3. Гутман. Снега и колокола

Автор - Боткин - Гутман http://www.proza.ru/avtor/clapier - второе место по итогам читательского голосования

Аннотация:
Действие рассказа   происходит  вблизи площади Александра Невского.  Это место знаковое для петербуржцев, и почти незнакомое приезжим.   Два собора, две больницы, и памятник полководцу – вот  фон, на котором в предновогодние дни разворачиваются события.  А события эти – болезнь, безумие, жажда свободы,  предчувствие  любви,  сама  любовь, и благородство.   Да, в рассказе это – события.  Но, может быть, что-то из произошедшего, в новом году станет состоянием героев?
Полемика по аннотациям http://proza.ru/comments.html?2017/01/21/98

***

Собственное тело напоминало танковый полигон где-нибудь под Лугой. Рытвины и выбоины, вывороченная  на поверхность гусеницами, высохшая ломкая багровая глина выпирает из смеси песка и жеваной соломы. И все это брошено после учений как есть, никому нет дела.  И пить хочется, как в пустыне с похмелья. Жар? – Нет, жар прошел, кожа отгорела, а жажда осталась. Говорят, долго орал  на морозе и на ветру, вот и охрип. Но это попутно. И когда было…. Будь другом, Клара, расскажи еще раз, что ты про меня знаешь?
-  Ты, Василий,  уже все слышал, никто тебя не обманывает.  Сидел на шее у Александра Невского, махал руками, словно кем-то дирижировал.  Пел задорные песни.
- Например?
- Да, никто не вслушивался. А когда пришла полиция, ты пообещал  спуститься,  но что-то увидел, стал кому-то махать, посылать приветы….
- Это как, приветы?
- Вот так – и сердечная медсестра Клара  сомкнула руки, и затрясла ими в безадресном воздушном рукопожатии.
- Интересно, там  два шага до тюремной больницы. Я же не на лошади сидел, а на шее?
- Да-да, у полководца на шее. Если развернуться немного влево, наверняка  верхний этаж больницы виден – со знанием дела подтвердила Клара.
- Неужели я с немощным преступником переговаривался?
- Твое счастье, что никто об этом не подумал. А то с ним бы  рядом сейчас  и лежал.
-  А что подумали?
- Не знаю. Знаю, что почти сразу налетел заряд мокрого снега, памятник обледенел, и ты уже не мог  спуститься. Пожарных вызывали. К нам привезли, ты был без сознания.
- Да, все это я слышал. И что диагноз две недели не могут поставить, тоже слышал. А телефон  зачем забрали?
- Карантин.
- Я от  трубки заражусь, или трубка от меня? Или зараза по  телефону передается?
- Спрашивай доктора.
- Я ему уже объяснял, что  резко бросил курить.
- Ты -  парень решительный, это все поняли.
- Наоборот, год прошел плавно, без событий. Хотелось закончить его хоть каким-то действием. Но оказалось – не так просто с соской расстаться. Стал сдуру жрать таблетки для отвыкания. На третий день началось. Щеки горели еще с утра, чесаться начал днем, к вечеру ногти о бока ободрал, дальше не помню.
- Ты знаешь, в какую больницу попал?
- Как не знать.
- Ну вот, а у тебя симптом на симптоме. Пока на все вирусы не обследуют, лежи и не рыпайся.
- Спасибо, хоть к койке не привязали.
- Это не по нашему профилю. Но тебе, вижу, лучше. Гулять охота?
- Со вчерашним не сравнить. И неподвижности мне   больше не потянуть. Пойду-ка, погуляю по коридору. Сколько можно пружины мять?
- Мы на четвертом этаже. Поднимайся на седьмой. На лестнице окна широкие, полгорода видно. Почувствуешь праздник.
