Герои спят вечным сном 15

Начало:
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее:
http://www.proza.ru/2017/02/14/2072

   
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
СУВОДИ

«кто глуп, обратись сюда!» и скудоумному сказала она:
«воды краденые сладки, и утаённый хлеб приятен».
Книга притч, глава 9

Витька бежит по лесу! Просто бежит, толкая подушечками пальцев Земной Шар, и от этого подрагивает свод небес! Впереди тележный хруст, по бокам лаской - звон кустиков, над головой слитно гудят сосны.

Лесной путь – вне печалей! Пусть «вязнут спицы расписные в расхлябанные колеи», * нехай себе мчатся тройки по трактам, летают самолёты, бороздят водную гладь суда, пылят машины, в хлам раскатывая большаки!!!

Здесь едут лишь берегущие: молоко едва ли расплещешь, раненого без болей довезёшь.
Заповедная дороженька – почти тайна, три полоски: с краёв - для колёс, серёдкой – лошадь. Трава не мята, дёрн целостный!

Судя по духу, лес чист, для водоохранной зоны не характерен. Значит близко хутор Кладезь и острова. На одном из них, так понимает Витька, затеялось собачье обучение.

«Он уехал, не простился…» Не сам, но велели. Просто вот! Завернули в «тёмно-вишнёвую шаль» * и вывели с заднего крыльца, как «донского жеребца». * Причиной – десяток «с неба свалившихся» немцев.

Почему немцам не след видеть Витьку? Данилята, – понятно: их мать хожалкой * на постоялом дворе (могут послать для связи), а он кто?

Ганя сама переселенцев снарядила, одёжу собрала. Оба мальчишонка прыгают рядом, довольные, что сегодня огород отставлен. Анисья, неотъемлемый элемент, - «впереди, на лихом коне», * носиком в сено. Правит Эдисон. Его тоже на остров вместе с Николкой.

Вот и кончилась наука побед! Сулимов обещался навещать. Лишь теперь Витька вполне оценил муштру: у него только зрительных образов нет, остальное – в порядке!

Петляет дорога, скрыто в облаке солнце, умолк верховик (что крайне редко случается), - а Витьке ни к чему приметы: север с югом на известных местах, направления пройденных отрезков очевидны. Знает нога землю за миг до камня и коряги, своевременно отскакивает, пружинит в углублениях. Тросточка – чуткий инструмент. Пса бы, и всех делов!

Вот студеночек, * вот мосточек поворотный, надо понимать, в половодье снимается, при нужде убирается. Куда теперь? Хутор справа остался… (дым оттуда мыловарней отдаёт(.
- Тпр-р-р-ру! – тормозит Мишка, - приехали, вон ваше жилище.

- А твоё? – Спрашивает Анисья, - али не с нами ты?
- Мне по левую сторону мастерские поставлены. Будем в гости ходить.

По какую левую? Ручей круто свернул, а болотина за ним! Куда уж левее! Вот география! Витька ещё раз уверился: относительно себя и своих представлений ничего не надо утверждать, даже в мыслях не надо. Как же тогда? «Молчи, умнее будешь», - вот как. Сколько раз велел, ан, нет! Опять «воздушные замки».

Цок-цок, коро-кхык-коро-ко-локо… цок-тук… Телега уехала, и томно-шуршащая, повисла тишина. По ветру слыхать: где берёзка лепечет, где осина трепещет, где мелколистый куст шелестит, а есть ли рядом строения – большой вопрос.

- Пойдём, - говорит Анисья, - место новое обживать.
- Что тут, бабка?
- Хутор, кажись, вернее то, что от него осталось.
- Как осталось? Немцы, что ль, спалили?

