Тайное и неизвестное острые ощущения преследования

ТАЙНОЕ И НЕИЗВЕСТНОЕ

Острые Ощущения Преследования: Мемуары
Форрест Фен (Forrest Fenn)
(перевод с английского: Владимир Лахмаков)


Золото и еще кое-что
   … В моём понимании, я всегда был лучшим в мире при сборе забавных, на мой взгляд, вещей. Моя карьера коллекционера началась рано, со сбора крышечек от бутылок лимонада, потому что таких крышек было много, они были в свободном доступе, и их было легко найти: Dr. Pepper, Pepsi, Nehi, Upper 10, Blatz, 7UP, Royal Punch, Coca Cola, Lemon Sour, Orange Crush, Julep Lime и тому подобные. Все эти напитки шипели во рту при питье, и это было именно то, что я любил в этих напитках. Я избегал диетических напитков, потому что не хотел худеть. Моим любимым напитком был Grapette, но бутылка, так уж получилось, была настолько маленькой, что в ней, внутри, почти не было никакого пространства для напитка. Но меня это мало заботило, я просто выпивал его да и все. Одним из моих правил было то, что я не мог собирать крышки от таких бутылок, если прежде не выпивал напиток, но эта затея была не слишком хороша, потому что у меня не было достаточного количества пятицентовых монет, чтобы следовать своему принципу. Когда мой отец устал от вида моей большой коллекции крышечек, рассыпанной по всему дому – на полу, на шкафу, на радиоприемнике и другим местам – то придумал план, положивший конец моей многообещающей карьере. Он обошел все автозаправочные станции в городе, продававшие бутылки с лимонадом и собрал сотни крышечек, возможно даже тысячи. И в тот самый момент, когда отец отдал их мне, я быстро потерял интерес к такому коллекционированию. Как я мог продолжать собирать крышки, когда было похоже, что у меня уже были все крышки, что когда-либо выпускались?   
После этого, я начал собирать бечёвки, чтобы связать из них шар, и мне было все равно какого цвета эти бечевки были, но большинство бечевок были белыми. Бечёвки были недостаточно длинными, и лучшее, что я смог придумать, это связать один конец очередной беседки с концом последней, уже находящейся на шаре. Я сообразил, что нужно было завязывать только прямые узлы, ведь таким образом, они не будут соскальзывать. Вскоре у меня уже был разноцветный шар, который становился больше и больше с каждой привязываемой бечевой. Я надеялся довязывать по крайней мере три бечевки в день, и приблизительно, спустя год, мой шар был настолько большим, что не мог пройти через дверь моей спальни. Но однажды, когда я вернулся домой из школы во время дождя, моя шар исчез. Его просто больше не было в спальне. Я пытался объяснить матери что, поскольку шар не мог сам выбраться из моей комнаты, то для любого воришки было бы довольно затруднительно выкрасть его. Мама ничего мне на это не ответила, а лишь молча кивала головой, соглашаясь и продолжая смотреть в окно. Думаю, что она высматривала почтальона или думала о чем-то своем. Даже и по сей день тайна того, что произошло с моим шаром, связанным из бечевок, остается для меня одним из больших нераскрытых преступлений в моей семье.
За следующие пятьдесят лет мои эклектичные коллекции (эклектика – это сочетание разных стилей, фактур, жанров) выросли до чрезмерных размеров: Это были и украшенные бусами индийские мокасины, и иллюстрации на боковых обрезах книг, флюгеры и древние египетские драгоценности, наконечники стрел, карманные ножи и старинные вещи всех видов.
