Викторианский культ смерти, ч. 2

Особое влияние на культ смерти оказала сама королева, превратив скорбь об ушедшем муже в настоящую одержимость. Известно, что обстановка комнаты принца сохранялась точно такой же, как и при его жизни: слуги каждый день следили за порядком в помещении и готовили вещи для умершего, так словно он в любой момент мог зайти. Засыпала Виктория, прижимая к груди рубашку Альберта и гладя гипсовый слепок с его руки, а над королевской кроватью висела посмертная фотография супруга.

Свой траур Виктория пронесла через всю жизнь, мечтая поскорее воссоединиться со своим возлюбленным на Небесах.

Но, во время ожидания вечности, смертная плоть королевы все же нуждалась в одежде – и это время пришлось как раз на период расцвета траурной промышленности в Великобритании. Викторианцы всерьез упивались тем, что мы могли бы назвать слащавой сентиментальностью. Они старались всячески показать окружению, что скорбят о своей потере, переживают серьезные душевные муки и отчаянье, иными словами, выставить на показ. Кроме траурной одежды в ходу были траурные украшения (кольца, медальоны) нередко с волосами умерших. Дом также был призван отражать скорбь и боль утраты: иногда полностью меняли интерьеры, заменяя все яркие и светлые ткани черными, а где-нибудь на видном месте обязательно помещали посмертную фотографию усопшего.

Увлечение трауром способствовало процветанию компаний, занимающихся производством траурных товаров, таких как "Джея и К".

Траур диктовал свою моду в одежде. В первую очередь требования были к материалу, из которого шилась одежда и, конечно, к цвету. Период строго траура, когда разрешались только черные цвета, зависел от степени родства и мог длиться от нескольких месяцев до года. В течении года с момента смерти супруга вдова обязана была носить одежду исключительно черного цвета, сшитую из бомбазина и отделанную крепом. После года "черного бомбазина", платья позволялось шить из любой материи кроме шелка. И наконец, спустя два года после смерти мужа, разрешалось разбавлять черный цвет белым, лиловым, серым и пурпурным. К мужчинам общественность была не так строга: достаточно было полгода носить на рукаве черную повязку.

Обязательными были головные уборы. Обычно это были вдовьи чепцы или шляпки с вуалью. Также использовали вышитые черным платки. Украшения разрешались, не слишком яркие и блестящие (жемчуг, драгоценные камни). Особенную популярность тогда приобрел матовый гагат. Ожерелья, броши, браслеты, кольца очень часто были с гравировкой имени любимого человека или его инициалами. Указывались даже дата или возраст, в котором наступила смерть.

Волосы были важной частью культа, ведь они являлись настоящей частичкой плоти умершего и долго хранили память о давно закончившейся жизни, благодаря тому, что медленно разлагались. Слащавости этому добавляла викторианская мания по отношению к женским волосам, пришедшая из средневековья с легкой руки движения прерафаэлитов. Любимой викторианцами мистики к этому добавлял тот факт, что после смерти человека волосы продолжают расти (на самом же деле ничего не растет, просто тело теряет влагу и кожа усыхает, а волосы остаются прежней длины, но из-за этого кажутся длиннее). Об этом рассказывает таинственная история художника Данте Габриэля Россетти. Когда Россетти хоронил свою любимую жену и музу Лиззи Сиддал, то положил вместе с ней в гроб книгу со своими стихотворениями, обмотав ее волосами жены. Спустя семь лет, когда Россетти отчаянно нуждался в деньгах, чтобы хоть как-то подзаработать, он решил вернуть себе эту книгу. Раскопав могилу своей жены, он увидел, что... роскошные блестящие волосы давно почившей заполнили весь гроб (явное преувеличение, но прерафаэлиты – души романтичные). Россетти даже подумал, что его Лиззи была вампиром.

Бедная женщина, разумеется, не была жертвой Дракулы, однако, возможно, была больна сифилисом, но наиболее вероятно, что Лиззи Сиддал была жертвой другого бича эпохи – опиума. После расширения могущества империи в восточных землях, Англия была завалена наркотиками (также англичане использовали их в торговле с Китаем, что и привело к опиумных войнам). Опиум продавался в каждой аптеке в форме порошков или микстур и отпускался без рецепта. Естественно, что такие "лекарства" вызывали зависимость и желание увеличивать дозу, что часто приводило к передозировкам. Чудо-лекарство прописывали от всех болезней – от кашля до истерии, а также во время прорезающихся зубок у младенцев (нередко мамаши поили своих детей подобными микстурами, чтобы те не досаждали им своим плачем, что приводило к голодной смерти последних, т.к. младенцы не просили есть, когда им требовалось).

Миссис Уинслоу (Mrs. Winslow) рекламировала свою настойку опия ("помощника матери") следующим образом:
"Совет матерям! Вы совсем обессилели в уходе за больным ребенком? Скорее спешите к аптекарю, чтобы приобрести бутылочку успокаивающего сиропа Миссис Уинслоу (Mrs. Winslow's soothing syrop). Это лекарство совершенно безвредное и приятное на вкус, вызывает естественный спокойный сон, так что ваш маленький херувим засыпает и пробуждает как по щелчку пальцев. Сироп успокаивает ребенка, смягчает десны, снимает боль, нормализует работу кишечника и является лучшим известным средством от дизентерии и диареи. Успокаивающий сироп Миссис Уинслоу продается во всех аптеках".

Но, пожалуй, самым популярным лекарством из этой серии, которое всегда было под рукой и на прикроватном столике каждой викторианской женщины – лауданум. Даже королева Виктория употребляла его как обезболивающее при мигренях и менструальных спазмах. Это был мощный наркотик, содержащий почти все опиумные алкалоиды, в том числе морфин и кодеин.

Лиззи Сиддал всерьез увлекалась лауданумом и эта безвыходная ситуация, как полагают, послужила вдохновением для стихотворения сестры ее мужа Кристины Росетти – "Базар гоблинов" (Goblin Market). Эта, так называемая, страшная сказка полна сексуального подтекста и метафор о наркотической зависимости. В стихотворении другая Лиззи соблазняется соком, что продают гоблины: "Их фрукты как мед для гортани, но как яд для крови".

Этот "яд" скорее всего стал причиной мертворождения дочери Лиззи. Следующему их ребенку было не суждено появиться на свет: после его зачатия мать впала в кому из-за передозировки и не проснулась. В память об Элизабет Россетти написал свою знаменитую картину "Блаженная Беатриса", на которой женщина держит цветок мака – основной ингредиент препарата, убившего его жену...


Источник:
(перевод с английского)

Авторские дополнения:
"Суеверия викторианской Англии" Екатерина Коути, Наталья Харса
"Королева Виктория" Екатерина Коути
"Женщина викторианской Англии" Екатерина Коути, Кэрри Гринберг