло, которое можно упаковать в полипропиленовую упаковку. Я заказал маленький контейнер с сэндвичами. Я уже не надеялся, а молился, чтобы они не были просроченными. Я мог только гадать, сколько они там пролежали до того, как кто-нибудь рискнёт их заказать. Но ничего сладкого мне не хотелось, а чипсами не наешься.

Итак. Красная, 23. Найти этот дом оказалось не так просто, как я предполагал. Всем маленьким городам это свойственно. Неброские название внушают ощущение, что улицу найти не составит труда. Словно планировка здесь должна быть как в садовом товариществе, по римскому стандарту, всё либо параллельно либо перпендикулярно. Как в США — авеню и стрит. Мне пришлось изрядно помотаться по городу перед тем, как мои сомнения в этой нашей национальной глубинке полностью отпали. Нужную улицу я нашёл без чужой помощи. Повод гордиться. Кажется, я стал лучше разбираться в здешней местности.

Когда я свернул на улицу Красную, я обратил внимание на то, как дома по центральным улицам значительно отличаются от домов на окраине. Конечно, подобное можно увидеть в любом городе, но не ожидаешь увидеть наглядную разницу в городе, который практически ничем не отличается от городского частного сектора.

Двадцать третий дом был в пяти – шести домах от городской границы. Здесь заканчивается глубинка. Дальше начинается необъятная природная пустота. Я не знаю, чем каждый раз мотивируется моё представление о вещах, которые я никогда не видел, но двадцать третий дом по Красной улице был совершенно не таким, каким я его себе представлял. Возможно, я наивно полагал, что вещи должны быть отражением личности своих хозяев. Всё-таки выбор во всём и всегда мы делаем на основе предпочтений. Дом уж точно строим под себя. Разговорившись с этим незнакомцем, я предполагал, что увижу компактное, одноэтажное, уютное, но шикарное и богатое в своём стиле здание, сделанный в ручную. Настоящий хозяйский дом. Но вместо этого я обнаружил высокий двухэтажный куб сплошного серого цвета с плоской крышей. По площади он был квадратным и узким по обеим сторонам. Это был просто безжизненный кусок бетона с пластиковыми окнами. В качестве забора был один сплошной металлический лист зелёного цвета. Безвкусная банальщина.

Я постучал в дверь и немедленно наткнулся грозный лай собаки. Из-за испуга от неожиданности с резко пробившимся потом и быстрым сердцебиением я тут же почувствовал, как начали подступаться съеденные мною сэндвичи. Обычно собаки лают на всех проходящих. Особенно на окраине, где практически никто и никогда не ходят, а машины проезжают раз в один – два века. Раз она не услышала меня до того, как я постучался в ворота, значит, скорей всего собака старая. Правда, я совершенно не разбираюсь в животных и не могу определить когда они стареют внешне, пока не замечу, что они начинают хуже видеть или слышать. Хотя, может быть, она просто плохо слышит из-за какой-нибудь болезни или врождённо. Не исключаю этого.

С безопасностью и доверием в городе, видимо, было всё в порядке, так как через пару минут вышла хозяйка и открыла мне дверь. Внешность у неё была обыкновенная. Одета она была не по-деревенски. Скорее как типичный образ девушки-колхозницы. Комбинезон и повязка на голове.

— Здравствуйте, чего хотели? — спросила она.

— Здравствуйте, я от Вашего мужа, — сказал я не подумав.

— Ах, вот оно что? Скажите ему, чтобы он шёл к дьяволу вместе со своими проституткам. Нечего мне тут.

Женщина решила закрыть передо мной дверь, и я тут же поспешил её остановить.

— Стойте! Простите! Видите ли, ситуация такая, я его встретил случайно. Я не местный. Этой ночью меня проводники высадили на станцию. Мне пришлось всю ночь провести на улице. А Ваш муж сказал, что Вы комнату сдаёте. По крайней мере сдавали. У меня деньги есть. Готов заплатить вперёд. Мне всего два дня нужно переночевать. Я надеюсь на Вас.

Немного подумав, женщина всё-таки впустила меня внутрь:

— Ладно, проходи. Прямо и налево. Дверь открыта. Пройди там пока что на кухню.

К моему счастью изнутри дом представлял из себя не такую же скуку, как снаружи, что становится понятно уже с порога. В коридоре много множество вещей самого разного назначения. Это больше было похоже на то, что хозяевам было лень сооружать отдельную сарайку, и тогда они решили размещать весь хлам непосредственно в начале своего дома. Строительные инструменты, инструменты для огорода, одежда, обувь, детали для автомобиля, множество книг, перчаток, всякие аксессуары для курения, для чая, для кофе и так далее. Чего здесь только не было. Я и не знал куда деть свою обувь и верхнюю одежду. Хотя мой внешний вид вполне располагал этому месту.

Пройдя дальше, я вышел на кухню. В ней было уже предельно чисто. Каждый человек, привыкший к городской жизни, думает, что деревенская будет настолько запущенной, что в ней обязательно не должно быть место цивилизации. Напротив, современная деревня ничем не отличается от города, за исключением большого пространства и отсутствия всякой культуры. Кухня была обустроена в стиле хай-тек в классических тонах американской жизни. Это была не кухня с российской глубинки. Было видно, что в ней сделано всё для комфорта. И теперь у меня были сомнения, что мне в столь грязном виде стоит здесь находиться. Но когда хозяйка впускала меня к себе на участок, не могла этого не заметить. Спустя пару минут на кухню пришла и она.

— Что, Вам мой муж не говорил, сколько мы обычно берём за комнату?

— Нет.

— Хорошо. Тогда я с Вас возьму 750 рублей за два дня. Согласны?

— Да, вполне.

— Вот и отлично. На втором этаже находятся две комнаты. Слева и справа. Ваша та, что слева. Лестница, если что, по коридору дальше сразу же за кухней. Всё. Можете располагаться.

— Да, простите. Я к сожалению сегодня потерял все свои вещи.

— Да? Как это?

— Меня ограбили с утра.

— Какой ужас! Надеюсь, с Вами всё в порядке?

— Ну как видите. Даже всё самое важное при себе. Деньги, документы, телефон. А вот от одежды ничего не осталось. Пока гнался за грабителями, весь измарался. Мне безумно неловко просить Вас…

— Ах, не беспокойтесь. У нас всегда найдётся лишняя чистая одежда. Особенно мужская. Правда есть одна проблема. Я сомневаюсь, что она будет Вам по размеру. Мой муж всё-таки человек не маленькой комплекции, а Вы, конечно, простите меня, но для него немного щупленький.

— Да я согласен. Но это будет лучше, чем ничего.

— Можете переодеться и отдать мне свои вещи. Я их выстираю. Думаю, за пару дней точно высохнут. Если хотите, я могу затопить баню, и тогда Вы вечером смотреть помыться.

— Было бы здорово, — образовался я.

— Вот и отлично.

Отдав мне одежду своего мужа, женщина тут же заметила:

— Кстати, сразу предупреждаю, кормить я Вас не смогу. К сожалению, еды у меня осталось только на себя. Поэтому пищу Вам придётся закупать себе отдельно. Могу посоветовать сходить в кафе к Джебреку.

— Правда? А там не опасно питаться?

— Как сказать. Людям с нежным желудком, конечно, туда лучше не стоит ходить неподготовленными. Но в принципе не отравит. Готовит очень тяжёлую пищу. У даже от салатов будет тяжело на желудке. Уж не знаю, что он туда в них добавляет. Ну не умеют они готовить лёгкую пищу. Кавказский темперамент у них даже на пищу распространяется.

— Хорошо, спасибо за рекомендацию. Я тогда пойду для начала переоденусь.

Зайдя в комнату, я предварительно закрылся изнутри, чтобы избежать недоразумений.
Комната была оформлена в таком же стиле, что и кухне. Разница только в том, что здесь практически не было мебели. Один пустой шкаф, письменный стол с тумбочкой и стулом, и матрас вместо кровати.

Сняв с себя всю одежду до нижнего белья, я переоделся в вещи незнакомца со станции, которые на мне весели и болтались как доспехи на худющем оруженосце, получившего звание рыцаря в прыщавом возрасте. На мне всё выглядело как мешок. Всё, кроме моей одежды, которую я приобретал, как правило, на заказ. Многие мне, смеясь, предлагали сходить в «Детский Мир». Знаете, я не отказался бы, если в нём продавали не только по размеру подходящее, но и вкусам.

Спустившись вниз уже в новой одежде, которая едва удерживалась на мне благодаря кожаному ремню, я обнаружил, что хозяйка успела покинуть дом. Выйдя наружу, я нашёл её уже пашущей в огороде.

— Простите, — обратился я к ней с порога.

Я немного опасался покидать дом, потому что был выбор либо стоять на одной площадке с злой собакой, либо войти на огород, которого я всегда боялся из-за своей неуклюжести, особенно среди узких тропок и рыхлой земли.