- Окстись лихого часа! Господь с тобою! Ай не знаешь? По гражданской войне Деменковы в здешних краях чуть ни выродились: кто в город ушёл, кто тифом помер, кого красные-белые извели… Парфён с женой да пращур Мартынка в двадцать четвёртом году вернулись в корневое гнездо. Из остатних срубов сгородили дом навроде господского, скотом разжились, хозяйствуют… Теперь уж помимо Андрея - пятеро детей.

Витька знал: пять и шестой при подходе, но не слышал, что Андрюшкина семья единственная на Кладезях.

- Глянь ты! – жарко и опасливо зашептала Анисья. У них лисапед, моциклетка! А на вязу борона для буслей * с незапамятных, небось, времён укреплённая! Дерево-то – в полтора обхвата!

- И чего? – не понял опасений Витька.
- Того самого! В развилке, если шибконько приглядеться, пулемёт, над всем господствует, и наблюдатель там! «Лягушатники» - вона! Привыкли, стало быть.

Мартын Гаврилыч – мужик без возраста: годов ему - то ли семьдесят, то ли сто… Ростом невысок. Фигурой статен. Руки – робкие на ласку, проворные на труд. Первое, что сделал старший хозяин хутора, – приветил Дарьку (она, видишь ли, вместе с телячьим стадом за своими двинулась: поманили и пошла). Затем устроил Анисью в светлой комнате на втором этаже, Данилок для ознакомления передал девочкам и показал Витьке, где что располагается.

- А собаки-то? – нетерпеливо поинтересовался Витька.
- их следует собрать. – Озадачил Мартын. – Из всех псов по всем поселениям выделить пригодных.

- Как собрать! Нечто мало полутора десятков?
- Я понимаю? немецкие овчарки - богатый трофей, только не нам пользоваться.

- Почему! Куда их девали!
- Самолётом в Москву.
- Всех!

- Остались двое: хромой кобель из-под Туркова, да непраздная сучонка для породы. Остальных отправили в центральную школу служебного собаководства. Ох, и благодарность оттудова тебе!
- зачем! – чуть не плач выстонал Витька.

- Опасно тут. – Поставил точку Мартын. - Не всё мы про их выучку знаем, а знай, - не сумели бы переучить: слишком много, слишком близко… Будь ты хоть семи пядей псарь, а полной уверенности не дашь, что собака сделает, оказавшись рядом с первоначальным хозяином, исконной привадой. Одну – можно допустить, но двадцать!!!

- Двадцать?
- Ага. К твоим ещё подсоединились. Где корм, там и сбор. Они ведь с именами, с родословными! Паспорта в ошейниках запаяны. Для экономии вместо слогов - закорюки, да наши знатецы, думаю, поймут. Передержат их, переучат и… От края до края по фронтам!

- как же, дедонька, обидно! Уж больно хороши!
- тут лучше есть про нашу честь. Объявилась, говорят, близ Кузькина ручья псина породы Алабай. Степная, представляешь! А притча такова: в подгородчине учитель географии - по летним каникулам - путешественник. Ну и третьего году привёз щеночка хворенького, и выходил. До того преданный пёс получился, до того послушный!

Сам он - человек весьма преклонных годов и каким-то краем преродник по Болотиным. А дальше так. Повели, стало быть, Викентия Петровича, да и жену его на расстрел за связь с партизанами. Собака, имя ей Альма, рядом идёт, неотступно. Как расстреливают, ты лучше знаешь, и что там было, до точности не скажу, но последней командой хозяина сталось: «взять». Вот уж который-то месяц Альма ту команду выполняет, давит Фрицев с полицаями прям на лету, и нет гадам покоя ни в светлый день, ни в тёмную ночь.

Теперь, бают, щенная она, в чепыжниках * прячется. Вот бы приплод найти, да на службу родине поставить!

- Выманить, нечто? – Переспросил Витька.
- Вымани, коль зверюга людей бежит? На посвист не подпускает. По следу тоже бесполезно: нырнула в бурелом, и нет её.

- Позывать надо! – Загорелся затеей Витька.
- ну, спробуй, может, удача тебе. Приветишь сиротиночку, вот и славно бы!

