Если пытаться превратить магическое фэнтези в научно-политическую фантастику, сохранив при этом учебную функцию, получится полная jeresь!
- Добрая, наивная, экспериментальная, свободная и тайная старая магия в прошлом. Гарри Поттер и Темный лорд давно остались в учебниках истории. Магическая тайна упразднена. Маги живут открыто среди обычных людей. Магия под строгим контролем общества и государства. Работы на стыке магии, физики и биологии объявлены темным искусством, чтобы маги не изменили окружающий мир и самого человека. Люди, общества и государства развиваются по естественным законам, несмотря на раскрытие магии.
Что если это – наше будущее? Все это и немного хереса – в рассказе…
ПАЛО КОРТАДО
Жанр: FanFiction в модели мира Гарри Поттера;
Jeres – херес, алкогольный напиток из виноматериала,
созревающего в бочках под пленкой из дрожжевой
плесени, именуемой флером. Известные типы хереса –
Фино, легкий и сухой; Амонтильтядо, выдержанный
и тоже сухой, Пало Кортадо, особенный и редкий,
Педро Хименес, названный по одноименному сорту
винограда, сладкий, как жидкий торт.
…Однако, где же амонтильядо?
Эдгар По «Бочонок Амонтильядо»
…Пало Кортадо – тип хереса, который мог бы
стать классическим Амонтильядо, но в процессе
производства в нем неожиданно погибает флер.
- Ваш дом, он такой… как бы сказать, слишком маговский что ли, - Турн старался высказываться осторожно, чтобы не обидеть хозяина. У него и вид-то диковат, и замашки, как видно, один дом чего стоит – лучше не раздражать. Да еще и недавно приехал, еще и богат, похоже. Зачем он вообще позвал в гости?
Адам Мясницкий действительно производил впечатление человека древнего, почти как его имя. Ростом он был пониже Турна, но лишь на первый взгляд, из-за того что Мясницкий все время слегка сутулился. Руки его при этом свисали почти до колен, огромные кулаки, казалось, сейчас упрутся в землю, и этот изысканно одетый господин вмиг превратится в гориллу. Впечатление усиливали крупные черты лица, на нем все было большим. Голос же явно не местного хозяина дома мог быть разным. Мог, Турн не сомневался в этом, легко перекрыть шум небольшого водопада, а в тишине дома мог звучать, как сейчас – вкрадчиво, словно урчание кота.
Огюст Турн внешне был полной противоположностью хозяина: высокий, худой, с узким лицом и длинным крючковатым носом. Длинное пальто и остроносые ботинки дополняли образ, который в прежние времена немедленно получил бы эпитет «колдун». По большому счету Турн и являлся колдуном, то есть магом, конечно. Как и Мясницкий.
- Мой дом, моя крепость, хе-хе… Каким же должен быть дом мага, господин Турн?
- Знаете, Адам, мы здесь давно живем в таких же домах, как все. Ездим на автомобилях, пользуемся бытовой техникой. Мы не хотим обижать соседей, лишенных магических способностей.
- Я понимаю. Простите, вы же знаете, я приехал недавно и издалека. Решив поселиться здесь, я хотел создать маленькую частицу того дома, который покинул. Ха! Не скажешь даже, что я покинул дом, ведь я продал там все, забрал только немного вина из старого погреба. Мой дом теперь тут. Кстати, хотите вина, Огюст?
- А нет ли чего покрепче, очень холодно!
- Есть прекрасный херес, друг мой! Возраста… почтенного, знаете ли, возраста! Выпьем за хорошую жизнь на новом месте?
- Интересно! Херес – это же испанский напиток, который выдерживают вроде как под плесенью? Я помню, пил сухой херес, он пахнет яблоками, но совсем не согревает!
- Эту плесень называют флером, дорогой Огюст, - Мясницкий поддел ногой кольцо на полу и открыл люк в самый настоящий погреб. Настоящий погреб в европейском доме, в наше время! – А выдержанный херес согреет вас очень даже хорошо, и пахнет он не яблоками, а орехами, хе-хе, да, орехами!
Мясницкий лег на пол и своей длинной «обезьяньей» рукой достал из глубины погреба бутылку. Она была пыльной.
- Смотрю, Адам, вы не такой уж маг-ортодокс, каким пытаетесь казаться! Не стали извлекать бутылку заклинанием, размениваться на всякое там «акцио херес!», хотя меня-то вам нечего стесняться.
- Я следую изречению одного старого мудреца: «Пока можешь, делай все сам». Знаете такое?
- Не слышал, но одобряю.
- Прекрасно! Открою херес, а вы пока расскажите, чем вам мой дом кажется слишком… слишком.
- Ваш дом слишком маговский, - начал Огюст – потому что по нему сразу видно, что здесь живет маг. Внешне он похож на старый замок, конечно очень маленький. Внутри… Ну вот эти фотографии в рамках на стенах, к чему они? Ведь сейчас все в электронном виде. А этот ковер? Наверное он еще и натуральный? Боюсь спросить, но может даже ручной работы, старинный? Адам, к вам могут войти ваши соседи, простые люди, не маги, что они подумают?! Здесь, в Европе, мы стараемся жить так, чтобы не оскорблять чувства не магов своими особенностями! После принятия законов о транспарентности, то есть прозрачности магии, после полного отказа от магической тайны, раскрывшего магов обычным людям, мы должны заботиться о чувствах не магов! Мы отдали им право контроля за законностью магии, чтобы они не боялись. Мы живем так же, как они, работаем рядом с ними, не применяя магию, на руководящие должности первыми претендуют не маги и лишь затем мы. Мы слишком сильны, чтобы соперничать с не магами на равных, и поэтому должны уступать им дорогу! И демонстрировать преимущества владения магией в обычной жизни здесь считается дурным тоном, простите, Адам, за прямоту!
****
Зал, в котором находились новоиспеченные то ли друзья, то ли добрые соседи, действительно представлял из себя нечто среднее между рыцарским залом замка, уменьшенным раз в десять, светлицей богатой избы (слово «светлица» из двоих присутствующих знал разве что Мясницкий), о которой напоминали деревянные лавки вдоль стен и люк в погреб, и старинным дворянским домом, который вспоминался при взгляде на выложенный изразцами камин. Эта варварская эклектика, граничащая с безвкусным кичем, с одной стороны соответствовала хозяину дома, а с другой указывала на его принадлежность к сословию магов лучше любого диплома. Для Турна этот зал был так же одновременно привлекателен и дик, как белый автомобиль с краснокожим салоном, какого, впрочем, он никогда не видел, но от одного представления вздрагивал. Можно представить себе, как в этом доме почувствует себя не маг.
В середине зала располагался большой стол на деревянных ножках, и здесь магия находилась в непрерывном действии, поскольку ножки уклонялись, не нарушая равновесия стола, как только кто-то мог их задеть. Вообще, подумал Турн, похоже что Мясницкий тесно имел в прошлом дело со столовой магией, может даже управлял баром или рестораном – пролитая на стол жидкость немедленно испарялась, поскольку материал стола менялся и нагревался именно под ней, крошки в какой-то момент взлетали к потолку, где их сразу склевывали незаметные до того домашние птички, оказывается их тут было достаточно, но по желанию хозяина они были видны и слышны или нет – тоже магия постоянного действия!
Стулья, на которые уселись хозяин и гость, казались, наоборот, произведениями века космического. Они немедленно учитывали все анатомические особенности сидящего, учитывали все: позу, наклон головы и тела, даже настроение – когда хотелось вскочить, стул практически выталкивал сидящего вверх, а когда устало расслабиться – представлялось, что лежишь на облаке.
Адам Мясницкий помнил похожий зал.
- Дети, пора за стол!
Когда за столом пятеро, от трех до четырнадцати, да еще все со способностями, ух! Первое в доме, что Адам начинил непрерывной магией – это стол. Плохие родители требуют порядка за столом, хорошие создают такие условия, чтобы кроме порядка ничего и быть не могло. Самое интересное, что привыкнув к порядку дома, старшие и в гостях, где можно было кидаться едой, переворачивать тарелки и плеваться – обычное дело в доме магов – пару раз побесившись, потеряли вкус к таким развлечениям. Пока другие ребята хулиганили, брат и две сестры Мясницкие сидели со скучающим видом, ожидая, когда «малыши» одного с ними возраста устанут дурачиться и можно будет снизойти до разговора.
Да, тогда и от магов их семья стала отдаляться все больше. Но и Адаму, и Маре, и детям лучше всего было дома. Так уж вышло.
А теперь вышло, что от того дома вот он, один зал с собранием жалких остатков былого могущества, как с усмешкой говаривал сам Адам.
Но в этом зале Мясницкому все равно было хорошо, вернее, хорошо было от того, что здесь он верил в благополучный исход. Исход чего? Как он случится и когда? Этого никто не знал, но сидя сейчас за столом, Адам по непонятной причине верил, что в самом конце все скорее будет хорошо, чем плохо.
В то, что все будет плохо, его заставляли поверить люди за другим столом, в совсем другом зале.
****
- Спасибо за вашу прямоту, Огюст! Кстати, херес ждет. Первый тост – за моего нового друга и местного учителя жизни, без которого я бы мог наделать глупостей – за вас!
- Какой великолепный напиток, Адам! Как называется этот херес?
- Производитель вам ничего не скажет, он давно поглощен крупным концерном. А вот тип, скажем так, этого хереса называется Пало Кортадо.
- Спасибо! Я обязательно запомню!
- Конечно, хе-хе… это незабываемый напиток, просто незабываемый.
Огюста слегка удивляли винные предпочтения Мясницкого, никак не вязавшиеся с его зверообразной внешностью. Однако херес и увлеченная беседа делали свое дело и через час Мясницкий уже казался Турну совсем не отталкивающим и не страшным. Черт, да такой тип будет иметь бешеный успех у наших дам, - подумалось ему. Вид дикаря в сочетании с тонким вкусом и, пожалуй, пытливым умом – гремучая смесь, составляющая основу того что называют харизмой. Только вот ортодоксальные взгляды…
- Скажите, друг мой, - спросил вдруг Мясницкий – что если бы вы могли поднять этот сундук (господи, у него еще и сундук!) одной рукой? Сундук весит пудов пять, то есть по-нашему, восемьдесят кило. Говорят, раньше были такие силачи. Что бы вы тогда делали?
- В смысле, что бы делал? А зачем, кстати, мне поднимать сундук?
- Дело не в сундуке, а в силе. Допустим, вы можете одной рукой поднять пять пудов. Вы станете использовать эту силу или скрывать ее?
- Эээ… ну, если бы пришлось – использовал бы.
- Если бы пришлось. То есть только если возникнет случай, обстоятельства, вы готовы были бы использовать силу, которая есть, заметьте не у каждого. А специально искать такие случаи или обстоятельства вы не стали бы? Скажем, не пошли бы в спасатели, пожарные?
- Эээ… характер у меня конечно не тот. Но если представить, что я с детства был силен, то наверное мог бы и пойти по такому пути, да и родители скорее всего меня бы заставили заниматься спортом, а там характер сложился бы по-другому.
- Но вместо этого у вас открылись магические способности и родители отдали вас в школу магии, где сложился ваш характер, так?
- Ну да. А к чему вы это?
- Давайте, Огюст, выпьем за то, что мы стали теми, кем стали!
- Эээ… выпьем!
****
Другие люди за другим столом были маглами, а председателем – сквиб. Магами были приставы, а их конвой усилен двумя дементорами, хотя заключенный был один, в клетке, окруженной невидимым для маглов огненным кольцом.
