Герои спят вечным сном 18

Начало:
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее:
http://www.proza.ru/2017/02/17/128

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ДЕРЗНОВЕНИЕ

Из каких мужей ты будешь,
Из числа каких героев,
Что ты в горницу проходишь,
Проникаешь ты в жилище
Так, что пёс тебя не слышал
И брехун не мог учуять?"

Отвечает Лемминкяйнен:
"Знай, что я сюда к вам прибыл
Не без знанья и искусства,
Не без мудрости и силы,
Не без отческих заклятий,
Не без дедовских познаний,
Элиас Лённрот. Калевала.

Два рождения и две смерти оживили «пятак» перед плотиной. Ганины гости под открытым небом встали на заупокойную молитву, продлившуюся почти три часа. Канон, последование и панихиду с литиёй читали по очереди, сложился ладный хор.

Равнодушных не нашлось. Жаль старика, посмевшего заступиться за яблоню, срубленную на дрова для бани, но втройне жаль исстрадавшуюся по сыну женщину.
Наталью любили за источающую нежный свет красоту. Не цветок, но послушная ветрам берёзка приходила на память при виде Федосовой жены.

Обычно таким беда нипочём: гнутся да не ломятся. Наталья здоровьем подвела: сердце, видишь ты, сызмальства больное, единственный ребёнок, и - удар! На словах не роптала, молилась Господу… Только вот ведь! Лучших, говорят, забирает.

Степан не всё рассказал дочери в кустах. Тестя он, конечно, схоронил, но вдобавок - вывез тёщу с внуками и открутил головы Гащилинским полицаям, переловив поодиночке: шагнувшего из сеней до ветру, спавшего на сеновале по тёплому времени, возвращающегося с похода в соседский курятник...

И как оно совпало! Последний, староста Матухов, в летней стряпке потчевал приехавшего за продовольственной данью немца. Стёпка вошёл, поздоровался, стукнул по затылку не успевшего обернуться хозяина… Гостю же доходчиво объяснил, что расправа из личной мести. А не против властей. Тот лапнул, было, кобуру, но по хмельному делу замешкался, позволив Степану прихватить стоящий у входа автомат и сунуть его в колодезную бадью. Так спокойней – село не тронут.

Один в поле не воин. Пока немец прочухался, пока вызвал кого-то или не вызвал, беглецы успели добраться до понтона, преодолеть топь.

Оставив подводу за постами, Стёпка побежал, приготовить место для родичей и, лишь потому, что руки уморились от убийств, не пришиб Санькиных обидчиков. А хотелось! За время оккупации привык повелевать жизнью «никчёмных особей».

Вот вопрос: как такому подойти к родильнице, * детям объявить, матери! Гащилинские навряд расскажут: - они покинули дом до погребения и расплаты.
Прожевав стыд, Степан решил – надо окрестить ребёнка, встать пред Господом как есть.

Пришёл Деменков Парфён и Кострикова Таня, всегдашние крёстные Стёпкиных сынов. Взяли Богоявленской воды, * трижды: во имя Отца и Сына и Святого Духа окропили малыша с наречением имени Иван. Потом когда-нибудь совершится миропомазание. * Теперь же соизволь, Лизавета Макеевна, родных принять, в горе утешить. И дела нет Матуховской вдове, пропадёт у тебя молоко иль чрезмерно изольётся.

Антон привёз освящённую землю, отдал и улёгся у края омшарины. * Сладко тут, густо. Испод пропитан брусникой, вереском, влагой вековой непочатости. Звенят на ветру метёлки случайно выметнувшихся злаков, плотной россыпью завитушек стелятся мхи.

Небо до блеска начищено зноем, позволяет держаться лишь крохотным белейшим облачкам, хранящим для зимы крупинки льда.Они, ветром гонимые, летят, не падают.

Ветер-ветер, ты могуч! Несёшься, куда разница температур покличет, и нету тебе ни заботы, ни труда. Без опаски можешь отхлестать по щекам любого немца, хоть Гитлера, и ничего тебе за это не будет.

Восемьдесят километров совокупно отскакал и открутил Антон: до гатей на велосипеде, дальше верхом, ибо лошади пасутся у постов. На счастье был там каурый Сапфир, умеющий прятаться, где поставят, и являться, когда позовут, а то вопрос ещё: уцелел бы Тоська.