Подъем по лестнице действительно оказался постепенным открытием города.  С пятого этажа видно было только Владимирский собор, подсвеченный прожекторами. На шестом, неожиданно, поверх многочисленных больничных крыш,  открывались купола  недавно восстановленного  собора на Миргородской. Клара мимо него на работу ходит, наверняка знает, как  называется.  Свежая позолота  не просто отражала, но и усиливала довольно слабые в этой части города вечерние огни до почти дневной яркости.    С седьмого этажа был виден  купол Троицкого собора, немного вытянутый к небу, черный на фоне мягких  огней порта. Где-то под куполами жил город, поглощенный  предпраздничной суетой, но видно было лишь пустые темные крыши.   Наверху Васе пришлось прислушаться к телу, в котором еще сидела болезнь.  Медленно, как в темноте, он  прошел по коридору в другое крыло   здания, чтобы спуститься по симметрично расположенной лестнице. И вновь остановился перед началом спуска.  Здесь он был на равных с куполом Лавры. Мягко подсвеченный собор закрывал от него почти весь правый берег. Малая  Охта тонула в огнях моста Александра Невского.  Правее Лавры чернели корпуса мукомольного комбината, за ними уже ничего не просматривалось.  Зато  крыша тюремной больницы, освещенная с избытком, была как на ладони. Крашеная железная крыша, такая могла быть и у жилого дома. По мере спуска мост исчез, купола тоже.  С четвертого  этажа можно было заглянуть в тюремные окна. В окнах горел яркий свет, и угадывались человеческие фигуры. Лиц не видно - далековато.
- Если кто-то подойдет к окну вплотную, свет станет слабее – подумал Вася, и огляделся – так можно и диалог наладить. – И прошелся еще раз туда-сюда по коридору. Никаких внешних признаков не нашел, а все же осталось ощущение, что место натоптано.
- Кто-то сюда приходит – заметил Вася про себя. – Может быть, и сейчас ждет, пока я уйду. – И ушел.
В палате, на койке, стоял полиэтиленовый пакет, плотно набитый  новогодним угощением.
- Посылка с воли – поймал себя Вася на аналогии,  и начал осторожно развязывать тугой узел, охранявший содержимое. Но тут из глубин пакета раздался нетерпеливый звонок. Вася порвал ручки, мандарины рассыпались по полу. Доктор говорил, что у него на цитрусовые аллергия, но это мы еще посмотрим. Телефон обиженно умолк, и Вася увяз зубами в запретном плоде. Не спеша собрал мандарины, закатил в тумбочку, рассмотрел чайную этикетку, облизнулся на заморский сыр, и лишь потом подобрался к телефону.
Разблокировал экран, и сразу наткнулся на свежее сообщение: МЧС предупреждает. Да, конечно, именно завтра, тридцать первого декабря, во второй половине дня,  в  городе ожидается небывалый, невиданный, неслыханный, и невообразимый, снегопад.  На этой новости  его застала  Клара.
- Что друзья пишут?
- Пишут, что завтра нас ждет снег стеной. Под самый новый год!  И на всю ночь!
Клара достала свой телефон.
- И мне пишут. – И замолчала. Вася тоже не знал, что сказать. И это уже не в первый раз. Визит Клары  в палату был необязательным, она заходила к нему чаще, чем того требовали служебные обязанности, это было трудно не заметить.  Ну что же, он всегда слыл интересным собеседником. Да и где еще  медсестра может перевести дух в непрерывной  больничной беготне. А тут палата на одного, есть же преимущество в загадочной болезни. И  Васе неизбежно подумалось,  что за ее визитами может быть что-то еще. Впервые подумалось? Или уже мелькала эта мысль, но он ее не ухватил?  Вот сейчас, она никуда не торопится, и кажется, понимает, о чем я думаю. И не пытается меня  разуверить.
 Клара   первой возобновила разговор:
- Завтра навалит снегу, и мы с тобой без десяти двенадцать  поднимемся на верхний этаж, посмотрим на город….
- И ничего, кроме снега, не увидим, даже петард…. Постой, ты что, две ночи подряд дежуришь?
- Да, подруга попросила подменить. Ей очень надо.