- Вопиющие преступления, от которых кровь стынет в жилах порядочных людей, - с выражением декламировал прокурор. – Обвиняемый полностью изобличен в приверженности магизму, желании свергнуть существующий порядок, нарушении традиционной нравственности, попрании всего святого, что есть у нашего народа, единого в порыве наказывать таких как магист Мясницкий и ему подобных смертью бешеных собак и адским пламенем после нее! Я зачитаю некоторые письма достойных граждан, что не смогли сдержать гневных слов в такой момент! Вот:
- Будучи всегда гуманистами, сейчас мы не имеем права оставаться ими и призываем наказать врага традиций и злобного магиста Мясницкого самой страшной карой, предусмотренной законом! – пишет десятитысячный союз работниц швейной промышленности;
- Требуем вбить длинный гвоздь в гроб проклятого магиста, а останки развеять по ветру над свалкой истории! – это от профсоюза работников космической отрасли;
- Привязать магиста к четырем заклинаниям и разорвать на четыре части по числу частей света, как делали в темном средневековье, куда он хотел бы затянуть наш народ вместо светлого завтра! – это от союза театральных деятелей.
- Общее число подписей под требованиями осудить магиста Мясницкого по всей строгости превысило десять миллионов! Не мы караем – народ карает!
При этих словах, помнил Адам, прокурор остановился под огромным плакатом, из тех, что висели теперь везде: «Анархо-синдикализм-вейсманизм-морганизм-либерализм-магизм – пять оскалов исторического оборотня». Под надписью при этом изображалась всего одна оскаленная морда, непонятно чья, но оказавшаяся очень похожей на лицо прокурора.
Как мы дошли до этого? С чего началось, почему все так быстро согласились? Эти вопросы Адам перестал задавать себе очень скоро, потому что время осталось только на действия, но не на вопросы. Темная магия, которую он когда-то изучал просто ради интереса, пригодилась. Пришло в голову – обдумай, узнал – запомни, предчувствуешь – готовься, - так Адам учил детей и сам строго следовал этим правилам. Вот и узнал, и запомнил. И, как выясняется, подготовился. Может быть.
За нарушение закона о транспарентности, прозрачности магии, можно было уже сесть лет на двадцать. Спасло то, что Адам учился в магической школе очень давно, клятву юного мага на верность народу не давал и догмы подчинения обществу не проступали на его коже при ошибках их написания особым пером. Поэтому тот факт, что закон должен быть помимо прочего достоин исполнения, не вызывал у Адама сомнений.
В отличие от детей. Да и от Мары. Опоздал лет на пять – нужно было забрать ребят из школы сразу же, как появились уроки догматического воспитания. А он с одной стороны думал, семейное воспитание окажется сильнее, да и вообще противоречия пойдут на пользу, ребята узнают, что иногда убеждения нужно скрывать, но всегда беречь… А с другой стороны, хотел получше подготовиться.
Ну что, хорошо нынче готов?!
Значит, темная магия: сонное зелье и трансформация существа в вещество, человека в соки и соли земли, которые пройдут разными путями, реками и ручейками, пылью и ветром, отдельно друг от друга, а частицы разума распределятся между зверями и птицами, рыбами и гадами, и даже насекомыми, а когда соки и соли, придя чуть быстрее обычного к новому месту, соберутся в человеческое тело, незаметными, неотслеживаемыми контролерами транпарентности искрами разум вновь войдет в это тело, и вот он, нелегальный эмигрант времен тотального контроля даже над самой магией!
Только если хоть одна маленькая деталь не сложится, одним человеком станет меньше. Родным Адаму человеком! И даже знать об этом он не будет, потому что нельзя ему знать ни где окажутся жена и дети, ни что с ними, его мысли могут быть прочитаны даже после смерти или казни. Так хорошо ли ты нынче готов, Адам Мясницкий?!
****
- Вы знаете, кто такой Эдгар По, друг мой? – сменил вдруг Мясницкий тему беседы.
- Писатель? Девятнадцатого, кажется, века?
- Да, Огюст, Эдгар По был знаменитым писателем. У него есть рассказ «Бочонок амонтильядо», вы не читали?
- К сожалению, я мало читал, французскую литературу в основном. Да вот из русского странным образом читал Пушкина и Достоевского, они же вам знакомы, я уверен!
- Знакомы, хе-хе, знакомы, разумеется. Кстати, что бы вы сделали, будь у вас талант Пушкина? Стали бы поэтом или стыдились своего превосходства над другими?
- При чем здесь это, Адам?!
- Не при чем, друг мой, не кипятитесь. А что такое амонтильядо, вы знаете?
- Тоже херес?
- Да! Прекрасный херес, вернее, тип хереса. Сейчас технологии победили почти все, воцарили человека над многими загадками природы. Но говорят, что и сейчас винодел не всегда знает, получится ли у него амонтильядо. Вы же помните про флер, под которым созревает херес? Бывало, что флер неожиданно умирает, исчезает. Тогда вместо амонтильядо делают такой херес, как мы пьем сейчас – Пало Кортадо.
- А почему исчезает флер?
- Нынешние виноделы иногда делают это специально и поэтому говорят, что разобрались в причинах. Но похоже что так все еще случается неизвестно почему, правда довольно редко.
- И даже маги не разобрались?
- Огюст, херес делают в Испании, - вздохнул Мясницкий – Законы о преимуществах для не магов действуют по всей Европе. А значит, директорами, да и владельцами винных домов, главными виноделами, главными технологами там скорее всего являются маглы. То есть, простите, не маги. Ведь по закону маги уступили им право занять должности первыми.
- Но маги же должны им помогать!
- Огюст, посмотрите на ваших собственных сослуживцев, - Мясницкий обвел зал рукой, как будто сослуживцы Турна были тут. – Как они работают? Они приходят к девяти, выполняют известные действия, обедают, потом снова действуют по инструкциям и в шесть вечера идут домой. Конечно, есть молодые люди, стремящиеся сделать карьеру, заработать денег, они работают сверхурочно, учатся, получают опыт везде где могут и добиваются повышения должности или оклада. Но маг-то должен пропустить такого магла вперед! – Мясницкий опять произнес неприличное слово – У мага практически нет стимула работать, кроме простого получения зарплаты! Зачем ему разгадывать тайны? Зачем изобретать?
- Вы что, хотите сказать, Адам, что все изобретения и творческие успехи нужны человеку для превосходства над другими?!
- Наконец-то, Огюст! Наконец-то вы сказали: «превосходство человека над другими», впервые объединив магов и маглов в одно человечество!
Мясницкий уже не стеснялся слова «маглы», наверное потому что бутылка Пало Кортадо подходила к концу.
- Маги, Огюст, остались людьми! – продолжал он. – У нас, магов, человеческая мораль, человеческие устремления и человеческие слабости. Магическая сила – это такая же способность, как сила физическая или талант поэта! И ее можно использовать для достойных этой силы дел, а можно втайне от соседей развлекаться домашней магией, как я сейчас. Акцио, Пало Кортадо! – И с этими словами в руке Мясницкого оказалась вторая бутылка хереса.
- Адам, я понял, к чему вы ведете… нет-нет, я не про бутылку, с удовольствием продолжу пить с вами. Я про аналогию магии и всяких талантов сразу понял, к чему вы. Но послушайте, талант может возникнуть у любого.
- Магическая сила тоже, я из семьи маглов, в роду вообще никто не помнил ни одного волшебника. Мне повезло родиться в свое время, сейчас бы…
Мясницкий помрачнел. А ведь я даже не знаю точно, откуда он, - подумал вдруг Турн – из Польши? Из России? Если из России, то одному богу известно, что там сейчас.
- Но магия позволяет изменять реальность! – горячо заговорил Турн – Не маги боятся, вдруг мы изменим мир так, что им станет хуже в нем жить! Они слабее, мы должны им помогать. Мы должны…
- Мы должны, потому что они слабее, значит?! – голос Мясницкого неожиданно стал таким, какой легко было у него предположить, похожий на звериный рык. – Им хуже жить, поэтому весь остальной мир им должен?! Маги – такие же люди, вы сами признали это. – Мясницкий поднялся, распрямился и казалось, вырос под потолок. – Выходит, одни люди должны другим лишь потому, что природа наградила их неким талантом? Скажите, по-вашему, Пушкин тоже должен был всему миру за свой талант? Может он должен был переписать свои сочинения на крестьян, отдать жену более достойному и молодому, умереть в безвестности?
Турн понимал, что эта логика противоречит всему, но никак не мог собраться с мыслями для ответа. А Мясницкий продолжал.
- Вы сами видите и говорите мне, как успешны в вашем обществе маглы. Как они сами добиваются всего. Значит, с одной стороны, вы признаете их способными жить самостоятельно, а с другой – говорите «они слабее». Почему вы отказались от выполнения своего долга сильнейших – стать во главе общества? В природе, если в сообществе животных вожак не силен достаточно, все сообщество обречено!
- Адам, но если маги однажды возьмут власть, они уже не отдадут ее! – практически крикнул Турн.
- Кто вам сказал? – Мясницкий сел и сразу превратился из великана в усталого человека. – Вообще, друг мой, вы не задумывались о том, что у людей могут открыться какие-нибудь другие способности, как когда-то открылись магические? Но что если открыться они смогут только у маглов и только у тех из них, кто вступит в жизненную конкуренцию с магами! Вследствие этой конкуренции! Среди нас могут появиться, например, пророки, пользующиеся не собственными магическими силами, а берущие знания из информационного поля космоса...
- А что, есть такое поле? – удивился Турн.
- А кто его знает, - в тон ему ответил Мясницкий – но если открытие этого поля не станет жизненной необходимостью, никто и не узнает об этом!
****
- Папа, ты все время говоришь, что наш Фрол Проклович ошибается! Почему именно ты прав всегда, а не он?! Догмы подчинения и транспарентность магии придумали не просто так, а чтобы не было коррупции! Чтобы маги не могли, захватив власть, присвоить себе все!
- Антон, во-первых, я не всегда прав. Нет того, кто всегда прав, хе-хе. А во-вторых, посмотри на этот плакат.
Посреди улицы висел ставший вездесущим плакат с мордой исторического оборотня и перечнем пяти ее оскалов
- И чего с плакатом?
- Того. Как ты думаешь, сколько здесь оскалов у исторического оборотня?
- Написано же! Пять!
- А если обдумать прочитанное?
Старший сын Адама вырос парнем упрямым, но он всегда был уверен, что отец не попрекнет его незнанием. Не стыдно не знать, не стыдно ошибаться, стыдно не учиться, повторял Адам детям. Вроде бы в этом они были с ним согласны. Уже хорошо.
Антон тогда пришел с вопросами. Сначала спросил:
- Должно быть четыре оскала, верно?
- Сам скажи, почему?
- Потому что «вейсманизм-морганизм» - это название одного направления, объявленного лженаукой, а не двух.
- Верно.
- И что из этого?
- То, сынок, что если эти люди ошибаются даже в массовой пропаганде, представляешь масштаб их менее заметных ошибок?!
- Папа, я не понимаю! – воскликнул Антон – Сведения про «вейсманизм» в открытом доступе, я их легко нашел, почему они нет?!
- По двум причинам. Во-первых, они судят нас по себе, а сами ненавидят учиться и презирают нас настолько, что считают возможным говорить нам любую чушь. Они бы не стали разбираться и считают нас такими же, опускают нас до своего уровня или ниже. Во-вторых, их власть строится на вере, а не на знании. От нас требуют верить и поэтому даже неважно, что мы знаем. Почему законы о подчинении магов обществу названы догмами? Что такое догма?
- Непреложная истина?
- Нет. Недоказуемое утверждение, которое принято считать истиной. Принято обычно большинством. Как думаешь, большинство может ошибаться?
- Все могут ошибаться. Вот, на плакате чушь написали.
- Смотри, Антоша, в школе этого не говори! Да и не хотят там этого знать. Ага?
- Ага.
