Исповедь беженцев из Чечни

Модная нынче тема «понаехавших» рождает во мне личные ассоциации.

Вспоминается период, который власть деликатно именует «события в Чечне», а на самом деле это была война, и любое другое слово здесь ложно. Война без победителя. Все проиграли. И федералы, и боевики. И русские, и чеченцы. А больше всех – те несчастные (самых разных национальностей), которые вынуждены были оставить свои дома и бежать куда глаза глядят в отчаянной попытке спастись.

Беженцы.

Около 20 лет назад моя семья была в числе таких же «понаехавших» в Самару из Грозного. Большинство наших земляков осели в ближайшем к Чечне Ставропольском крае, и там (может, в силу массовости явления) отношение к «русским чеченцам» не всегда было доброжелательным. Самара, напротив, встретила беженцев очень гостеприимно. Нас поселили в профилактории на Мехзаводе, поставили на довольствие, обеспечили теплой одеждой, а впоследствии выплатили компенсацию за потерянное жилье.

Но есть потери, которые не измеряются деньгами. Я знаю много людей с трагической судьбой. Для кого-то Самара стала второй родиной, кто-то так и не смог прижиться. Но всех нас объединяет ностальгия по довоенному Грозному и те страшные воспоминания. 


Галина Геннадьевна, врач, 54 года:

– Мы жили в частном секторе. В 1995 г. к нам пришли вооруженные люди и дали понять: уезжайте по-хорошему, все равно заставим. Потом начались бомбежки. Телевидение не работало, но разнесся слух, что дали «коридор» для мирных жителей. Мы забрали документы, самые необходимые вещи и пешком пошли по Старопромысловскому шоссе. Идти нам было некуда, но под бомбами не выбирают.

У меня трое детей. Старшей, Насте, в то время было 14 лет. На границе города нас остановили боевики. Подошли, тыча оружием, и с ухмылкой кивнули на Настю: «Оставьте нам девку, тогда пропустим». Я сняла золотые серьги и отдала их со словами: «Возьмите все, пощадите!» Золото они, конечно, забрали, и с той же ухмылкой нам было сказано: «Валите». Пошли на негнущихся ногах и услышали, как сзади щелкнул затвор. Подумалось: вот сейчас выстрелит – и конец. Через несколько метров старичок стоял над распростертой в луже крови пожилой женщиной (вероятно, женой) и монотонно повторял тонким голосом: «Она умерла, она умерла, она умерла...» Мимо проехала легковая машина. Грешница, я позавидовала им... а через две остановки увидела, как машина объята пламенем.

Добрались до Минвод, относительно безопасного места, и вот там наступила реакция. Ноги подкосились, я села прямо на асфальт. Хлынули слезы вместе с соплями. Никто не мог меня поднять (женщина я не маленькая). Дети стояли рядом и повторяли: «Мама, не плачь, теперь все хорошо». Я рыдала до умопомрачения, пока не осознала, что детям и мне больше ничто не грозит.
В миграционном пункте нас распределили в Самару – один из городов, принимавших беженцев. Дети закончили школу, сейчас у них устроенная жизнь. До сих пор считаю, что нам сказочно повезло выбраться из ада живыми.



Людмила Сергеевна, пенсионерка, 75 лет:

– Не знаю, что страшнее: бомбежки или оставить свой дом. Мы с мужем тянули до последнего. Пережили зиму 1994-95 гг. Не было отопления, газа, электричества. Ванную заполняли снегом, а талую воду использовали для питья и приготовления пищи. Между этажами «хрущовки»  соорудили что-то вроде печи, там ели и грелись. После первых ударов вылетели стекла. Окна затыкали кто чем: целлофановой пленкой, одеялами, досками. Спали в верхней одежде. От гибели спасла мягкая грозненская зима и взаимовыручка.

С благодарностью вспоминаю чеченскую семью из соседнего подъезда. До войны наши дети учились в одном классе. Однажды к нам пришел отец семейства. Мы с мужем сидели за обедом: пустой суп, сухарики и разделенная пополам карамелька. Муслим сказал: «Знаю, что вы одиноки и вам некому помочь» – и поставил на стол полную сумку продуктов: чай, крупы, консервы. После этого несколько раз присылал с дарами своего сына.

Когда меня спрашивают: «Как относились к вам чеченцы?» – я всегда отвечаю, что очень благодарна всем тем знакомым и незнакомым людям, которые в буквальном смысле спасли нам жизнь. Под Новый год я решила навестить свою сестру, такую же пенсионерку. Автобусы давно не ходили. Шла пешком несколько остановок. Туда добралась благополучно, а на обратном пути увидела летящие снаряды. Мимо бежали боевики – совсем молодые парни. «Куда ты, бабуля? – крикнули они по-русски. – Там стреляют!» – «Я там живу». – «Ну, тогда держись за нами, ближе к домам». Последние две остановки бежали вместе. Не знаю, откуда взялись силы. В дом влетела вся взмыленная. Хорошо, что муж был глуховат и не слышал стрельбы. В одну из ночей страшный взрыв сотряс дом, подобно землетрясению, а утром мы узнали, что бомба угодила в крайний подъезд. Несколько квартир сгорело дотла.

Тогда мы поняли, что надо бежать.    