- Кто такой – Алабай? – вечером спросил Витька у Андрея.
- Овчарка среднеазиатская, разновидность. Крупная голова на медвежью похожа. Характерной приметой - массивная нижняя челюсть, полностью закрытая мясистыми губами. Округлые глаза широко расставлены. Тёмные висячие уши треугольной формы. Хвост серпом. Эта Альма – просто гигант! В холке сантиметров восьмидесяти. Окрас крапчатый: палевое с чёрным. Короткая шея и широкая грудь в сочетании с мощным телом производят колоссальное впечатление. Фрицы с одного вида кидают оружие и дохнут!

- Сюда каким путём добралась?
От Бикешинской горки за одиночными немцами. Зесторунги рассредоточивались веером, мстительница душила втихаря. Тут ощену время пришло, вот и подзадержалась.

Витька броском отмахнул со лба волосы. - Способ собаку найти - один: логово вычислить и мне близ того места её ждать.
- Не час до разу, Витя, другое приспело. – Шепнул Андрей.
- Что?
- А пойдём на бережок, сядем на пенёк, там всё узнаешь.

Убедившись, что и комары не подслушивают, Андрей в мельчайших деталях объяснил задумку с подключением телефона.

- Единый пустячок не позволяет выполнить, - плеснул он досаду, - и ты догадался, какой. Правильно: подступы к воде собаки охраняют. Кроме тебя никому не пройти. Я тоже умею и пробовал. Волнуются от появления камыша на поверхности. Большой риск встревожить. Главный смысл тут – безупречность. Лишь при таком условии подслушивать сможем.

Витька невольно рукой сделал движение - снизу подхват, потому что прямая кишка опустилась до пяток, и живот со страху вывернулся, как у морской звезды. *

Больше некому, кроме Сомова. Вот это вот разворотец! Нифигашечки себе! У Витьки разум остановился. Сколько раз, отвернувшись к стене, хныкал втихомолку, что никому не нужен, а понадобился, и первой мыслью оказалось: «чего требуют от слепого!». Только-только на ноги встал! Хоть бы в мире себя освоить и его в себе!

 К цели – проще, даже выгодно: в пещере и суводи на зрение не рассчитывать. А назад? Водой - исключено. Берегом надо, повдоль колючей проволоки, которая наверняка под током.

Ну, как поймают и пытать! Конечно, знает Витька мало, только их-то сложно убедить! Станут выжимать показания: что велят, в том и признается. Им зачем? Кто б ведал. Скажет правду, назовёт Андрюшку Деменка… Так его имя с обещанной за поимку суммой на всех столбах красуется!
Потом повесят или пристрелят, на этот раз по-настоящему… А ладони подорожником пахнут, и перепёлочка вдали «фють-пютють!»

«Зло бессмысленно», - говаривал Дедка Хванас, да от того не легче. Смерть не так страшна, как поимка. Любое неверное движение - край. Ребята отбиться могут, Витька – нет. Даже последний патрон исключается: попробуй, не видя окружающего, определи время и срок…

- Боишься? – спросил Андрей и сам же ответил: - Правильно. Так и надо. Одни «герои» не боятся ничерта, потому вечным сном и спят. А наше дело: берегись каждой малости, осознай её и выход найди.

Ага! Найдёшь! Это тебе не за телегами бегать! И у кого ума хватило выдвинуть такое предложение? Витьку даже не спросили, согласен ли. Откажется – что будет? Да, нет ничего! Попрезирают тайно, провод из суводного стакана достанут после войны, а ступанский объект другим способом раскроется.

Надо отказываться. Непомерен риск. Ну, рассуди ты: куда соваться, если только что в трёх болотах запутался! Контузия – не одна слепота, а и с головой непорядок. Сказать, что Витька струсил… Нет, здраво поступил. Безумие, авантюра, и душа, будто жвачка коровья.