Маре и старшим он решил сказать. Это было даже не просто порядочно, а жизненно необходимо для них. Младшие не будут знать и испугаются. Но именно страх позволит им вернуться из рассеяния в наш мир. Более того, инстинктивно они будут пытаться попасть к маме – а значит велика вероятность, что Мара и младшие дети окажутся рядом после возвращения.
Мара вернется из любви к детям. А вот старшие в возрасте подросткового бунтарства нужду в родителях лишь понимают, но не испытывают достаточно остро. У них должен быть другой стимул вернуться.
Когда Адам собрал их в комнате, закрыв ее не только обычной магической защитой, но и заклинаниями шифрования слов и мыслей, всем стало страшно. Хотя страшно должно было быть давно, но то был страх ожидания, а тут был страх неизвестности, уже неотвратимой.
- Мне было открыто, что я буду арестован – сказал Адам. – Буду приговорен.
- За что? – спросила Мара в тишине.
- Люстрация. Последний шанс легально уехать был тогда, когда объявили амнистию. Но тогда я ничего не предчувствовал. Да и не умел. Пришел в контрольный центр, как все, открыл разум, задекларировал свои магические знания. Лет пять, вы знаете, никого не трогали, забирали только не оформивших декларации. Одновременно ужесточали магический контроль. Наконец закрыли границы. И лишь потом начали люстрацию.
- Но что у тебя такого темного?!
- Темного много у нас у всех. По их мнению мы все – магисты. Я конечно особенно закоренелый, хе-хе. Я открыто говорил о том, что маги должны быть на достойных местах. Что если руководитель не может управлять магами, то это не потому что он магл, а потому что он придурок. С таким же успехом он мог попытаться руководить симфоническим оркестром, состоящим сплошь из маглов, да на его беду талантливых! Вот был бы показательный опыт для всех. Маг – это человек априори обладающий талантом, поэтому нами надо управлять не менее ответственно, чем творческим коллективом. Но одно это утверждение – махровый магизм!
- Но за слова разве могут посадить?! – сестры кажется начинали плакать.
- Не за слова. За образ мышления. Я все подвергал сомнению и вас научил этому, а вы научите своих детей. Этого они очень боятся. Магию может контролировать только догматическая вера в их законы, в их мораль. Только самоцензура, как говорили предки. Любой закон можно нарушить, если хочешь, еще ни один человеческий закон не получилось полностью оградить от нарушений. Каким оружием его не защищай. Особенно, если закон недостоин исполнения. Вот за такие мысли меня обязательно приговорят. Но не вас. Мы с вами нарушим недостойный закон и совершим неконтролируемый магический обряд. Если все пройдет как надо, вы будете свободны, останетесь собой и еще внукам об этом сказки расскажете!
Закончив эту речь, Адам с улыбкой оглядел всех.
- Не боись, мы же страшные преступники! Пусть они нас боятся!
****
Пало Кортадо из второй бутылки казалось Турну еще лучше первого.
- Огюст, вы же родились после гибели Темного лорда? – вдруг спросил Мясницкий.
- Конечно! Это ж вообще когда было!
- Ну, в историческом масштабе не так давно. Как тут у вас, никто по его стопам не пытался?
- Чего не пытался? Людей убивать с помощью магии? Террористы случаются.
- Чего хотят?
- Фанатики! В основном из Лиги равных возможностей, эти, знаете, которые требуют, чтобы все с одного старта начинали. В смысле маги и не маги. Вам бы их идеи могли понравиться!
- Только не убийства. Почему они убивают?
- А кто же скажет! Магические идеи, они такие, может быть, объявишь их обществу, а они бац! И уже в сознании толпы. Поэтому Министерство магии просто официально объявляет, что член Лиги совершил теракт. И его наказывают. У него есть адвокат, все как положено! Был как-то случай, выпустили невиновного! Потом настоящего бойца нашли, тоже из Лиги, конечно. Так что тут не расправа, как в России, например!
И вдруг Турн замолк, глядя, как лицо Мясницкого стало вмиг суровым, почти каменным.
- Вы из России, верно? – почти прошептал Турн.
- Да.
- Но ведь оттуда уже много лет не выпускают! Там неизвестно что! То есть населению не говорят. Приезжают дипломаты, общаются с нашими, и все. Обычным людям ни туда, ни оттуда, граница закрыта не только для проезда, но и для обмена мыслями! Как же вы…
- Бежал, вы хотели сказать?
- Наверное. Что там вообще?
- Там диктатура, Огюст – жестко сказал Мясницкий. – Вы же знаете, что у магов эмоции, чувства больше влияют на принятие решений, чем у маглов. У нас и раньше в истории бывало так, что власть брали люди, желающие заниматься не управлением, а воспитанием народа. Еще при жизни самого Поттера наше государство неосознанно присвоило монополию на добро. Учить и лечить, спасать и воспитывать можно было только с разрешения власти. Но когда к власти пришли маги, эта монополия из неосознанной стала официальной! Были приняты догмы подчинения магии обществу, по сути определявшие мораль мага. Мораль контролировалась законами о прозрачности магии, похожими на ваши нынешние. Попросту, от контроля за самими заклинаниями власть перешла к контролю за их целями. За неугодные цели полагалось наказание. Грубо говоря, наша власть решила за нас, что есть добро и зло.
- Вот! Я же говорил, как опасно допускать к власти магов!
- Нет, Огюст. Не способности сделали наших правителей такими. Даже так. Их сделала такими не способность, а неспособность! Неспособность стать счастливыми. Началась диктатура несчастных, друг мой, и оглядываясь на нашу историю, скажу вам, что такое далеко не впервые!
- Но почему же народ это допустил?!
- Потому, Огюст, что многие рассуждали, как вы: давайте пропустим вперед тех, кому хуже. Менее способных. Более слабых. Им нужна забота. Им нужны преференции. А человек быстро учится. Если критерием карьерного роста становится несчастье, показная бедность, страдание – люди спорят, кому хуже жить! И прав тот, кому хуже! Вот они и правят теперь по-своему.
- Но ведь самим правителям вряд ли плохо живется!
- Конечно, они живут неплохо. Но страдают от этого не меньше! Помните, маги более зависимы от эмоций. Правители не могут просто демонстрировать страдания, переживания – они должны их испытывать! Они и страдают, просто их поводы для страдания столь ничтожны, что они умудряются страдать даже сидя в своих креслах! Более того! Они придумывают разные проблемы для самих себя, обставляют свою работу, а теперь и обычную жизнь, условностями, которые невообразимо все усложняют и искажают. Нормальный человек, попав в их среду, все время задавал бы себе вопрос: «Чем я, черт побери, занят?!» Но во власть попадают лишь те, кто не задает этого вопроса.
Сказать, что Турн был в шоке, значило ничего не сказать. За минуту перед ним развернули апокалиптическую картину, в которую чужое общество пришло ровно через те ценности, которые он, Огюст Турн, привык считать общепринятыми! Но ему не давала покоя еще одна мысль.
- Как же вы выбрались оттуда, Адам?
- С помощью очень темной магии, мой друг. Сначала для своей семьи я применил обряд рассеяния.
Турн похолодел.
- Это… это же страшное преступление!
****
- Мы страшные преступники, и это не нам, а нас нужно бояться! – бодро сказал Адам жене и детям. – Обряд, которым мы воспользуемся, нам тоже не страшен.
- Ты говоришь об обряде рассеяния, Адам? – спросила Мара. – Он действительно опасен. Поэтому его и объявили темным искусством.
- Темным искусством его объявили за нестабильность результатов.
- То есть за гибель людей по неизвестным до сих пор причинам! Называй вещи своими именами!
- Своими именами я назвал бы людей, по чьей вине причины гибели участников прежних рассеяний до сих пор неизвестны. Людей, предпочитающих скрыть знания от самих себя табличкой «темное искусство» вместо открытого изучения. Но моего имени среди них не будет!
- Ты что, разобрался в причинах?!
- Причина была на поверхности, любимая. Она оказалась в недостатке поводов для возвращения в мир. Знаешь, что испытывают люди в состоянии клинической смерти?
- Ощущение полета? Видят коридор и свет?
- Да, а еще они чувствуют любовь. Любовь к ним всего мира, а может и Бога. От такой любви многим не хочется уходить! Похоже, участники обряда рассеяния чувствуют то же самое. А без желания вернуться из рассеяния нельзя.
- Тогда как же мы вернемся?
- Поэтому я вам все сейчас и рассказываю, - вздохнул Адам. – Младшим достаточно будет страха остаться без мамы, они захотят к тебе, - Адам взглянул на Мару – и вернутся. А ты вернешься из любви к ним. Более того, я надеюсь, вы при этом окажетесь рядом, где бы это ни случилось. Хотя что-то подсказывает мне, что вы окажетесь у берега океана.
- На той картине?
- Да, на том берегу, что на картине. Видишь, она нам пригодилась, - снова улыбнулся Адам.
- А мы?! – спросил Антон.
- Вам будет сложней всего, Антоша. Сестры, возможно, будут достаточно напуганы, как их младшие брат с сестрой, и это им поможет. Возможно, вам всем просто покажется, что вы еще не пожили как следует – и это вас вернет. До нашего времени не дожил ни один участник старых обрядов, а книги по темным искусствам, сами знаете, запрещены и многие уничтожены, но. Сведения, дошедшие до нас, описывают участие в рассеянии добровольцев. Они согласились на опасный эксперимент, сознательно рискуя жизнью. Поэтому все свои дела они как могли закончили, привели в порядок. А кто-то из них испытал страдания, жил тяжело, поэтому пошел на риск. Любовь, которую они ощутили в рассеянии, легко могла перевесить для них все мирские блага. А у вас все впереди, много сил и нереализованных желаний – жажда жизни должна вернуть вас! Но тебе, Антон, может еще помочь злость. Я говорил, что не надо мечтать о революции, но мой совет ты конечно отвергнешь, а злость вернет тебя в мир.
- Когда будет обряд, папа?
- Малыши заснули? Значит сейчас.
****
- Почему же нам ничего не сообщали?! – воскликнул Турн. – О такой темной магии всегда сообщали, расследовали, искали преступников! Страшно представить, если этот обряд станет массово использоваться – убийца сможет легко спрятать тело, вор сбежит с награбленным, а на что окажутся способны эти, равноправы! Террористы из Лиги!
- Вот поэтому я всегда говорил, что страх не должен мешать учебе, - вздохнул Мясницкий. – Если бы вы изучили эту магию, а не скрывали ото всех, поняли бы, что организатор обряда должен очень тщательно подготовиться. Помимо волшебных предметов, которые не так-то просто достать, ему нужно еще прийти в особое состояние духа. Его разум должен сам рассеяться, слиться с природой, иначе никого не сможет в ней растворить. Это достигается даже не часами, а месяцами ежедневных медитаций. Убийцам и ворам такое не под силу.
- Все равно не понимаю, почему такое оставили втайне. Последний раз рассеяние совершали, кажется, лет тридцать назад. Еще до моего рождения. Кстати, тоже ваши, русские, его устроили, да?
- Да. Большая семья.
- Организатором был какой-то чиновник, говорили?
- Он был уже в отставке. Бывший директор архива, невеликий чин, хе-хе.
- Да… а нашли тогда вроде двух девочек, но семья была больше. Признали беженцами, отправили в хороший интернат… Остальные погибли? Неизвестно, что с ними стало?
- Не сообщали.
- А ваши? Вы знаете, что с ними?
- Рассеяние обрывает все связи, Огюст. Это билет в один конец без права переписки.
- Адам, я вспомнил! Там же вообще была какая-то страшная история! Русские конечно все скрывали, но этого чиновника, архивариуса, потом приговорили к казни за магизм! И были слухи, что что-то у них пошло не так! По крайней мере магическое отделение Интерпола поставили на уши, хотя кого искали, непонятно. Сообщники были у этого архивариуса что ли? Не знаете, что там случилось? Хотя это было давно.