- А кому в новогоднюю ночь не очень надо? – хотел спросить Вася, но промолчал. И снова сопоставил какие-то уже услышанные обрывки разговоров, и понял, что Клара никогда  не торопится домой.  – А вроде замужем. Вроде. Вася посмотрел на Клару, и она его особенный взгляд приняла, застыла в нем, как в солнечном луче, пробившемся сквозь облака,  позволяла смотреть, и выдумывать черт знает, что.  Пока Вася понял  для себя не так много: было приятно от того, что он потихоньку выздоравливает, и что завтра дежурит Клара, и что они проведут какое-то время вдвоем. И даже…. И даже  не обидно, что придется пропустить долгожданный волшебный новый год с друзьями в Мюллюпельто.  Так он подумал, и телефон зазвонил. Это был Женя, друг, и еще раз друг, единственный, кому удалось прорваться в палату еще в первые дни странной болезни, когда Вася лежал в сорокоградусном  жару, и к нему особенно ревностно никого не подпускали.  Поговорить тогда толком не удалось, Вася едва ворочал языком, но в присутствии друга боль была не боль, жар не жар, и бред не бред. Теперь Женя рычал в трубку о  том, что у всех все хорошо, компания собирается, шампанское стынет наперегонки с водкой, Дед Мороз отрастил бороду, поляна для танцев на снегу присмотрена,  и прочие многолетние традиции будут соблюдены. И лишь Васи не хватает для беспредельной душевности.
- Но мне лучше, лучше, так всем и передай. К старому новому году выпишут.  Давай, тогда все повторим.
- У меня командировка.  А у Вити с Леной….
- Что, свадьба?
- А ты не знал?
- Предполагал, но не более.
- Так что, видишь, этот новый год будет неповторим.  Еще одна свадьба, и  наша компания станет немножко другой.
- Ты на кого намекаешь?
- Не бойся, не на тебя.
- Тогда на себя.
- А ты не играй на опережение,  это еще как новый год пройдет….
- Шикарно у вас новый год пройдет.  МЧС обещает снегопад выше колоколен.  Последний раз такой был в восемнадцатом веке. Вам будет мягко даже на карельских камнях.
- Вася, без тебя на свежем снегу  нам будет зябко.
- Но я еще весь красный.  Зарубцованный. Кожа трещит, как шелуха под ногами.
- Завтра тебе будет лучше.  Ковбои быстро возвращаются в седло.  А о том, что ты ковбой, весь город знает.  Я для тебя газетку приберег.
- Береги.
-  И цивильную одежду приготовил.  На завтра назначен побег. Машина запаркована на Миргородской.  Знаешь стоянку между больницей и новой церковью?
- Да ты как Том Сойер, конспирацию разводишь. Тут не казарма и не тюрьма, можно встать, и уйти. Со страховкой будут проблемы, с больничным, но это мелочи.  На работе всегда договорюсь.
- Но теплая куртка все равно нужна.
- Не нужна. Один раз  в жизни надо встретить новый год  в больнице. Вот в такой  обшарпанной, темной, затхлой, холерной, желтушной, Боткинской больнице, по соседству с тюрьмой и кладбищем.
- Вася, ты ли это?!  После таких подвигов, и кукситься !!! – крикнул друг, и Вася осознал, что Клара все еще здесь,  и каждое слово слышно, и она не скрывает того, что слушает. И он не стесняясь посмотрел на Клару, и взглядом сорвал белую шапочку, и  каштановые волосы покатились волнами по белому халату, и было их щедро, до талии, не меньше, но халат просматривался под ними, контраст  был неуместен, и хотелось, чтобы набежала еще одна  каштановая волна, и еще, и еще…. Чтобы Клара не была медсестрой в  спецодежде, а стала…. Нет, он пока не понимал, кем она могла стать. Она улыбнулась, и сказала: У тебя такие хорошие друзья….
- Это Женя.
- Я поняла.  И в Васе что-то дернулось: кажется, он в разговоре ни разу не упомянул имени  друга.   
- Ты с кем меня знакомишь? – прорычал голос из трубки.
- Клара, медсестра, от ее голоса здоровье возвращается в самое изможденное тело. Обязательно при случае познакомлю.  Она завтра дежурит в ночь. Я не могу ее оставить одну.
Клара  не удивилась его словам.
- Мы и ее заберем. Дай ей трубку, я уговорю.
- Это должностное преступление.