— Да? — спросила меня женщина. — Вы чего-то хотели?

— Я хотел спросить, куда мне деть мою одежду?

В ответ она лишь посмеялась.

— Что? Почему Вы смеётесь? — удивлённо спрашивал я с улыбкой на лице.

— Простите ради Бога, но Вы даже не представляете как Вы смешно выглядите в одежде моего мужа. Ладно брюки, их ещё ремнём можно подержать, но наверх лучше оденьте своё. Знаете, лучше уж в грязном пальто, чем в мешке ходить.

— Думаете? — посмотрев на себя, задумался я. — Да, пожалуй, Вы правы. Всё равно больше всего я запачкал брюки.

— Не волнуйтесь. Давайте мне, я отнесу их.

Аккуратно пройдя на огород, я передал хозяйке свои брюки, а затем быстро поменял широкую кофту на привычное мне пальто.

— Кстати, скажите, как там мой муж? — спросила она, крича из бани.

— Знаете, страдает.

— Страдает? С чего Вы это решили?

— Ну может быть я преувеличил. Я точно не знаю, что это было. Но он был безумно разочарован в случившемся и скучает по Вам.

— Это он просил так сказать? Я ведь знаю, что это неправда.

— Нет, он этого не говорил, но я понял это по его выражению лица. Не может так выглядеть счастливый человек.

Женщина задумалась. Она явно засомневалась в своих домыслах, полагая, что муж уже не любит её также, как прежде. Хотя, возможно, в этом она как раз таки и была права. Я соврал ей. И совершенно не мог понять зачем. Из мужской солидарности? Или потому что чувствовал за собой должок и пытался таким образом отплатить? Или же просто чтобы подбодрить хозяйку, чтобы мне было проще с ней жить следующие два дня? Пусть думает, что я не безразличен к их проблеме.

Я вернулся к себе в комнату. Несмотря на то, что в поезде и на улице мне удалось поспать, такой сон ни за что не сравнится со постельным. Мне требовался отдых, хороший отдых. Но хоть мне так и не удалось неплохо поспать, но даже в уютной постели мне удалось пробыть не больше полутора часов. Я очень быстро проснулся. Проснулся от чудовищного чувства голода. Кажется, я никогда так не голодал, как в тот день. При всей своей щуплости, мне постоянно хочется есть, поэтому я был достаточно прожорливым.

Перед тем как лечь спать, я был слишком сильно увлечён своей потребностью во сне, из-за чего проигнорировал лёгкое чувство голода. Тогда мне это не казалось важным. А теперь, проснувшись, мне казалось, что я вот-вот упаду в голодный обморок. Мне пришлось найти в себе силу воли, чтобы подняться с постели в предобморочном состоянии. Аккуратно поднявшись, я начал медленно одеваться. Дело было не только в том, что у меня оставалось мало сил на активные действия, но ещё и в том, что я боялся перепада давления и от резких жестов. Я чувствовал, что любое резкое движение вызовет во мне холодный пот, который уже подступал.

Покинув дом, я крикнул хозяйке:

— Извините!

— Да? — откликнулась она. — Вы уже поспали?

— К сожалению не столько, сколько можно было бы. Я ужасно проголодался. Поэтому, пожалуй, схожу в ту забегаловку, которую Вы мне рекомендовали.

— Отлично. Уверяю Вас, там не только недорого, но и безумно вкусно. А на счёт качества не беспокойтесь. Отравление Вы точно не получите.

— Обнадёжили, — иронизировал я.

Я вышел обратно на улицу, и женщина тут же закрылась за мной. Собака уже не лаяла на меня. Видимо, привыкла. Что лишь в очередной раз говорит о том, что она старая. Потому что молодые слишком долго приживаются к новым людям. Даже им свойственна радикальность в молодости и мудрость в старости во взглядах на окружающий мир.

Оказывается заведение Джебрека находилось практически напротив вокзальной станции. Таким образом мне пришлось вновь пересечь для этого весь город. А моё мнение, что я за этот день успел изучить город, подверглось сомнению. Идя по тому же пути, я каким-то образом умудрился заплутать, практически на каждой улице спрашивая прохожих, которых мог найти, в какой стороне находится вокзал.

Я ожидал, что Джебрек будет кавказцем со стереотипной внешностью и будет держать какой-нибудь небольшой фургончик с фаст-фудом, на котором закреплена вывеска «Шаурма» либо «У Джебрека». Как же я был удивлён, когда обнаружил, что он открыл свою забегаловку в своём собственном доме, смекнув, как удобно близко расположен его участок к станции, являющейся по сути центральной частью города. По сути каждый входящий, посещал не просто кафе, а хозяйский дом. Именно с таким ощущением заходил я. Это немного уже располагало к нему. Потому что по сути я был как бы не просто клиентом в его заведении, а гостем в его доме.

Ещё большим удивлением было то, что изнутри я обнаружил не типичный кавказский ресторан, а уютное местечко, семейную забегаловку. Махровые диванчики с невысокими деревянными столиками. Уже был вечер и на улице темнело, поэтому я был готов увидеть то, что здесь будет много людей, но к моему удивлению столики были пусты. А напротив них большой длинный стол, немного напоминающий что-то между барной стойкой и витриной, которую используют для продажи мяса. За ней работал молодой парнишка на вид лет восемнадцати русской внешности и опрятный на вид. Только увидев меня на пороге, он тут же заявил:

— Здравствуйте! Рад Вас видеть в моём заведении.

Подойдя к нему, я спросил:

— Извините, я не местный, приехал на пару дней и сильно проголодался. Мне рекомендовали зайти к Джебреку, я же верно пришёл?

— Да, конечно, всё правильно.

— То есть Вы Джебрек?

— Да. А что?

— Да нет, всё в порядке.

— Ожидали увидеть кого-то более похожего на кавказца? — спросил он, улыбаясь.

И тогда я понял, что в моей реакции не было ничего нового и ничего предосудительного.

— Чуть-чуть, — ответил я ему с долей иронии.

— Не беспокойтесь. Это уже в порядке вещей. Мой отец из Сочи, а мама из Махачкалы. Отец вообще имеет целый комплект в роду. И абхазы, и грузины, и осетины, и армяне. Он такой. Настоящий кавказец, с грузинским диалектом, абхазским темпераментом и армянским носом. А мама у меня дагестанка. То есть вообще целая помесь северокавказских национальностей, живущих на берегу Каспийского моря.

Меня куда больше потрясало не то, что его внешность ничем не отличалась от русской, а то, что его говор был чистейшим русским, без какого-либо диалекта, свойственного каждому, даже местным жителям. Он словно говорил на литературном языке.

— Я и сам удивляюсь тому, что совершенно никак не отличаюсь от русских. Во мне множество кровей, все с Кавказа, а сам я русский русским. Всё-таки, думаю, хоть этнос мы и не выбираем, но национальность даётся нам с воспитанием. Ох, ладно, может что-нибудь закажите?

— Да, с удовольствием. Может что-нибудь порекомендуете?

— Есть у меня моё любимое блюдо, которое я умею готовить лучше остальных. Говядина по-мексикански.

— Это как?

— Мелко нарубленная хорошо обжаренная говядина. Сочная и вкусная. За сто грамм всего сто пятьдесят рублей.

— Согласен. Тогда, пожалуйста, грамм двести. А шарума есть?

— Да. Рублей пятьдесят будет стоить. Предпочтения есть какие-нибудь?

— Только если побольше мяса.

— Тогда ещё за 20 рублей могу двойную порцию Вам дать.

— Отлично, давай. И попить чего-нибудь. Желательно кофе.

— Американо или эспрессо?

— А просо кофе с молоком есть?

— Конечно, есть. Всё будет. Может что-нибудь ещё?

— Нет, спасибо.

И Джебрек тут же начал готовить пищу прямо практически не отходя от кассы.

— Ух ты, всё на виду, — удивился я.

— Ну, конечно. Так надёжнее. Люблю сам себя мотивировать на качественную работу. В отсутствии контроля я становлюсь слишком ленивым.

— Кстати, хотел спросить, а почему никого нет?

— Большинство людей приходят ко мне только чтобы сделать заказ и тут же забрать его. Местные любят есть на дому. Просто заказывают и забирают с собой.

— Интересно. И много клиентов?

— Когда как. Иногда не поспеваю за заказами. Особенно когда у кого-нибудь праздник. Поэтому обычно прошу местных заранее предупреждать о таких сюрпризах. Тогда у меня будет работа на целый день. Безумно устану, конечно, но выручка бешеная. А иногда целый день могу просидеть за кассой и ни одного клиента не увидеть.

— Ну у вас и городок, я вам скажу.

— Да, не то слово. Я думаю, Вы уже успели ознакомиться поближе. В принципе приятный, милый городок. Но ни больниц, ни школы, ни отдела полиции. Только одни участковые. Один врач да один полицейский на весь город, представляете?

— Так у Вас что, участковый есть?

— Да, а что?