Андрей не переспрашивает, ответа ждёт. А может, утопили «тему», прикончили?

Вечерок стремится своим порядком. На Кладезях, как везде: хлопанье коврот, дойка, ведёрный перезвон… Корм скоту, ребятишкам ужин… Настоем трав заполнили разогретый двор сумерки.

Знобко стало. Чистильщики маслят с крыльца за дверь перебрались, в сени, обозванные на Английский манер холлом. Тут камин горит и касса типографская.

Ларка, следующая за Андреем сестра, совинформбюро набирает и другие листовки. – Подиктуй мне, - просит Мартына. Диктовать начал дед, и второй раз расстреляли Витьку.

- Если ты фашисту с ружьём –
В кромешной тишине со знаками препинания пластал совесть по строкам скрипучий голос.
- Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Всё, что родиной мы зовём,—

Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.

И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови. *

Вот это вот оценочка! Благо, Андрея нет! Было страшно, теперь же вовсе пропал.

Курицам головы рубить доводилось. На груше сидя, прикидывал: как бы перестрелять охрану немецкого посёлка. Сделал вывод: не очень страшно. Бегут себе фигуры, падают, но люди ли там? Допустим – да. И всё равно убить их легко, особенно в воображении.

«Вот, - думалось, - ребята хоть какую-то пользу могут принести, он же – ползай меж лавкой и печью!» А предложили, и сдулся?

Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.

За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.

Никто никогда не узнает, почему Витька отказался, даже отказываться – лишнее: можно просто промолчать и жить с «приятным» воспоминанием долго и «счастливо».

- Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!

Вцепиться в Кузьмина по истерике способней, чем прикончить зло, фашистами в Витьке выращенное: ужас, гнев, шкурническую боязнь и прочь. Нездоровье – тоже враг, от них досталось. Главной же тошнотной каплей – «Таня!» После такого отказаться может только полный негодяй!

И никто никого не учитывал, на задание не посылает! Андрей глянул, как Витька бежит, и осенило! Поверил, что справится, но сказал лишь ему, чтобы неловкости не было.

- Знаешь ты, - на лестнице поймал Витька за руку Андрея. – Не так надо начинать, не с воды…
- Что начинать?
- Ну, тему эту…

Андрей буркнул невразумительное и повёл Витьку в обитель Эдисона, показать макет водозаборных сооружений.

- На ощупь идём, - пояснял Никол, - вот и сделали, как настоящее из жести. Задвижка легко открывается. Резервуар сухой. Здесь клапан для излишков воздуха при заполнении. Сквозь него провод проталкиваем в люк, по стенке которого проходит кабель-канал.

- Самое трудное, - сказал Андрей, - выйти из воды и добраться до люка. Течение тащит, но есть за что уцепиться: трос висит. Оторвёшься, выплюнет, как пробку, прямо на пост. Выйдешь, псы обозначат.

- Смотри: - сделал вывод Витька, - меж двух рядов проволоки полоса. Бегают там собаки невозбранно. Чтоб войти или въехать, перекрывают её створками ворот. Уводы колючка прерывается, и нам спасением – собачий коридор.

- Тебе, Сомов, только тебе, если, конечно, ты их с нами подружишь!

- Ладно, пусть будет так. Подходить на предварительном этапе следует от выселок, от Самусёва двора! Привадить сподручно, сбежать легко. Лучше – в лунный час, меньше подозрений. Обтерпятся псы, привыкнут к присутствию, - можно и нырять.

Сходили. Удалось. Витьку признали сразу, других за сто вёрст облаяли. Стало быть, - одному идти. Оказалось, - электрический ток во внутреннем кольце. Ворота с юга, с главной улицы села, значит, огибать до места встречи порядка семисот метров.

Пять раз, пять ночей до тёмной луны пролезал Витька под ограду бегать с собаками, пять раз без осечек, но всё это – шуточки. Луг у выселок часовому с вышки видится сплошным массивом. Спокойны псы, и ладно. Как-то станет в других местах!

