Главный праздник королевства

-
Сверим часы?
- Сверим!

Я освобождаю от рубашки запястье,  вплотную прислоняю свою кисть к его кисти. Моя рука – тонкая,  бледноватая,  с синими прожилками и выпирающими косточками. Его  - плотная, широкая, напитанная силой и крепью. Моих если не две, то полторы точно будет. Даже  волоски у нас разные. Мои – редкие, тоненькие,  как немощные былинки. У него же – густая,  вскормленная   крепью поросль. Ни дать ни взять - медвежья лапа.

А  вот часы у нас одинаковые. Стильные, элегантные, в золоченом корпусе. Когда-то мы выставили их вместе, и вот теперь сверяем.  Всегда было точь- в- точь. А как на этот раз?
Секундная стрелка суетливо, словно задыхаясь, бежит по кругу. Торопится куда-то успеть. Куда ты, дорогая, торопишься? Зачем подгоняешь время? Тебе, неживой, все равно. Но мне-то не все равно. Это же  мое время, моя жизнь!

Я чувствую рядом дыхание   друга. Он тоже так  думает, глядя на свои часы – я знаю, я уверен. А как  иначе? Зачем тогда быть друзьями?
Моя  стрелка идет немного впереди. Наверное, так и должно быть. Ведь я  на три с половиной месяца старше его. Вроде  бы разница небольшая. А  это ж сколько  секунд!

Минутные  стрелки, как заколдованные,  идут вровень. Им, стрелкам,  этого не понять, идут себе и идут. А мы понимаем, насколько это важно -  совпадать. В мыслях, чувствах, делах. Друзья должны жить в одном измерении. Ладно, секунды. Плюс- минус - не страшно. Главное – в главном совпадать.
Часы идут точно, не хуже швейцарских. Швейцарские  у меня есть, где-то  отдыхают. Иногда жена говорит: надень! Как-никак, Tissot – всемирно известная марка. Сразу  вес  в обществе прибавишь. А что мне  Tissot? Я эти  и на бриллиантовые не променяю. Таких часов во всем мире  раз, два и обчелся. А в Курске вообще  ни у кого нет.

 Часы были выпущены  лишь однажды для известной шведской фирмы «Crestwood». Чтобы фирма – она производит печатные машины - могла своим  вип- клиентам дарить часы в качестве презента.
 Я  не вип - клиент всемирно известной фирмы. Это  Иосич, мой друг, с которым мы сверяем часы не только по стрелкам, но и по жизни -  удружил.

 Николай Иосифович Андрушко - один из основателей  курской типографии «Планета». Для нас он просто Иосич. Это - зубр полиграфии, таких поискать. Какая кровь течет у него в жилах, он и сам точно не знает. По фамилии -  украинец,  с  виду - русский. По отчеству вроде бы еврей. Но он отнюдь не этого роду - племени. Хотя  есть в нем что-то такое - эдакое. Иосича медом не корми – дай поторговаться. И всегда выторгует.

Сын репрессированных родителей, он  родился  и  вырос  в  Сибири. Иосич, расплываясь в улыбке и  лукаво щуря глаза, любит  повторять,  что он - де  «с сибирского кедра слез». То есть, из самой что ни на есть глубинной  матушки  Сибири - из заброшенного нынче поселка лесорубов Азы. Где посторонний  (да теперь уже и местный) человечек в диковинку,  где медведи привольно объедаются малиной, а щуки чуть ли ни сами на берег выпрыгивают. А стоит привязать к  палке леску да  прицепить крючок – лови мешками.