Но тогда же я заболел раком. После того, как одночасовая операция превратилась в пятичасовую, мой доктор сказал, что у меня остался шанс в 20% прожить еще три года. Большинство же моих знакомых, включая и меня самого, считали, что я оказался на грани смерти. Радиолог только и сказал, что мне предстоит тяжелая борьба за жизнь. Как осмыслить и принять, смириться, с таким прогнозом? Лежание без сна в кровати в три часа утра, побуждало меня все время обдумывать и пролистывать в мозгу, в поисках ответов, десятки и сотни разных вариантов спасения, и чего только там не было! Мой ум работал словно компьютер. К своим пятидесяти восьми годам я провел во сне более девятнадцати лет, и три года из них пришлись на понедельник. Вдумайтесь только в это, хотя бы в течение минуты. Конечно, это своего рода, конструктивный недостаток. Не было ничего героического ни во мне, ни во всем, что я думал об охватившей меня ауре неудачи. Но природа может время от времени позволить себе быть снисходительной, и я полагал, что у меня был еще, по крайней мере, год, чтобы жить и творить. Инсульты и сердечные приступы вообще не внушают оптимизма и надежды на выздоровление, а значит, рак был, вероятно, лучшим выбором, если я, вероятно, сделал сам такой выбор. Прежде, я был доволен тем, как проходила моя жизнь, но теперь, то, в чем я, казалось, испытывал недостаток остающегося времени, стало заметно превышено моим внезапным желанием взять из него побольше.
И вот, когда однажды бессонной ночью, после того, как вероятность моей судьбы помочь мне, наконец достигла своей низшей точки, я понял нечто. Вот была у меня такая забава, создавать за десятилетия моей жизни коллекции разных вещей, так почему бы не позволить другим приехать, поискать часть моей коллекции, в то время как я все еще здесь, и возможно продолжить искать её даже после того, как я уйду? Таким образом, я решил наполнить сундук с сокровищами моим золотом и драгоценностями, затем засекретить его – оставив ключи подсказок о том, как найти сокровище для любого искателя, готового попробовать свои силы в его поиске. Это была идеальная игра ума и момента. Ха, мне понравилась осенившая меня мысль, но потребуется некоторое планирование, а часы моей жизни тикали, отсчитывая последние ее мгновения. Неважно, как далеко находится дата твоего ухода на календаре жизни, но это всегда, кажется, случается раньше перед лицом таких неприятных ситуаций, как моя.
Мне удалось уговорить своего друга из местного музея продать мне принадлежащий ему красивый сундук из литой бронзы, у которого трехмерные женские фигурки размещались на его четырех сторонах и на крышке. Я знаю, что заплатил слишком дорого за него, но время от времени происходит нечто, что является настолько особенным, что обесценивает все, имеющие хоть какое-то значение, логические правила.
Взволнованный исследователь старины, настоящий учёный, сказал, что сундук этот был, вероятно, романский сейф, датируемый, приблизительно 1150 годом н. э. Он также думал, что этот сундук, возможно, когда-то хранил в себе семейную библию или Книгу Дней. Теперь он мог хранить в себе принадлежащие мне древние ювелирные украшения и слитки чистого золота. Я был рад. Это была прекрасная сокровищница. Я также захотел оставить и что-то личное с этим сокровищем, потому что, возможно, удачливый кладоискатель захочет узнать немного о глупце, оставившем такой богатый клад.
Потому я поместил в сундук и свою автобиографию в  20000 слов. Она находится в небольшой стеклянной банке, крышка которой залита воском, чтобы защитить содержание от влаги. Печатный текст столь маленький, что необходима будет лупа, чтобы прочитать написанные мною слова. Я пытался продумать всё.
Покончив с автобиографией, я начал заполнять сундук золотыми монетами, главным образом со старыми американскими орлами и двуглавыми орлами, наряду с большим количеством зерен мелкого рассыпного золота и самородков с золотого прииска Аляски. Два, оставляемых мною золотых самородка, весят больше фунта каждый, а кроме того, в сундуке ещё несколько сотен меньших по весу самородков. Также я уложил в сундук доколумбовые золотые фигурки животных и древние китайские человеческие лица, вырезанные из нефрита. Различные объекты в тайнике слишком многочисленны, чтобы перечислить их здесь один за другим, но среди них хочу еще отметить и испанское золотое кольцо 17-го века с большим изумрудом, которое было найдено с помощью металлоискателя, и старинный женский золотой браслет в виде шкуры дракона, содержащий 254 рубина, шесть изумрудов, два Цейлонских сапфира и множество маленьких алмазов.