- Знаю. Хотя это было давно.
- А я понял! Вы изучили опыт этого архивариуса и смогли повторить обряд! Но вы не боитесь мне это рассказывать? Это же признание! В магическом преступлении!
- Нет, друг мой, я не боюсь вам это рассказывать, - с улыбкой произнес Мясницкий. – Вы же не собираетесь на меня доносить?
- Нет, конечно! Но по новому закону есть случаи, когда мои воспоминания могут быть проверены, а на некоторых работах…
- Тогда вы подправите воспоминания. Это умели делать еще во времена Поттера.
- Но вы, почему вы так уверены, что я вас не выдам, что исправлю воспоминания?! – и вдруг Турн остолбенело уставился на Мясницкого. – Послушайте, а я вспомнил! Я на самом деле читал вашего Эдгара По. Читал этот «Бочонок амонтильядо».
- Вот, видите! Не зря мы с вами поговорили, вы вспомнили хорошую книжку, хе-хе.
- Может и хорошую! Только это рассказ про вельможу, который пригласил другого в гости выпить амонтильядо, а сам задумал его убить! И замуровал его живьем! – с этими словами Турн вскочил со стула. – Вы убьете меня, Мясницкий! Вы просто убьете меня, чтобы я молчал! И закопаете в своем странном погребе!
- Сядьте, Огюст! – строго произнес Мясницкий, глядя Турну в глаза. – Я вас не убью. Мне незачем это делать.
Медленно Турн опустился на стул.
- Зачем вы позвали меня в гости? Что вам от меня надо?
****
Он знал, что услышит: «но мы не готовы!», «а ты?!», «мы увидимся?». Не увидимся. И подготовиться к такому нельзя.
- Главное, помните: я преступник, тиран и деспот. Обряд произвел над вами против воли. Это если будут вопросы. К вам, ребята, вопросы действительно могут быть, все-таки в наше время люди просто так не теряются и не находятся. Маленьких мама спрячет, если все пройдет как надо, а если не пройдет, то их спрашивать не будут просто по возрасту.
- Но можно взять хотя бы вещи?
- Только то, что можно положить в карманы. А в них прежде всего надо положить бутылку воды, шоколадку. А волшебные палочки брать нельзя.
- Это что за набор такой? И как мы без палочек?
- Это не подозрительный набор. Палочек у вас быть не может, потому что я насильно отправил вас в рассеяние, помните? Значит, отобрал палочки и усыпил.
- Где же мы купим новые? И на что?
- Если повезет, и вас признают беженцами, на что я очень надеюсь, покупать ничего не придется. О вас позаботятся.
- А нас не выдадут обратно, папа?
- Не выдадут. Это не только негуманно. Вас оставят, чтобы наблюдать – вы будете первыми, прошедшими рассеяние за несколько десятилетий. Ни одно правительство не станет отдавать таких ценных людей. А вдруг у вас откроются особые способности! – Адам улыбнулся, но дети были напуганы не на шутку.
- Ребята, на самом деле вы отлично подготовлены! Мы ведь не провели всю жизнь за книгами в четырех стенах. Вы ходили в походы со мной и мамой, и без нас тоже. Вы знаете иностранные языки. Да, нам давно не разрешали выезжать за границу, но там такие же люди, маленькими вы успели побывать много где, хоть и не все помните. Вы хорошие волшебники, в конце концов!
- А нас не отдадут в какую-нибудь лабораторию для опытов? – спросил Антон. – Раз мы такие ценные люди?
- Уверен что нет. Именно из-за ожидания особых способностей. Мага очень опасно держать взаперти, тем более если не знаешь, чего от него ждать. Если за вами и будут наблюдать, то тайно и осторожно. Но ведите себя хорошо! – тут уже и дети улыбнулись вместе с Адамом. И только Мара смотрела на него грустно и серьезно.
Ей он подал бокал с сонным зельем последней. Дети спали прямо на полу – как они любили спать на полу! Если ехали куда-то, где места хватало не всем, им доставались кровати, а папа ложился на пол. Спать на полу стало привилегией для взрослых и выносливых.
Вот и пришло время стать взрослыми и выносливыми по-настоящему. Справятся ли?
- Нас будут искать, Адам?
Она почти ни о чем не спрашивала. Надо помочь закончить исследования – конечно, кто же еще поможет. Надо бежать – будем собираться. Надо применить темный обряд, чтобы не смогли отследить – так тому и быть. Настоящая жена мага. Как он оказался достоин? Да это неважно сейчас, сейчас чувство только одно – почему все заканчивается, когда кажется еще не успело начаться?!
- Я думаю, искать по-настоящему не будут. Обряд рассеяния не просто растворяет человека в одном месте и собирает в другом, это была бы какая-то телепортация, пусть и с помощью магии. Рассеяние в самом деле удаляет человека из мира. Как будто его не было вовсе. Удаляет не только из документов и электронных баз, но и из памяти людей. Только тот, кто испытывал к прошедшему рассеяние человеку сильные чувства, будет его помнить и может найти. Любовь поможет найти друг друга тебе и маленьким Леве и Тине. Вообще вы все будете помнить друг друга и можете отыскать. Но сильная ненависть к сожалению тоже позволяет не забыть прошедшего рассеяние. Надеюсь, наши органы на такую персональную ненависть не способны. Но вот если бы кого-то из вас успели арестовать, теоретически какой-нибудь следователь или кто-то еще мог бы воспылать… скажем так, сильным отрицательным чувством. Поэтому надо спешить. Хотя из-за одного человека риск не был бы большим, но в любом случае я не думаю, что вам обязательно оказываться в застенке, ага?
- А ты? Ты найдешь нас?
- У меня есть все нужное, чтобы вас найти, - это была единственная сознательная ложь, Адам знал, что его ждет совсем другой исход. Но у него не было сил в такой момент говорить жене об этом. В конце концов, рискуют сейчас они все и все знают, чем это может кончиться. Все готовы.
****
- Что вам от меня надо?!
- Я позвал вас, господин Турн, чтобы сообщить пренепреятнейшее известие!
- Это из какой-то книжки, там дальше про ревизора!
- Вам полезно пить херес, Огюст, вы вспоминаете классическую литературу! Наливайте.
- Скажите сначала свое неприятное известие!
- Темный лорд жив! Чего вы так опешили, Турн! Спорю, думаете, я сейчас встану перед вами во весь рост и загробным голосом скажу: «Я Темный лорд! Повинуйся мне, ничтожный колдун!» Ну что, я угадал?
- А… как так он жив?
- Да шучу я, успокойтесь! Наливайте, я вам расскажу занятную историю, раз у вас так хорошо заработала память.
- Да уж, с вашими шуточками мне надо срочно выпить.
Странным, каким-то непонятным становился этот вечер, но почему-то Турну хотелось остаться. Несмотря на все страхи, которые прятались здесь по углам комнаты и по закоулкам разума ее хозяина.
- Раз уж мы о Темном лорде. Вы помните, Огюст, - спросил Мясницкий, когда они выпили еще по бокалу – сколько крестражей, вместилищ своей души, он изготовил?
- Семь. Этому же в школе учат!
- Учат, учат, хе-хе. Да вот хорошо ли учат? Сможете на память перечислить крестражи?
- Ну, попробую… Только в том порядке, как я их запомнил, а не как их находили. Значит, дневник Тома Реддла…
- Так, первый крестраж.
- Потом два семейных предмета – перстень, из-за которого Дамблдор повредил руку, и медальон, из-за которого ему пришлось пить страшную отраву.
- Хорошо, второй и третий.
- Потом два предмета, связанных со школой – чаша и диадема.
- Отлично, четвертый и пятый.
- И наконец любимая змея Темного лорда.
- Шестой!
- Ну и сам маленький Гарри Поттер стал седьмым крестражем.
- Прекрасно! Вы вспомнили все семь крестражей, браво! А сколько крестражей собирался создать Темный лорд изначально?
- Как сколько? Семь и собирался! Известен же его разговор с профессором Слизнортом, в котором будущий Темный лорд говорит о числе семь применительно к крестражам. Слизнорт был в ужасе, и как раз эти воспоминания он потом подправил, потому что стыдился своего поведения!
- А скажите, Огюст, - вкрадчиво спросил Мясницкий – из мальчика Гарри Темный лорд тоже СОБИРАЛСЯ сделать крестраж?
****
Дарило мне море синее
Воды вольные, воды пенные,
Дарило мне небо синее
Красоту любой звезды,
Дарили мне горы тайные
Все дары свои сокровенные,
Дарили снег голубых вершин
И пещер хрустальный звон…
Каждому из своих детей Мара пела когда-то эту песенку в качестве колыбельной. Младшим пару часов, а старшим лет десять назад. А теперь Адам поет ее им всем, спящим колдовским сном, отправляющимся по неведомым путям в неизвестность.
Слова не важны, важны чувства и образы, вложенные в них. Высокое искусство, не такое, какому учат в школах магии, не то, что можно получить, правильно взмахнув палочкой и сопроводив взмах заклинанием. Искусство, объявленное темным, потому лишь, что его испытателям не хватило чувств.
Многое теперь объявлено темным. Что нам осталось? Домашняя магия? Магия сервиса? Магия открытого перемещения? Любое объединение магии и науки само по себе под строгим запретом. Второй оскал исторического оборотня, «вейсманизм-морганизм», клеймо лженауки на прогрессивных исследованиях. Эта пропаганда не так уж глупа. Они если не знали, то чуяли своим звериным инстинктом, чего боятся, в искоренении чего нуждаются. «Анархо-синдикализм» - противопоставление самоуправления официальной власти; «вейсманизм-морганизм» - срывание шор с научных взглядов; «либерализм» - свобода против власти-воспитания, «магизм» - штамп, которым даже от природы, от эволюционного скачка, открывшего магические способности у людей, власть пытается оградить себя и подданных.
Они так старались запретить все новое, что забыли о по-настоящему древних знаниях. Забыли, что и тысячи лет назад случались вещи, сочтенные чудесами. Неучи, полагали магию возникшей максимум с рождения первого известного персонажа школьного учебника, какого-нибудь дедушки Тома Реддла.
Дарила мне моя милая
Розу алую, розу белую,
Дарила белую лилию
И очей прекрасных взор.
Растворение разума в природе, которое Адам, хотелось надеяться, освоил за год, дает свои преимущества. Во время медитации открывается то, что в некоторых старых магловских книгах называется «видением мира из конца в конец», не только в пространстве, но и во времени. Конечно, не так ясно, не так много, как герои тех книг, но кое-что Адам в последнее время видел. И вот сейчас…
…Мара лежит, обняв младших, и она никуда их не отпустит. Они проснутся рядом и первое что увидят – берег с картины, висевшей в их комнате сколько они себя помнят. Они придут в городок, мама с двумя детьми, магическая вуаль, вызывающая доброжелательность у встречных, приготовленная Марой загодя, поможет устроиться. Их никто не будет искать.
Адам видел и дальше. Лева, это было очень отчетливо, выберет тихую жизнь, проведет ее среди книг, напишет труды по истории. Пойдет по стопам отца, сам того не зная. Тина… она, пожалуй, дальше всех зайдет в объединении магии и науки, став врачом – и это гениальный выбор, подумалось Адаму, ведь любым правителям хочется долго жить и если однажды разрешат по-настоящему соединять науку с магией, то начнут именно с медицины!
…Старшим сестрам придется сдаться властям, тут Адам видел нечетко, какой-то страны на юге Европы. Италии, Испании, Португалии? Может, одной из балканских стран? Хорошо, если это окажется Испания, тогда может быть он сможет… Впрочем, об этом нельзя даже думать. Жизнь девочек не открылась ему, но ничего дурного он не чувствовал. Скорее всего они выйдут замуж и семья станет для них главным. Не обязательно добиваться чего-то значительного, главное – прожить достойно и счастливо. Но вначале, вначале да, им придется воспользоваться легендой, списать на него всякие несчастья, их признают жертвами варварского ритуала. Однако искать их тоже не будут.