Коренастый,  крепко стоящий на ногах,  словно влитый в землю, Иосич к  каждой  зиме обзаводится мощной рыжей  бородой. Как будто  сибирские  токи его подвигают: надень бороду, надень! Из обычного мужичка становится настоящим  сибиряком -боровиком – кряжистым, раздатистым  в плечах,  основательным. И кровь  еще сильнее бурлит в его жилах. Порой  берет он в руки ружье и шастает по лесам один, как медведь- шатун. Бывает, что и ночует  прямо на снегу, разгребая костер и  согреваясь остывающим теплом.
А по весне - словно снег сходит - борода сбривается, и сибиряк превращается в обыкновенного здоровяка.  Но внутри – все  та же кипучесть, неукротимость до буйства  и лавина энергии, которая может выплеснуться в любой момент  на кого угодно.

Хотя Иосич и прикидывается «слезшим с  кедра»  простачком,  но мы - то его знаем! 
 Как-то наметила «Планета» на новый уровень выйти – ротационную  машину приобрести. Чтобы цветные газеты сразу с большущих ролей печатать. Зарядил два, три рулона – и пошел! Газеты одна  за другой выскакивают – красота! Только вот где  такую машину по подходящей цене сыскать?
Тут шведская фирма «Crestwood» на горизонте  объявилась. Та самая, что знаменитые на весь мир печатные машины  делает. Только как к ней подобраться, чтобы заоблачную цену убавить?

Переговоры в Москве за чашкой кофе ни к чему не привели. Шведы упертые оказались. Чистенькие, ухоженные, словно вылизанные,  в ладных костюмчиках - улыбочки  строят, поддакивают, а  как дело до «мани» доходит – ни в какую. Уж и так «Планета» к ним  подъезжала, и эдак – все впустую.
- Да вы приезжайте к нам на завод. Посмотрите, как мы делаем, убедитесь, что машина  первый класс и того стоит,-  предложили  шведы.
Кому ехать, как не  Иосичу? Вперед, дружок! На тебя вся «Планета» смотрит!

Заброшенный в  шведский тыл,  он  поначалу только головой  крутил, не переставая удивляться. За границей-то был, и не раз. И в Испании, и в Греции. Турцию да Египет и не считает, это  как приграничные российские курорты. Но вот чтобы  по иноземному заводу походить, станки до винтиков потрогать, проверить – такое впервые.

Поразило Иосича, что  завод оказался небольшим. И город небольшой. Как наш районный, не больше. Блеск и чистота  – само собой. А вот что  заводик  и в Индию машины поставляет, и в Южную Америку, шумит на весь мир – это удивительно. Рабочих -  раз два, и обчелся, всюду  электроника. Производство на высшем уровне. А у нас  в России? Одни торговые да развлекательные центры – не пройти.  Своей рекламой всем  голову забили. Даже мелочь пыжится: «Империя сумок», «Дворец меха», «Центр цепей и веревок». Смехота!
Ходит Иосич по чистеньким цехам, дышит озонированным воздухом, чешет свою кудлатую бороду.
Это ж сколько они денег загребают!

Меж тем рабочая смена подошла  к концу. Смотрит Иосич: рабочие чик- чик – замочками пощелкали, да по домам разошлись. Он круть- верть головой по сторонам. А где же вторая смена? Где автобусы, где поток спешащих к станкам людей?
- Да нет у нас второй смены,- разводят руками шведы.
-А почему?
- А зачем?
- Как зачем?- дивится тупости и неразумности вроде бы умных иностранцев. – Вы же денег  можете в два раза больше заработать!
 - А зачем?

Иосич  словно с инопланетянами разговаривает.
Что ни спросит  - на это противное слово  «зачем?» натыкается.
А когда  он узнал, что завод не работает  целых два дня подряд – в субботу и воскресенье, вообще  расстроился. Даже бороду свою рыжую перестал почесывать.
Как же так? Два выходных! Всего одна смена! Восемь часов, ни минуты  переработки! И - продукция по всему миру. Качественная, дорогая. Денежки  со всего света стекаются. А  мы? Работаем  допоздна. В субботу – это как закон, а то еще и воскресенье прихватываем. Каждый подрабатывает  где может и как может.  А там еще дача, мача… И  что?