Партизанская обувь – лапти: вид следов меняет, запах отбивает… Ночью забавляли овчарок, а днём Витька изощрялся в плетении.

- Зачем тебе? – спрашивали ребята, он же отмалчивался, не будучи уверен в существенности идеи. В результате получились две пары «собачьих лап». Правда, Андрей сказал, что след стилизованный, прямохождения особи не скрыть, но Витька упрёк мимо пропустил.

Стартонули в нужной точке в нужный час. Пятеро поодаль распределились, Витьку поймать на выходе. В пещере Никол с аппаратом, Страховщиком Деменок пошёл.

Пазуха у Серого Улова низкая, склизкая, родники фонтанчиками, главный – толстой струёй, и всё в реку. Витька сюда не лазал, боялся обвалов и не без основания боялся. За время прохождения трижды шуршало по стенам, пять раз под ногой проваливалось. Но Андрей стоял твёрдо, знал безупречно. И вот, плюхнулись, Холщёвая сумка потащила вниз.

Там булыганов напихано, чтоб скользнув по проводу, достигнуть дна. Катушка плотно лежит: найти, прицепиться и дальше…

Будь Витька один, не справился бы, потому что при погружении давленуло на уши, стиснуло грудь до хруста в рёбрах, и кроме рукояти бухты ощущений не осталось. Андрей его ладони куда надо положил, сам на выгоне из стакана камень, заранее сброшенный, подхватил для тяжести.

Но вот стало мелко, тепло, в дыхательную трубочку потёк с поверхности воздух, Андрей отстал, прижав раскрутившуюся катушку.

Витька вполне ощутил себя: руки свободны, грузик за пазухой, schweres Feldfernkabel * к опояске прилажен! Вот это Деменок! Не зря двадцать тысяч за голову!

Ну что же, надо не посрамить. Сунулся носом в песок, пополз на пузе, перебивая течение.

Ого! Стена чётко вверх! Левей или Правей? Нет, выше. Вот она задвижка с рукояточкой. Потянул, - открылась. Пролез, возвратил на место, встал.

Провод, четырёх жильный, в двойной резиновой изоляции, легко тащится, ничему не мешает! И как это всё предусмотрели! Серёня сказал: Сваты довелось минировать и Коловейдино. После Ступанок взорвут!

Теперь вверх к клапану. На счастье глубоковато здесь, и поверхность ребристая. Дотянулся, протолкнул, упор!

Андрей почувствовал натяжение: свободен, сможет на косу уползти, оттуда под Селищенским берегом выбраться.

Ему же обратно без камня, - бросить пришлось, чтоб вскарабкаться. Найти – не выйдет: дышалка тоже потерялась.

Трос. Где трос? Эвона! Под сорок пять градусов тянется. Выше, кромка, - ну, привет, ребятушки! Молодцы, лохматая банда, вот и я! Поиграем! только допрежь того – дело! Подождите меня.

Поняли, согласились. Отодвинуть крышку люка, да ещё без звука - совсем для больших! Однако, справился, залез. Присоединил, выскочил, уложил обратно…

Сделано-слажено! Одна досада: зачищая провода, ножик уронил, а найти – там трубы всяко-разные, вентиля… Скользнул куда-то нож, и нет. Ну пусть его, Эдисон другой даст.

А псы толкаются носами, требуют привычного занятия. Лапти со спины повытаскивал, обулся! Теперь он – тоже пёс голый нос. Ну, соколики, айда круг почёта, подковой загибать!

Всё это время, все эти дни ужас, как у Анисьи, меж пупком и лобком обретался, балластом жил, всплывать не давая, а тут, после пятисот шажков и трёхсот прыжков, взрывом, искрами рассыпался до того, что лапоток слетел, и сзади бежавшая псина его разгрызла.