— Представляете, меня вчера ограбили. А я даже не знал, к кому обращаться.

— Опять?! — воскликнул Джебрек.

— В смысле?

— Я думал это известное дело. У нас же тут нынче какая-то шпана развелась. Город терроризирует. Ничего особенного. Но мне вот на днях стёкла в окнах разбили камнями. Кто такие, понятия не имею. Город маленький, а выловить этих гадов никто не может. Пришлось в спешке пластиковые окна ставить.

— Неужели правда?

— Ещё бы!

— Просто на днях я встретил мужчину, который мне тоже самое рассказывал о всякой шпане, полагая, что это они обокрали меня. Оказывается, это правда. На весь маленький городок одни проказники. Знаете, стыдно было бы признаваться кому-либо, что тебя дети ограбили. Но знаете, они сделали это пока я спал, а не так как многие это представляют. Не в углу толпой задавили, а хитростью из-под носа просто вырвали чемодан с вещами и убежали. А я что? Я же город не знаю. Вот и бегаю за ними, не понятно по каким места. Даже заблудиться успел.

— А Вы чемодан свой вернули?

— Как же? Они же ускользнули.

— А Вы с ним на дом не ходили?

— На дом? Вы знаете, где они живут?

— Не многие знают, но городок то небольшой, несложно догадаться. Многим просто нет дела до них. В общем-то обычная многодетная семья. Какая-то баб нарожала уйму детей от разных мужиков и живёт теперь на государственном обеспечении. Дом почти разваливается, просто в ужасном состоянии. За детьми не следит. Конечно, можно было бы обратиться в органы опеки и попечительства, обратиться к участковому и так далее. Но, во-первых, кому это нужно? А, во-вторых, Вы нашего участкового видели? Думаю, нет. И думаю, не стоит. Тот только то и делает, что пьёт да пытается после запоя проспаться.

— Ужас какой-то. То есть если я хотел бы себе вернуть свои вещи, то мне проще просто прийти к ним на дом и забрать их?

— Ну, конечно. Красть там всё равно нечего. За то, что Вы заберёте у них своё, никто Вам ничего не сделает. Хотя знаете, подстрекать я Вас к чему-либо не хочу, так что думайте сами.

— А живут то они где?

— Так по Красной улице в двадцать шестом дому.

— Что?! — удивился я. — Вы не поверите, но я остановился буквально в двадцать третьем доме по Красной улице.

Юноша посмеялся:

— Вот оно значит как. Вы по счастливой случайности оказались соседом собственных грабителей? Забавно. Тогда Вам вовсе не составит труда добиться своего. Только советую Вам, если собирайтесь вернуть свои вещи, не пытайтесь их вернуть словами. С этими людьми лучше вовсе не разговаривать. Поверьте мне. Там настоящий дурдом. Этот дом стоит вовсе спалить вместе с этой семейкой. Извините, конечно, меня за такие слова. Очень негуманно. Но, поверьте, Вы внутри не были. А мне как-то пришлось.

— И по какому случаю?

— Повторюсь, Вы не один, кто попался под террор этих мелких ублюдков.

— Да, — протянул я. — Это я удачно к Вам заглянул. И давно у вас это бедствие?

— Что? Шпана то? Ох, несколько лет уж точно. Сначала всё безобидно было, а потом эти ублюдки стали взрослеть, а мать их всё больше и больше рожать их. Не знаю, старшему, наверное, лет тринадцать, если не больше. В школу никто из них ни разу не ходил.

— Это как? И никто не спохватился.

— А я не знаю, честно говоря, как у них там всё устроено. Но полагаю, что она их как-то юридически оформила на домашнее обучение либо что-то в том же духе. Плюс, опять же, а кто тут спохватится то?

— И то верно.

Когда мой заказ был готов, я, предварительно расплатившись, вместе с пищей на подносе сел за один из свободных столиков и начал жадно съедать одно блюдо за другим, запивая горячим кофе с молоком. А закончив с ужином, я тут же отправился обратно. Теперь мне всё казалось намного проще. У меня больше не было ощущения отчуждённости в этом городе. Я к нему даже немного привык.

Вернувшись обратно к серому кубическому дому, я хотел уже постучаться в ворота, как в последний миг я обратил внимание на ветхий дом, прогнивший до основания, по ту сторону дороги через два – три дома дальше по улице. От туда доносились детские голоса. Мне достаточно было сложить два и два, чтобы понять, что к чему. Прежде чем вернуться в дом, где я остановился на пару дней, я решил хотя бы одним глазком взглянуть на эту безжизненную громадину. Тот ли это дом, в котором сейчас могут находиться мои вещи. Я перешёл улицу и двинулся вдоль небольшой площадки, которая оставалась перед участками. Тротуара здесь на крайних улицах так такового не было. И когда я уже подходил к участку, заметил в окне на втором этаже совсем маленькую девочку лет трёх – четырёх. Она смотрела на улицу, погрузившись в мир грёз, пока ей на глаза не попался я. Увидев, что я подхожу к их дому, она тут же соскочила с места и побежала прочь от окна, крича:

— Это он, это он.

Мне было хорошо слышно даже топот её маленьких ножек, убегающих вглубь дома. Дом был слишком слабым для этого. И уже через пару мгновений, когда я уже стоял возле двери их забора, я заметил, что из окон теперь выглядывало не одно лицо, а сразу же несколько, безуспешно пытающихся быть незаметными. Я начал стучаться в калитку в ожидании, что откроет хотя бы кто-нибудь из старших. Старшие же всегда должны быть. Стучался я настойчиво, иногда покрикивая:

— Простите, откройте, пожалуйста, дверь.

Для меня было не принципиально, откроют мне дверь или нет. Сегодня я готов был бы сдаться и оставить эту битву до завтра. Я даже как-то подсознательно к этому готовился. Поэтому нисколько не расстроился бы, если бы мне никто не открыл дверь. Я даже не знаю, зачем подошёл. Наверное, чтобы наверняка убедиться в том, что это всё-таки тот дом.

И когда я уже готов был развернуться и уйти, мне неожиданно открыла дверь женщина чуть ниже меня ростом. Её фигура напоминала шарообразный изюм, весь в морщинистых складках и извилинах. Её сухие ломкие белые волосы с чёрными корнями напоминали солому. А лицо у неё было как большой кусок жирного покрасневшего сала. Увидел я её в момент, когда уже практически разворачивался, поэтому вдвойне испугался, как неожиданности открытия двери, так и тому, что мне пришлось за ней увидеть.

— Да, чего хотели? — злобно спросила женщина, словно мне удалось её разбудить от непродолжительного сна, начатого после продолжительного запоя.

— Извините, пожалуйста, но, по всей видимости, Ваши дети забрали мои вещи, — я попытался объяснить ей что-то с чётким ощущением её похмелья на расстоянии и пониманием того, что она вряд ли вообще поймёт о чём я.

— Что?! — возмущённо переспросила она. — А ты кто такой вообще? Я тебя ни разу не видела здесь. Ты не местный ведь. Так ведь? Как ты вообще смеешь клеветать на моих детей? Ты, выродок. Наверное, ты думаешь, что мы совсем тут дебилы какие-то, да? Сам, наверное ограбить нас хочешь? Поживиться чем-нибудь решил тут, да? А ну пошёл от сюда! Я тебе не позволю нападать на моих деток!

Не дослушав череду её высказываний в мой адрес, я просто молча развернулся и направился обратно в сторону двадцать третьего дома с широко раскрытыми от удивления глазами. Она ещё долго выкрикивала всякие гадости мой адрес, пока не закончила свою плеяду одной избитой фразой:

— И что бы я тебя здесь больше не видела!

Не сказать, что я ожидал чего-то большего, но что меня успеют облить помётом с ног до головы, я, конечно, ожидать не мог. И самое интересное, что дети её в след мне уходящему смеялись, чего не услышать было невозможно.

Однажды, когда я был ещё маленьким, ещё в дошкольном возрасте, будучи в гостях у своего знакомого по случаю его дня рождения, где было много детей, я при случае незаметно украл у него игрушку. До этого и после я больше никогда и ничего не крал. Эта игрушка даже не была мне интересна. Я просто хотел узнать, каково это украсть что-то.

Это был игрушечный бинокль, в управлении которым я даже не успел разобраться. Он был дешёвым и пластиковым. Удивительно, как он вообще не сломался за время эксплуатации, ведь в моих руках он просуществовал не дольше суток. Да и взял я его только потому, что за несколько дней до этого увидел на витринной полке в каком-то магазине игрушек. Это была дешёвая побрякушка, которая не стоила и ста рублей.

Но это неважно. Важно то, что впоследствии через пару дней ко мне домой пришла мама того ребёнка, чтобы пообщаться с моей. Я, конечно, вернул игрушку. Я и сам хотел вернуть её, но боялся последствий. Особенно после того, как она сломалась. Она мне ненужна была. Да и маме того ребёнка не шибко сдалась бы эта игрушка. Подумаешь, пластиковая побрякушка. Но её сын завёл настоящую истерику, что для меня уже в том возрасте ввело в восторг. Будучи ребёнком я завёл бы истерику по любому случаю, но только не по причине потери безделушки. Я даже почувствовал немного гордости за себя, что в сущности я просто хотел впечатлений, а не корыстных целей, а значит, не был настолько же мелочным как этот парнишка. Я почувствовал себя выше.

