Женщина-солнце окончание

… в 23 часа паромный ресторан закрывался, зря я надеялась, что он работает всю ночь.  Мы вышли на палубу.  Под впечатлением  услышанного  окончательно  пропало  желание  спать.  Вдоль стеклянной стены палубы  за столиками тихо  беседовали  о чем-то пассажиры.  Где-то впереди раздавалась   музыка.
Мы пошли на её звуки. В другом конце палубы за притулившимся к стеклянной стене пианино, музицировал потрепанный жизнью  кудрявый  красавец.
-  Этот певец  частенько здесь выступает.  Поёт на всех языках. На русском тоже, - объяснил  мой попутчик. – Хотите  послушать русскую песню?
Порывшись в портмоне, он положил перед певцом гонорар и что-то тихо произнёс.
Тот  тряхнул  начерненными кудрями и завёл надрывно, с придыханием «Очи черные». Из-за соседнего столика,  выскочила  полупьяная  девица в длинном платье мышиного цвета и, как завороженная,  пустилась в   какой-то невообразимый  пляс.  Болтались, словно пришитые,  руки,  змеились  длинные  тонкие косицы.  На помощь подоспел  приятель  в вязаной шапке, широких штанах,   бородатый,  косматый и тоже изрядно  окосевший. У стойки бара красивая пожилая  дама, вскинув руки,   затеребила  пальцами  в перстнях   и   повела  плечами.   Всех будоражила   знойная цыганская песня.
Мы нашли два  свободных  места  за столиком.   Пока мой знакомый  заказывал  напитки в баре, я  продолжала  наблюдать за  корабельным артистом, который  исполнял привычный  репертуар, песню за песней:  английские, французские, итальянские…  По ходу менял облик, доставая из стоявшего рядом  пакета необходимый реквизит.  Заученным  жестом  нацепил  парик и превратился в  Пресли.  Публика возликовала.  К парику добавил стильные тёмные очки.   Нажал невидимую кнопку  и на оправе вспыхнули лампочки, нажал еще  и лампочки  празднично замигали, вызвав аплодисменты  зрителей.  Посыпались заказы на песни.
- Мани! Мани! – ответил  певец, похлопав по крышке пианино, куда следовало  сыпать  вознаграждения.
Поскольку заказчики раскошеливаться не спешили, обиженный артист собрал реквизит  и удалился, несмотря на протесты. 
***
После его ухода я обратилась к  Питеру:
- А что же с вашей «золотой картиной» или как её… «Женщина-солнце»?  Вы отдали её Татьяне? 
-  Нет,  не отдал. Всё-таки эти картины  совершенно необычные! Вы только послушайте! 
Татьяна сказала мне, что она  постаралась успокоить  души  Данилы и Анны.  Пошла в храм, побеседовала со священником, выполнила   обряды, положенные у православных в знак прощения.  По её мнению, примирила всех.
- Так что,  - заверила меня Татьяна, - с  картинами всё в порядке.  Вы свою «золотую» можете  смело водрузить на место.  Там царят теперь только солнце и любовь.
Вернувшись домой, я поведал  жене о встрече с Татьяной.  Мы отправились за картиной в чулан, где я оставил её среди   ненужных вещей,   задвинув  за старинный  секретер.
Картины на месте  не было. 
Мы  позвали  слуг и с их помощью  тщательно  обыскали  весь чулан.  Тщетно. 
- Может кто-то взял, картина-то,  судя по всему,  завидная, - выразила я своё мнение.
- Исключено. Открывать чулан могу только я или старший камердинер.
-  А  камердинер  не мог?
- Тоже исключено. Прислугу мы держим проверенную временем и  преданную. Картина исчезла  необъяснимым образом, словно  растворилась в воздухе.
- Как будто Данила пришёл и забрал, - тихо добавила я.
***
Мы решили немного прогуляться.  За баром  располагалась  дискотека.  Здесь тоже стояли столики. На эстраде – живая музыка. Экстравагантная   девушка в красном  костюме с синими перьями    и  скромный паренёк в джинсах и пуловере сменяли друг друга.   Перед эстрадой – пятачок, на который выходят танцевать желающие. Приглушенный свет.  Официантка, бесшумно,  как кошка,  снует  между  столиками, собирая пустые бокалы из-под пива и прохладительных напитков.    
Мы посидели до закрытия  дискотеки, слушая  музыку и  наблюдая за танцующими, потом поднялись на самую верхнюю, открытую  палубу.
Предрассветный ветер обдавал стужей и солёным запахом моря.   Темнота рассеивалась, как дым. Впереди виднелся  приближающийся  берег и порт.
Пора спускаться в каюту за багажом.   
Я подала на прощанье Питеру руку.
- А знаете, - сказал он, засмеявшись, -   меня не покидают воспоминания о Татьяне.  Роковая женщина!   Нежный, как у Сирены, голос …  Вся в золотой пыли веснушек…  Мелкие острые зубки… Хищница!  Кажется, я пропал…  Какое там кажется, - точно, черт меня возьми!  Хотя вовсе не стремлюсь встретиться, а тем более связать  жизнь с такой женщиной. Вы меня понимаете? Я стараюсь её забыть… Но не могу.  Не могу. Если  вдруг услышу о  выставке, конечно, никакая сила  меня не удержит...
Мы распрощались.  Я пожалела, что  не узнала его телефон.   Надеялась, что еще  увидимся  на пристани.   Но  народу  было так много, что он затерялся, как песчинка на  берегу.  Как «золотая картина»…