Эксперимент длиною в вечность

Дверь пикнула и с тихим шорохом отъехала в сторону.
- Доброе утро, Анна Андреевна! - Лаборант, улыбаясь, опустил на низенький белый столик поднос с завтраком.
Женщина оторвалась от книги и бросила взгляд на принесенное.
- Что пишут? - поинтересовалась она, заметив за тарелкой с кашей планшет.
- В США опять президента выбирают, а во Франции прошло кулинарное состязание роботов.
- И кто победил? – Анна Андреевна встала, подошла к столику, взяла с подноса чашку, отхлебнула, поморщилась.
- Японец. Такое суши состряпал, пальчики оближешь.
Лаборант опять улыбнулся, вот только улыбка вышла натянутой, а в глазах отчетливо мелькнул страх и неприязнь, стоило женщине подойти достаточно близко.
- Ну, а в НИИ? Есть что-нибудь новенькое?
- Извините, мне запрещено Вам об этом рассказывать.
- Конечно... - Анна присела на низенький, как и все в комнате, табурет и принялась за завтрак. Лаборант молчал и все время ее трапезы тихо стоял у дверей, ожидая, когда она закончит.
- Благодарю, - женщина вытерла губы салфеткой и поднялась, - очень вкусно, даже почти не понятно, что синтетика.
- Профессор придет через час. - Юноша споро собрал тарелки на поднос, периодически косясь на Анну.
- Передай, что я не хочу его видеть.
- Боюсь, он все равно придет, - лаборант подхватил поднос, подошел к двери и коснулся ее ладонью. Створка бесшумно отъехала.
- Тогда ничего не передавай, - донеслось ему вслед перед тем, как белая стена вновь отрезала от мира комнату-камеру.
Лаборант передернул плечами, сунул поднос роботу-уборщику и зашагал в сторону архива.
     С Анной Андреевной Воронец работало уже не одно поколение лаборантов и профессоров. Об этом юноша, назовем его Михаил, не знал, но был осведомлен о том, что профессор Крупский, под чьим начальством Миша трудился, занимается проблемой Анны Андреевны уже больше десяти лет, а до него, по слухам, с ней работал профессор Верц.
«Сколько же она живет в этой комнате?» - задавался вопросом лаборант, всякий раз заходя к женщине. В обязанности Михаила, как и других зеленых юнцов до него, входила подача завтрака, обеда, ужина, принесение книг, газет и журналов, выслушивание жалоб и рассказ новостей. Правда, категорически запрещалось рассказывать о жизни НИИ, в частности об успехах в области биологии. Все новости, касающиеся данной темы из корреспонденции кропотливо вырезались, а распускание языка каралось моментальным увольнением.
В целом, Анна Андреевна была спокойной подопечной: не ругалась,  от еды не отказывалась, мебелью, как Виктор Александрович из четвертой комнаты, не кидалась, к Мише всегда обращалась хоть и безразлично, но уважительно. Но Миша все равно ее боялся и тихо ненавидел. Он сам не смог бы точно сказать, когда это началось. Наверное, еще в ту первую встречу.
    В самом начале Мишиной карьеры, когда он еще только-только попал в НИИ, ему как-то повезло пойти с профессором Крупским брать анализ крови у Анны Андреевны. По правде говоря, анализ брал медицинский робот, и присутствие лаборанта, как, к слову, и профессора не требовалось. Но то ли Иван Сергеевич посчитал, что робот сам не справится, то ли решил познакомить ученика с будущей подопечной, итог один - Миша попал в комнату.
- Доброе утро, Аннушка, - профессор дежурно улыбнулся и присел на табурет. - Хорошо себя чувствуете?
Женщина подняла голову и бросила на Крупского короткий взгляд. Профессор передернул плечами. Михаил отшатнулся. Никогда еще он не видел в глазах человека такой холодной ненависти и презрения.