«На всех Московских есть особый отпечаток», * на хуторских – подавно. Тётки-подстилки, «поникшие» в молитве, глядят бдительно, поэтому наглостью следует запастись для посещения храма Божия.

Трофейный Fahrrad * может и краше, но жёлтенький зисок с чайкой на крыле отлажен "Эдисоном" до оптимальности, поэтому не шибко растрясло. Купил его Антон на собственные!
Они с Анькой не привыкли никакой работой гребовать: бортничали, * плели туеса, добывали муравьиное масло. *

Главное же – замашки в соседних деревнях. * Дело трудоёмкое, платили хорошо. Помимо сданного веса премия за чисто выбранный участок.

Теперь там полосы «единоличников», скрозь хлебом засеяно. Антон знает: урожай Багуновцы и Сорокинцы не смогут отмолотить, потому что налетит орда «бандитов» с дедкой Мироном во главе, свяжут старост, разберут суслоны. * Себе жители первоснопьем закрома заполняют, колхозам же с госзакупками порядок. Так-то по всей области.

Вот Фрицы: собаку съесть и на ёлку влезть! Объявил же ихний фюрер тактику выжженной земли, только «жаба» давит, через раз исполнение. Чего тогда роптать на партизан!

Оно конечно: жить позволительно, дышать – нету! Да, не в правильной стране наладились. Здесь начеку мужик: что при царях, что при «гражданах», что при Советах! Школа выживания та ещё! Но какая сволочь антисанитарию разводит!

От воспоминания о Дитере со «товарищи» даже вереск не помог: подкатил тошнотный ком, и руки зачесались сунуть мордой в это самое. «Чем он, ляда, * от фашистов отличается? Нет ни чем! Ещё хуже, потому что трус на безнаказанности. Кто бы это был?» - Антон мигнул, наваждение стряхнуть, и увидел над собой пятнистый бок громадного зверя.

«Вот и трус, Степаныч! - Блевотня назад вернулась, замёрзла в ноль. – Лежи теперь! Попался с потрохами! Будет тебе белка, будет и свисток! Стоп. Прищуриться, чтобы взглядом не смутить ту самую собаку, которой немцев пугал.

Перешагнула, села, будто сторожит. Как её зовут? Ну да, Альмой, и значит: кормилица, любящая».

«Полюбила я его,
Чёрта неумытого.
Надоело покупать
Мыла духовитого!»

«Кю-киу-кю…» Надо же так вымотаться, чтобы не расслышать! Прямо под головой, под смятым кустиком черники утопнул во мху кутёнок, а теперь почуял мать. Она, того и гляди, башку откусит!

Надо медленно-медленно опустить плечо, перекатиться на ухо. Альма сунула морду в образовавшуюся выемку, схватила детёныша, бросилась прочь.

Антон тоже не стал задерживаться, чрезвычайно быстро не стал! Отдохнулось, нет ли, а ехать (или драпать) придётся, только не на Ясенев, а туда, где в собаках разбираются.

- Садись, отвезу, - предложил Антон Сомову. – Далеко он не мог уползти, - маленький.
- Хорошо, что не пытался взять, похвалил Витька.
- Ага! Нашёл рыжего! Если б видел, какая дама!

Полезно будет познакомиться.
Что для этого нужно?
Ссади меня метров за сто, свистом укажи точку, где нашёл щенка, и уезжай.

- Вернёшься как?
- Выйду. Места известны, люди скрозь. Только не рассказывай, а то зеваки набегут.

Должен быть правильным расчёт: третий день Витька ходит по щенным гнёздам, - пахнет щенками. Пятерых подростков, пригодных для сторожевой службы, нашёл и двоих малышей. Больше нету, но через неделю ещё подродят у Кружилиных и Громенковых. Альмины самый бы раз, если позволит, и она – главная бы в стае!

Неужели суродовали пёсью душу, ключика не подобрать! Всё же собакой осталась, уважает людей! Антона, вон, не тронула… Возможно, за то, что ростом меньше неё? Ладно, будем посмотреть. Привадить бы, да чем?