Да и моя мама не придала значение самому предмету. Я помню насколько ей было горько только от одной мысли, что её сын может оказаться вором. Она была очень строга ко мне в тот день, но когда к ней на дом пришёл едва знакомый ей человек и обвинил в воровстве меня, она не стала нападать в ответ. Она усомнилась в словах другого родителя, но всё равно подошла ко мне и спросила, украл ли я что-нибудь. Я сознался сразу. Она знала, что если я что-нибудь и сделаю, то сразу сознаюсь. Лгать я не умел и никогда не хотел. Но мне на всю жизнь запомнился этот эпизод.

Благодаря этому эпизоду я навсегда понял, что если мать не знает о том, украл ли её ребёнок что-либо или нет, она всегда усомнится во всём. А подобная уверенность в своих детях, как у этой сумасшедшей женщины — лишь показуха. Поэтому для меня даже не было загадкой её поведение. Я знал точно, что она не просто осведомлена о воровстве детей, она их покрывает.

Вернувшись к двадцать третьему участку, я постучался. На сей раз собака вовсе на меня не реагировала. Возможно, поняла, что это я по запаху. Либо она уже спала. По старости у них бывает настолько глубокий сон, что иногда даже оказываются в растерянности от осознания, что проворонили возможность полаять на чужака.

Женщина мне открыла не сразу. Мне пришлось стучаться около двух минут, пока она не отразит.

— Ох, простите, — начала она тут же извиняться. — Топила баню. А там почти не слышно, что происходит снаружи.

— Не беспокойтесь, — тут же успокоил я хозяйку. — Поверьте, это не худшее, что случилось со мной за день.

— Ох, Вы всё ещё об этом? Да не переживайте. Найдутся Ваши вещи.

— В том то и дело, что где находятся вещи, мне предельно понятно. А вот как вернуть, уже вопрос следующий.

— Ну, я надеюсь, Вы знаете, что делать?

— Я и сам надеюсь.

— Кстати, Вы сходили к Джебреку?

— Да. Мне очень понравилось там. Не ожидал даже. Спасибо за совет.

— Ох, ладно Вам. Было бы за что. Кстати, баня уже затоплена. Через полчаса – час, думаю, можете идти мыться. Думаю, сам разберётесь?

— Да. Только скажите, где взять полотенце?

— Оно висит в предбаннике. Как зайдёте, сразу увидите.

— Отлично. Благодарю.

Уйдя в свою комнату я быстро снял с себя одежду до нижнего белья, аккуратно сложив её возле стола и тут же отправился в баню, захватив в коридоре свободные чистые сланцы. Дом находился в одном углу участка, а баня в противоположном. К вечеру не только темнело, но и холодало. А комары ещё продолжали летать, несмотря на осеннюю погону. Так что в баню я буквально вбежал.

Предбанник был по своей площади не больше каморке, что при объёме самой бани вполне логично. Однако она становилась ещё теснее от того, что была забита всяким хламом. В частности, по какой-то неведомой для меня причины, в не было около пяти – шести больших десятилитровых канистр с бензином. Зачем они нужны были хозяевам, мне непонятно, более того, непонятно зачем их было хранить здесь. Видимо, больше негде было.

Оставив на входе тапочки, я вошёл внутрь самой бани, которая представляла из себя кипящую комнату. Температура была как в аду. Это была та самая жара, в которой было невозможно даже дышать. Зачем русским такие бани? Наверное, чтобы после смерти можно было войти в ад со словами: «Ох, хорошо то как». Пробыв внутри около двадцати секунд, я тут же присел к полу, чтобы отдышаться. Не представляю, как в таких условиях вообще можно мыться, и нужно ли вообще? Какой в этом смысл?

Спустя пару минут, когда я только успел разобраться с тем, как всё устроено в бане, наведя себя воду и раздобыв мыла с мочалкой, неожиданно ко мне в баню заходит хозяйка дома полностью голая. В следующую же секунду, я крепко вцепившись обеими руками в мочалку, прикрыл ею свою промежность.

— Господи, что Вы делаете?! — крикнул я со всей силы.

— А что? — возмущённо спросила она. — Моему мужу, значит, можно каждый раз по всяким там шлюхам ездить, а мне в своём собственном доме развлечься, значит, нельзя?

— Что? Вы в своём уме? — продолжил возмущаться я.

В следующую секунду она взяла дубовой веник, который видел у двери, и начала со всей силы бить им по мне.

— Что Вы делаете? — всё без толку кричал я. — Хватит! Достаточно! Дайте мне, пожалуйста, нормально помыться. Извините, но я не хочу с Вами это… — замялся я. — Ну Вы поняли.

— Почему это? Я Вам не по вкусу?

— Дело вовсе не в этом. Это не правильно.

— А ему изменять мне правильно? Да ладно тебе, не выкручивайся. Я же знаю каково это, особенно с дороги. Я знаю, что ты сам этого хочешь.

— Послушайте меня! Я вовсе ничего не хочу! Это неправильно. И не только потому что изменять — плохо. А ещё потому что насиловать меня тоже, Вы уж извините, неправильно. Какового бы Вы мнения об этом не были. И с чего Вы вообще решили, что он Вам изменяет?

— А к кому он каждый раз, когда мы поссорим уезжает?

— Как к кому?! К друзьям! — чуть ли не верещал уже я. — Он мне сам говорил, что уезжает, чтобы соскучиться по Вам, и чтобы Вы соскучились по нему. Так проще помириться, говорит он. Плюс, неужели Вы думаете, что он послал бы меня к Вам, чтобы мы с Вами здесь, извините, трахались? Послушайте, это уже совсем ни в какие ворота не лезет. Пожалуйста, прекратите это всё и покиньте баню. Дайте мне помыться.

Женщина задумалась над моими словами, продолжая стоять в обнажённом виде у порога бани. Её взгляд устремился в сторону, а сама она словно была уже не здесь. Я из последних сил старался не смотреть на её тело и хотел, чтобы она побыстрее ушла.

— Простите? — обратился к ней, желая хотя бы какой-то реакции от неё.

— Знаете, — с невозмутимым выражением лица, сказала она. — Я думаю, возможно, Вы правы. Ох, как же неудобно получилось. Вы простите меня, пожалуйста.

— Ничего страшного, — пытался успокоить её я. — Только, пожалуйста, оставьте меня одного.

— О, да, точно. Хорошо. Я сейчас уйду.

Когда женщина покинула баню, как ни странно, я смог тяжело вдохнуть в палящей жаре после этих пары минут настоящего позора. Вряд ли моё чувство разделяла хозяйка дома, но натерпеться мне пришлось сполна. При такой температуре процесс мытья превращается в механически отлаженный процесс с военными нормативами. Минуты за две я успел сделать то, что в обычных городских условиях в удобной ванной в своей квартире я сделал бы не меньше, чем минут за десять, если бы очень спешил. Но после бани, я тут же направился в свою комнату в доме и практически моментально уснул в постели после того, как пылающая баня выжала из меня последние соки.

На следующее утро я проснулся после девятичасового сна. Отсутствие здорового распорядка дня с выверенным количеством сна и пищи изрядно измотали меня. Зато потом, несмотря на небольшой дискомфорт от пересыпа, я проснулся с приятным чувством облегчения от того, что худшее уже осталось позади. События прошлого дня мне вспоминались как страшный сон. Как кошмар, к которому я испытывал долю иронии. Весь этот город оказался для меня слишком непредсказуемым во всём. Каждый человек представлялся мне чем-то иным, и сам город встретил меня не так, как я того ожидал, хотя и сама встреча была незапланированной.

Тяжелее всего вот уже два дня жить без привычных условий существования. Второе утро подряд я не могу начать утро, так как привык. В моём чемодане всегда есть все необходимые для ведения личной гигиены принадлежности. Я не могу начать день, не умывшись и не почистив зубы. Без этого я начинаю чувствовать себя жутко, я чувствую себя грязным, и весь день так пройдёт с ощущением налёта на зубах и лице. Я начинаю ощущать себя словно я стал таким же, как та мамаша местной шпаны. Жирное покрасневшее лицо. Без своего чемодана я и жить привычным образом не могу. Мне нужно будет его срочно вернуть.

На дворе уже был день. Я проспал всё утро. Я пытался у себя в голове сконструировать какой-нибудь план. Но если поспать больше нормы, всегда клонит в сон. Ленное состояние не позволяла мне всерьёз о чём-нибудь подумать. Я чувствовал слабость, свойственную при упадке сил. И когда я понял, что дальше таким образом мне ни с чем не удастся справиться, я отправился обратно к привокзальной станции.