Завздыхал, засопел  Иосич.  А тут еще шведы машину не уступают. Улыбаются, сю-сю-сю, а сами - ни хрена. Осточертели Иосичу их гладкие улыбочки. Захотелось плюнуть на все и в Рассею скорей отчалить. А там  взять ружье - да в лес. Не то, чтобы стрельнуть кого - просто  на воздухе походить, отдышаться, отойти от  «правильной» Европы.

 Э-э-х…
Время пролетело быстро. Пьют они в ресторанчике отходную. Иосич  с расстройства целый стакан водки, « в накат», маханул бы. Да шведы по крохульке наливают. Сыра на тарелке с гулькин нос. И тот тонюсенький,  светится,  словно осенний лист. Возьмешь - трепещет, гнется как  на ветру. Уж лучше бы сала шматок, черти скупердячие,  положили, злится втихаря  Иосич. Так куда там – Европа!
Выпили раз, другой. Иосичу – что слону дробина. Но не будешь же сам себе наливать? А шведы размякли, повеселели. Уже не о делах – о том, о сем  речь пошла.

-А как ты живешь, Ко-о-лья?
Смешно, как они его имя выговаривают. К-о-олья… Как колье какое-то.
Иосич хотел было рассказать, как они  нередко по двенадцать часов вкалывают. Особенно когда выборы и реклама всем депутатам нужна. Как он сам грузит - возит бумагу. Утром спина не разгибается и  с кровати на карачках сползает. Потом расходится –  вроде ничего. Хотел поведать, сколько у них в Курске торговых Центров всяких. Что в их столичном Стокгольме. А заводы все закрываются да закрываются.

Да что им  рассказывать? Они  вон как живут. Разве что показать фотки жены, детей?
Со вздохом достал Иосич из дипломата фотографии. Стал по одной, как карты, на стол выкладывать. По старшинству.

- Это  жена. Людмила. Тоже в «Планете» работает.
- О - о - о… - одобрительно зацокали шведы. Стали пристально рассматривать привлекательную женщину с выразительным и строгим  взглядом.
-  Сын Женя.
Шведы понятливо закивали головами. Сын – это сын!
 Сравнили, переводя  на  него взгляды. Похож!
- Вот дочка Катя.
- Ка-ать-я-а…- Ка-ать-я-а… сладко запели, потянулись к фотке шведы. Красота молодости на кого не действует зажигающе?

- Ну,  а это  наш дом,- как дополнение, бросил  последнюю фотку на стол Иосич. И ломтик прозрачного сыра в рот кинул. Скосил глаза на рюмашки. Мол, посмотрели фотки, и хватит. Давайте-ка лучше тяпнем. А то что-то ни  в одном глазу.
Но шведы  застыли как замороженые. Один -  хвать  фотку, вцепился в нее – не оторвешь. Другие, сдвигая  стулья - к нему. Сгрудились. Смолкли.
Наконец  старший, оттеснив других, забрал фотографию. Вытянул руку в сторону - чтобы всем было видно.

- Ко-о - о лья…. Ты – Кор-о-оль!
- Чево-о? – сощурился с набитым ртом Иосич.
- Такой дом…
Старый, забеленный сединой морщинистый швед  - глаза заволокло грустной дымкой -  отрицательно замотал головой.
- Мы не можем … За всю жизнь…
Иосичу даже жалко стало шведа.
-Чево  это он? – проглотив  остатки сыра, обратился за переводом к товарищам.

Растолковали ему, «с сибирского кедра слезшего», что шведы такую роскошь не могут себе позволить. За большие площади какой налог надо платить! А на отопление сколько тратить! Такое по карману разве что королю. Да еще некоторым  богатым людям, состояние которых веками  накапливалось.  А простым смертным – куда там!
Вот и выходит, что по  шведским меркам  Иосич – прямо- таки Король.