…Антон. Да, не зря он сказал сыну про злость, злость его не только вытащит из рассеяния, но и доставит в подобающее место. Вернее, в совсем неподобающее. В подвал, где собираются такие же подростки, считающие себя магистами-революционерами. Вот они приходят днем в свой запертый штаб, а там неизвестный парень. На каком они говорят? Кажется на французском. Откуда, кто такой? Да. Антон единственный из всех открыто заявит, что он – сын репрессированного магиста, казненного за убеждения. Плевать, что отец его просто читал слишком много книг и знал по мнению властей лишнее. Для новых друзей Антона он, Адам Мясницкий, великий герой, русский магист, отдавший жизнь, не склонившись перед тиранами! Адам видел своего старшего сына на плакатах, расклеиваемых ночью по городам: в одной руке Антон держал волшебную палочку, как школьный учитель – указку, а в другой – какую-то старинную винтовку. На некоторых плакатах были надписи: «анархо-синдикализм-вейсманизм-морганизм-либерализм-магизм - четыре революционных шага человечества!» Адам засмеялся бы, если б мог прервать обряд. Прямая контрпропаганда, в лоб. Что значат эти слова для ровесников сына? Что они будут значить для их последователей? Авторы этих понятий в страшном сне не могли представить, на какие знамена их поднимут, во имя чего используют. Революция – это чувства, но не знания.
И кровь, и жестокость, неизбежно сопровождающие борьбу за идеалы, Адам видел в будущем сына. Он не сказал, не объяснил почти ничего, а теперь времени больше нет. Самое тяжелое испытание для отца и для учителя смотреть, как дети совершают ошибки, и удерживаться от вмешательства. Этот урок – для учителя. Для Адама он еще тяжелее, потому что он и вмешаться скорее всего не сможет. Хотя именно на эти, тяжелые, страшные моменты смотреть надо пристально – может быть, желание предостеречь сына поможет ему самому тоже завершить начатое!
Но сейчас думать надо не об этом, а о том, чтобы прозрение стало действительностью, чтобы рассеяние состоялось и завершилось так и там, где ему положено.
Не надо мне море синее,
Небо синее, горы тайные,
Не надо мне белой булки звезд
И пещер хрустальный звон.
Возьми себе, моя милая,
Розу алую, розу белую,
Дари мне белую лилию
И очей прекрасных взор.
Тела Мары и детей медленно растворялись в воздухе.
****
- Так как же, друг мой? СОБИРАЛСЯ ли Темный лорд сделать крестраж из Гарри Поттера?
Вот он сидит напротив, казавшийся то простаком, то радушным хозяином, этот страшный человек. Он сказал, что не убьет, но своими вопросами убивает!
- Наверное, нет. И что?
- Не наверное, а точно – нет. Темный лорд собирался убить Гарри. А вместо этого мальчик вынужден был носить кусок его души.
- И что с того?
- А вы не догадываетесь? Рассуждайте, Турн, вы далеко не пьяны!
- О чем рассуждать?! Темный лорд хотел создать семь крестражей, создал шесть и попытался убить мальчика, сделав из него седьмой…
- Ну, ну!
- Но остальные шесть крестражей Темный лорд создал задолго до этого, и могло получиться, что он создал… - Турн прикрыл рот рукой и прошептал – СЕМЬ?
- Наконец-то вы начали соображать, Огюст, - улыбнулся Мясницкий. – Именно так, Темный лорд закончил создание крестражей перед тем, как начал свою магическую войну с несогласными. Что естественно. Сначала организуют защиту, например прячут душу по крестражам, а потом начинают войну.
- Но тогда выходит, что СЕДЬМОЙ КРЕСТРАЖ НЕ БЫЛ НАЙДЕН??! Это же бомба, Адам! Это, можно сказать, атомная бомба!
- И она уже взорвалась.
- Как?! Где?!!
- Прямо здесь, Огюст. Прямо сейчас. Поэтому мне совершенно не нужно заставлять вас молчать силой, вы сделаете все, чтобы эта информация не попала куда не следует.
- Почему? Этот крестраж – вы?? Вы заколдовали меня?
- Огюст, вы уж определитесь, - Мясницкий откинулся на спинку стула. – То я у вас убийца, то сам Темный лорд, то его крестраж. Что вы так зациклились на мне? Здесь много того, что может оказаться крестражем, но только одна вещь, которую вы, можно сказать, допустили внутрь себя. Кроме моих слов, разумеется, но они не в счет.
- Вы сделали крестраж Темного лорда из меня?!
- Огюст, послушайте. Технику создания крестражей не засекретили. Вы знаете, что я мог бы сделать только свой крестраж, отдать часть своей души. А крестраж Темного лорда мог сделать только Темный лорд. Раз уж вам повезло жить с ним в разное время, вы не станете его крестражем. Радуйтесь!
- Но вы как-то заколдовали меня с помощью крестража! Впустили его, как вы выразились, внутрь меня! Вот откуда у меня всякие мысли и сомнения!
- Мысли и сомнения у вас собственные, чужая душа может поменять отношение к ним, но не их самих. Кстати, что вы думаете о Темном лорде?
- Он убийца, маньяк!
- Убийца, несомненно. К концу жизни, возможно, был слегка нездоров психически, маньяком я бы его не назвал. Но таким сделали его уже поздние поступки. А вначале, пока он был Томом Реддлом, чего он хотел?
- Хотел поработить мир!
- А мне казалось, что он хотел всего лишь достойного места для магов, - вздохнул Мясницкий. – Да вот не повезло ему ни с методами, ни, что хуже, с последователями.
- Пожиратели смерти были ему весьма послушны!
- Дело в том, Огюст, - медленно произнес Мясницкий – что Том Реддл, как многие талантливые ребята, не любил учиться и был очень самонадеян. Кроме практической магии он не учился почти ничему. Если бы он учил историю, то знал бы, как опасно опираться на недовольных мелочами людей. А большинство пожирателей были такими! Им не нужно было мировое господство, им нужна была квартира соседа. Или его жена. Или его бизнес. Но Темному лорду они сообщали, что сосед доносит мракоборцам о его планах. Будучи парнем горячим, Темный лорд сразу выхватывал палочку и… Удобно иметь под рукой бешеного злого мага, убивающего по доносу. Но крестражи он сделал, еще не начав этим заниматься как следует. Так что в них была спрятана, можно сказать, его молодая душа, наполненная целями, но не отягощенная средствами их достижения.
- И из чего же он сделал седьмой крестраж?
- Конечно, из того, что ему нравилось, как и остальные. Говорят, в молодости он попробовал один интересный напиток…
Вздрогнув, Турн взглянул на свой бокал.
- Да, Огюст. Вы правы. Виноделы не догадались, почему в хересе иногда неожиданно умирает флер, а некоторые маги поняли. Херес Пало Кортадо – крестраж Темного лорда!
- Но почему же эти маги не уничтожили крестраж?!
- Вы знаете, как производится херес?
- Нет.
- Херес созревает в бочках, установленных несколькими рядами, один на другой. Это называется «система солера-криадера». Криадера и есть конструкция из бочек, нижний ряд называется солера. Самый старый, выдержанный виноматериал находится в нижнем ряду, а в верхний подливают молодой. Бочки сообщаются друг с другом, молодой херес перетекает в нижние ряды, смешивается со старым. Готовый херес забирают из нижнего ряда. Таким образом, в одной бутылке могут быть смешаны молодые и очень старые виноматериалы.
- И что?
- Темный лорд поместил часть души в виноматериал одного года, какого – теперь не определить. Через систему «солера-криадера» виноматериал этого года может оказаться в любой бутылке… ну, хорошо, относительно выдержанного хереса. Винный дом, в котором Темный лорд спрятал кусок души, тоже неизвестен – последние слияния и поглощения на рынке скрыли это от нас. Да и виноматериал мог быть продан другим домам. Единственный способ узнать, что крестраж попал в готовящийся напиток – гибель флера.
- Но надо же об этом рассказать властям!
- Властям все известно. Но они предпочитают молчать, опасаясь скандала.
- Как?! Как известно?!
- Огюст, что значит по-испански «Пало Кортадо»? Это означает «Перечеркнутая Палочка»! Что случилось с палочкой Темного лорда?
- Она была сломана и выброшена Гарри Поттером!
- Вот видите! Официальное, подчеркиваю, официальное название этого хереса прямо говорит, что он связан с Темным лордом! Все кому надо, в курсе. А таких как вы, в курс решили не вводить. Еще начнете какие-нибудь протесты, хе-хе.
- Зачем вы напоили меня этим хересом?!
- А вот это правильный вопрос, Огюст. Херес Пало Кортадо нужен был вам, чтобы вы засомневались. Чтобы расслабились, отошли от своих догм и начали задавать вопросы. Крестраж Темного лорда не опасен человеку убежденному. Но тот, чьи убеждения не выдерживают критики, под влиянием крестража начинает сомневаться в них. Сам, именно сам находит противоречия. Раньше это называлось «теряет веру». Я хотел, чтобы вы, Огюст, потеряли веру. Потому что только тогда вам пришлось бы искать опору в знаниях.
- Так вы считаете, крестраж полезен, что ли?
- Лично для вас – да. Вон сколько вы сегодня узнали. И еще вторая бутылка не кончилась, хе-хе.
- Вы жестокий человек, Адам, - после недолгого молчания произнес Турн. – И опасный маг. Я почему-то не чувствую обиды на вас за то, что вы без предупреждения подсунули мне напиток-крестраж; может быть потому, что на самом деле виновато наше правительство – из-за его молчания любой мог бы выпить эту бутылку просто по незнанию. Но думая, как вы спокойно мне его дали… Я теперь понимаю, какой человек может отправить свою семью в рассеяние. Вы решаете за других, Адам. Спрашиваете ли вы себя о праве на это? Сомневаетесь в нем хоть иногда?
- Людям свойственно сомневаться. Но есть еще и такая поговорка: «глаза боятся – руки делают». Когда я решился на рассеяние, удачно ее припомнил.
- Да как вы вообще решились?! Мне, чтоб решиться на подобное, нужно было бы отчаяться совершенно! Твердо знать, что иного выхода нет! И что само собой тоже ничего не обойдется!
- А я и знал. Знал, что за мной следят, что уже собираются арестовать. Знал, что следом заберут жену и детей и предложат либо подвергнуться магическому сканированию разума, либо отправиться как соучастники… надолго, скажем так. Знал, что если кто-то из них согласится на сканирование, эта процедура изменит их навсегда. Для меня этого было достаточно, чтобы, как вы выразились, совершенно отчаяться.
- Но откуда вы могли знать? Вы занимались прорицанием? Смотрели в хрустальный шар, гадали на кофейной гуще?
- Огюст, вы же понимаете, что законы о прозрачности магии предусматривают блокировку нежелательных результатов гадания, даже на кофейной гуще.
Сказав это с невозмутимым видом, Мясницкий неожиданно громко расхохотался. «Кошмар, да он сумасшедший!» - подумал Турн.
- Что смешного?!
- Хе-хе, такое дело, друг мой… Я просто вспомнил, что были времена, когда гаданием на кофейной гуще называли то же, о чем мы до сих пор говорим «ткнуть пальцем в небо». То есть о прогнозе самой низкой точности, говоря строго научно. И я представил, как было бы смешно людям того времени, узнай они, что кофейную гущу будет контролировать правительство.
- Но это известный способ прорицания, он работает!