         На следующий день, стоя с подносом возле дверей шестой комнаты он отчаянно трусил, боясь снова увидеть этот взгляд. Однако, Анна никак не среагировала на его приход, даже ничего не сказала и не посмотрела, молча поела, и вернулась к книге. Спустя неделю она впервые спросила о новостях, а уже через месяц Михаил начинал свой приход с пожелания доброго утра. А еще через месяц Анна, смеясь, поведала, как правильно на-живо препарировать людей, чтобы они подольше не умирали. Не то чтобы Миша никогда не видел трупы, не слышал треп патологоанатомов или имел живое воображение – нет, просто холодный смех этой женщины, вкупе с подробным описание, включающим все тонкие нюансы и наблюдения натолкнул его на мысль о том, кем раньше была его подопечная, а так же чем занималась... Таких рассказов было еще два: один про длительное воздействие отравляющих газов на человека, а другой про эксперименты НИИ с детьми. После последнего рассказа Миша напился.
"Дети, черт побери, дети! - думал он, опустошая нный по счету стакан, - НИИ ставил эксперименты на детях! И не просто НИИ, это она ставила!"
   Хотелось бросить все и уйти. Работать кем угодно только не там, не в НИИ. Не хотелось больше идти к Анне Андреевне, до боли не хотелось слушать ее рассказы. Если бы не младшая сестра на руках, если бы не Крупский, обещавший повысить зарплату, если он продержится год...Чертова сумасшедшая!
После того случая было еще четыре рассказа - что-то про стариков, про инвалидов, опять про детей... Миша старался не слушать и не запоминать, а Крупскому хватит и записи с диктофона.

    Двери архива приветливо распахнулись. Михаил подошел к ближайшему свободному экрану и ввел запрос.
"Воронец Анна Андреевна.
Комната номер шесть.            
Дата помещения отсутствует.   
Диагноз неизвестен.   
Курирующий пациента проф. И.С.Крупский.       
 Ответственный лаборант Астахов М.Е."

Данный текст Михаил читал уже не первый раз. Чуть ли не каждую неделю он заходил в архив в надежде увидеть что-то новое. Однако, ничего...
"Дата помещения отсутствует. Диагноз неизвестен".
Что это значит? Больше всего смущала дата. Почему ее нет? Забыли занести? А поставить задним числом? Не посчитали нужным? Нет, такой халатностью в НИИ не страдают. В чем же дело?

- Обед, Анна Андреевна, - Михаил с дежурной улыбкой зашел в комнату, водрузив поднос на столик. Женщина молча принялась за трапезу. Поела она довольно быстро, лаборант уже даже обрадовался, что скоро сможет уйти, однако, Анна подцепила чашку и пересела в кресло, кивнув юноше на табурет.
"Только не очередной рассказ!" - мысленно взмолился Миша.
- Ты, наверное, уже догадался, что раньше я работала в НИИ, - женщина задумчиво повертела в руках чашку, и не дожидаясь ответа, продолжила, и наверняка ненавидишь меня точно так же, как и многие до тебя. И точно так же ничего не нашел в архиве. Ведь так, Михаил?
Миша вздрогнул:
- Вы знаете, как меня зовут?
- Читать пока не разучилась.
Ах да, бэйджик.
- Так ты нашел что-нибудь про меня в архиве? Ведь искал же.
- Вы ведь знаете, что нет.
- А как ты думаешь, почему?
Миша предпочел бы не отвечать. Ему вообще не нравилось, что монолог вдруг превратился в диалог, участие в котором неизвестно чем грозило.
- Я не знаю.
- Все ты знаешь, - фыркнула Анна Андреевна, - просто проф не погладит тебя по головке, прослушав запись.
Юноша не отреагировал.
- Знаешь, ты первый, кто продержался так долго, - заметила женщина. - Большинство ломались уже на рассказе о детях, некоторые на стариках, а кто-то и того раньше. Понимаю, евгеника - страшноватая наука.
- Евгеника?! - не выдержал Михаил. - Евгеники выращивают людей, а не калечат их!*
- А мы их и выращивали, - в глазах Анны Андреевны промелькнуло что-то непонятное. - Мы выращивали людей, а потом ставили на них опыты. Все мои "жертвы" были всего лишь куклами из крови и плоти. Бездушными куклами, из которых мы так и не смогли сделать настоящих людей.