Не первый день и не крайнюю ночь бился Витька над вопросом, и вот осенило! Школа, в которой Викентий (Альмин хозяин) работал, возле маслобойки. Значит, вполне жмыхами мог сдабривать пищу.
До новины больше пяти недель, а масло с прошлого года имеется. Каши в торбочку и вперёд!

Тихо-тихо в мире. Должно быть, ударит гроза, или до того благодушие придавило воздух, что не шелохнется. «Киу, Киу!» Реденько поскуливает Витька, в торбе рукой колышет.
Она тут. После происшествия не убегают: наказала, зализала, надо спать, а сквозь дрёму издали: «Киу, Киу!»

Подошла. Голову поверх сложила. Витька продолжает скулить едва слышно, лишь сипом подвывает, но доволен.

Альма взяла Витьку за шиворот, потащила в логово, оказавшееся под корнями гниловатой ольхи. «Глупое собача! При первом ветре дом твой порушится, детишек задавит! И как ты меня собираешься туда запихнуть, а?»

Витька изловчился, обнял Альму за шею, припал к плечу щекой и сунул её нос в торбу с кашей. Мощное тело дрогнуло, поднялась на загривке шерсть, судорогой промчался вдоль хребта озноб: неужели радость вернулась! Неужели этот детёныш человека знает о том, любимом, принёс привет от него и даже умеет во время еды найти ямочку меж ушами!

«Пса дерзновением бери, - наставлял Хванас. Строгая собака не даст головы касаться, но если дерзнул, и позволила, - твоя довеку».

Истосковавшаяся в одичании псина вылизала переданное от хозяина лакомство, подобрала крупинки, легла, обхватив сидящего на корточках Витьку четырьмя лапами, а он стал, почёсывая нежнейшее пузо, вытаскивать из-под корневища и складывать в торбу щенков.

Приход Буканинского семейства оказался сродни подкреплению! Столы поставили на внутреннем дворе. Первыми накормили детей, одарив петушками на палочках, чтоб дольше помнилось. Потом сели сами, а малым разрешили бегать всюду, как до войны.

По плотине, по дальним лознякам запестрели платки и рубахи. Антон знал, почему такая вольность, и не очень радовался.

Два дня назад пионерские звенья сняты с постов, только дозоры. На дальних же подступах, на опасных направлениях сидят, сменяя друг друга, снайперы и пулемётчики. Мужиков вернули домой, всех поголовно! Ничего хорошего такая передислокация не сулит.

- Тоська! Даёшь на ту сторону за сарай! – Ужом из-под ног вывернулся Манефин правнук Толян. – Тама, кажись, Буканиных бить собираются.

Жизнь – есть жизнь. Какие бы похороны, а при «кворуме» отказать себе в удовольствии переведаться, - дураков нету. Буканины – сильный кулак, очень сильный. Положить - даже числом почётно.

Антон стрельнул глазами по окнам (не смотрит ли мать) и не спеша обошёл клетку с пленными. Действительно, внятное местечко: за вётлами из дому не разглядишь, кто мельтешится.

Дикари с Талого из тех же соображений облюбовали площадку, на немцев посмотреть, выпучились, будто раки: самый миг для нападения!

По тенёчкам да по кусточкам всё готово! Митькин Макар кепкой махнул, и молча, без пыли бросилась в атаку разнокалиберная орда Ясеневских.

Побоище завязалось. Со стороны походило оно на групповой замысловатый танец: задача накласть наседающему со всех сторон противнику и увернуться обеспечивала зрелищность. Теперь немцы вытаращились, не понимая, откуда что взялось.

В последний миг Антон поднял руки, тормознулся. То же, глядя на него, сделал Гришка Буканин, долговязый малый, на целую голову выше Антона. Встретились они взглядами и! Да. Нет сомнений. Всё правильно. Кончилось детство, выгорело: не лежит душа забавляться перед лицом реальной опасности.

- Слушай, а красиво! – Гришка подошёл к Антону. – Чо-то, кажется, наших в речку загонят. Слишком велик перевес.

- Зачем же ушёл?
- Мелюзги много, и гнев вот тут вот подкатил. Нельзя. Калечить начну. Стыдно потом будет.