Бросился  наш  Андрушко  объяснять, что его дом – далеко не самый крутой в Курске. Давно он  построен. Когда даже кирпич нельзя было честным путем на заводе  выписать. Доставали за магарычи, выбивали материалы как могли. На пупку с женой таскали. Сами мазали- красили чем придется. А сейчас вон какие  отделочные материалы из вашей чистенькой Европы завозят! Строй - не хочу. И строит народ напропалую.  Какие дома повырастали - закачаешься. Как игрушечки. Ну, а его дом – ничего особенного. Рассказал – как свои пять пальцев показал. Нет, им   все равно непонятно. Да  что с них взять? Нерусские – нерусские и есть.
  Крутят головами  шведы, не соглашаются.

- Ты Король, Ко-о-лья! – стоят на своем.
- Да какой же  я Король? – разводит руками Иосич.
И так ему неудобно стало - вроде как обидел чем-то чистеньких шведов.
Как всегда, в таких случаях, выпивка спасает. Она и разъединяет, и примиряет, и объединяет. Выпивка – это сила! В жизни не английский – как обманчиво считается, а  выпивальный!-  самый главный международный язык.
- За все хорошее!

 Иосич поднял рюмашку. Поглядел сквозь стеклышко  на шведов.
Неплохие они все-таки мужики. Мозги у них работают. Чтобы и им хорошо жилось, и нам. Чего делить-то? Ну, бились мы  когда-то. Так - то  мы к морю пробивались, без моря какая жизнь? А сейчас и у них море есть, и у нас.
Скидку бы вот на печатную машину выбить. Только на какой козе подъехать к этим шведам? Что - что,  а денежки они  умеют считать. Ну, да еще не все решено…
И от сознания того, что не все еще потеряно, и  от выпитого  - хоть по грамульке- крохотульке, а градусы  свое берут - Иосич размягчился, подобрел. Тем более,  и тема повернулась. О чем нормальные мужики за выпивкой толкуют?  Хоть наши, хоть не наши. О делах, машинах - само собой. А как по женщинам не пройтись?  Без этого никак нельзя.

 Что русские женщины -  мирового класса - это шведы сразу признали.  А как одеваются! Шведки – сплошь и рядом в серых штанах, башмаках  да в вязаных шапках –  тепло и практично. А наши козочки – хоть слякоть, хоть двадцатиградусный мороз – душа  нараспашку. Да  еще причесочки накрутят, ножки в тонюсеньких  колготочках  напоказ выставят, ни дать ни взять - модели на подиуме. И на каблучках  - цок, цок, цок. Только наши в любое время года, и зима им нипочем - на каблучках  бегают. Не боятся  ни сломать ножку, ни подвернуть. Такие вот непрактичные. Ну и что с того, что   дрожат на ветру как осиновый лист  – свою  красоту,   русскую марку  держат, как полагается.

Улыбаются маслянисто шведы,  руки потирают,  вспоминая  русских красоток.
 Тут уже не переспрашивают «А зачем?» Видать, были встречи…
Иосич исподволь  наблюдает за раскрасневшимися, взбудораженными  шведами, слушает их речи, а  у самого мысли в сторону  все съезжают и съезжают.

Сразу  жена Людмила вспомнилась. Вот шведы цокали – интересная. Интересная! За то и держим. Но не только за это. Что с голой красотой-то делать? А знают ли разлюбезные шведы, что  его Людмила в две смены пашет? Она заместителем директора «Планеты» работает, нагрузка - будь здоров! Домой вместе с ним приходит,  когда уже темно. И стирка на ней, и глажка, и уборка  того самого большого дома, и готовка. Это не то, что у них – полуфабрикаты побросали, еда на столе. А как она ему отвары, диетические блюда разные  с утра до вечера готовит, когда у  него язва разыгрывается?

