Лето

Статья для журнала "Репутация в Жизни"
http://repinlife.ru


И пошел на улицу встречать лето
А лето - это маленькая жизнь.

Олег Митяев.


Маленькая… Жизнь…

Право же, меня всегда всё устраивало в России. Дураки давали вдосталь поводов посмеяться, протяжённость дорог захватывала дух, а качество оных было истинной проверкой на прочность, воспитателем духа. Но вот…
Да, всегда, всегда и ещё раз всегда не хватало лишь одного – лета.

В далёком уже (хоть порою и кажется, что 90е закончились лет десять назад) 96м году я счастливо завершил (ну, а завершать что-либо несчастливо не имеет и смысла) эпопею книжного бизнеса и первого брака. Оставив себе лишь самое необходимое (спальник, пенку, рюкзак, трубку, турку и маленькую кофемолку) я, кажется впервые в жизни, свободно вдохнул полной грудью. Открыв для себя магию автостопа, в беспечности вольного парения, я отправился в путешествие: Крым, Кавказ, Прибалтика. Воля, воля, вольница – ночные костерки. Но неукоснительно приближалась…

Приближалась необходимость обзавестись тёплой обувью, одеждой, ночлегом…
И как-то вдруг, неожиданно, глубочайше прочувствовал, что всю свою осознанную жизнь я пребывал в ожидания лета. Время летних каникул остававшееся от экзаменов пролетало единым мигом, а что оставалось от тёплой поры во времена деловой занятости не стоит и вовсе упоминать. Девять месяцев в году, на протяжении двадцати с лишним лет!...
Одним словом, словно Петроний Арбитр из романа Хайнлайна, я отправился на поиски своей двери в лето.

Чунга-Чанга, синий небосвод,
Чунга-Чанга, лето круглый год.
Чунга-Чанга, весело живём,
Чунга-Чанга, песенку поём.
(*2)

Как и любой выросший советский ребёнок, я уже знал, что вовсе не всё, что показывали в мультфильмах, отражало действительную реальность. Чебурашек, совершенно точно не было, но вот аналог Чунги-Чанги должен был существовать наверняка. И обретение пути к этому чунгному острову, означало обретение лета.

31го января (по ряду причин раньше не вышло) 1998го года, имея наличностью 150 долларов британских колоний Нового Света, заграничный паспорт с индийской визой, и означенный нехитрый скарб, к коему добавился котелок и добрый килограммовый топорик на ореховой ручке, я вышел из Москвы. Я ступил на южную трассу, что через Тулу и Ростов привела меня во Владикавказ, а затем далее в Тбилиси, Ереван и наконец к иранской границе. Так потихоньку-потихоньку, иногда со скрипом, начала открываться пресловутая дверь.

Вот оно какое, наше лето,
Лето яркой зеленью одето,
Лето жарким солнышком согрето,
Дышит лето ветерком.

Ля-ля-ля ля-ля-ля,
Ля-ля-ля-ля-ля ля-ля-ля-ля.
Ля-ля-ля ля-ля-ля,
Ля-ля-ля-ля-ля ля-ля!
(*1)

В Иране и Пакистане, кои мне посчастливилось пересечь,  днём тоже было достаточно тепло. Но истинное, настоящее, реальное, зелёное, цветущее, полное сочных плодов, волшебных запахов и птичьего щебета лето почувствовалось лишь тогда, когда 26го февраля того же года, я пересёк границу с Великой Бхаратой – Индией. У меня осталось 20 долларов, я не знал ни слова ни на одном языке кроме русского, карта, срисованная карандашом со школьного атласа на клочок бумаги, заканчивалась пересечённой границей. Но все эти вводные не имели никакого значения – я пришёл в своё лето.
В своё вечное лето.

Сама природа, поток, провидение, божественные длани – назовите как угодно, понесли меня далее. Я не ведал нужды и находился в беспрестанной эйфории. Я знал, что номинально наступила весна, и в некоторых регионах России уже начал таять снег, но…
Я ликовал, испытывая желание укрыться в тени, воспевал жгущий ноги песок, улыбался жаркому ветру, врывающемуся в окна поезда…

С той поры я единожды возвращался в Россию. Осознав глупостью стремление к новым землям, когда родная сторона неизведанна и на малую толику, следующие шесть лет я колесил по России. Каждый круг от Петербурга до Владивостока и обратно занимал порядка двух лет. Три круга. Шесть прекрасных, удивительных, увлекательных лет, наполненных новыми городами, горами, озёрами, лесами, безумными проектами, чудесными людьми и…
…И ожиданием лета.

Чунга-Чанга, места лучше нет,
Чунга-Чанга, мы не знаем бед.
Чунга-Чанга, кто здесь прожил час,
Чунга-Чанга, не покинет нас.
(*2)

В ноябре 2005го года, собрав сумму необходимую на оплату визы и билета в один конец (к слову сказать, работал я в Ижевске, где у меня по сей день, сохранилось множество добрых друзей) я снова отворил свою дверь…