Антон утвердил понимание кивком и протянул Гришке петушок.
- Бог с тобой! Убери! – заслонился ладонью Гришка. – Зрить их не хочу! Ночь напролёт лепили Санькиной матери на рожденье.

- Надо же! А я думал: кто такой умелец, и с чего сделано, не пойму.
- Разгадывай, алхимик. Или знаешь, немцам подари для исследований.
- Правильно. Только не этим. Сидит у меня в светёлке Homo Legens, * вот, ему…

Не успел Антон досказать про легенса. Нечто их с Гришкой в один миг толкнуло к одному месту! Чернявый недомерок из беженцев привлёк странностью поведения: вертелся на задах средь «малышей», имея нечто в руке, и норовил вложить своим-чужим без разбора, лишь бы точно и больно.

Его схватили разом, отволокли к ветле, и явился миру свинцовый пятак на левой ладони, рубчатка на правой, пара таких же орудий в карманах. Без увечий обошлось, потому что рылом не вышел боец, неуклюж оказался перед юркими хуторянами.

- И чего, сучий потрох! – Многообещающе возгласил Гришка. – В клетку тебя к фашистам или сразу ноги выдернуть?

При упоминании фашистов нарушитель правила игры от пят до макушки покрылся крупными каплями пота и странно завонял.
- Знаешь его? – Спросил Гришка и сам догадался, - глупость спросил.

- Партайгеноссе! …дёныш! – Выругался сквозь зубы Антон, и осенило: «точно, этот - «диверсант» с крыши!» Однако, не пойман – не вор. Речь сейчас о том, с чем наловили. Проще всего старшим отдать для разбора.

- Новиковский Леонид. – Горько вздохнул Сулимов. – Что тебе сказать? Или сам скажешь?
Малый молчал, - видом не волчонок, не побитый пёс, но медуза раздавленная.

- Зачем тебе во чужом пиру похмелье? – продолжил расспросы Сулимов, подпёрши спиной сеновальные ковроты, за которыми остались ребята. – Тебя же никто не неволил участвовать в битве! Знаешь ли ты, что во всех кодексах цивилизованных стран это – уголовное деяние и наказывается лишением свободы?

- Лишайте! – выплюнул хлипкое Новиковский. – Вы и так, и так всего меня лишили!
«Лишили чего?» Сулимов, казалось, до конца понял, но стоит и ждёт, чтобы понял Леонид. А тот, не встретив сопротивления, ринулся в атаку с наболевшим.

- Значит, можно издеваться, да! Раз родителей повесили, значит можно! Будьте вы прокляты! Гоняете, как рабов! Дайте только срок, я всё скажу! Всех на чистую воду выведу!

Истерику, столь удачно начатую, для полной победы завершают бросанием стульев. Здесь лишь сено, даже палки подходящей нет! Головой бесполезно по полу колотить. К тому же Сулимов – сверхчеловек! Один троих укладывает не рукой, но взглядом.

- Не буду больше! Ничего не буду делать, - ревел дурниной Леонид, - и вы не заставите меня! Слышишь ты, не-за-ста-ви-те.
- Хорошо, ступай. – Открыл дверку Сулимов. – Можешь быть спокоен. Никто тебя не тронет и не будет заставлять.
Новиковский нырнул под перекладину, чтоб стоящие снаружи не ударили, только там было пусто, или так показалось ему.

- Я, Димитрий Сулимыч, не понимаю, - заплетающимся языком выговорил Гришка, - Он чего, на голову больной, или как?

- Ага! – Отвечал ему Зуев, - хитрованством заражённый. Мало, видать, в школе морду чистили. Знаешь, - объяснил Мазин, - до того ушлой! Говорят: встань на цыпочки, а он из пятки штырь выпускает, чтоб на полной ноге оставаться. Во как!

- Фига на всякий случай в кармане спрятана, - подтвердил Рогнедин Сёмка. – теперь подавно оборзеет.
- Что ты предлагаешь?
 - Спросил Антон.

- Ничего. Буду отвечать: «да-нет», и не далее того. Родных действительно повесили, - может, и повредился рассудком.
- Правильно. Пусть большие разбираются.
- Главное, следить за ним надо, чтобы не натворил.