- Конечно работает. Но мне, как вы понимаете, разрешенное прорицание было запрещено, вернее, оно было бесполезно для меня, потому что не предупреждает о действиях властей и правоохранителей.
- Как же вы узнали будущее?
- Готовясь к обряду рассеяния, я занялся медитациями, тренируя растворение в природе собственного разума – я говорил вам, что это необходимо для организатора обряда. Через несколько месяцев заметил, что стал ощущать нечто. Скажем так, стал испытывать чувства, характеризующие некоторые события в будущем. Чувства, которые будут вызваны этими событиями. Стал видеть сны-состояния, не помню о чем, но помню, что чувствовал. Таким образом, серьезные неприятности первыми перестали быть для меня неожиданными. Потом стал различать оттенки чувств, составил некий их «словарь», более точно сопоставив их с типами, скажем так, предстоящих событий. Но наступил момент, когда открылось не только ощущение, но и видение. Смутное, не такое, как у пророков из древних книг, обрывки, картинки… Чем ближе мне был человек, к которому относилось предвидение, тем яснее я мог увидеть, и чувства тоже помогали уточнить результат. Довольно четко видел и свое будущее. Вот так, мой друг. Как выяснилось, я даже день собственного ареста точно определил. Хотя после обряда было бы нелепо надеяться, что не заберут тотчас же, но отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что тянул с рассеянием не просто до последнего дня, но до его вечера! Так что я, пожалуй, достаточно отчаялся!
Турн смотрел на Мясницкого, широко раскрыв глаза.
- Значит и это не просто так! То, что вы сказали про пророчество из информационного поля космоса! Это не просто, чтобы я подумал о развитии человеческих способностей, эти способности существуют, и вы ими овладели!
- Ну, это не обязательно называть именно так. Пророчество, поле космоса – громкие слова. И нам решать, каким смыслом их наполнить. Но мы с вами теперь точно знаем, что можно предвидеть будущее без магических инструментов прорицателя. Однако эти способности только предстоит исследовать, уж не говоря о том, чтобы развить! А если продолжать запрещать соединение науки с магией, этого не случится. Эволюция, дорогой Огюст, сама природа требует снять запреты! Она стучится в выстроенную нами стену и скоро может снести ее тараном! А мы окажемся не готовы, у нас не будет знаний, чтобы даже самих себя понять как следует!
Что-то было в словах Мясницкого такое, ускользающее от внимания Турна. Ему казалось, что как и во всем у этого человека, в последней фразе о стучащей в стену эволюции есть какой-то подвох. Но понять, какой именно, никак не удавалось. И Мясницкий, похоже, заметил это.
- Что вас насторожило, друг мой?
- Кроме всего, что вы мне тут наговорили? Пожалуй, вот это предупреждение, насчет знаний о себе и природы, стучащей в стену. Это вы о чем-то конкретном? Вы что-то еще знаете, но не говорите прямо, как всегда?!
- Зато честно отвечаю на ваши прямые вопросы.
- Кстати, насчет честности и прямых вопросов. Раз вы за год начали готовиться к обряду рассеяния, то уже знали, ну или подозревали, что будете арестованы, и семья ваша тоже будет в опасности. Однако пророческие способности вы развили в ходе подготовки к обряду. Как же вы поняли, что вас арестуют, без способностей? Лично я думаю, вы уже занимались какой-то темной магией и стали готовить пути отступления!
- Прекрасно! Огюст, вы стали связно мыслить и делать умозаключения! А еще сомневались, что вам на пользу херес-крестраж, хе-хе!
- Так вы действительно занимались темной магией уже давно?
- Это как посмотреть. Вот например, лет двадцать назад улицы были полны музыкантов и актеров. Они веселили публику и зарабатывали немного денег. А теперь это преступление против общественной нравственности.
- И что?
- С магией произошло примерно то же. Когда-то вполне обычные исследования стали преступными. Хотя по сути они остались теми же. Изменились люди, контролирующие отношение к магии.
- Ну хорошо, но закон же обычно не имеет обратной силы! Вас не могли наказать за использование магии в то время, когда она была разрешена!
Мясницкий помолчал.
- Огюст, вы когда-нибудь занимались научными исследованиями? Сложными, требующими много думать и экспериментировать? Чтобы и во сне было невозможно отвлечься?
- Ну, я много работал, но конечно не так, чтоб даже во сне. Да и сейчас же магам в науку практически нельзя. Так, занимался мелочами.
- Ну вот, а когда-то было можно. Причем по историческим меркам недавно, мы уже как-то обсудили, что срок, долгий для человека, для истории ничтожен. И вот если бы вы успели начать какую-то такую работу, вы бы поняли, что для ученого ничего важнее нет. Прервать такую работу на середине – все равно, что совершить самоубийство!
Мясницкий поднялся и прошелся по комнате.
- Сейчас, кстати, для мага-ученого, временно запрещенного, хорошо бы подошел старый термин «естествоиспытатель». Мы именно что испытываем естество, тычем пальцем в небо, даже не на кофейной гуще гадаем, хе-хе. Наши знания о себе как магах – до сих пор в зачаточном состоянии. Мы обладаем такими способностями, и такими ничтожными знаниями о них, что нормального человека должно пугать именно это, а не какая-то темная магия.
- Так вы были ученым?
- Я был книжным червем, хе-хе. Сидел, читал всякое. Ну, пожалуй, имел доступ к большей информации, чем обычный маг. Когда много читаешь, начинаешь однажды сопоставлять, анализировать. И мне всегда было занятно, как люди сами себя ограждали от знаний. Доходили почти до колоссального открытия и сами себе запрещали о таком думать. Я предположил, что это свойство человеческого разума – прятаться за привычным. В других книгах я нашел прямые подтверждения этой гипотезы. И однажды решил проверить на себе, смогу ли выйти за границы сознания – это был бы опыт, открывающий новую дорогу всем!
Ощущение подвоха, беспокоившее до того Турна легким напоминанием о себе, превратилось в уверенность!
- Что вы сделали? – прошептал он.
- Вы знаете, - глядя ему в глаза, ответил Мясницкий.
****
Правило последнего желания – единственная уступка современного общества магической традиции. Почти забытая, а то и ее бы отменили очередным людоедским законом. Повезло, что не так часто случаются казни, еще реже – казни магов, и уж совсем редко казнят магов, хорошо знающих свои права.
- Осужденный Мясницкий, последнее слово!
- Гражданин судья! Прошу о последнем желании, других слов не имею!
- Последнее желание, согласно постановлению от пятого десятого сорок пятого может быть только из утвержденного перечня!
- Конечно из перечня, гражданин судья! Прошу разрешения выпить бутылку хереса из своего погреба!
Долго, долго они шептались с заседателями и прокурором. Но трудно придраться к тому, что в самом начале перечня от пятого десятого.
- Удовлетворить просьбу осужденного!
Доставили херес. Даже дали бокал, не стакан какой-нибудь. Налил, выпил. Не смотреть в зал. Не видеть двух дементоров, забыть о них, хотя сложно. Не видеть конвоя. Где я должен был бы пить этот херес? Ковер на полу, теплый, память ощущений. Лавки вдоль стен, камин, покрытый изразцами – зрительная память. Мебель, над которой потрудился – двигательная память рук. Люк в погреб, откуда достали бутылку…
На краешке бокала сидела маленькая муха.
****
- Вы знаете!
Зал перед глазами Турна, казалось, подернулся какой-то рябью. На мгновение ему стало дурно. «Все-таки опоил, чертов магист», подумал он, но вроде ясность зрения вернулась.
- Как я могу знать, что вы сделали?!
- Я помогу вам, друг мой. Попробуйте вспомнить сегодняшний вечер с того момента, как ушли с работы.
- Я пришел домой.
- Не торопитесь. Что вы чувствовали, выходя с работы?
Турн вспомнил. Обида, злость переполняли его. Они не понимают элементарных вещей. Мало того, что вместо опытов он целый день составляет какие-то отчеты, как и все, разумеется, но теперь они вообще решили все прикрыть! И как все совпало! Один не хочет просить грант на исследования, потому что ему все равно на что просить, но на другие цели дадут с большей вероятностью. Другой хочет должность и больно умный маг-экспериментатор у него как гвоздь в ботинке. И тут он, Турн, подставляется сам, потому что публикует этот доклад, а не публиковать его нельзя – это колоссальный прорыв, но тут же он нарывается на обвинение в темной магии! Потому что, видите ли, совать грязные волшебные палочки в генетику, неважно чью, неважно, существующую ли вообще – это кощунство, темное колдовство, а в доносе вообще тот самый «вейсманизм-морганизм» упомянут, знать бы что это было изначально!
Все эмоции отразились на его лице.
- Хорошо, Огюст, вы вспомнили, что были несправедливо обижены. И мне кажется, вы поторопились отвергнуть серьезное занятие наукой, вон как вас это задело!
- Вы знаете, чем я занимался?
- Читал ваш доклад. Вы занимались магической трансформацией, верно?
- Да. Вы же знаете, чем отличается трансформация от трансфигурации?
- Ну, как я понимаю, трансфигурация – это превращение с помощью заклинания. Трансформация – это превращение, присущее природе субъекта.
- Верно, - с жаром заговорил Турн, заметно, как волновала его эта тема. – Адам, понимаете, мы же знаем всего два варианта природной трансформации – у оборотней и анимагов. Оборотень превращается в подобие волка против воли, согласно биологическим циклам. Анимаг превращается в животное по своей воле… обычно в какое-то одно, есть предположения, что были анимаги, способные превращаться в нескольких животных по выбору, но это не подтверждено.
- Вы их исследовали?
- Сначала да. Первой целью было лечение оборотней от непроизвольной трансформации. Собственно, на это нам и дали вначале гранты, и меня за это очень ценили, дали даже отдельную лабораторию. Но в ходе опытов у меня появился вопрос…
- На стыке магии и науки?
- Да. Но не то чтобы какой-то опасный вопрос. Я вспомнил о физическом законе сохранения массы, и захотел разобраться, куда девается избыточная масса человека при превращении в волка.
- Грандиозно! И удалось разобраться?
- Нет! В первый раз мои исследования запретили! Сказали, что магические методы изучения законов физики – это вмешательство магии в классическую науку, что является темным искусством. Даже премии лишили!
- Но вы, похоже, не успокоились.
- Да, раз запретили разбираться, что происходит при трансформации с массой тела, я решил разобраться, что происходит с разумом. Тем более, что результат очень бы помог в лечении оборотней – ведь в облике волка они по сути впадают во временное помешательство!
- И что вы обнаружили?
- Ничего особенного, пока не задался следующим вопросом. В отличие от оборотня, анимаг может превратиться даже в маленькое существо, например, в крысу. Как там-то сохраняется человеческий разум?
- Так-так.
- Вот, и у меня возникла гипотеза, которую я изложил в докладе. Что разум не обязательно должен помещаться в теле. Может, наши предки называли душой совсем не то, но даже в их время, когда магия была скрыта, люди догадывались, что как минимум электромагнитные импульсы мозга не экранируются черепной коробкой. Они даже научились улавливать эти импульсы приборами. Раскрытие магических способностей дало нам много новых знаний об энергетике пространства. Почему же не предположить, что уходя в тело волка или крысы, разум перестает опираться в физической среде только на биологический мозг и задействует возможности окружающего мира!
- Надо сказать, обряд рассеяния использует что-то похожее! По крайней мере с разумом организатора обряда происходит подобное.
- Вот, поэтому мне было страшно, но интересно вас слушать! Но теперь дальше: эта гипотеза хорошо объясняла отличие оборотня от анимага – у оборотня случается какой-то сбой, и его разум может задействовать только мозг животного, не может пользоваться пространственными энергиями. А анимаг здоров, как говорится, душой и телом, они работают, как часы.
- Прекрасная идея!
