Ночные безобразники

В тёплый весенний вечер, наполненный волшебством добрых предчувствий, по окраинам большого города, в освещении полной луны гуляла пёстрая толпа каких-то странных и необычных существ. С виду они были похожи на подвыпивших иностранцев, которые видели город впервые, и потому пребывали в полной эйфории. Но если приглядеться, то это были вовсе и не люди. И даже на пришельцев из космоса озорные гуляки не казались похожи. Одни были совсем коротенькие и кругленькие, и катились вперед как бодрые цветные мячики. Другие, наоборот, были очень длинными и ползли по асфальту лениво, наподобие змей. Третьи бежали вприпрыжку, как маленькие дети, а четвертые еле передвигались, скрипя суставами, как совсем дряхлые старики.

Одни существа своей кокетливостью и яркой пестротой были похожи на дам, другие были одеты строго и больше напоминали кавалеров. Добавлю, что некоторые странные персоны казались печальны и даже плакали, а другие, наоборот, искрились от радости и смеялись во весь голос. Было не понятно, то ли все они идут на свадьбу, то ли на похороны.

Лишь отдаленно все эти существа напоминали людей: больше всего они походили на причудливые самодвижущиеся механизмы, которые зачем-то были снабжены глазами, носами, губами и прочим, что делало их пожими на нас. Между сложными механизмами, путаясь под ногами, бегали совсем простые, похожие на точки, запятые и другие знаки препинания. Поравнявшись со мной, трое из них многозначительно посмотрели в мою сторону и заулыбались. Они были похожи все вместе на поэтическое многоточие... Некоторые существа, засмотревшись, замедлили ход, из-за чего сзадиидущие наткнулись на них и тихо, но грязно выругались. На этом интерес к моей персоне у всей компании пропал, и она бодро зашагала дальше. Не в силах отказать себе в удовлетворении острого любопытства, я тайно последовала за странными существами.

Из их разговоров я поняла, что это были слова: длинные и короткие, торжественные и простые, грустные и весёлые. А те крошки, что путались у них под ногами, были, действительно, знаками препинания. Утомленно полз, словно гусеница, сгибаясь и разгибаясь, знак вопроса, вприпрыжку бежал впереди всех возбужденный знак восклицания, подпрыгивая на своей нижней точке, катилась колобком точка и ковыляла хвостатая запятая.

Слова очень любили ходить гурьбой и не переносили одиночества. Только собравшись пёстрым табором, они, как шумные цыгане, определяли цель и направление своей прогулки. Я слышала, как какое-то длинное, похожее на червяка в шляпе и в пенсне слово, произнесло:

- Давайте пойдём к Вайсбергу: его как раз в полнолуние жестоко плющит вдохновение!

- Да ну его, - запротестовало коротенькое и пухленькое слово, передвигающиеся вприпрыжку, - он редкий жмот! Не накормит, не напоит - только зря время потеряем! Пошли лучше к поэту Пряникову: у него всегда на столе горячие плюшки и шнапс, а я жуть как замёрз и проголожался!

- Да твой Пряников нынче в запое, ему не до стихов. Пошли лучше к Засосову! Вот уж кто, действительно, парень-зверь! Вот кто и обнимет, и приголубит! А!.. Жуть!.. Аж мурашки по коже! - предложило слово, похожее на даму лёгкого поведения, косящую в разные стороны накрашенными глазами и слегка во хмелю.

- Нет, - категорично возразило ей слово, напоминающее обликом обычного парня-работягу, - Засосов уже давно сменил имидж и фамилию. Он теперь не Засосов, а Насосов. Да и вообще со стихами он завязал, подался в бизнес, чтобы насасывать деньги не чем-нибудь, а насосом!

- Фу! Как это непоэтично! - воскликнул слово, похожее на загадочную блоковскую Незнакомку, в платье до пят и со страусинными перьями над томным тоскующим взглядом. - Был Засосов, а стал Насосов! Ха-ха-ха!..

Эти слова утонченной дамы показались всей толпе смешными, и все слова разразились громким заразительным смехом. Одни ржали грубо, во весь голос, другие хохотали звонкими и тоненькими, как у детей, голосами. Даже те, кто плакали, теребя платками раскрасневшиеся носы, тоже слегка заулыбались и перестали хныкать. И лишь одно существо, похожее на тощего рыцаря печального образа, в доспехах и с холодным оружием, всё ещё хмурилось, опустив глаза в землю, и тихо произнесло:

- Ах, лучше бы он назвался Занозов, это так поэтично! Когда заноза в сердце, всегда есть о чем взгрустнуть! Заноза - лучший друг поэтов! Она намного лучше психоза или некроза! - После его слов толпа ненадолго загрустила и задумалась.