Клара улыбнулась, и покачала головой. Вася как бы случайно отключил Женю,  и они остались вдвоем. Женя не надоедал, но и Клара ушла почти сразу: приближалось время уколов. Через полчаса она и ему сделала укол, и опять улыбалась, и задержалась в палате на пару минут, и опять в этом было предчувствие чего-то большего, но дальше предчувствия дело не шло.  Потом он почистил мандарин, растер в пальцах кожуру, этими же ароматными пальцами копался в  телефоне, но вестей не нашел.  Зато на дне посылки обнаружил сборник рассказов О’Генри. Друг знал, чем поднять настроение. Или это  тайный знак?  Вася перетряс книгу,  и не найдя сюрприза, начал читать из середины. Проглотил пару рассказов, и все его тело потребовало движения. Он решил предложить Кларе ночную прогулку на верхний этаж. Он стучался во все палаты подряд, и спрашивал медсестру, не объясняя, зачем она ему нужна. Пусть думают, что хотят.   В последней палате две женщины, перекрикивая телевизор,  и перебивая друг друга, объяснили, что Клара сейчас получает нагоняй от  дежурного врача.
- Почему она это терпит? – возмущалась та, что моложе. А та, что старше, уже вписывала Васю в отношения доктора и медсестры. Вася ворвался к дежурному врачу без стука, ему плевать было на присутствие посторонних. Клара стояла перед доктором в позе царевича Алексея.  Вася нарушил художественную гармонию, он встал между  царем и царевичем, он начал было говорить, но Клара подняла голову, и прижала большой палец к губам.  Вася вышел, оставив дверь чуть-чуть приоткрытой, вернулся в палату, раскрыл книгу, с первых строк узнал знакомый рассказ. Этот рассказ подвыпивший Женя несколько лет  назад  читал в новогоднюю ночь, взобравшись на стол. Вася  засмеялся сквозь сон. Проснулся утром с книгой на груди.
Утро было звездное. Это предвещало мороз, но не снегопад. Когда рассвело, Вася повторил прогулку на верхний этаж, и за привычными городскими символами, разглядел сияющую на солнце точку Кронштадтского собора.  Откуда тут взяться снегу? Но МЧС не унимался. И вскоре после полудня повалило.  Небеса долго готовились, чтобы разубедить погодных скептиков, которых полон город. Снежные хлопья цеплялись друг за дружку, и тянули соседа вниз, три снежинки не пролезали между двух тополиных веток, а где встречались четыре, там собирался снежный ком. Городской шум был заглушен небесным шорохом.  Во всеобъемлющей белизне быстро наступили сумерки. Стоило окружающему миру утонуть в снегу, как в Лавре зазвонили колокола.  И этот звон не был ни тревожным, ни торжественным. Скорее, колокола дружески перекликались, и лишь иногда их разговору поддакивал тяжелый, видимо, главный, колокол. Вася был не знаток колокольных изысков, и подумал, что просто звонари решили напомнить землякам о празднике.
Камчатка встретила  новый год. Позвонил Женя. Вася приложил трубку  к облезлому уху: оттуда раздался тот же колокольный звон, но с опозданием на четверть секунды. Поначалу, за звоном трудно было разобрать живой голос, но кое-как Женя сумел объяснить, что ждет на крыльце. Само собой, с ним была Вера.  Они принесли пальто, валенки, упаковали больного, предложили прогуляться, подышать, и все обсудить. Но разговор никак не удавалось начать: колокола все время сбивали с темы. Самый низкий перебивал Женю, самый высокий поддакивал Вере, а несколько промежуточных  беспардонно перемешивали все Васины мысли.
- Ты уже понял, что это похищение? – начал похититель. Вася мотнул головой, вздрогнул от попавшего за шиворот снега,  и промычал что-то невразумительное.
- Меня просили молчать, но я тебе расскажу – сгущал голос Женя, - что в Мюллюпельто тебя ждут старые друзья, которых ты, бог знает, сколько лет не видел.  Они уже там. Колют дрова и топят печку.