- Да, но как только я опубликовал доклад, мне устроили не просто выволочку. Меня вызвали на беседу к заму, у него сидели двое из магического надзора. На меня написал донос магл! – Турн, казалось, с удовольствием произнес неполиткорректное слово. - Они не понимают! Хорошо, что я не опубликовал главного.
- А что было главным?
- Я понял, что нужно еще исследовать и опубликовал доклад, чтобы другие ученые и маги к этому подключились. Одно коренное отличие, которое помогло бы понять суть. Но я побоялся сказать открыто, и видимо правильно.
- А что нужно еще исследовать?
- Смотрите, Адам, - Турн продолжал говорить с жаром – Человек может трансформироваться почти в любое животное. Но нет ни одного известного случая превращения человека в магическое существо! Конечно, есть всякие сказки про дракона, становившегося человеком, и бравшего еще и принцессу в жены, но это сказки. А достоверных сведений нет. Значит, что? Значит, у магических существ есть нечто, препятствующее прохождению мыслительных сигналов, а у существ биологических – этого барьера нет! Что это за барьер? Я хотел, чтобы люди в этом разобрались!
Мясницкий улыбался.
- Наконец вы стали собой, мой друг. Много же вам надо выпить для этого.
- Да ну, собой. Я вообще не понял, что вдруг мы заговорили о моей работе.
- Вы пытались вспомнить, что чувствовали, отправившись вечером домой.
- А, ну да. В общем, видите, я думал, что все плохо и все меня достало. И вообще непонятно, чем я занят и для чего. А потом в подворотне увидел плакат.
- Плакат?
- Да, плакат равноправов. В смысле Лиги равных возможностей. Надпись там была, чушь чушью, а как-то прямо в душу врезалась!
- И что там было написано?
- Стихи, видимо. «Я мог бы выпить море, Я мог бы стать другим. Вечно молодым. Вечно пьяным».
- И вам это врезалось в душу?
- Да, это точно было под настроение! Все мое разочарование было в этих строчках! Действительно, мне на минуту представилось, что я мог бы быть совсем другим человеком, в мире, где магия не ограничена дурацкими законами! Где ученым не мешают работать непонятные цензоры и контролеры! Где экспериментаторы не пишут отчеты! Где гранты распределяют по результатам! И в таком мире в самом деле люди могли бы уже найти секрет вечной молодости! Мы сами себя заперли в прошлом! Но думать так – преступление против общественной нравственности! И от этого мне захотелось выпить!
Грустно и внимательно Мясницкий смотрел на разозленного Турна.
- Да, - сказал он. – Мой старший сын никогда не стеснялся признавать ошибки, что позволяло ему совершенствоваться. И последователей своих научил. Хорошим им стал учителем, не то что я. Как вы там говорили, Огюст? Магические идеи – они такие, бац – и уже в сознании? Понадобилось тридцать лет, чтобы друзья моего сына прошли путь от «четырех революционных шагов» и винтовок на плакатах, до безобидных фраз, врезающихся тем не менее в душу тому, на кого рассчитаны. По вашим же словам. Простите, что так долго пришлось ждать.
- Простить? Кого? За что? И как вы сказали, чьи друзья? Вашего… СЫНА?
- Да, моего старшего сына, Антона Мясницкого. В вашем учебнике новейшей истории он фигурирует, как Командор Ересь, основатель Лиги равных возможностей. К сожалению, он прожил короткую, хоть и яркую, жизнь. И я ничем не смог помочь ему.
- О боже! Ваш сын – главарь террористов?!
- Был. Да и они не такие уж террористы. На них больше списано, чем ими сделано. Их существование даже удобно власти, есть кем пугать недовольных, чтобы все бежали под крыло к правителям. Однако оправдывать я никого не стану. Скажу только, что если отца четырнадцатилетнего мальчика казнят за темную магию, а он сам бежит с помощью преступного обряда, мальчик может и не вырасти добрым человеком. Но и подобием Темного лорда он, как видите, не стал. А его соратники не стали новыми пожирателями смерти. Все-таки они более идейные ребята.
- Но… сколько же вам лет?
- Мне вполне могло бы быть лет семьдесят. Но я, видимо, на них не выгляжу, хе-хе?
- Что значит «могло бы»? Погодите, и что это вы сказали «если отца мальчика казнят»? Вы же здесь живой сидите!
- А «здесь» - это где, дорогой Огюст?
И вот тут мир поплыл в глазах Турна уже определенно.
Черт возьми, да ведь это его собственная комната! В ней почему-то вещи Мясницкого, но вот же, дверь там, где должна быть, обои, которые он сам выбирал! Где были его глаза?!
Постойте, вещи Мясницкого? Может и так, но это он, Огюст Турн, всегда хотел, чтобы на полу лежал теплый ковер ручной работы, по которому можно ходить босиком! Наверное, у Мясницкого ковер тоже был, но такой ли? И эти фотографии на стене в рамках – да, на них жена и дети Мясницкого - но это он, Турн, хотел бы сохранить их так, а не в памяти бездушной электроники! Глава большой семьи магов, Мясницкий наверное и мебель свою подгонял собственноручно, но это Турн всегда мечтал, чтобы ножки стола просто невозможно было обивать ногами! Это Турн мечтал о стульях, на которых можно не уставая сидеть весь вечер!
И это его, Турна, желание, которое он считал постыдным – пожить в настоящем доме мага, а не в стандартной бетонной коробке, «не оскорбляющей чувства» соседей!
Да ведь Мясницкий и сам все время подсказывал, подталкивал его к догадке!
Что он сказал про сундук? Что, если бы вы могли поднять восемьдесят кило одной рукой, говорят, раньше были такие силачи? РАНЬШЕ БЫЛИ! Человек с телосложением Мясницкого и был бы таким силачом! Но он сказал – «раньше были», намекая, что Турн видит не его настоящий облик! А видит он того, кем хотел быть сам – человека могучего сложения, с животной силой. Разве мог быть таким «книжный червь», как назвал себя Мясницкий?!
- Это не ваш дом, а мой, – медленно произнес Турн. – Я пришел вечером и никуда не уходил. Это вы почему-то ко мне заявились. Что у меня делают ваши вещи?
Мясницкий смотрел на него с улыбкой.
- Вы позвали меня, Огюст. И я, как вы выразились, заявился к вам в гости. Но вежливые маги предлагают ответный визит, а я очень вежливый. Поэтому я сам у вас в гостях, а вот ваш разум некоторым образом гостит в моем разуме. И это не вещи, а мои воспоминания. Которым вы, как похоже догадались, придали приятные вам черты. И даже из меня, наверное, сделали какого-нибудь красавца, каким сами мечтали стать.
- Вы, господин Мясницкий, уж извините, на гориллу похожи! – это было невежливо, но Турн почему-то обиделся на «красавца, которым мечтал стать».
Мясницкий засмеялся. А Турн прокричал:
- Ничего смешного! Вломились ко мне в дом, опоили крестражем, втянули меня в свою голову и сидите, смеетесь здесь! Еще про работу выпытывали! Чего вам надо?!
Вмиг став серьезным, Мясницкий сказал:
- Нет, Турн, это ВАМ надо! Это я понадобился вам и вы меня позвали, иначе я не смог бы прийти! Выпейте хереса, он скоро закончится.
- Я вас не звал!
- Звали, Огюст. Вы почти все вспомнили, осталась маленькая деталь. Почему именно сегодня вам было так горько и обидно, что ваши исследования закрыли?
- Потому что то, что в докладе – это только начало! Надо работать дальше!
- Нет, еще! Вы говорили о магических существах!
- Да, надо искать барьер, мешающий магу стать магическим существом.
- Еще! Вспоминайте!
- Больше я ничего не успел придумать!
- Успели, но запретили себе думать об этом! Думайте сейчас! Это мой разум в конце концов и здесь я вам разрешаю!
Во всем этом дурацком разговоре Мясницкий разбросал свои подсказки. Как с сундуком. И вот теперь вспоминается: «занятно, как люди сами себя ограждали от знаний; свойство человеческого разума – прятаться за привычным». За привычным… Привычным!
- Вопреки общему мнению, маги не просто трансформировались в магических существ – а ТОЛЬКО в магических существ! – твердо произнес Турн.
Произнес, и ему показалось, что весь сегодняшний вечер был ради одного этого утверждения.
- Это величайшее открытие! – серьезно проговорил Мясницкий. – Вы понимаете, что в мире магии оно равнозначно теории относительности?
- Но его нельзя проверить. Постойте, вы как-то подозрительно быстро согласились! Вы поняли, почему даже оборотни, не говоря об анимагах, становились только магическими существами?
- Ну, рад буду вашему пояснению.
- Потому что любое живое существо, в которое они превращались, обязательно имело одну магическую способность – превращаться в человека! Обычный волк или крыса людьми не станут никогда, значит маги превращались не в волков и крыс – а в МАГИЧЕСКИХ существ, хотя и совпадающих биологически с волками и крысами. Но способности магов этим, безусловно магическим, крысам и волкам почему-то не передаются.
- Поняв это, - продолжал Турн – я понял и другое: как было бы к месту теперь исследование закона сохранения массы при трансформации; как было бы полезно точное знание, что именно мешает переносу разума мага в существо, обладающее собственной магией – но все это запретили! Черт, черт, черт! – Турн махнул сразу полный бокал хереса и стукнул кулаком по столу.
- Вы знаете, Огюст, - мягко спросил Мясницкий – высказывания древних мудрецов о том, что наполнить уже полный сосуд нельзя, нужно сначала извлечь соджержимое?
- Что?!
- Вам осталось чуть-чуть. Примените древнюю мудрость к вашему открытию.
- Наполнить полный нельзя, извлечь содержимое… вы хотите сказать, что способности магов не передаются магическим существам, потому что они наполнены своими собственными способностями?
- Именно так!
- А тогда почему с животными… С ума сойти, Мясницкий, это, это… Животные же тоже магические, потому что наполнены способностью превращаться в человека! А значит, если у животного этой способности не будет, ему могут передаться способности мага! Для них освободится место в сосуде, говоря вашими словами!
- Ну что, Огюст, не зря мы с вами пили! Поздравляю вас с научным открытием!
- Погодите, какое поздравляю, какое открытие?! Это только гипотеза, а провести подтверждающий опыт невозможно! Представляете себе мага, который добровольно превратится навсегда в какую-нибудь белку, только чтобы мы проверили, сможет ли она махать волшебной палочкой?!
- Очень хорошо представляю, мой дорогой друг.
Клац! Словно множество ключей одновременно отомкнули запертые до этого чуланы сознания Турна! Рассказ об обряде рассеяния, исследование которого, не будь он темным искусством, так помогло бы понять процесс переноса разума при трансформации! Подсказки, разбросанные по всей беседе Мясницким!
…Мне могло быть сейчас лет семьдесят, но я видимо на них не выгляжу…
…Когда отца четырнадцатилетнего мальчика казнят…
…Со временем я стал видеть, немногое: обрывки, картинки…
…Яснее всего видел близких людей…
…Читал ваш доклад…
…Так что я достаточно отчаялся, друг мой!..
Да и сам, сам Турн неосознанно подсказывал себе, но его разум действительно постоянно прятался за привычным! Все видел, но не желал делать выводов!
…Последний раз рассеяние совершали, кажется, лет тридцать назад… а нашли тогда вроде двух девочек, но семья была больше… признали беженцами, отправили в хороший интернат…
Это твои слова, Огюст Турн, откуда ты знал, что найденные девочки – дочери казненного магиста-архивариуса?! Ты знал их, потому что их фотографии висят на стене, а ты вспомнил картинки из учебника, где написано про редкий темный обряд. Это твои слова «большая семья из России» - откуда ты это мог знать, пока не оказался в комнате воспоминаний главы этой семьи! Ты сам все давно понял и трусливо спрятался от понимания!