- А не пойти ли нам на кладбище? - предложило слово, похожее на мрачное привидение в истлевших лохмотьях белого савана. - Там так много поэтов, и все они грустят в своих одиноких и печальных гробах. Вот, скажем, недавно похоронили поэта Воздыхаева: редкого таланта был человек!..

- Полноте, - возразил привидению упитанный господин с цилиндром на голове, одетый в дорогой сюртук, с золотыми и бриллиантовыми кольцами на пухлых розовых пальцах. - Воздыхаев только и делал, что воздыхал. То ли дело Пыжиков! Яркость, талант, остроумие!.. А впрочем, и тот уже месяцев пять как  в гробу... Да-с.. Жизнь коротка, а искусство вечно... Давайте лучше искать живых поэтов, они гораздо приятнее мертвецов!

- И вправду, - согласился с ним длинноволосый худой поэт, похожий на тощего богемного дэнди. На его бледном лице, мертвенном от героиновой зависимости, алел пунцовым шрамом выразительный и порочный рот, навевающий мысли о глубоком моральном разложении и декадансе. - Пойдёмте лучше к поэту Загнивальному: вот где глубина, вот где мрачный блеск и стильная утончённость! К тому же, всегда угостит сигареткой-другой... с травкой. А если расщедрится, то и чем покрепче!

- Ну нет! К Загнивальному не хочу! - заявила пышущая здоровьем дама с букетом полевых ромашек в руках. - Придёшь - а он в отрубе, с больным или дохлым тараканом в голове. Прокатили лучше к Чернозёмову, в деревню, на природу! Лес, река, грибы, ягоды! Поля, соловьи, воздух, тополя!... Русское раздолье! Вуаля!...

- Нет, к Чернозёмову не хочу! - возразила ей дама, похожая на фрика, вся в наколках и с пыльными дредами на голове. - Зае..ли по самые гланды эти ваши поля-тополя! К тому же, он сейчас в психушке лечится, от сурового русского запоя. Пойдёмте лучше к одному фрику, полному придурку Неадекватскому! - вот кто умеет веселиться и веселить! На вид полный идиот, но за ним, по ходу, будущее нашей отечественной поэзии! Да и к тому же, он всегда щедро наливает.

- А по мне, - заявил плотный и грубый мужик, похожий на мрачного палача, - пойдём лучше к Душегубскому! Вот кто ништяк! Вырубон!.. Ваще... Асс... Громадина, сила! Поэтище!!!

В ответ кто-то маленький и совсем незаметный пропищал тонким голосом:

- Да в тюрьме он, десять лет ему дали за убмйство!.. Хотя, не поспорю: был весьма крут!

- А давайте к Жабскому пойдём! - предложил толстый брюхатый мужик с выпученными, как у лягушки, глазами. - У него как раз сейчас брачный период, его на любовную лирику тянет и на пение. Да и к тому же, голос у него великолепный, почти оперный! Да в том болоте вообще все сплошные гении! Какие голоса!!!

- Далеко! - возразил ему какой-то немощный старик с клюкой. - Это за городом, возле старинного пруда... Комаров там много, вот что плохо! Да и что толку в этой любви?! Фьють, и нету её, улетела! Давайте лучше пойдём к поэту-философу Любомудрову, вот кто реально крут и глубок! Ведь пора и о душе подумать!

Но в такую прекрасную ночь, когда отовсюду к красавице-Луне поднимались восхищенные её прелестью флюиды, побуждая на подвиги, никому думать о какой-то душе не хотелось. Наоборот, всех тянуло на приключения и милые земные безобразия.

Немного посовещавшись, толпа весёлых слов-безобразников решила нагрянуть всё же к фрику Неадекватскому. Шалунишки сразу же оживились, предвосхищая таинство поэзии, щедрое гостеприимство хозяина и бесшабашное хмельное веселье на всю ночь. Шумною гурьбою безобразники понеслись по направлению к дому поэта, и я видела, как они скрылись за углом одного из домов. Лишь какая-то одна запятая, зацепившись хвостом за небольшой колышек, нервничала, кричала и звала на помощь. Наклонившись, я отцепила её, и та резво побежала догонять своих, помахав мне на прощание рукой.

Полная Луна освещала пустую улицу. На негритянском лице неба блестели любопытными до блеска глазами первые звезды, и мне оставалось лишь пожалеть, что в эту чудную и удивительную ночь я не поэтесса...

Наутро мне довелось наблюдать, как вся эта пьяная, но довольная жизнью толпа возвращалась назад. Шатаясь, слова брели к престолу румяного утра, растеряв часть своих букв-запчастей или же прицепов к себе лишние, чужие. Они шли медленно, притихшие и немного уставшие, и даже бодрый восклицательный знак слегка поник и уже не прыгал, а тихонько полз горизонтально, больше похожий обликом на тире.

К поэту Неадекватскому ни у кого претензий не было. Он ещё долго не сможет опомниться от резкого и неожиданного приступа вдохновения и дикой и бурной гениальности...