И вот я уже стоял на станции, заказывая очередной стаканчик с кофе, как вдруг заметил за окном стоящего маленького мальчика лет семи – восьми. Он был одет в какие-то лохмотья. На нём была рваная куртка по три – четыре размера больше его комплекции. Он был в растерянности, всё смотрел по сторонам, явно кого-то потеряв. Сделав глоток из стаканчика, я направился на улицу. Когда я вышел наружу, я посмотрел на этого мальчика, и стоило его взгляду только столкнуться с моим, как он тут же оцепенел. Я понял, что тот, кого он потерял, был я сам. От испуга он тут же рванул в обратную сторону. Бросив пластиковый стаканчик с кофе, я тут же помчался за ним. Он бежал не быстро, но всё по тем же тропам, что и прошлым днём бегала шпана. Это был мальчуган из той же компании. Ох, как же он был предсказуем. В его детстве я от кого только не убегал, но мог так запутать за собой след, что порой взрослые не могли догнать меня, хоть даже будь они верхом на своих железных конях.

Я достаточно успел изучить город, чтобы понять, по какой дороге он будет бежать. Поэтому вместо того, чтобы перепрыгивать через заборы, я решил обойти дома и встретить мальчугана с другой сторону квартала, когда тот из-за собственной беспечности будет уже достаточно уставшим, чтобы перестать мне сопротивляться. Видели бы вы его глаза, когда он, преодолев очередную дырку в заборе, увидел меня. Он думал, что убежал от меня, поэтому его лицо было наполнено счастьем, как вдруг перед ним предстаю я и его довольная рожа тут же растекается в испуге. Он тут же попытался убежать от меня в обратном направлении, а я следом за ним. Перепрыгнув забор, я тут же настиг его. Поняв, что бежать уже нет смысла, он просто упал на землю и начал кричать:

— Помогите! На помощь!

Сначала я встал перед ним в полный рост и начал просто молча смотреть на него. Он настолько сильно испугался моего вида, что немедленно заткнулся, прекратив кричать. Его маленькие дрожащие ручки были все мокрые и грязные. Он начал молча плакать, смотря на меня и ожидая, что я сейчас сделаю с ним что-то страшное.

Когда он вновь завопил, но на сей раз просто нескончаемым криком, я тут же склонился над ним и обеими руками схватил его за голову, одной рукой обхватив ему затылок, а другой затыкая рот.

— Если ты не заткнёшься, я тебя задушу, — сказал я ему, смотря прямо в глаза.

От испуга он крепко закрыл глаза, от чего его веки начали в напряжении дрожать, а ресницы наполнились слезами. Он был до глубины перепуган.

— Ты будешь молчать? — спросил его я. — Кивни если будешь.

Он кивнул.

— Хорошо, тогда я сейчас уберу руку. Но если ты начнёшь кричать или попытаешься бежать, я тебе сделаю больно. Ты понял? — мальчик промолчал. — Кивни, если понял.

Он кивнул. Я аккуратно ослабил хватку и отпустил его. А когда я встал над ним, он продолжал с безумным страхом смотреть на меня.

— Ну что? Поговорим? — спросил его я.

Но в ответ он неожиданно резко соскочил с земли и начал бежать. А я следом за ним. Я хотел уже его схватить за капюшон его куртки, но в самый последний момент он обернулся, чтобы посмотреть где я, и, испугавшись моей тянущейся к нему руки, запнулся на ровном месте, упал и извозил всего себя с головы до пояса в грязи. Я взял его за руки, поднял с земли и спросил:

— Ты зачем это сделал? Я думал, мы с тобой договорились.

В ответ он лишь отвернул голову в сторону и начал с ещё больше силой кричать. Тогда я вытянул до предела свою руку и нанёс ему со всего размаха рукой пощёчину по лицу. На мгновение он вновь замолчал, сильно испугавшись от неожиданности удара. Затем я схватил своей правой рукой его за глотку, пальцами со всей силы сдавив ему щёки.

— Ты что орёшь, идиот? Ты зачем орёшь? Зачем побежал? Зачем за мной следил? Ты придурок что ли? Это твоя семейка украла у меня вчера чемодан? Отвечай!

Парень лишь продолжал непрерывно рыдать, а когда я отпускал руку, он всё громче и громче кричать. Когда это меня окончательно взбесило, я, сжав кулак, нанёс ему по лицу несколько ударов. От них у него началась истерика и теперь он кричал как бы я не затыкал ему рот. Чтобы заткнуть его, мне пришлось сжать ему горло.

— Заткнись ты! Заткнись! Просто заткнись! — шёпотом проговаривал я.

Я сдавливал и сдавливал его маленькую нежную шейку, пока он не перестал кричать. А отпустив её, я обнаружил, что мальчуган уже был без сознания. Он умер? А какая разница? Разве это имеет теперь уже хоть какое-то значение? У меня не возникло сомнений на счёт того, что нужно делать. Этот истеричный мальчуган, вполне достойный своей обезумевшей семьи умер смертью, которую вряд ли бы избежал. Какая судьба ждёт отбросов общества? Нелепая смерть по самой бессмысленной причине.

— Придурок, — сказал я, встав прямо над обездвиженным телом ребёнка и просто оставил его тело лежать здесь. Сомневаюсь, что кто-то из его семьи вообще заметит его отсутствие.

Вот теперь я проголодался по-настоящему.

Я отправился к полюбившемуся мне заведению у Джебрека. Сегодня картина была такой же, как и вчера. Пустые столы и одинокий юноша, стоящий за кассой.

— Привет, — приветствовал он, узнав в возникшей на пороге фигуре меня. — Я смотрю, тебе понравилось у меня. Что заказывать будешь?

— У тебя водка есть? — спросил я, подойдя кассе.

— Да, а что? Что-то случилось?

— Да так, пустяк. Значит, говоришь, есть. И по чём?

— Сто рублей за сто грамм.

— Отлично. Тогда мне двести грамм и еды какой-нибудь. Грамм четыреста говядины по-мексикански.

— Будет сделано. Вам водку как подать?

— В рюмках по пятьдесят.

— Отлично.

Спустя секунд пятнадцать передо мной уже стояли четыре рюмки. Я тут же залпом выпил первую, тяжело проглотив содержимое. И только затем вытащил из своего внутреннего кармана кошелёк с деньгами и вручил купюру в тысячу рублей Джебреку.

— С меня же тысяча рублей, верно?

— Да, верно, — подтвердил он.

В итоге у Джебрека я провёл больше трёх часов, наполняя свой желудок тяжёлым мясом и крепким алкоголем. Я был приятно удивлён тем, что его водка не была по вкусу как разведённый водой спирт. Она была качественной. И я подумал, что это явно что-то покупное. Хотел спросить, какая именно это марка, и был приятно удивлён ответом, что он её готовит сам. Покупает пищевой пшеничный спирт и смешивает его не только с водой, но и с рядом трав, название которых я не успел запомнить, делая тем самым скорее настойку, чем водку. Она хорошо и на долго ударяла в голову, несмотря на то, что её градус был традиционным. На выходе из заведения, я едва был на ногах.

— Вы уверены, что сможете дойти? — спросил меня Джебрек.

— Никогда не сомневайся во мне, — сказал ему я. — Даже если я не дойду, ночевать на улице мне в этом городке уже не в первой. Что со мной может ещё случиться?

И правда. Что могло бы со мной случиться хуже, чем то, что со мной уже произошло? Смешно, но именно с этих слов началась худшая череда событий в моей жизни.

Вдохновлённый счастьем, которое мне привалило от четырёх стопок сорокаградусного алкоголя, я шёл обратно домой. Как вдруг моё счастье было омрачено вышедшей практически из-за кустов толпы мелких сорванцов. Они в считанные секунды обставили меня и молча смотрели. Я был навеселе, поэтому от неожиданности рассмеялся.

— Что?.. Что это? Что за собрание в мою честь?

— Это ты нашего брата задушил? — спросил самый высокий из толпы детей.

В половине случаев в своей жизни я ошибался. Но каждый раз я у меня возникали сомнения на счёт собственных выводов. Возможно, во мне сыграла водка, но я был искренне убеждён, что драки было не избежать, и проще было бы внушить им чувство отвращения и гнева, нежели попытаться сгладить углы. О чём вообще здесь может идти речь, когда я убил их мелкого братишку? Да, моё мнение таково, что незачем было его оставлять одного, особенно следить за мной. Сами виноваты. Но если будет драка, я хотел быть преисполнен жестокости к моменту её начала. Убить не убьют, но побьют знатно. Хотелось, чтобы не одному мне досталось в рукоприкладстве.

— Что? Того мелкого придурка, который беспр... беспрестр... который постоянно орал? Да, я, и что? И что вы мне сделаете? Побьёте? Убьёте? Зарежете? Ну так вот, слушайте сюда, ****юки. Вы думаете, что толпой меня одолеете? Возможно. А теперь подумайте, сколько из вас я могу зашибить так, что и родная мама не узнает, пока вы будете меня мудохать?..