Лаборант застыл, глядя на подопечную расширенными от удивления глазами.
- А ты думал, мы с улицы добровольцев приглашали? - ядовито осведомилась женщина, - Или как цыгане людей воровали?
- Кто такие "цыгане"?
- Какой сейчас год? - неожиданно спросила она.
- 2308.
Анна кивнула, ненадолго задумалась и спокойно продолжила:
- Я отработала в НИИ уже четырнадцать лет, когда пошла вся эта муть с защитой прав живых существ и массовыми гонениями ученых-естественников. Нам не повезло. Мы тогда работали ночью, в лаборатории нас и нашла разъяренная толпа. Сашка, спасибо ему, запихал меня в скрытый шкаф с реактивами. Он бронированный и с внутренней циркуляцией кислорода, а снаружи, если не знать где, не найдешь. В этом шкафу я и отсиделась, жалела, правда, что звукоизоляции в нем нет. Судя по крикам, моих коллег разрывали на месте. Уходя, лабораторию подожгли. Выйти я побоялась, осталась в укрытии. Уж лучше сгореть заживо, чем попасть в руки к толпе. Однако, не сгорела. Пожар бушевал всю ночь, тушить даже не пытались. На утро я все-таки выбралась, стараясь не смотреть по сторонам, вышла из института, поехала домой, а там меня уже ждали. Полиция, чтоб их, всегда вовремя! Повесили массовые убийства и пытки над людьми, посадили пожизненно. В чем-то они, конечно, правы по-своему, по-человечески. Отсидела лет шестьдесят-семьдесят, не помню точно. В тюрьме же и заметила, что не старею. Никакой сверх регенерации, кости, когда переломали, срастались полгода, просто организм как будто законсервировался в одном состоянии, как будто мне всегда тридцать шесть. В 2102 попала под реабилитацию научных сотрудников. Меня вернули в НИИ, в тот же отдел, правда, нормально работать я так и не смогла: не мое время, не мои коллеги, не моя лаборатория. Ушла на пенсию, стала соседке помогать, она мать-одиночка, а у нее мальчишки-близняшки, маленькие еще. Пенсия у меня была хоть и скромная, но на жизнь хватало, а дети... Я ведь тогда почти забыла о своей работе. Для меня это было счастливейшее время. А потом еще лет через пятнадцать за мной пришли из НИИ, пригласили на семинар какой-то. Не помню, чем взяли, я пошла. И на этом все. Белая комната, не эта другая еще, попроще, постоянные опыты, исследования, эксперименты, пытки, такая же группа ученых, в которую когда-то входила я. Знаешь, Михаил, это так странно оказаться на лабораторном столе, на котором много лет назад ты препарировала людей. Такое ощущение, что твой эксперимент продолжается, но на этот раз, его ведешь не ты, но ты знаешь, что он не закончится. Эксперимент длиною в жизнь, длиною в вечность... Возились они со мной долго, а потом вдруг перевели сюда и забросили, стали присылать лаборантов ухаживать, профессора теперь годами не заходят, анализы и то роботы берут.
- Как так получилось, что вы стали... бессмертной? - пересохшими губами спросил юноша.
- Я не знаю, - Анна качнула головой, - может, реактивы какие повлияли, пока в шкафу сидела, может, еще раньше на опытах чем-то заразилась. А может, мне просто очень жить хотелось! - На последней фразе ее голос вдруг сорвался. А Миша с удивлением увидел блеснувшие слезы. Эта женщина и плачет?
- Иди, Михаил, - Анна отвернулась, - профессор заждался.
Лаборант молча собрал посуду и уже повернулся к двери, как...
- Сестренке привет передавай.