Вася мысленно занес топор над  бревном, но вмешался главный колокол, и не позволил  вспомнить никого  из старых друзей. Он раскрыл кованую  дверцу печи, и печь загудела.   Подбросил полено, и гул усилился. Однажды такое было: первый курс, новый год, заиндевелая дача, с трудом раздутая печка.  И опять никого не вспомнил. В гудящей голове была Клара.  Другой компании для встречи нового года не получалось.
- Не гадай, просто поезжай с нами.
  Вася    опять не нашел, что ответить. Он мычал и жмурился, стараясь не спугнуть образ.  Женя понял, что не убедил друга.
- Слушай, я под этот набат-перенабат не нахожу аргументов.  Давай, дойдем до стоянки. Все тебе объясню.
Они дошли до приемного покоя, и к концерту присоединилась колокольня собора на Миргородской.
- Федоровский – пояснила Вера.
- Я такого никогда не слышал –   сказал   Женя, и его поняли больше по губам, чем на слух.
- Да, удивительный перезвон! Это и не благовест, и не набат, это что-то редкое – подтвердила Вера, четко расставляя слова.
- Да ты разбираешься!!!  -  сказали два друга в один голос.
- Я детство провела в Новгороде. Не захочешь – научишься. Такой перезвон бывает по особым случаям.  Французов от Москвы погнали, или уж не знаю, что.   
- Наследник престола родился? – предположил Вася.
- Двойня – разом подтвердили Женя и Вера.
Друзья  подошли к шлагбауму.  И похищаемый  заявил, что не может бросить Клару.
- Она много для меня сделала.  Это простая вежливость. Попрощаюсь, поздравлю, и вернусь.  Век воли не видать.
- Она тебе говорила, что замужем? – спросил Женя негромко, но Вася его услышал.
- За две недели я убедился, что дома у нее что-то не так.  Да и вообще, я не собираюсь сейчас делать предложения.
- Нет уж, мы тебя отпустим  только при условии, что в эту ночь ты ей сделаешь предложение – вмешалась Вера.
- Предложение принято.
И два главных колокола ударили одновременно.
- С наступающим, ребята.
Вася завернул за приемный покой, и понял, что не знает обратной дороги.  Собственные следы уже покрылись  белым налетом.
- Но не в тайге же я – решил Вася, и побрел через сугробы в направлении, которое казалось ему правильным. Вышел на главную аллею.   Автомобильная колея угадывалась с трудом.  Здесь, на открытом месте, перезвоны двух соборов сливались в одно.  Вася остановился.
- Они друг друга слушают? Или перебивают?  Или ими кто-то дирижирует?  Вера   объяснила бы, а я  путаюсь. И ноги путаются. А казалось, почти здоров.
Вася  растерялся, огляделся, и понял, что путает право и лево.  А все-таки…  А все-таки,  похоже, что для звонарей  Лавры вступление соседа в концерт    было неожиданным. И теперь они  пытаются найти общий язык, чтобы дальше играть сообща.  Да, Вася это понял. И понял, что видимость сокращается до   ближайших кустов. Конечно, в какую сторону ни пойди, через сто метров упрешься в какое-нибудь здание. Но что это будет?  Автопарк, лаборатория, морг? – Только не это перед новым годом!  - И тут он увидел черную собаку, уверенно пробивающую себе путь в сугробе.  Еще утром он приметил ее из окна! Старая знакомая, куда-нибудь, да приведет, если не к моему корпусу, то к соседнему.  А там спрошу.
Черная проводница  плыла в свежем снегу. Видна была лишь голова.  Идти за ней было легко.  Две колокольни  договорились между собой, и наигрывали что-то  мягкое, придающее упругости ногам,  и не мешающее свободному течению мысли.  Впрочем, думать  было не о чем:  Вася знал, что  еще до нового года сделает предложение.
Через пару минут собака остановилась  у трехметрового забора из сваренных арматурных прутьев. В основании ограждения  был бетонный цоколь, который, не будь снега, вероятно, доставал бы человеку до груди. Собака подняла передние лапы на цоколь, и проскочила в свежую прореху.  И ушла на тюремную территорию. Сантиметровый арматурный прут перегрызли недавно. Только что.  Ножовка, никакого автогена, Вася рассмотрел решетку.  Прочь от забора вели  едва заметные  под  пятиминутным снегом  углубления с интервалом примерно в широкий человеческий шаг.  Через десять минут  их не будет видно. Неужели смельчак начал пилить уже после вступления  в перезвон   Федоровского собора?