Турн вскочил.
- Черт побери, вы сделали это! Вы и есть тот архивный чиновник, казненный тридцать лет назад или больше! Вот почему сейчас ничего не сообщали – это случилось еще до моего рождения! Но они не казнили вас, вернее я не знаю, кого они там казнили и что вообще было! Вы наверное увидели мой доклад в одном из своих этих, пророчеств, при подготовке рассеяния! Додумали недостающее, как сейчас вместе со мной, и достаточно отчаялись, чтобы поставить опыт на себе. Страшно сказать, втайне я мечтал исследовать обряд рассеяния, чтобы понять, можно ли сознательно переместить собственный разум. Ведь даже анимаги хоть и перемещают его в животное, но инстинктивно, для них это как пошевелить пальцами! Они не понимают процесса. А может быть можно, поняв процесс, ПРИОБРЕСТИ такие способности, не обязательно родиться с ними!
- Да, - улыбнулся Мясницкий – то, что вы мечтали исследовать рассеяние, и сделало вас достаточно близким мне человеком, чтобы я увидел вас во время одной из медитаций. Несмотря на преступность подобного желания, вы не закрылись от него, и в области магической науки мы стали ближайшими во времени единомышленниками.
- Но вы-то! Вы! Вы наверное выслушали приговор, а потом растворили разум в природе, как научились для рассеяния, и прицепили его к ближайшей жабе!
- Нет, к жабе нельзя, - Мясницкий был серьезен, как никогда. – В том зале если и были жабы, то принадлежали либо судейским, либо конвойным. Я попросил последнее желание, дань современного общества старым традициям, тогда у нас еще было это право, Попросил выпить хереса. Пока пил, на бокал села муха. Она оказалась единственным независимым существом в зале, где меня приговорили к казни.
Муха! Турн вспомнил последнюю деталь этого вечера перед встречей с Мясницким. Раздосадованный, он сел дома за стол, обнаружил, что в баре только одна бутылка неизвестного, кем-то видимо подаренного, напитка, тем не менее открыл ее и налил себе бокал. И неожиданно увидел муху, ползущую по ободку бокала. Злость затопила его разум, ко всему еще и муха в бокале! Он треснул по столу кулаком и оказался в доме Мясницкого… Или в его разуме… А Мясницкий – в его доме… Ну конечно!! Он же перенес разум в муху! Она сейчас сидит где-то в комнате Турна! Но приглашение в собственный разум – это уже выше всяких, надо сказать…
- Вы знали, какие способности получите, безвозвратно став… магическим существом? – обзывать Мясницкого мухой у Турна не поворчивался язык.
- Конечно нет. Это же был эксперимент. Первый и пока единственный, хе-хе. Так что я мог только догадываться. Но сначала надо было собрать разум из рассеяния, куда я отправил сам себя. Кстати, по ходу получил побочный результат: узнал, что магические предметы нужны только для рассеяния и последующего сбора тела, разум прекрасно обходится без них. А вот удаления из документов и человеческой памяти без предметов не получается.
- У вас даже не было палочки для концентрации!
- Ничего, год тренировок позволил сконцентрировать силу. Но как вы помните, чтобы собраться в другом месте, в другом существе, мне нужны были стимулы, чувства. Я использовал те же, о которых напомнил жене и детям, да их и не так много. Но связывать чувства с другими людьми мне было нельзя, так я подумал, ведь я покидаю мир людей. Значит, любовь я связал с магической наукой, все-таки она послужила мне, а я мог бы хорошо ей послужить своим примером; злость я связал с самим собой, ведь я вовремя не догадался уехать, я плохо воспитал сына, я вообще больше занимался книгами и значит я заслуженно покину тело того, кем был; а жизнелюбие я связал с этим прекрасным напитком!
- С этим?!
- Ну не прямо с этой бутылкой, вообще с хересом, с разным вином, которое я пил всегда с удовольствием.
С хересом. С хересом Пало Кортадо, перечеркнутой палочкой!
- Адам, ведь на самом деле вам помог крестраж Темного лорда, - покачал головой Турн. – Все-таки вы оперлись на его мрачное могущество, выпили именно такой херес после приговора и он дал вам силы для трансформации. Или пили его раньше, и много, раз даже свое жизнелюбие с ним связали.
Мясницкий рассмеялся.
- Огюст, история про херес – это сказка, которую я сочинил для детей! Чтобы они учились рассуждать, искать противоречия. И знали, что даже в словах отца нужно сомневаться. Ну и интересоваться окружающим миром, заглядывать в источники. Когда в них заглянете вы, узнаете, что херес Пало Кортадо появился столько веков назад, что Темного лорда тогда даже в планах не было! Вам эта сказка была нужна, чтобы начать сомневаться, открыть разум для неизвестного, как я и сказал. Правда, я сказал тогда, что напоил вас для этого крестражем. Но подумайте, чья это бутылка, вы же у себя дома!
- Вы не доставали ее из погреба? По воспоминаниям я вроде как открыл что-то подаренное…
- Я ничего не доставал, я же не человек. Вашему разуму нужно было какое-то объяснение появления напитка, вот он и подсунул вам заместительную картинку, хе-хе. В очередной раз спрятался за привычным. А второй бутылки вообще не было, просто вы видите двоих, а пьете один, и вашему разуму понадобилось объяснить опьянение.
- А вы сами… Как же? – И тут Турна осенило – Вы сказали, муха? Но мухи не живут тридцать лет!
- Как хорошо вы стали мыслить, мой друг! Легко, свободно! Надеюсь, теперь так будет всегда! Что же до мух, то простая муха вообще долго не живет. Но поскольку я перенес свой разум, можно сказать, на одних чувствах, то способности, оказавшиеся у меня как магического существа, связаны с этими чувствами. Почему я к вам явился?
- Эээ, ну вы же сказали про исследования, через них мы связаны, вы даже увидели меня в пророчестве...
- Нет, Огюст. Придя домой, вы испытывали чувства: любовь к своему делу, теперь запрещенному вашим начальством; и злость на себя за неспособность никому ничего доказать с одной стороны и крамольные мысли с другой. Плакат Лиги напомнил вам, что жизнь могла бы пройти не зря, и чтобы подкрепить свое жизнелюбие, вы решили выпить. Этот набор чувств вам ничего не напоминает?
- Это же ваши чувства при переносе разума!
- Точно! Как только вы испытали последнее из них и начали пить, чувства совпали и возник я.
- Откуда?
- Из вина.
- От… Откуда??
- Из хереса в вашем бокале! Что вы на меня опять уставились, как на дракона в огороде! С вином я связал желание жить на этом свете, и потому мое магическое существо получило способность возникать из вина! Примерно как способность феникса возрождаться из пепла. Но и фениксу, чтобы возродиться, нужно сначала сгореть. А я исчезну, как только вы закончите пить, дорогой друг. И осталось у вас совсем немного. Хорошо, что вы все успели понять.
- А я смогу снова вас… вызвать?
- Сможете. Придете в такое же состояние как сегодня, начнете пить вино, и я смогу настроиться на вас, пригласить в свой разум на очередную беседу. И не только вас.
****
Завтра я в это не поверю, думал Турн. Это покажется сном. Но нужно ли мне верить, и во что именно стоит верить? Для того ли Мясницкий пригласил, как он говорит, меня в свой разум, чтобы рассказать свою историю, обсудить эксперимент, который Турн не считал даже возможным? Все это конечно важно, это невообразимый прорыв, смысл и ценность которого даже сам Мясницкий наверное не осознает. И еще много поразительного открылось сегодня: способность разума, использующего окружающую природу, приглашать других «в гости»; возможность магии без использования палочки: оказывается, нужная концентрация может быть достигнута тренировками… Тем не менее все это не главное. Он наконец привык находить подсказки, и легко нашел нужную, вот:
«Мысли и сомнения у вас собственные, чужая душа может поменять отношение к ним, но не их самих».
Мясницкий позвал его в свой разум, чтобы он поменял отношение к своим мыслям, сомнениям, догадкам. Чтобы он, Турн, взглянул на свои цели и средства, на свою работу и жизнь не через призму общепринятых норм. Пробил стену самоцензуры. Перестал запрещать себе запрещенное другими. Как там, закон еще должен удостоиться исполнения? Ради одного этого, чтобы одна эта мысль стала его, Турна, мыслью, Мясницкому стоило его позвать. И его ли одного? С кем еще разговаривал этот человек, ставший невероятным магическим существом, возникающим из вина, боже, какая ересь, в это никто не поверит, да и плевать…
****
Турн спал. Он задремал прямо у стола. Херес кончился раньше, чем его вопросы. Вот и славно, подумал Мясницкий, сон все устаканит, хе-хе, в его голове. Во что-то он не поверит, сочтет пьяным бредом, ну и пусть. Главное, его образ мышления с этого дня навсегда изменится. Он больше не будет запрещать себе думать. Запреты станут для него сомнительными.
Он многого не стал говорить Турну. Например, что разум его совсем не привязан к маленькой плодовой мушке, прилетающей на аромат вина. Он задействует ту самую энергетику пространства, которую Турну еще предстоит изучить, которую частично использует разум магов, совершающих инстинктивные трансформации. Но мухи хорошо служат ему, не одна, а миллионы плодовых мушек, которых он ощущает примерно как части тела. Огромного, вездесущего тела магического существа с единым разумом, возникающим там, где люди с соответствующим настроением открыли вино. Результат опыта оказался смелее гипотезы. Когда-то магловские ученые любили ставить опыты на этих мушках, дрозофилах. В их честь он назвал получившееся существо дрозофениксом.
Тогда, когда он покинул человеческое тело… О, они забеспокоились. Все выглядело, как смерть от инсульта. Хорошо, потому что следы отправки в рассеяние даже собственного разума, остаются. Но эти идиоты не поняли суть совершенной им магии даже у себя под носом! Они решили, что он попытался устроить что-то запрещенное, перенапрягся и умер. Ну, поскольку казнь должна была стать показательной – а зачем она еще – о казни торжественно объявили. Даже сляпали какую-то фальшивую картинку с его «участием».
Когда он стал являться разным людям, наводить их на мысли, вот тогда магический отдел Интерпола поставили на уши! Это было опасно, конечно не для него самого, но для тех, с кем он беседовал. Откуда у вас идеи осужденного Мясницкого?! Поэтому он научился говорить полунамеками и загадками, которые собеседник отгадывал сам и все мысли принадлежали уже ему. Люди поднимали головы, но единственное, что им можно было предъявить – отступление от догматического мышления. Законы пытались ужесточать, даже под горячую руку отменили последнее желание приговоренного, но еще ни один закон не удавалось полностью оградить от нарушений.
Однажды эволюция действительно пробьет тараном стену, но хорошо бы к этому моменту в умах людей не было вообще никаких стен. Будет трудно, но хотя бы не больно и не страшно.
Интересно, что будет, - думал Мясницкий – когда все узнают о его опыте? Главное, чтобы не особо сдерживали чувства. И продолжали делать и пить хорошее вино.
Еще Мясницкому было интересно, скажет Турн назавтра сослуживцам, что вчера вечером был под мухой, или нет.
И еще немного для желающих интересоваться окружающим миром и заглядывать в источники:
- О хересе Пало Кортадо: http://aboutsherry.info/palocortado
- О «колыбельно-магической» песенке: https://www.youtube.com/watch?v=LyP9F0k0cHE
- О вейсманизме-морганизме: http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1287911
- О мушке-дрозофиле: https://scientificrussia.ru/articles/velikaya-muha-nauki
- О дрозофениксе: http://www.stihi.ru/2016/03/10/9775
Пало Кортадо
© Copyright: Глеб Молчадский, 2017
Свидетельство о публикации №217021601249
Свидетельство о публикации №217021601249
Рецензии