С некоторым сожалением я включил в эту мою сокровищницу и небольшой серебряный браслет, украшенный двадцатью двумя бирюзовыми бусинками идущими по всему браслету двумя рядами. Дело в том, что этот браслет довольно точно подходил к моей руке, и я любил его, но его история – вот то, что влечпт меня к нему больше всего.
Ричард Ветэрелл выкопал эти бусинки в каких-то развалинах в 1898 году, и серебряных дел мастер, индеец из племени навахо, изготовил для него браслет в том же самом году. В 1901 Ветэрелл продал браслет Фреду Харви, владельцу отеля. Шестьдесят четыре года спустя я выиграл его, играя в пул с Байроном Харви, наследником Фреда. Еще один из трофеев дотошному кладоискателю в моей коллекции, это индийское ожерелье племен тайрона и сину из Колумбии, являющееся также частью сокровища. Оно содержит в себе тридцать девять изображений животных, искусно вырезанных из кристалла кварца, карнеола, жадеита и других экзотических камней. Но особенностью этого ожерелья являются два золотых объекта – один, изображающий коготь ягуара и другой, лягушку с выпуклыми глазами и лапками, поднятыми будто навстречу весне. Я в последний раз подержал в руках эту драгоценную, 2000-летнюю вещь, и почти физически смог почувствовать его древнюю силу, его превосходство, прежде чем наконец опустил её в сундук и закрыл крышку.
Немногое от меня тоже в этом сундуке. Должно найтись несколько типов Индианы Джонса, чтобы как я, быть готовыми бросить рюкзак на плечо и начать искать, с разумным шансом обнаружения моей сокровищницы, содержащей больше двадцати тройских фунтов золота. Меня всегда влекли вперед острые ощущения гонки преследования. А Вы разве не также думаете?
Я знал точно, где спрятать свой сундук с сокровищами, да так, что его будет довольно трудно найти, но не невозможно. Сундук находится в горах, где-то к северу от Санта-Фе. Нерешительность – вот основа гибкости, и вот почему я ждал так долго, чтобы сокрыть свой тайник.
Джорджу Бёрнсу было 100 лет, когда кто-то спросил его, как его здоровье. Он ответил, “Со здоровьем у меня всё, слава Богу, хорошо. А вот мой возраст убивает меня”. И как Эрик Слоан, в возрасте почти восемьдесяти лет, я полагал, что пришло время действовать.
Поэтому я сочинил стихотворение, содержащее ряд подсказок, которые, если точно следовать им, приведут к концу моей радуги и месту, где скрыты до поры до времени мои сокровища:

As I have gone alone in there
And with my treasures bold,
I can keep my secret where,
And hint of riches new and old.
Begin it where warm waters halt
And take it in the canyon down,
Not far, but too far to walk.
Put in below the home of Brown.
From there it’s no place for the meek,
The end is ever drawing nigh;
There’ll be no paddle up your creek,
Just heavy loads and water high.
«Поскольку я пошел туда один,
Храбрец с сокровищем моим,
Лишь я один храню теперь секрет
Места того, где оно лежит.
И намекаю Вам я о моём богатстве:
Начните поиск там, где теплые воды останавливаются
Затем спуститесь по каньону вниз,
Не далеко, но слишком далеко если пешком идти.
Спуститесь вниз, пониже дома Брауна.
В то место, что не для кротких и смирённых,
И Вы почти приблизитесь к концу тяжелого пути;
Не более весла там будет Ваш ручей,
Да груз тяжёлый, да высокая вода.»


Эпилог
Теперь, оглядываясь назад с пониманием прожитых мною моих семидесяти девяти лет, становится интересно, что я узнал за это время – и несколько мыслей приходят на ум.               
Я узнал, что иметь достаточно денег гораздо лучше, чем иметь много денег, а случайные деньги протекают как вода сквозь пальцы. И я узнал, что страдания, причиненные проступками, сделанными на более поздних этапах жизни причиняют больше обид, чем проступки, сделанные в подростковом возрасте. Только опыт может  подходить ко всему тщательно и со скоростью, которая не всегда доступна в классе школы. Затруднительные ситуации обучают лучше и гораздо быстрее, и могут зачастую сравниться с пронзающим кожу осиным жалом.