Солнце безбожно бликовало, заставляя щуриться. Вода была лишь на 6-8 градусов прохладнее тела. По локтям и подбородку стекал сладкий сок:
Это было в Андаманском море. Я взял пару манго и зашёл в воду. Надкусив кончики попытался выпить сок, но плоды были настолько спелые, что оранжево-жёлтая кожица лопнула и сладчайшая мякоть брызнула на руки. Океанская волна, невысокая в крошечной песчаной бухте окружённой скалами, тут же смыла её. Покончив с фруктами, я лёг на спину. Мягко баюкал прибой, в бездонной вышине пролетали облака и проплывали птицы, грело солнышко…
«Первое января» - сказал я себе. Потом повторил снова и снова, и ещё раз, вслушиваясь в звучание этой фразы в столь необычном антураже. И, поверьте, мне очень понравилось. Должно быть, этот миг стал некой точкой невозврата, и жизнь моя, и до того достаточно насыщенная, и вовсе превратилась в волшебный калейдоскоп. Замелькали города и страны. Суровые восьмитысячники за пару дней сменялись жаркой пустыней, ей на смену приходила прохлада колониальных португальских городков. Черепичные крыши сменялись соломенными; блестящие изразцовые пагоды чередовали древние руины, оплетённые лианами…

И даже новый год (вернее Новый Год), перестал быть чем-то однозначным и стабильным. Словно герой Уэллса я перемещался по разным календарям.
Привычный 2009й сменялся 1431м, и с маленьким осликом, нагруженным моей нехитрой поклажей, я бродил меж бледно розовых, словно выжженных или отсыпанных из печного шлака холмов. И истинно окружал меня век четырнадцатый, глядящий на меня бородачами в домотканых халатах, вспахивающих каменистую почву простой сохой. И живыми картинками распахивалась сокровищница пушту, столь искусно созданная Ахмадом Маулави.  О, как приятно было, промёрзнув на перевале, обнаружить внизу горячие душевые – хамам…
 Страна безмолвия, страна ушедших, Афганистан всего за пару суток сменялся жарким Сиамом. Из века четырнадцатого я за пару суток оказывался в двадцать шестом, попав в аккурат на празднование нового 2552го. А менее десяти часов дороги бросали меня оттуда в 2065й, уже наступивший в маленьких деревушках прилепившихся к склонам Гималайского хребта. Здесь было ещё чудеснее, ибо чуть выше по долине, крестьяне отмечали 2087й, а за перевалом в соседней долине ожидали нового 2889го…

Исчезла даже эта двенадцатимесячная размеренность: бывало, он привычно приходился на январь (хоть и не всегда на первое число), то вдруг праздновался в середине июля; те, что отмечались в феврале почти сливались с январским, а вот те, что отмечались в марте или апреле, отличались сильнее; где-то я отмечал новый год почти одновременно со своим днём рождения (в октябре). 

Оливье или селёдка под шубой на столе (признаюсь, что и стол как таковой, попадался достаточно редко) воспринимались как полустёршееся воспоминание о давно прочитанной книге (ушедшем сне или забытом кино). Мандарины, конечно случались, но их чаще рвали с дерева, а на перечисление всех встречавшихся, пришедших на смену привычным салатикам, яств потребуется отдать весь журнал.

Да и само празднование чрезмерно далеко от столь привычного многим застолья под вечный фильм Эльдара Александровича (хоть я и сам, случалось, на берегу аравийского моря, смотрел оный в один из Новых Годов)
Где-то новый год отмечается полной тишиной. В этот день никто не разговаривает громко и не выходит на улицу (а уж работать, и даже приготовить поесть, считается верхом кощунства).
В месте ином по улицам катятся горящие бочки с дёгтем, или изо всех окон льётся вода, или по улицам летают драконы… Пошуметь (поорать, повзрывать и даже пострелять) любят во многих странах, а вот огромные костры, где люди сжигают старые вещи (или кусочки теста, которыми предварительно покатали по всему телу) встречаются немного реже.

Вместо привычных ёлок, несложно встретить наряженные абрикос, мандарин, манго, персик или...
Или грабли (хотя конечно же, наряжает последние вовсе не как аналог ели,… которая в свою очередь является аналогом пальмы…)

 Взамен лампочной гирлянды, взор может услаждать вереница цветов и свечек плывущая по реке.

А вот предновогодняя встреча с шаманом (гадающим на яичном желтке и пиве) с целью услышать предсказание будущего, очень похожа на новогоднюю речь… Но, право же, у них это в частном порядке, очень индивидуально и без нормального задника (вроде башенных часов).


О чём же это я? Начал о лете, закончил новым годом… О многообразии? Да, конечно о многообразии тоже, но самое главное, как всегда, о мечте. Стремление к мечте, движение к мечте, к истинной, искренней, сокровенной, меняет жизнь удивительным образом. Жизнь превращается в любящую матушку, что стремится подложить тебе побольше самых лакомых кусочков. Единственно приемлемая в жизни ненасытность – ненасытность красотой и чудесами. И этот прекрасный голод заворачивает русла наших жизней в потрясающие места.
Давайте мечтать, и мечты наши превращать в цели и начинать к ним движение. Давайте видеть красоту. Давайте наслаждаться красотой и многообразием этого дивного мира.

Да, а вы, часом, не скучаете по лету?


Мы покрыты бронзовым загаром,
Ягоды в лесу горят пожаром.
Лето это жаркое недаром,
Лето — это хорошо!

Ля-ля-ля ля-ля-ля,
Ля-ля-ля-ля-ля ля-ля-ля-ля.
Ля-ля-ля ля-ля-ля,
Ля-ля-ля-ля-ля ля-ля!
(*1)




(*1)
Слова Ю. Энтина,
музыка Е. Крылатова

(*2)
Слова Ю. Энтина,
музыка В. Шаинский