- Нужно, да. Ненавязчиво так поглядывать, особенно ночью, и тухлую лабораторию уничтожить.
- Какую лабораторию?
- Объедки. Говорит, будто опыты на мухах.
- Не печалься, дружок. Ганя утром нашла и вынесла.

Почему, когда солнце в зените, падающие перпендикулярно лучи припекают, а на бок ляжет, и не холодно, не жарко?
Андрей, не мигая, изучает опустившийся на воду шар. Блеск минует зрительные пороги, ползущая по руке муха не вызывает отвращения. На глаз или в нос переберётся, - и пускай. А причиной слово «аппендицит».

Долго-долго, осознав себя человеком, Андрюшка Деменок жил – «один на целом свете». Окружали визгливые девчонки, от которых комары – спасение, на болоте - рай. И вот, зимним утром случилось чудо. Андрей, проснувшись, обнаружил у кровати туес широкодон, а в нём – крохотного мальчика, самого настоящего! Он лежал на животе, повернув голову, и щурился от яркого света. В ногах малыша - ему подарок: ладанка и образ Василия Великого, автора литургии.

- Ты мой детёныш! – любит повторять Андрей. – Мне подарили тебя на новый год!
Братик, самый первый, самый лучший, во всём наперсник, продолжение руки Андрея и тем счастлив.

- «Правитель Бухары Нух ибн Мансур тяжело заболел, – читает Вася, - никто не мог понять причину болезни. Тогда позвали Ибн Сино, который обнаружил аппендицит и вырезал воспалившийся червеобразный отросток. Возможно, это и была первая в мире операция по удалению аппендикса». Неужели в Бухаре на жаре можно, а здесь – нельзя!

Действительно, неужели! Акуля За год войны обтёрлась со скальпелями по вынужденности, но регулярно интересуется, как писать: «хирург» или иначе! Она (по её разумению) - второй вариант: ожёг вымазать – святое; рану зашить – со скрёботом; гнойник – ладно бы. А полостную! Ни за что!

- «Аппендикс – рудиментарный * придаток слепой кишки, имеющий форму узкой вытянутой трубки, - сквозь подсознание проникает Васин голос, - дистальный * конец которой оканчивается слепо, проксимальный – сообщается с полостью слепой кишки посредством отверстия воронкообразной формы».

В амбулаторию пришли, чтоб от вопросов спрятаться, и матери, донашивающей очередного ребёнка, никто бы не переказал. За бревенчатыми стенами тихо-тихо, даже часы не стучат. Персонал на хуторе Сенькином. Там две роженицы * и раненые.

Диагноз вне сомнений! Развитие стремительно! Единственная надежда: попасть в самолёт, если прилетит. Хорошо, если госпиталь и детдом, пока война кончится, а если нет?

- «Стенка червеобразного отростка представлена четырьмя слоями: слизистым, подслизистым, мышечным и серозным. * – Настаивает на внимании Вася. - Гляди сюда! Всё-всё нарисовано!

Как же так! Зачем! Андрей смотрит мимо, сквозь окна Акулиного кабинета сквозь солнечные разливы на дальний лес и ближний кустарник, на перепархивающих в неистовых лучах птиц и отмечает запоздалым пониманием: мир этот был вчера, будет завтра и во веки веков! Только не будет вихрастой головёнки, тихого голоса, ласки беззаветно любящих глаз.

- Длина отростка составляет от 5 до 15 см, толщина – 7-10 мм. – действительно, червяк! – Неужели Васе приятно растравливать ситуацию? - Аппендикс имеет собственную брыжейку, удерживающую его и обеспечивающую относительную подвижность отростка».

Андрей не перебивает. Может, на самом деле спокойней, - вроде имитации противодействия.

- Слушай! Смотри, - не отстаёт Вася, - сколько всякого тут: в ящичках и биксах, совсем стирильные… а в книжке процесс нарисован от начала до конца!

- И что с того? – Вынырнул из ужаса Андрей.
- Оно самое! Получается: если ты возьмёшься удалить этот Appendicitis, то я вытерплю.

Андрей в единый миг ладонями, будто оружие, осознал всего Васёнка: волосы, склонённое над книгой лицо, стебли ручишек, острые колени, бьющееся под рёбрами сердце, и, словно перед рукопашной, холод сплыл к пальцам. Цвета потеряли актуальность, как в кино.

