Без всякой жалости

Две фигуры, тускло алеющие в предсмертных лучах заката, вдруг резко прервали свое отвратительное занятие и разом повернули крючковатые головы в сторону густых зарослей чёрного кипариса, откуда напролом пропёрся кто-то маленький и настырный, с задранной кверху огромной ушастой головой.
– Ой! Это ещё кто?
– А, да это Фантик. Опять идет поливать свою колючку. Ты разве ничего не слышал про него?
– Почему же, слышал, слышал. Ххэк! Причём, всякое. Ты знаешь, мне всегда казалось, что все бессмысленные поступки находятся в замечательном согласии с очень трогательными и милыми качествами души. Ведь, согласись, зачастую оказывается, что бессмысленны они только на первый взгляд. Как думаешь, брат?
– Ну что же, наверно, в этом что-то есть. Хотя... То, что этот лопоухий коротышка - милое и трогательное существо, также может показаться только на первый взгляд. Не забывай, что наше восприятие окружающего мира зачастую может быть весьма отлично от того, чем он является на самом деле. Для того, чтобы говорить о том бессмысленны ли чьи-то поступки или они такими только кажутся, нужно быть уверенным в достоверности не только своего собственного восприятия, но и знать каково восприятие того, кто совершает эти поступки, а это, согласись, бывает под силу очень и очень немногим. Так что наш Фантик может в равной для нас степени оказаться как добрым и отзывчивым существом, так и каким-нибудь махровым и заносчивым себялюбцем, мозолящим всем глаза своей показушной добротой. Не так ли, брат мой?
– Ты хочешь сказать, что поступки не следует рассматривать как показатель каких-то определённых душевных качеств? Но как же в таком случае узнать с кем ты имеешь дело, как не обидеть невзначай чью-то чуткую и отзывчивую душу, как не отдаться в гнусные лапы подонка?
– Забыл? Будь бдителен и бесстрашен, исполнен уважения и полной уверенности в себе. И даже к подонку не теряй того минимального уважения, которое всем нам завещано как вежливость и всё с тобой будет в порядке. А поступки, может быть, вернее было бы рассматривать с точки зрения элементарной пользы или вреда. Ну, скажи мне, кому, какой прок оттого, что милый и добрый Фантик поливает сухую колючку, из которой неизвестно что может вырасти и вырастет ли вообще? Причём меньше всего толку от этого может быть для самого Фантика, если окажется, что своим бессмысленным поведением он просто-напросто умножает собственную глупость. Может, он попросту глуп? А?
– Это весьма вероятно. Только вот если из той колючки, в конце концов, всё-таки что-нибудь вырастет и не просто что-нибудь, а нечто ценное для всех и дорогое, то нам тогда придется признаться, что это уже наша собственная глупость застала нас врасплох.
– Верно, брат. Мир внутри и мир снаружи отличаются лишь тем, чем существенность отличается от вещественности и отдавать предпочтение чему-то одному и есть обыкновенная глупость. Ведь всегда надёжнее стоять на двух ногах. Так что пусть Фантик поливает свою колючку, то ли следуя движению своей возвышенной души, то ли же таскаясь за собственной глупостью. Наше с тобой дело вести себя как можно более безупречно, стараясь не увязать в коварной трясине глупой одержимости собственной правотой.
– Ох, хорошо сказал, брат, кучеряво! Кстати говоря, вот тут в нашей вещественности, по-моему, ещё осталось кое-чего существенного. Ха-ха-ха! Поэтому я предлагаю заняться снова своим делом и доделать его с присущей нам безупречностью, пока не появились какие-нибудь нахалы похлеще.
– Ха-ха! Нет, брат, твой юмор точно не позволит нашей глупости застать нас врасплох. Ну что ж, продолжим, пожалуй.
И они вновь быстро загнали свои лысые крючковатые головы на длинных грязновато-сизых голых шеях глубоко в тушу, по самые жабо из желтых перьев, и два бугра сразу вздулись и задвигались под обвисшей полосатой шкурой, причудливо оживляя мертвечину в предсмертных лучах закатного солнца.


2005 год.