Причина есть всему, всему есть объяснение... II

Глава II
Офицер Вильман Декури сидел в своем кабинете и, как обычно, по привычке курил сигару. В дверь постучали, Вильман грубым голосом разрешил войти.
- Сэр, моё почтение, вы сегодня великолепно выглядите, право, лучше, чем вчера, хотя вы вызываете восхищение абсолютно всегда, но сегодня вы особенно прекрасны! – прощебетал рядовой Яцки.
- Прекращайте нести чепуху, Шляце! Что вам от меня на сей раз потребовалось? – в голосе офицера явно слышалось отвращение. Он весьма недолюбливал этого сладкоречивого подлизу с его женственной, не характерной солдату натурой.
- О, это сущий пустячок! Но уверяю вас – совершенно безобидный. Но настолько необходимый, вы просто представить себе не можете! Ах, да погодите же, у вас волос упал на мундир, ох, какая оказия! Дайте же поправить!
- Угомонитесь! – Вильман попытался отмахнуться от назойливого подчиненного, но тот оказался проворнее и быстрее.
- Разрешите просить у вас такой милости... Позвольте уйти в отставку! – Шляце уже стоял по правое плечо офицера, манерно выставив вперёд руку со сжимающими волос начальника пальцами.
- В своём ли вы уме? – сдерживаясь, будто из последних сил, спросил Декури у рядового, но тут же, на мгновение представив то, до чего может довести подобный девиантный человек, находящийся в его подчинении, а значит, и под его же ответственностью, принял совершенно противоположное решение, – Что ж, я позволю вам уйти в отставку. Но в ваше отсутствие я возьму в помощники другого человека.
- О, благодарю вас, ваше превосходительство! Премного благодарен! О, как же я счастлив, что имею великую честь служить у такого великолепного человека, как вы!
На это офицер лишь отмахнулся, а отставного солдатика как будто и не бывало. В помещении вновь воцарилась тишина. «Такой беззаботный и несерьёзный человек! Разве можно себя так вести в тридцать лет? Как малое дитя! Но что же меня в нём так зацепило? Эта ли женственность в манерах? Отнюдь. И не подхалимство. Что же тогда? Беззаботность? Ребячество? То, чего так и не суждено было познать мне?..» - проговорил голос, не лишённый грустной ноты, в его голове. Его поглотили мысли и воспоминания из детства: вот на кровати от тифа умирает его мать, молящая его и двух сестёр о том, чтобы те не забывали друг о друге, чтобы были счастливы; вот он с отцом и младшенькой сидят на пороге дома в ожидании старшей сестры, которая так и не вернулась из поездки в соседний город; а вот он лишается и младшей, умирающей от лихорадки… Лишь тлеющая сигара да ритмичное дыхание Вильмана напоминали ему о происходящем, сам же он был погружён в далёкие воспоминания…
... Испания, 1878 год, городская площадь… Забавно, но города, как такового, Вильман и не помнит, зато очень ясно запомнил саму площадь, наполненную людьми с гниющими душами в отбеленных телах. Он видит отца, стоящего посередине этого поприща: его лицо печально, он смотрит на сына и будто молит о том, чтобы тот не смотрел на это безумие, чтобы бежал, бежал, как можно скорее и как можно дальше! Но мальчик оставался на месте, не в силах покинуть своего отца в столь тяжкий для них обоих час. Ещё несколько минут все просто смотрели на священнослужителя: кто-то молчал, кто-то бормотал, что так ему и надо – заслужил, значит; кто-то ухмылялся, а кто-то спешил увести своих детей от той страшной картины, что должна была произойти… И свидетелем которой оказался молодой Декури. Через полчаса его отца не стало – казнь была быстрой, тело унесли. Вильман не мог уйти – он упал, не в силах осознать всего, что произошло… Слёзы… Детские слёзы, горечь потери, одиночество. Мальчик остался сиротой. Где мать? Где отец? Где сёстры? Их нет, их больше нет. Они больше никогда не сойдутся на утренней молитве перед завтраком, которую так не любил мальчик, но воспоминания о которой вызывали слёзы; они больше никогда не поговорят о том, что завтра необходимо пойти на вечернюю службу; его никогда больше не пожурят за надкусанную буханку хлеба, он никогда больше не уткнётся в мамину ладонь, старшая сестра больше никогда не расскажет историю о белой птице, приносящей счастье на своих крыльях, ему и младшей сестрёнке… Одна за другой слёзы стекали по щекам и ударялись о камни, лежащие на земле. Прощай, беззаботная жизнь ребёнка; прощай, счастливое детство; прощайте, родители; прощайте, сёстры; прощай и ты, маленький неразумный мальчик с белой повязкой на левой руке…