Нечто как шибанёт в сторону! Витька лапти-то откинул, да под проволоку, и слышит, как псы захрумкали ими. Он же безразборно в канаву грязную шлёп!

Опамятовался, вылез… Куда теперь? Псы молчат, ветер дует, и где-то здесь кто-то из своих. Повернулся спиной к ограде, побрёл тихонечко.

А свои? Затаившиеся по периметру объекта парни на чём свет стоит кляли безлунную ночь. План операции выверен, группа от реки пошла, связь отсутствует, сделать ничего нельзя, разве - молиться о своевременном промежутке между вспышек прожекторов.

Не было их! Не было! Да вот ведь! С немецкой пунктуальностью по случаю отсутствия луны бляскают тридцать через тридцать секунд! Одно греет: с внешней стороны лучи скользят, коридор в бережение пёсьих глаз не захватывают.

Вот очередной всплеск, опять! И «Архангелы» видят, будто из партера, как по сцене движется схваченная светом фигура. Погасло, вспыхнуло, и не одна она, четверо с обеих сторон (упали, должно быть, с вышек).

- Хенде хох! – слышит Витька и безропотно подымает руки.

- Кто ты? Смотри прямо! Эге, да он слепой! - Наперебой залаяли вокруг. - Притворяется. Не похоже.  Хольт, спросите его.

- ти зашем тут? – Хлестнуло по лицу ломаное слово.
- Живу. – Будто не сам ответил Витька. – Дом сгорел. Я остался.

- Где живу?
- Тут, в погребе.
- Погребе? Что есть – погребе?

- Яма с крышей, овощи хранить. - Витька показал руками очертание погребицы, Хольт понимающе цокнул.

- Сюда зашем?
- Картошка. – Витька ткнул рукой вправо наискось. – Картошку выкопать хотел. Днём страшно, стреляют, собак боюсь! Ночью нет никого.

- Отвести к Маркету? – спросил Хольт по-немецки.
- Там здоровых надо, с третьим полем тоже непорядок.

- Что ты в этом понимаешь, Михель!
- Внешность, вот что.
- Зачем мудришь. Пристрелить для спокойствия...

«Мокрый, грязный, босой слепышок. В одежде никаких предметов кроме пуговиц и нательного креста. К ограждению подходить не пытался, иначе сторожевики бы залаяли… Наверное не врёт, но куда его?» Так, должно быть, они рассуждают!

Бросьте. Не стоит. – возразил Хольту немец (как понял Витька по звуку) чрезвычайно высокого роста. - Неспроста. Вылез недобитый! Это нам предупреждение!

- Плохо быть суеверным, Зэп. Но слово сказано. Раз так, спросите, где родственники…
- Лутовин! – обнаглевши брякнул Витька.

- Почему не шёль туда?
- Стреляют кругом, боюсь заблудиться, с голоду помереть, а тут – погреб!

 Иди, потораплифай.
Витька почувствовал ткнувшийся в спину ствол, переступил, чтоб от него отодвинуться, и зашагал, куда повели.

1. Вязнут спицы расписные…» - Александр Блок.
2. «тёмно-вишнёвая шаль» - романс В. Бакалейникова.
3. «Но так как с заднего крыльца обыкновенно подавали ему донского жеребца… Поступком оскорбясь таким, все дружбу прекратили с ним…» - Евгений Онегин.
4. Хожалка – гостиничная прислуга.
5. «Впереди на лихом коне» - Чапаев.
6. Студенок – родник в углублении, колодец.
7. Бусел (лягушатник) – аист.
8. Чепыжник – густой колючий кустарник, перепутанный травой и ползучими растениями.
9. Морская звезда выворачивает желудок, чтобы переварить не помещающуюся в рот пищу.
10. «Убей его» - Константин Симонов.
11. Schweres Feldfernkabel - магистральный телефонный кабель для больших расстояний.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/02/16/1531