- Показывай свои брыжейки? – чужим, упавшим до рокота голосом попросил Андрей. – Ложись, пальпирую. * Ага! Понятно: совсем немного, достанем червяка». Будем считать, - простейший случай. Подожди тут, я сейчас.

Рита одна. Стоит спиной к окнам. Вязаную фуфайку только что отпарила посредством чайника и миски с угольками. На дверь не обернулась: ловит пинцетом чёрненькую бадюлю, случайно вынырнувший сор.

Одёжка, скорее всего, для Манефы, хотя могла бы сделать честь салону ручных промыслов! Узор – листья и гроздья. Самопрядная нить козьего пуха играет в петлях палитрой светотеней. Вырезанные из кленовых палочек пуговицы подчёркивают первозданность окраса.

Две махотки * вместо плеч, импровизированная вешалка подвязана за шесток. «Быстро прививается Русская изощрённость, - ухмыльнулся Андрей, - но меня никто не переплюнет!»

- Идёмте. – Сказал вместо приветствия возникший из ничего человек. Рита выронила пинцет, но не услышала звука падения, потому что Андрей подхватил блестишку на лету.

- Возьмите. Идёмте.
- Куда?
- Нужно ассистировать.
- Что?

- Экстренная аппендэктомия. * – без запинки выговорил Андрей. «Слова-то какие страшные! Видел их написанными один раз! Не запутаться бы! Гляди ка, упрётся, и пропало!»

Страхи по поводу спящих за печью бандитов ушли в пятки, сердце отправилось туда же! Этот, нежданно взявшийся, жизнь перечеркнул: стоит близко, глядит направленно, посыл власти, как лезвие или пук света из лампы офтальмолога.

- Идёмте. - Повторил Андрей и посторонился, давая дорогу.

- Уж вечер. Облаков померкнули края. -
Потекла по-над лозами дивная песня. * Это Данилки Ганю утешить пришли.

- Последний луч зари на башнях умирает…
Последняя в реке блестящая струя
С потухшим небом угасает, угасает.-

«Врёшь! Рановато! – мысленно возразил Андрюшка. - Дай при солнечном свете свершить! Хоть не совсем правильно, с тенями, но лучше, чем шестидесятиватная лампочка.

С чего начать? Как объяснить ей? Он названий инструментов не знает. Был бы врач, по латыни смог бы… Вот именно это и докажет, что не врач. Ему надо, он ни черта не испугается, а ей? Как сделать, чтоб добросовестно выполнила?

Для затравки дверь закрыть, пути отрезать. Потом пара-тройка таких фраз, чтоб сомнение пробкой выскочило, и вперёд: «Даёшь Косой разрез Макбурнея! *

1. Родильница – разрешившаяся от бремени.
2. Богоявление (Крещение Господне) – годовой праздник, ознаменованный водосвятием.
3. Миропомазание – Христианское таинство.Помазание священным миром с произнесением слов: "печать дара Духа Святого."   
4. Омшарина – сухое болотце.
5. «На всех Московских…» - Александр Грибоедов.
6. Fahrrad – велосипед (нем.)
7. Бортничать – добывать мёд диких пчёл, живущих на соснах.
8. Муравьиное масло – питание личинок муравьёв.
9. Брать замашки – выбирать мужские растения конопли (посконь) из среды женских (матёрка), созревающих позднее.
10. Суслон – сооружение из прислонённых друг к другу снопов.
11. Ляда – лощина с водой, поросшая осокой и кустами.
12. Homo Legens – Человек читающий (лат.)
13. Рудиментарный - утративший  первоначальное значение в процессе развития.
14. • Дистальный — ближний; антоним: проксимальный) — дальний.
15. Роженица – женщина в процессе рождения ребёнка.
16. серозный (сывороточный) – похожий на сыворотку крови.
17. Брыжейка – складка брюшины.
18 Пальпация- ощупывание. физический метод медицинской диагностики.
19. Махотка - глиняный горшок; кринка.
20. аппендэктомия – удаление аппендицита.
21. Дуэт Лизы и полины из оперы Чайковского «Пиковая дама».
22. Чарльз Хибер МакБурней (Мак-Берни) – американский хирург.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/02/19/608