А  жена директора «Планеты»  Любовь Александровна? Под ее началом  на домостроительном комбинате полтыщи рабочих! Какими делами  ворочает! И детки ухоженные - сын и дочь с красными дипломами институты закончили. И на стол  у нее всегда  есть что подать.
Как-то случайно завалились к ним компанией – выставила все, что было. И курятина  на столе  появилась, и  рыба копченая, и пироги,  прямо  как на  скатерти – самобранке. Даже отборный коньяк  не  пожалела. И пили не мензурочками,  а  полновесными стаканами.
И вспомнилась Иосичу   переваливающаяся с ноги на ноги,  как утомленная утка, сторожиха «Планеты» Ленка. Не старая еще, а уже  выцветшая, выгоревшая вся, как ситец на солнце. Зарплата - копеечная. Ходит в старой  затертой куртенке. И в хлев  к поросенку   - в ней, и на работу- в ней. Это еще полбеды. Муж, напившись самогоняки,  чуть ли ни каждый день лупцует ее,  клянет самыми отборными словами. А поговори с Ленкой - ни злобы  нет, ни зависти. Наоборот,  светлостью и добротой к людям, ко всему миру наполнена. Может, оттого что с Богом  в душе живет?

Вот про это бы  шведам порассказать! Да некогда уже. И что рассказывать? Пускай приезжают, познакомлю со всеми. Увидят - сами  все поймут, решил Иосич.
Обсудив- пересудив женщин, на праздники перешли.
Шведы: у нас шестого января великий национальный праздник. Никто не работает, все от мала до велика отмечают. Веселятся, радуются. Но вы, русские, этот праздник все равно не знаете.

А Иосич  начитанный, чертяка. Сразу понял, что  о Богоявленье  речь идет.
- Почему это не знаю?-  поставил на стол недопитую мензурку. - Знаю!
-О-о-о!
Надо же! Какая честь  Королевству, что даже   мужичок из Сибири их великий национальный праздник знает.
Быстренько наполнили рюмочки- крохотульки.
- Молодец!
-А какой  это праздник, Ко-о-лья?

Шведы  торжественно встали,  чтобы выпить за свой  великий  национальный праздник. И чтобы русский вместе с ними  выпил.
Иосич  встал. Одернул пиджак. Выпрямился во фрунт как  бравый казак. Аккуратненько пригладил бороду тыльной стороной ладони, руку за спину завел. В другой, торжественно  выставленной,  как на параде, -  рюмка. Сощурил глазки.
- Мой День рожденья!
 И  водку – одним махом.

Шведы  так и застыли с рюмками наперевес. Уставились на  Ко-о-лью.
Что он мелет? Как он смеет  великий шведский праздник к себе приравнять? Поставить на одну доску  старейшее в Европе Королевство и  себя - незнамо кого! С сибирского кедра слезшего. Швеция – это  ого-го! Пока русиши в своих дремучах лесах  с медведями обнимались,  викинги  на  самых лучших в Европе ладьях  моря  бороздили, земли покоряли,  другим народам цивилизацию несли.

А Иосифович,  развалясь в кресле, нога за ногу,  спокойно сырок да колбаску наминает. Не переставая жевать,  покручивает  волоски своей  рыжей  бороды. Крутит, вертит - словно узелки  на память завязывает. Мог бы напомнить, как  русские при Иване Грозном шведов и под Нарвой бивали, и  при Петре Первом на Полтаве гнали так, что у тех только пятки сверкали. Да что напоминать? Ребята толковые, не хуже его историю знают.
 А еще захотелось, чтобы бабенок наших не только как ходовой постельный товар  воспринимали…

Шведы залопотали что-то,  закурлыкали, задвигались. А Иосифович,  еще больше в кресле развалясь, с  улыбочкой на них посматривает. Мол, и чего это вы, ребятки, всполошились? Я же по русски сказал:  мой День рождения! А что его вся Швеция празднует  – я виноват, что ли?
Помялись, помялись шведы, да  рюмочки-то и подняли:
- За твой великий праздник, Ко-о-олья!