Миша резко обернулся, запнулся, поднос вырвался из ослабевших пальцев и с грохотом рухнул на пол, посуда разлетелась вдребезги. Юноша тряхнул головой и бросился все поднимать. Анна Андреевна присела рядом. Михаил замер, поднял глаза и с ужасом увидел у нее в руках длинный острый осколок. Женщина, не мигая, смотрела на Мишу, задумчиво поглаживая осколок пальцами.
- Спасибо, - тихо сказала она.
- Стоп!!! - закричал Миша. В комнату ворвались роботы-санитары. Поздно.
Один удар по сонной артерии, второй в сердце, да еще и с поворотом. Она хорошо знала, куда бить. Анна в последний раз улыбнулась и закатила глаза, из ее груди торчал окровавленный осколок. Из перерезанной артерии фонтаном хлестала кровь, заливая все вокруг. Роботы по инструкции скрутили женщину, сделав, впрочем, еще хуже.
- В хирургию ее! - рявкнул Михаил.
Роботы двинулись к двери, но почти сразу замерли.
- Установлена клиническая смерть пациента. Установлена полная смерть пациента, - сообщил механический голос.
"Сама остановила себе мозг? Эта могла, впрочем", - отрешенно подумал лаборант, оглядывая залитый кровью, хлюпающий под ногами пол, забрызганные стены и двух роботов с трупом на руках.
- Отнесите в морг и вызовите уборщиков, - негромко скомандовал он и, как был, в окровавленном халате, отправился к профессору.
      Диктофон ударился о гладкую поверхность стола и проскользил к Ивану Александровичу. Крупский непонимающе взглянул на ученика и застыл.
- Здесь все, - сказал Михаил, - Анна Андреевна мертва. Покончила с собой. Спасти не успели. Я сегодня больше не работаю, извините, - и не дожидаясь от профессора ответа, вышел.
        Миша летел по коридорам НИИ, закинув на одно плечо сумку, а на другое куртку. Надо уйти подальше отсюда, как можно дальше, но сначала...
В архиве было пусто, сотрудники разошлись на обеденный перерыв, а кто-то вовсе не вылезал из лаборатории. Миша подошел к экрану и ввел запрос "пожар в НИИ 21 век". Тут же выпала справка.
"2036 год. Анти-исследовательское движение. Пожар в одной из лабораторий НИИ. Погибли пятеро ученых. Результаты исследований уничтожены. Личности погибших установить не удалось".
- Познавательно, - хмыкнул юноша и тут же ввел следующий запрос "НИИ евгеника".
"По данному запросу ничего не найдено".
- НИИ не занимался евгеникой? Да неужели?! - с каким-то черным весельем рассмеялся Михаил. - Кого же мы держим в комнатах с белыми стенами?! Призраков?

     - Ми-и-иша! Миша пришел! - Маленькая девочка с тоненькими светлыми косичками выбежала с площадки и повисла у брата на шее.
- Ты сегодня рано, Миша, - следом вышла воспитательница. - Какой-то ты бледный. Случилось что?
- Все хорошо, Мария Николаевна, - улыбнулся юноша, спуская сестру с рук.
- Может чаю?
- Нет, спасибо, мы пойдем, пожалуй. Люба, тебе нужно что-то в группе забрать?
- Нет! Пошли! - девочка потянула брата за сумку.
- До свидания, Мария Николаевна.
- До свидания, Миша. До завтра, Любочка!
      Брат и сестра неторопливо зашагали по дороге, держась за руки.
- Миша, у тебя руки дрожат, - тихо сказала Люба, когда они отошли от садика.
- Да? - юноша рассеяно поднес к лицу ладонь. Пальцы действительно мелко подрагивали. - Ничего, это пройдет.
- Что-то случилось? - взгляд девочки стал по-взрослому обеспокоенным.
Миша вдруг остановился, присел на корточки и крепко обнял удивленную сестру.
- Все хорошо, Люб, - тихо шептал он, - теперь все точно будет хорошо.


*Евгеника (от др.греч.«хорошего рода, благородный») — учение о селекции применительно к человеку, а также о путях улучшения его наследственных свойств. Учение было призвано бороться с явлениями вырождения в человеческом генофонде.