- Странно, что я никого не встретил.
Вася огляделся.  Тех, кому полагалось оберегать покой  жителей  тюремной больницы, не было видно в  беспросветном снегу, не было слышно в  нескончаемой музыке,  да может быть, их просто не было.
- Но куда идти? Мой корпус должен быть совсем рядом.  И тут в его сомнения вмешался прежде почти неслышный, самый высокий,  колокол :   За ним, за ним, за ним.  Вася смело пошел по исчезающим следам,  и шагов через сто уткнулся в стену своего  корпуса.
На крыльце несколько курильщиков собрались в кружок, и оживленно болтали. Никто не обратил внимания на вновь вошедшего. Свидетель побега еще не знал, что это наблюдение станет для него ценным всего через несколько минут.  Поднялся на четвертый этаж, подошел к двери своей палаты, и  услышал мужской голос.  Возле кровати сидела Клара.  На Васином месте лежал наголо обритый человек. На него  был накидан  ворох одеял, который не мог скрыть, насколько он истощен.  Щеки тлели.  Капельница торопливо вливала  в него жизнь.  Беглец  кивнул вошедшему, и закрыл глаза.
-   Как он может лежать,  когда его ищут? – подумал Вася.
- Куда ему такому бежать – ответила Клара. – Но время есть.  Снег будет идти всю ночь.  Колокола не смолкнут до полуночи.
- А как же я? – вырвалось  у Васи.
- Друзья тебя ждут.
- Я их отпустил.
- Они тебя ждут  – и оба посмотрели на изможденного мужа Клары.
- Ты ведь придешь долечиваться? Меня  здесь не будет.  У нас все предусмотрено.  И помни, что ты ушел около часу дня. До колоколов.
- А сейчас уже… - он посмотрел на часы. – Так долго никогда не звонили. Это для вас?
- И для тебя тоже. Как и снегопад.  Теперь давай прощаться.
- Но я уже отпустил ребят – предательски осипшим голосом повторил Вася.
- Они тебя ждут.  Возле поликлиники. Найдешь?
- У входа всегда толпа. Меня заметят.
- Я проведу тебя через служебный вход.
- Не боишься оставлять его одного? Не дай бог, зайдет кто-нибудь?
- Я сказала врачу, что ты ушел.
Они вошли в лифт. Колокола звучали здесь приглушенно. Клара  коснулась его руки.
- Ты обижаешься?
- Я боюсь за вас.
- Не бойся. Все продумано. Как у твоих друзей.
- Он чуть жив.
- Я поставлю его на ноги. Я  Первый Мед закончила. Здесь подрабатывала.
- Бывают случайности.
-  Я тоже боюсь.  Когда мы будем в безопасности, дам знать.  Я найду, как.
Клара взяла его за руку.  За чешуйчатую, похожую на бок морского окуня, руку. И погладила тыльную сторону кисти.  И кожа  в этом месте стала как до болезни.  Он понял, что это прикосновение останется с ним на весь следующий год.
Возле поликлиники стояли Женя и Вера, взявшись за руки. Снег лежал на рукавах, на плечах, на вязаной шапочке девушки и на кепке друга.   Вася понял, что за время ожидания, предложение было сделано.  Увидев беглеца, жених и невеста разомкнули пальцы, и заключили его в мокрые четверорукие объятия. Растаявший снег потек за шиворот. И кожа под струйкой воды смягчалась.
С середины моста Александра Невского ни того, ни другого берега не было видно, но колокола не унимались. Машина въезжала на правый берег, а звон все еще угадывался,  и лишь на Заневской площади он окончательно смешался,  с  «Джингл Беллз», доносившимся  из неопознанной лавки.


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2017
Свидетельство о публикации №217012702324

Обсуждение http://proza.ru/comments.html?2017/01/27/2324