Не стали отстаивать честь своего Королевства. Биться – значит,  в конфронтацию с русским вступать. Мужичок-то сибирячок - крепкий орешек. Сказал, что его День рождения вся Швеция празднует  – как отрезал. От своего  не отступится. Вон как крепко  сидит, глазенками  зыркает. Ручищи свои косолапые в бородищу запустил – точно медведище.
Лучше подыграть ему, задобрить русича. А то ведь  можно и без контракта остаться. А это уже по карману бьет. Шут  уж  с ней,  Швецией, свой интерес дороже.
Натянули на лица улыбки - вроде как понравилась  им    шутка  и  находчивость русского. Потом отошли в сторонку, что-то  там  пошушукались. И подносят ему небольшую красивую коробочку:

-Держи, Ко-о -лья!  Это тебе. К  великому празднику.
Часы не какие нибудь – фирменные,  специально выпущенные для компании «Crestwood». Для презента лучшим друзьям, партнерам.
Иосич даже  глазом не моргнул. Принял как положеное.
-Биттте щен, господа! – приложил руку к груди.

Иосич смекнул: для шведов  главное - ротационную машину   продать. Она аж на шесть «лимонов» тянет, не шутка. В Европе кризис, деньги шведам позарез нужны. Не только мы зависим от них, но и они от нас.
Иосич тут же надел часы на руку, покрутил. Хороши! Ни у кого таких нет! Вот приедет из Швеции, покажет ребятам. Расскажет, как все было…
Стоп, а  ведь у Жукова на днях юбилей!  Целых пятьдесят лет! Что ему подарить – голову уже сломал. А если…
Иосич   вздохнул. Снял с руки часы, подержал их на весу, покачал, словно прикидывая ценность.

-А где у вас такие  можно купить? У моего друга, компаньона Жукова,  юбилей – пятьдесят лет. Хочу  ему подарок из Швеции привезти.
Шведы   вытянули шеи.
-Нет, нет,- замахали руками. - Не продаются. Это только тебе, Ко-о-лья. Презент от «Crestwood».Понимирен?

-Ну, что ж! – развел Иосич руками.- Тогда я ему свои подарю!
- Что ты, Ко-олья? Что ты?- всполошились  шведы. - Как можно?
- Мне для друга  ничего  не жалко.

Шведы – в сторонку. Снова сгрудились. Затрещали, замахали  руками, заспорили.
 Особенно молодой, с ершистым ежиком, швед  разусердствовался. Раскраснелся, машет как мельница руками, что-то старому шведу доказывает. На часы свои тычет, в сторону Иосича  то и дело недовольно зыркает.

Тут  седой швед ка-а-к цыкнет на него!
 Молодой швед сразу притих. И остальные смолкли.
Седой подошел к Иосичу. Неловко улыбаясь, словно извиняясь за молодежь, протянул  коробочку. Такую же, как первая. Один в один. Раскрыл ее.
- Бери, Ко-о-лья. Твоему другу. Э-э-э.. Жю-у-у- ко-ву… - с трудом пробился он сквозь частокол трудной русской фамилии.

…Тот контракт на поставку печатной машины, сколько шведы  не бились,  сколько ни названивали потом в Курск, так и остался неподписанным.
Иосифович тогда в Швеции сразу решил:  слишком дорого, надо найти повыгодней. Денег лишних  нет, в кредит придется залезать. И так за поездку вон  сколько «планетовских» денег прокатал…

… Мы  сверяем  свои часы. У Иосича «Crestwood»  и у меня «Crestwood» Хорошие часы. Точные. Идут минута в минуту.
- Одинаково!- блестят глаза  друга.
- Одинаково!
И я радуюсь.
За него. За себя. За нас.


Дмитрий Жуков.
6 января 2015 г.