Но то, что я узнал как самое главное, это то, что и страны и люди должны знать достаточно, чтобы просто оставить других в покое, и делать лучше свою работу по защите нашей планеты.
Мой отец был преданным своему делу педагогом и он проводил свои дни, так увлеченно, как никто из его современников того времени. В возрасте восьмидесяти трех лет он покончил с собой, чтобы победить рак, который слишком долго пожирал его поджелудочную железу. Он не мог позволить проклятой болезни победить.
Я восхищался им за принятие такого разумного и мужественного решения. Его похороны проходили в большой Первой баптистской церкви в городе Темпл, штата Техас, и у него все это было запланировано: кто будет пастор, кто будет петь, какие песни, какие цветы он хочет, и кто где должен будет сидеть.
Храм был заполнен народом, и, вероятно, ещё около сотни его друзей стояли снаружи, надеясь услышать слова, которые произносились над его гробом с такой страстью и красноречием. Пастор сказал, что это была, вероятно, самая многочисленная толпа искренних друзей усопшего, которую он когда-либо видел на похоронах. И это было искренним свидетельством того, кем был мой отец и как его жизнь затронула почти всех людей, с которыми он встречался. Не могу припомнить, сколько раз, когда бы я не шёл по улице с отцом, к нам подходил какой-нибудь человек и восклицал: «Вы – мистер Фенн, не так ли? А помните, как Вы дали мне несколько затрещин, когда я учился в школе?». Мой отец всегда спрашивал в такой момент:«Ну, Вы ведь заслуживали ту пару затрещин?» Человек усмехнувшись, отвечал: «Это точно». «Тогда я рад, что дал Вам те затрещины, потому что теперь, так мне кажется, Вы стали прекрасным человеком».
Так всегда говорил мой отец. Он принимал такие слова как комплимент. Скорее всего, другой на его месте пробормотал бы что-то типа: «Давайте просто пожмём руки», и они оба улыбнулись бы и разошлись, в то время как жизнь шла бы своим чередом.
Его звали Уильям Марвин Фенн. Он сформировал столько жизней и оказал такое огромное и далеко идущее влияние на местное общество, что я был уверен, что все будут его всегда помнить. Но когда я решил найти информацию о нём в поисковике Google, то обнаружил, что он похоронен вместе с моей матерью в ряду 4 блока 23 на кладбище Хиллкрест города Темпл, и это была вся информация о моем отце.
Возможно, история не хочет, чтобы мы помнили всё, что когда-то узнали, и вот почему травой зарастают надгробные камни французских солдат во Вьетнаме. Теперь я чувствую, что мой отец сидит где-то на краю облака, смотря на нас свысока. Если он знает всё обо мне, то, думаю, он слишком занят, и пашет как проклятый, не слишком-то заботясь обо мне. Но надеюсь, что он знает, что я был иногда виновен лишь косвенно, вот почему я написал свою эпитафию с такой глубиной:
«Мне жаль, что я, возможно, не жил так, чтобы выполнить то, что было мне предначертано»
Время, проведенное в размышлениях не потрачено впустую, и нет ничего слишком малого, чтобы познать его, так что никто не должен позволять себе знать лишь немного из того большого, что окружает нас.
Стремления молодежи ослабевают, когда они томятся на полках терпения, и некоторые из того, что я любил больше всего в жизни, произошли от самых маленьких моих намерений. Вот бабочка, а на самом деле "Крыльями трепыхалка", является одним из таких примеров. При написании этих мемуаров я заново открыл о себе такие вещи, которые, как я думал, были давно забыты. Было бы неплохо начать жизнь заново и пережить все это ещё раз. Я бы изменил многое, но только ради новых приключений. И именно поэтому я думаю, что молодость всегда должна быть потрачена молодежью.
Но что я знаю? Прошлое всегда будет противоречивым, как сказал когда-то какой-то философ. Чувствую, что моя жизнь была всего лишь черновиком того места, что ждёт меня где-то впереди, где прошлое оживёт снова и все мои переживания и друзья, встреченные мною на протяжении многих лет, ещё встретятся со мной за большим праздничным столом истории.
И тогда не будет никакого прошлого.