Я благодарна Самаре, которая дала нам приют. Но почти 60 лет я прожила в Грозном. Там родились мой отец и дед. Остались могилки предков. Фотографии. Книги, которые муж собирал всю сознательную жизнь. Какие-то милые бытовые мелочи, которые не измеряются деньгами и не подлежат компенсации. Вспоминаю косточковыдавливатель для вишен и вкус тутовника. А вы знаете, что такое тутовник?..


Борис Иванович, охранник, 58 лет:

– Единственное, что удалось спасти, когда в дом попала бомба, – это документы. Потом они спасли меня самого. Знаю многих, чьи бумаги сгорели в огне. Мои соседи по общежитию не имели статуса беженца, а значит, не получали продукты. На работу никто не брал без паспорта и самарской прописки. Им приходилось собирать бутылки и жить людским подаянием. Помню, как-то на общей кухне они варили грибы – вонь была страшная. Откуда они их взяли, не знаю, и как не отравились – тоже. Мы с женой продукты получали, но потом оказалось, что «расписывались» за гораздо большее количество. Кто-то умудрялся воровать даже у беженцев. Но я доволен тем, что имел. Получившие компенсацию считались счастливчиками. Многие мечтали о хибарке в поле, а нам удалось купить в городе «однушку». Сейчас у меня родился внук, и я чувствую, что наконец «врос» в Самару.


Карина, продавец-консультант, 23 года:   

– Мне было шесть лет. Семья пряталась от бомбежки в подвале. Я замерзла, и мама побежала за теплой курткой. В это время во дворе упал снаряд, и осколком ее ранило в живот... Бабушка совершила подвиг, чтобы добраться до больницы, но там сказали: «Ничего поделать не можем. Нет ни лекарств, ни бинтов».
После этого мы бежали. Кажется, шел дождь. Прямо посреди дороги лежала женщина с лицом, уткнутым в лужу. Я вспомнила маму и закричала. С тех пор это самый яркий эпизод. Я не помню бомбежек, не помню голода и страха, но эту женщину я запомнила на всю жизнь.
Сейчас мой родной город – Самара. У меня здесь друзья. Но бабушка все равно тоскует по Грозному. По-моему, зря. Сейчас это совершенно чужой город со своей культурой. Хотя, если бы не война, мое детство прошло бы там, и все было бы по-другому. И мама была бы жива.


От автора

В школе я сидела за одной партой с чеченцем. Мы дружили, списывали друг у друга, иногда ссорились – все, как полагается. Не знаю, что с ним стало. По возрасту он вполне мог быть одним из боевиков: оружие давали почти мальчишкам. Про других своих одноклассников (чеченцев и ингушей) мне кое-что известно благодаря соцсетям в Интернете. Некоторые убиты, другие вернулись к мирной жизни. Я до сих пор считаю их своими друзьями, надеюсь, и они тоже. Всегда приятно получать весточки из родных мест: фотографии, видео, просто добрые слова.

Знаю, часть русских беженцев относится к чеченцам и Кавказу с ожесточением. Как правило, эти люди пережили личные трагедии, и осуждать их я не берусь. Мне повезло: никто из моих близких не был убит, искалечен, изнасилован. Мои родители пережили все тяготы военного Грозного, но о соседях всегда отзывались с уважением и благодарностью. Инвалида дядю Сашу (он с трудом мог самостоятельно передвигаться) друзья-чеченцы при бомбежках носили в подвал на руках. В бывшем отделении милиции устроили тюрьму для военнопленных – солдат-срочников. Так чеченские женщины (люто ненавидевшие контрактников, но сочувствовавшие мальчишкам, которых ни за что бросили в пекло) носили им еду. Тем, кто, быть может, еще вчера стрелял в их сыновей. Тем, в кого стреляли их сыновья...

В лагере беженцев лежал маленький чеченский мальчик с оторванными ногами. Разве ему или его матери важно, был ли это российский снаряд или мина-растяжка боевиков?

Война без победителя. Без пафоса и оправданной цели. Война, за которую всем нам должно быть стыдно.


Опубликовано: Самарские известия от 7.11.2013

Читайте о беженцах из Донецка: http://www.proza.ru/2017/03/07/1736


"ИГРА В ПАЗЛЫ, или ДЕВОЧКА ИЗ ГРОЗНОГО" - первая книга автора.

Первая публикация состоялась в журнале "Русское эхо" (самарское отделение Союза писателей России).
В 2020 году повесть вышла отдельной книгой в издательстве "Аквилегия-М". В настоящее время весь печатный тираж продан.

!!! Приобрести электронную книгу  можно на ЛИТРЕС.
Там же новинка - "ИГРА В ПАЗЛЫ: НОВЫЕ ПРАВИЛА".
Там же - полностью и бесплатно - моя сказка для взрослых "МАСТЕР МЫЛЬНЫХ ПУЗЫРЕЙ"  с замечательными иллюстрациями.
Очень признательна всем за оценки и отзывы!


Рецензии
Спасибо, Анечка, всё так и было. А в последнюю войну дядя Саша обморозил ноги (в подвал мы не спускались)и сейчас с боем выбиваем ему коляску...

Виктория Джура   28.12.2017 22:33     Заявить о нарушении
Виктория, как больно узнать об этом. Неужели человеку, который пережил две войны со всеми их ужасами, власти не могут выделить даже коляску?..
Спасибо за отзыв по этой статье. Она была вторым моим опытом как корреспондента, и я вложила в нее всю душу, собственную боль и боль моих родителей...

Анна Штомпель   09.01.2018 12:50   Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.