История шестьдесят пятая. Про фарцовку

История шестьдесят пятая
О том, почему я не фарцовщик

Сразу же, едва родившись, я стал атеистом. Ну, не буквально сразу, конечно. День-два обживался в новом для себя мире, но уж точно на третий день стал атеистом. И никто мне в этом не помогал, впрочем, никто и не отговаривал.

Так и рос от октябрёнка до пионера, потом и в комсомольцы выбился. Кто рос вместе со мной, тот наверняка неоднократно в своей жизни сталкивался с «Моральным кодексом строителя коммунизма». И я тому не исключение. Из десятка пунктов Кодекса я однозначно и безоговорочно следовал одному - «не укради!». Гораздо позже, когда я умом начал понимать, что слово «атеист» звучит уже совсем не гордо, до меня вдруг дошло (впрочем, может кто-то и подсказал), что Моральный кодекс бессовестно содран с десяти  заповедей Творца! Плагиат чистой воды! Получилось, друзья мои, что мы начали строить коммунизм, сразу же нарушив заповедь «не укради!»! Теперь вы понимаете, почему мы его не достроили? А нечего брать чужое!

Честно скажу, что взять чужое без спроса для меня всегда было по определению невозможным. Да и сейчас, на склоне лет шестой юности, в этом отношении я не изменился.

Стажа морского у меня более сорока лет, побывал почти на всех параллелях и абсолютно на всех меридианах, но к морской фарцовке так и не приучился.

Что такое фарцовка? Это натуральный обмен за границей и в родной стране по системе «товар-деньги-товар-деньги». Примитивно говоря, моряк везёт с собой что-то такое, что пользуется спросом за границей, там это «что-то» продаёт с наваром, покупает товар, который пользуется спросом по месту постоянной прописки моряка и сдаёт его там опять же с наваром. Такой способ прибавки к зарплате был очень популярен среди моряков торгового флота, особенно среди тех, которые работали на линии, скажем Рига-Гамбург или Вентспилс-Амстердам. Это я просто для примера.

Рыбакам было хуже. Полугодовые рейсы, очень часто смены самолётами, поэтому из дома везти «фарцу» было опасно и не выгодно, а раз опасно, значит, шли другими путями и сдавали на Канарах бронзу, бакелит, краску, в общем, всё, что плохо лежит. М-да...

Всё это было не по мне и Кодекс в моей голове плавно перерос в Заповедь и ей я следую до сих пор.

Скажете, что таких вот кристально честных не бывает? Я возражу — бывает! И даже очень бывает! Но и на старуху бывает проруха. Такая проруха случилась и в моей грешной жизни.

В девяносто первом году двадцатого столетия начальство вдруг решило продвинуть меня в капитаны, о чём я даже и не мечтал. Во мне твёрдо сидело убеждение в том, что лучше быть хорошим старпомом, чем плохим капитаном, однако начальство думало иначе и в результате их раздумий я оказался в качестве дублёра капитана на столь милом моему сердцу «Сангарском проливе», на котором я успешно успел отстарпомить
целых пять лет!

После столь ответственной должности оказаться на родном корабле в должности полупассажира, да ещё и на четыре месяца было очень тяжко. Во-первых, старпомство по инерции жило во мне своей кипучей жизнью, а матросы меня уже в этом качестве не воспринимали. Во-вторых, лень быстро начала отвоёвывать позиции у моей кипучести, а мне совсем не хотелось обрастать лишними килограммами. В результате я начал исправно нести вахту второго штурмана с нулей до четырёх утра на тихоокеанском промысле, взял на траулере для себя щенка, играл в пинг-понг, футбол, волейбол — благо, маленький спортзал был на судне с постройки, а спортивную площадку я сумел построить на недавнем большом ремонте в Клайпеде.

На советских судах по санитарным нормам радистам за вредность выдавали сгущённое молоко. С перестройкой вдруг сгущёнку начали выдавать и штурманскому составу, как телам, постоянно обретающимися в электромагнитном поле и по этой причине вредя своему здоровью. Капитан «с барского плеча» под шумок выдал и мне ящик этого продукта, который я никогда особенно и не любил, но и не отказался. А зачем? Пусть будет. Не себе, так детям! Ведь им — всё лучшее!

Вместо того, чтобы после загрузки в Тихом Океане идти в Таллин, нас отправили на выгрузку в бразильский порт Ресифи. Никто, в принципе, и не возражал, а выгрузка своими силами придавала этому заходу невероятный финансовый блеск. Меня тоже не обидели и поставили на вахту у трапа, чтобы оправдать нежданную стивидорную получку. Так и текла моя дублёро-бразильская жизнь между вахтами и телевизором, по которому шли нескончаемые футбольные репортажи.

Как-то раз в несчастный солнечный день боцман похвастался, что сдал ящик сгущёнки в обмен на несколько литров местной сивухи. Ничего так сивуха, пили вместе, увлечённо беседовали и я не заметил Змея-искусителя, который непонятным образом пробрался в мою каюту.

     -Толян!- сказал вдруг я, - Толян! А на кой мне возиться с моей сгущёнкой еще около двух месяцев? Сдай её, но только не за самогон, а за деньги. Сдашь — завтра вечером пойдём в город пить пиво и есть вкусную пищу, я угощаю!

На следующий день перед обедом боцман вручил мне нехилую пачку денег и Змей у меня за спиной ехидно ухмыльнулся.

Вечер, как и полагается бразильскому вечеру, был тёплым и слегка душноватым. Пиво, наоборот, было очень холодным, а телятина нежной и неимоверно вкусной. Настроение зашкаливало в положении «плюс», хотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался. Но всему есть своё логичное завершение и я помахал рукой, подзывая гарсона.

Гарсон согнулся в поклоне буквой «г» из кириллицы и протянул мне счёт. Увидев счёт и сравнив его со своими наличными, к моему настроению пристегнулся дополнительный «плюс»! Я даже мысли допустить не мог, что у них так дорого стоит сгущёнка! Я вытащил из вороха банкнот более-менее подходящую к счёту и отказался от сдачи. Но гарсон изменился в лице и начал что-то выговаривать мне на своём гарсоно-бразильском языке из которого я понял только слово «полиция» и услышал за спиной подленькое похихикивание Змея.

Только Толян не растерялся и потребовал администратора:
       -Слышь, амиго, ёпрст! Администраторе плиз-порфавор-ёпрст! И быстро мне, ёпрст!

Думаю, что гарсон правильно понял слово «ёпрст» и через несколько секунд администратор, алчно улыбаясь, стоял перед нами. Из набора англо-португальских фраз я понял лишь то, что я расплачиваюсь деньгами, которые были до реформы, а реформа произошла два года назад и эти бумажки теперь годятся только для интимного использования. Слово «полиция» в его монологе прозвучало на много больше раз, чем слово «ёпрст» в монологе боцмана и мне это категорически не понравилось!

        -Вифель? - спрсил я, загрустив, а администратор наоборот обрадовался! Позже я подумал, что он из потомков беглых фашистов, которых в Латинской Америке после второй мировой появилось тут в неизмеримых количествах.
       
         -Твенти долларс! - не выдал своего немецкого происхождения администратор.
 
Поверьте мне на слово, я и до, и после этой истории терял бездарно гораздо большие суммы, но этих двадцати долларов мне до сих пор жалко.

Мы уходили из бара, а я слышал за спиной хохот моего Змея-искусителя...

К чему эта история? Да к тому, что уж если чего не дано, то и нечего пытаться!

16 февраля 2017 года
порт Траена (Норвегия)