Но не дав мне даже договорить, шпана очень быстро разрушила моё самоуверенное самомнение, когда кто-то сначала сзади нанёс сильный удар по уху, от которого я тут же свалился на землю. Остальные тут же начали меня запинывать настолько сильно, что даже алкогольная эйфория не могла убавить ту боль, которую мне пришлось испытать.

Они били не долго. Им требовалось лишь выместить на мне накопившуюся злобу, причём не только на меня, но и на весь мир, который несправедливо относится к ним. Но у детей не так много сил, чтобы быть как взрослые яростными в подобной ситуации. Поэтому, можно сказать без преувеличения, я вполне логично выжил, но будь я трезвым, нарвавшись на группу взрослых беспризорников, то скорей всего умер бы, причём не легко и безболезненно, а истошно мучаясь, свалившись в какую-нибудь канаву без сил на то, чтобы хотя бы встать или крикнуть на помощь. Но на сей раз я был достаточно пьян и недостаточно побит, чтобы не просто встать, но и даже искренне рассмеяться и дойти до дома.

— Господи, Боже мой, что с Вами случилось? — с ужасом вскричала хозяйка дома.

— Не беспокойтесь, просто нарвался на неприятную компанию.

— Это небось всё те же отморозки?

— Мне думается, здесь подобным заниматься некому больше.

— Что это? — неожиданно спросила хозяйка.

— Что? — спросил в ответ с недоумением я.

— От Вас пахнет алкоголем?

— Немного.

— Зачем же Вы пили? — полюбопытствовала хозяйка.

— Извините, конечно, — возмутился я. — Но я смею предположить, что это не Ваше дело.

— Как знаете.

Я проспался и пришёл в себя только к вечеру. Я чувствовал себя ужасно. Весь побитый. Ссадины и синяки начали ощущаться только на трезвую голову, которую вдобавок ещё одолевало тяжёлое похмелье.

Мрак обрушился на улицы этого пустеющего городка, в котором даже собственные жители не хотят покидать свои дома. Я вышел на улицу и переглянулся слева направо. Было холодно, и засунул свои ладони как можно глубже во внешние карманы пальто. Я направился в сторону этого сумасшедшего дома. Подойдя к их забору, я настороженно взглянул в окна, в которых горел свет. На его фоне лишь периодически мелькали силуэта маленьких детей. Досчитав про себя до трёх, я одним резким движением перелетел через забор и начал пробираться по их участку.

Внутри был невообразимый беспорядок. Сорняк был на том же уровне, что и между участками. Земля была запущенной. Множество различных заржавевших металлических деталей от всех возможных аппаратов, одним словом старый металлолом, были разбросаны повсюду и лежали зачастую под огромными кустами сорняка. Дом уже буквально прогнивал насквозь. Почерневшие брусья трескались во всех возможных местах и заполнялись мхом, лишайником и мелкими паразитными грибами.

Неожиданно я услышал звук открывающейся калитки. Я тут же пригнулся и прижался к стене дома. Один за другим стали вбегать дети. Они смеялись и бежали вприпрыжку, не заметив и минуя меня. Когда они вошли внутрь, я услышал крики их матери, но разобрать её речь даже за слоем разлагающейся стены было сложно.

Мне нужно было проникнуть внутрь. Зайти через парадный вход, конечно, классика жанра, но настолько же нелепо, как и само моё появление в этом городе. Чёрный ход искать нет смысла. В подобных домах такое даже в планировке не подразумевается. Проще было бы залезть в одно из окон. Открыты были только те, что на втором этаже. Поэтому вопрос состоял только в том, как залезть на второй этаж не будучи замеченным и не прибегая к помощи лестницы. В каждом доме есть поленница. Что-то вроде сарайки, которая располагается возле дома в виде небольшого на уровне первого этажа пристроя.

Чтобы найти что-нибудь похожее на это, мне пришлось обойти дом. Но так как я побоялся обойти его со стороны парадного входа, я решил пройти с самой тенистой и заросшей части участка. Впоследствии все ноги и руки покрылись волдырями от ожогов растения чем-то напоминающим крапиву, но ею не являющееся. Зря я прогуливал уроки биологии. Хотя этому в школе не учат. Но сарайку мне найти удалось. Проблема заключалась только в том, что она пребывала в ещё более плачевном состоянии, чем дом, что вполне ожидаемо. Поднимаясь на неё, я рисковал своим здоровьем, потому что она легко могла не выдержать мой относительно небольшой вес. А на что мог бы напороться, развалившись она подо мной, я и представить не могу.

Но в итоге самым опасным оказалось не её качество, а тот шум, который издавали ржавые помятые металлические листы, образующие из себя крышу этого пристроя. Я вскарабкался в на него вслепую, постоянно напарываясь то на ржавый гвоздь, то на какую-нибудь плесень. Но оказавшись наверху, я тут же почувствовал, как эти листы начали подо мной прогибаться, создавая очень громкий шум. Услышав его начала лаять собака с соседнего участка. Я тут же затаился. Но она продолжала лаять. В какой-то момент на участок вышел хозяин и сказал ей пьяным голосом:

— Да заткнись ты уже, псина безродная.

Она, очевидно, не послушалась своего хозяина, продолжая лаять, не отрываясь своим взглядом от меня. Но её хозяину не было дело до каких-нибудь творженцев. У него были куда более важные дели. И тогда он вцепился одной рукой ей в шею, придавливая к земле, а второй ударил её сзади.

— Ты почему меня не слушаешься? — крикнул он. Собака тут же успокоилась. — То-то же.

Собака обиделась. Поэтому, когда я продолжил ползти, создавая всё тот же шум, она продолжала смотреть, уже не поднимаясь с земли, лишь иногда слегка бурча себе под нос.

Металлический лист вёл только в одному окну. Ползком подобравшись к нему, я аккуратно заглянул внутрь. Это была чья-то комната. Скорей всего детская, что очевидно. В ней сидела только одна девочка. Та самая, которая в прошлый раз заметила меня в окне. Она сидела на кровати и играла со своей игрушкой.

Из дома доносился постоянный шум. Дети всегда вели себя шумно, а стены дома были очень тонкими. Поэтому когда кто-то кричит, услышать это не составляет труда.

— Дети! — крикнула мать.

И девочка тут же соскочила с места и побежала вместе со всеми детьми вниз. Топот их ножек по ступенькам лестницы были настолько сильным, что вибрация доносилась даже до меня.

У них были установлены окна, который могут открываться снаружи. Подобно тем, что устанавливаются в поездах. Просто потяни вниз и оно откроется. Окно заедало, поэтому мне не сразу удалось его открыть, только применив силу. Я боялся, что от такого напряжения я скорее продавлю лист под собой, нежели открою это чёртово окно, и от чего свалюсь вниз. Но, о чудо, оно открылось.

В комнате не было электричества. Единственным источником света была лампа, установленная в коридоре. Внутри было две кровати. Первая — та, на которой сидела девочка. Но посмотрев на вторую комнату, я неожиданно обнаружил мальчика. Он просто сидел и улыбался, смотря на меня. Я не сразу заметил его. Только когда уже оглядывался. Как же я испугался, обнаружив его во тьме. Он не испугался моему появлению. Он не побежал вниз, когда побежали все. Он просто молча сидел здесь.

— Мальчик, ты в порядке? — спросил я у него.

А он всё молчал. Неожиданно я услышал всё те же быстрые маленькие шажки с лестницы. С неуверенностью я посмотрел на этого мальчика, затем всё-таки нырнул под свободную кровать. В комнату забежала та же девочка, взяла мальчика за руку и, сказав: — Коля, пошли, — повела его за собой. Он начал что-то бормотать, показывая пальцем в мою сторону, но девочка так поспешила покинуть комнату, что и не обратила внимание на указания брата.

Убедившись, что я остался в комнате один, я выбрался из-под кровати и аккуратно начал пробираться к коридору. С первого этажа доносились звуки:

— Ну что? — это был голос матери. — Посмотрим, что вы, идиоты смогли найти, а потом я уже подумаю, заслужили вы ужин или нет. Что это у нас? Кошелёк? Неплохо, Лёва, очень неплохо. Смотри, Вова, в десять лет твой младший брат получше тебя справляется.

Какой ужас, подумал я, и продолжил путь дальше. Я начал осматривать одну комнату за другой, пока со стороны первого этажа доносились звуки родительской проверки. Коридор был очень маленьким и комнат на втором этаже было всего три. Войдя во вторую комнату, я обнаружил множество хлама. Здесь было очень много различных вещей. Строительные материалы, бельё, инструменты, детские игрушки и так далее. Похоже, что эта комната служила чем-то вроде склада украденных либо просто ненужных вещей, а возможно и тем и другим. В комнате было темно. Даже не было выключателей. Поэтому я начал рыться в вещах в надежде хотя бы в слепую найти хоть какой-нибудь чемодан. А вдруг один из них окажется моим?

Но тут я неожиданно почувствовал, как случайно ногой пнул что-то, что от удара оставило глухой звук, подобно полому чемодану. Я тут же устремился вниз и начал аккуратно рукой ощупывать всё под своими ногами. Пока не наткнулся на крупный чемодан. Его дизайн, ручка и даже замки — всё было идентично схоже с моим чемоданом. Замки были самыми обычными, раздвижными. Открыв его, я начал шарить руками. Внутри я нащупал одежду, приборы личной гигиены и некоторые другие побрякушки нужные каждому в путешествии. Но не было в чемодане кое чего важного. Это кое-что, потерю чего я счёт самой большой утратой и хотел бы вернуть.

Я не сразу заметил, как звук голосов с первого этажа стихли. Под глухим шумом рытья в тёмной комнате, я и не заметил, что в доме наступила гробовая тишина. Я тут же встал и развернулся и неожиданно заметил, что в дверном проёме стоит та сама безобразная женщина. Она включила небольшой фонарик и посвятила на меня.

— Ку-ку, — сказала она и выключила фонарик перед тем как включить свет в комнате. — Так-так, кто это тут у нас? — говорила она со мной, с лёгкой ноткой иронии, словно заигрывала, но театрализованно, а не всерьёз. — Ты случайно не это ищешь? — спросила она, неожиданно выхватив из-за спины пистолет.

Это был М1911. Славный пистолет, которому уже больше ста лет, а служит он не хуже всех современных. Как же тяжело мне было его достать. Это было буквально сокровищем в моей коллекции ценных вещей. И теперь я смотрел на то, как жирная свиноматка вертит его в руках как член одного из множества своих безымянных любовников, которые ей впоследствии оставляют лишь очередных отпрысков.

Неожиданно она навела дуло пистолета в мою сторону. Сначала я испугался и поднял руки.

— Да, правильно, держи руки вверх.

Но в её голосе я услышал неуверенность. От страха я даже забыл, что нахожусь в глуши, где ничего ни о чём толком не знают. Я опустил руки.

— Эй! Живо понял руки! — начала она кричать.

— Нет, — сказал я, протягивая правую руку вперёд. — Отдай.

— Что? Ты идиот что ли? У меня твой пистолет. Думаешь, я не выстрелю.

— Я думаю, что ты никогда и никого не убивала. Так ведь? Я вижу в твоих глазах сомнения. И это несмотря на то, что ты отменно лицемерная шлюха. Сомнения вообще тебе свойственны быть не могут. Только на столь примитивном уровне. Более того, то, что я тебе верю, не имеет никакого сомнения. Ты слаба и ничтожна. Для меня это бесспорно. Но дело ещё и в том, что ты настолько очевидна тупа, что вряд ли знаешь, как этим пистолетом пользоваться. И знаешь, будь у вас хотя бы телевизор, ты хотя бы так поняла бы как им пользоваться. Но ты настолько нищая тварь, что у тебя вряд ли будет то, что есть практически у каждого.

— Хватит! Заткнись! — уже явно взбесившись, кричала женщина. — Я тебя убью!

— Нет. Не убьёшь.

— Почему это? Думаешь, я не знаю как им пользоваться? Ты ошибаешься! Хочешь проверить?

— Нет. Ты не убьёшь меня, потому что я сделаю это быстрее.

Вынув длинный кухонный нож из-под пальто, который я предварительно тайно позаимствовал у хозяйки дома, где я временно остановился, я посмотрел на эту толстую женщину и спросил её, приподняв чуть-чуть вверх руку с ножом:

— Ну что? Проверим? Кто из нас способен убить?

Не дождавшись ответа, я начал медленно подходить, после каждого шага замирая в ожидании её реакции. Но она продолжала вопить:

— Стоять! Застрелю!

И после двух таких шагов я, широко улыбнувшись, просто накинулся на неё. Она успела только уронить пистолет, зажмуриться и прижаться спиной к стене, перед тем как я, прижав своей левой рукой её шею, нанёс в её жирный живот не меньше дюжины резких и быстрых ударов за десяток секунд. А когда она заорала на всю комнату, отпустил её шею и, схватившись за нож обеими руками, размахнулся и ударил ей ножом под брюхо с левой стороны и зацепившись за жировую прослойку, несколькими резкими движения прорезал ей весь живот. А она всё продолжала орать, уже упав на колени. Я схватился за её рот левой рукой и начал наносить колющие ранения в шею, горло и о мягким местам на голове, пока она вовсе не заткнулась.

Когда я разобрался с этой орущей свиноматкой, я посмотрел в коридор. На пороге комнаты стояли дети. Та самая маленькая девочка, державшая за руку своего отсталого младшего брата. Подняв пистолет, я схватил их за руку и отпихнул вглубь комнаты и вышел из неё. Найдя в соседней комнате стул, я подпёр ручку двери, чтобы дети не могли выбраться. На втором этаже уже никого не было, поэтому я решил спуститься на первый этаж. Когда я подошёл к лестнице, то услышал оглушающий выстрел. Передо мной на мгновение пронеслось просто тёмное пятно, а через секунду слева от меня полетели щепки во все стороны. Я тут же отпрыгнул назад. Звон в ушах. Что это было? Неужели у этих детей ей есть оружие? Если да, то сколько?

Пока я лежал, прижавшись спиной к стенке, на втором этаже возле лестницы, пытаясь придти в себя от звона в ушах, неожиданно прозвучал ещё один выстрел. Они просто лупили из ружья в мою сторону. Но я очень быстро смекнул, что у них вряд ли будет что-нибудь более внушительное, чем двухстволка, распространённая по всей России даже в глубинках. В опасных ситуациях проявляется интеллектуальные способности человека в полном объёме. Одни могут в панике очень быстро анализировать ситуации и бессознательно принимать нужные решения, а другие даже в отсутствии паники могут поступать самым глупым образом. Все в подобных ситуациях делают то, что первое придёт в голову. Другой вопрос, что именно приходит. Не стоит ожидать, что в деревне дети, которые ни разу не ходили в школу и промышляют только воровством, будут поступать осознано.

Поднявшись с пола, по сути рискуя жизнью, я встал с пола и практически в одну секунду последовательно снял с предохранителя и оттянул назад затвор. Затем я без каких-либо опасения, даже без внутреннего мандража, выпрямился над лестницей. Лестница вела в коридор на первом этаже. Дверей в комнаты не было, и за проёмом на кухню, который был виден со второго этажа. Благодаря отражению света я заметил, что за тонкой картонной стенкой копошился старший брат семейства. Тот самый, который и стащил из-под меня чемодан. Он держал в своих длинных руках не ружьё, а двухствольный обрез. Да, этот идиот, скорей всего, не справился с длинноствольным оружием. Он пытался впопыхах зарядить его, но патроны двенадцатого калибра так и валились из его рук.

Я тихонько спустился по лестнице и резко вбежал в комнату. Мальчишка тут же попытался нанести мне удары обрезом. Пару раз мне досталось, но я очень быстро вырвал оружие из его рук и схватился левой рукой ему в шею.

— Пожалуйста, не надо! — успел крикнуть он перед тем, как я всадил патрон одиннадцатого калибра ему в голову.

Его тело медленно свалилось вниз и неожиданно из-под стола выбежал один его младших братьев и накинулся на меня. Он был меня по ногам что-то вопя себе под нос. Поставив пистолет на предохранитель, я убрал его под ремень, и тут же спустился на корточки, взяв мальчугана за шкирку и поттянул вверх. Затем другой рукой я второпясь собрал разбросанные по полу патроны двенадцатого калибра с дробью и напихал их по карманам и поднял обрез. Нацелив его на парня, который болтался у меня в руке, я сказал ему:

— Либо ты успокоишься, либо я тебе голову отстрелю.

Мальчик оказался смышлёнее его братьев и тут же заткнулся, словно потерял дар речи. Когда я его отпустил, он молча стоял рядом со мной, не предпринимая ничего. Затем я зарядил обрез, и вновь схватив мальчика, спросил его:

— У Вас есть погреб?

— Да, — тихо сказал он.

— Где?

— В коридоре.

— Отлично. Покажешь мне, его он.

Мальчик отвёл меня в коридор, где на полу лежал ковёр. Оттянув его назад, мальчик показал на дверь в погреб.

— Отлично, — сказал я. — Открывай, — когда мальчик несколько неловко открыл погреб, я скомандывал ему: — Залезай, — а когда мальчик стал спускаться, добавил: — Попробуешь выбраться, убью.

Как только он оказался внутри, я тут же направился обратно на второй этаж к комнате, где были закрыты двое ребят. Проходя мимо первой же комнаты, неожиданно ко мне на спину накинулась девочка лет девяти. Она пинала меня по спине и рвала волосы на голове, истерично крича. Сбросив её на пол, она сначала упала на спину, но затем попыталась подняться. Я остановил её, прижав ботинком к живот.

— Успокойся, если хочешь жить, — сказал я ей.

Но она продолжала попытки выбраться из-под меня и всё кричала без умолку. Не желая переводить патроны, которых в магазине «кольта» было всего семь, один я уже и без того потратил, я просто надавил на живот девочке со всей силы. Она тут же замолкла, лишь тихо протягивая: «Ай-ай-ай». Затем я нагнулся к ней, спросив:

— Что? Больно? Я ведь предупреждал.

И ударил её пистолем по виску. Она тут же потеряла сознание.

Оставив её лежать на полу, я подошёл ко второй комнате, за дверью которой я оставил двоих детей. Отодвинул стул, я открыл дверь и обнаружил, что второй по старинству брат, которому было лет десять, пытался через окно вытащить своих брата и сестру. Я тут же ломанулся в его сторону. Он наполовину уже был внутри, поэтому выбраться обратно ему было гораздо тяжелее, чем залезть внутрь. Поэтому мне не оставляло труда успеть схватить его за шиворот и потянуть внутрь. Я был жутко зол. На моём лице застыла эмоция ненависти. Этот парень меня чуть ли не развёл. Он с взаимной злобой смотрел на меня. Он хотел убить меня. Он готов был убить меня. Было бы ошибкой оставлять его в живых. А я и не планировал. Но второй патрон я оставил для него.

Перепуганные дети, увидев гибель своего старшего брата, заверещали с большей силой. Их страх после смерти матери быстро перерастал в бушующую панику. Схватив сначала их двоих и подняв на свои плечи, я донёс их до первого этажа, затем, открыв погреб, скинул туда их последовательно. Затем таким же образом я скинул в погреб уже не подающих признаков жизни их двух старших братьев и одну сестру без сознания. Затем я прошёлся по первому этажу, заглядывая в каждый угол, каждый закуток, в каждое мебельное изделие. Нашёл ещё четырёх малышей и скинул всех их в погреб к остальным. Больше я в доме никого не нашёл. Надеюсь, никому из детей не удалось сбежать. Закрыв погреб, я решил перегородить дверь какой-нибудь мебелью. Я решил перетащить по полу ближайший шкаф с кухни, стоявший на полу возле старой грязной плиты. И оставив обрез, я побежал прочь из этого дома, предварительно выключив везде свет.

Вернувшись обратно на свой участок, я, торопясь, пока спала хозяйка, отмыл нож и положил его обратно. Затем, взяв возле бани четыре канистры по десять литров с бензином и взяв на время одну пачку спичек, я, несмотря на тяжесть, быстренько побежал обратно к тому злосчастному дому.

Убедившись, что дети всё ещё в погребе, я оставил на первом этаже две канистры с бензином и с ещё двумя побежал на втором. Я начал обливать всё вокруг, переходя из одной комнаты в другую, ведя струю бензина вниз по лестнице. Затем вылил ещё двадцать литров на первом этаже. Выйдя наружу, я устроил поджёг и взяв с собой пустые канистры, отправился обратно на свой участок. Пока я шёл по улице, дом начал полыхать красным пламенем. Он разгорелся быстрее, чем я думал. Огонь проник в каждый его уголок за считанные минуты, а наружу пламя выбралось уже спустя минут семь. Аккуратно сложив канистры обратно, где они лежали, я отправился в свою комнату, делая вид, что я спал, сплю и буду спать.

На следующее утро я проснулся всё также часов в одиннадцать, когда Солнце пекло так, словно была середина лета. Спустившись вниз, я заметил немного растерянную хозяйку дома. Она была словно в панике.

— Что случилось? — спросил я у неё.

Она испугалась от моего присутствия, не заметив, как я вошёл на кухню.

— Господи! Ну Вы меня и напугали! — возмутилась женщина. — Вчера пожар был.

— Вы поэтому обеспокоены?

— Конечно! В этом городке очень редко случается пожары. А так, чтобы сразу же несколько домов сгорело…

— Как это несколько? — удивился я.

— Вот так вот. Загорелся сначала один дом, а затем за ним ещё и два дома сгорело. Теперь Вы понимаете, почему я так обеспокоена? Погибли люди. Сгорели заживо, во сне. А ведь пожар мог дойти и до нас, если бы был ветер сильнее.

— И сколько человек умерло?

— Только семья Кабановых. Мать и двенадцать детей.

— Двенадцать?! — удивился я. — У неё было двенадцать детей?

— Да. И все погибли, представляете?

— Ужас какой-то, — сделав грустное лицо, сказал я. — Ладно, траур трауром, а в пятнадцать часов у меня поезд. Мне нужно будет собраться.

— Да, конечно. Нужна будет помощь, говорите.

— Хорошо, благодарю.

Собирать мне толком нечего было. Только переодеть брюки и всё. Свои вещи я спалил вместе с этим домом. Полагаю, они мне больше не понадобятся. Там, куда я еду, можно будет приобрести новые вещи. Вот только М1911 придётся прятать надёжнее прежнего. Без чемодана это представляет определённые трудности.

Придя на станцию пол третьего, я направился прямиком в кабинет начальника станции. Предварительно постучавшись, я зашёл внутрь. В этот момент он с кем-то говорил по телефону. Показав мне рукой, что скоро освободится и стоит немного подождать. Спустя всего полминуты, он обратился ко мне, встав из-за стола:

— Здравствуйте! Ну что, как Вам наш городок?

— Знаете, неплохо. Если как-нибудь буду проездом, обязательно загляну.

— Ох, приятно слышать. Кстати, Вам удалось найти свои вещи?

— К сожалению, нет. Оказалось, что этой ночью сгорел дом с теми самыми детьми, которые у меня украли чемодан с вещами.

— Да-да, слышал. Ужасная трагедия.

— В общем, вместе с ним, видимо, сгорели и мои вещи. Но что уж теперь поделать. Согласен, ужасная трагедия. В такой ситуации уж точно не о вещах своих скорбеть стоит.

— Да… — задумался начальник станции.

— Так, что на счёт билетов?

— А? Да. Точно. Вы же за ними пришли. Вот. Ваш билет. Второй вагон. Плацкарт. Полагаю, это лучше, чем в электриче?

— На самом деле, разница не велика. Но благодарю Вас за старательность.

— Да не за что. Я был лишь рад с Вами познакомиться.

— Взаимно. Ладно, я пойду готовиться на выезд.

Но стоило мне только вступить на платформу, как тут же следом за мной на станцию вбежал участковый. Он был изрядно подвыпивший, фуражка набекрень, форма вся мятая, а сам полицейский едва из-за своей ширины едва пролезал в дверной проём. Подбежав ко мне он резко схватил меня за руку и сказал:

— А ну стоять, гражданин. Вы это куда собрались?

— Как это куда? — вырвав свою руку из лап полицейских, возмутился я. — Мне на поезд пора, я опаздываю. Что Вам нужно?

— Это Вы спалили дом?

— Какой дом?

— Чего Вы притворяетесь то? Будто не знаете? Много домов у нас, значит, тут горит, по Вашему? Двадцать шестой дом по Красной улице, какой же ещё?

— Ах, этот? А разве его сожгли? Я слышал, что он сам сгорел. Да и вид был подобающий. А с чего Вы вообще решили, что это я его сжёг, если он вообще сгорел?

— Так некому же больше.

— Как это некому? Как это некому, если есть кому.

Я настойчиво возмущался, наклоняясь вперёд к участковому, а тот напротив начал от меня отстраняться и слегка пятиться назад.

— Кому же? — словно ненавязчиво спросил он.

— Да всем! — крикнул я и махнул рукой вперёд в сторону городка. — Весь Ваш чёртов город ненавидел этих детей и их мамашу. Все, кого я встретил за эти пару дней, все о них только то и говорили, как неплох был бы этот мир без них. Если Вы решительно намерены задерживать каждого, кто каким-то подозрительным образом причастен к поджогу на основе просто какой-то предшествующей случайности вроде детских проступков детей, живущих в этом доме, то, пожалуйста, идите арестуйте весь город. А то как странно Вы поступаете, начинаете список с конца. А теперь, извините, но мне нужно ехать. Мой поезд прибыл. Хватит с меня Вашего городишка.

Развернувшись, я сел на поезд и уехал к назначенному пункту. Лишь спустя несколько дней в новостных колонках я узнал, что всё-таки были вызваны в эту глушь специалисты, которые установили, что никакого поджога не было и всё это просто несчастный случай. Из той же новости я узнал, что недосчитался одного ребёнка. Но опасения, которые вызвали во мне непродолжительный мандраж, тут же были развеяны тем, что это был маленький мальчик, который с испугу побежал прочь из города, пока не упал и не умер от истощения и обморожения. Вся эта история стала нелепостью и для меня, и для этих детей, и для всего этого городка в целом. Я мчался прочь из этой глуши, и кажется, что вся эта случившаяся нелепость никак не изменила ни меня, ни этот мрачный городок. Я ехал дальше и всё осталось как было.


Рецензии