Перо Маат

Как-то, несколько лет назад, будучи с женой в не украинском уже Крыму, отважились на неблизкий переход через горы, из Прибрежного в Солнечную Долину. Для меня маршрут был рабочим, но жене, не привыкшей к подобным предприятиям, пришлось туговато. Не пройдя и половины пути, она натерла ногу, и мы вынуждены были свернуть с тропы и спуститься к морю.
Было уже за полдень, когда мы, наконец, выбрались на проезжую часть и пошли вдоль обочины, отчаянно голосуя пролетающим мимо российским, украинским и белорусским номерам, георгиевским ленточкам и лозунгам «Нас не догонят!» и «На Берлин!».
Солнце жарило беспощадно. В горле застрял сухой колючий ком (воды взяли немного, надеясь пополнить её в источнике по дороге), перед глазами возникали фиолетово-розовые круги. Стиснув зубы, шли мы вдоль нескончаемой раскаленной полосы, чем дальше, тем все менее оптимистично поднимая и опуская руки. Шли час, может больше…
Белоснежный джип притормозил рядом столь неожиданно, что мы сразу даже не сообразили, что это к нам. Два молодых смуглолицых татарских паренька, улыбаясь, поинтересовались, куда держим путь и не нужно ли подбросить. Оказалось, нам почти по пути, а озвученная (чисто символическая) цена могла быть и вдвое больше – в этот миг денег мы не считали. Отрешенно взирая на проплывающие за окном виды, я мысленно прикидывал преодолеваемое расстояние (оно оказалось куда больше пройденного) и старался не думать о том, сколько еще времени понадобилось бы, чтобы пройти это пешком…
Мы заплатили вдвое запрошенного и чуть ли не бегством спасались от своих нежданных спасителей, пытающихся всучить нам сдачу.
Именно тогда я впервые и задумался, какими критерием должны мерить мы себя и себе подобных: расовым? языковым? социальным? религиозным?
И понял, критерием - человеческим.

У прекрасного русского писателя Лескова есть замечательный рассказ «На краю света»,
о том, как два проводника – чукчи (язычник и обращенный в христианство неофит) отправились в путь с двумя же миссионерами. Как их застигла буря и чукча обращенный бежал, бросив своего патрона на произвол. Другой же – дикарь, язычник – убежал, но потом…вернулся. И спас вверившегося ему белого человека.
Сам собой напрашивается вопрос: если, все же, после смерти все мы куда-то попадаем, куда же попадут оба чукчи? Послужит ли предавшему принадлежность к религии распятого Бога пропуском в Царство Небесное бежавшему? Или Бог отвернется от него и скажет: отойди от меня! я никогда не знал тебя!

По древнеегипетским верованиям, на загробном суде Осириса, шакалоголовый Анубис бросает на одну чашу весов перо богини Маат, а на другую сердце умершего. Перевесит перо – умершего ждет вечность в царстве Осириса, перевесит сердце…
                *             *           *
Мы называем себя детьми Христовыми - и благословляем на войну.
Мы называем себя детьми Христовыми - и презираем иноверца, именуя это патриотизмом.
Мы называем себя детьми Христовыми - и отгораживаемся друг от друга заборами и решетками, оправдывая это территориальной необходимостью.
Мы называем себя детьми Христовыми – и бросаем в тюрьмы инакомыслящих, обвиняя в ереси, сепаратизме, анархизме, попытках свержения существующего строя и. т. п.
Мы называем себя детьми Христовыми – и отбираем последнее у социально не защищенного, ссылаясь на систему налогообложений и платежей.
И одни кричат: виновата Россия!
И другие кричат: виновата Америка!
И третьи кричат: виноват весь мир!
И одни заявляют: с нами Бог!
И другие заявляют: нет, с нами!
И улыбаются третьи: куда-то вам…
И каждый считает себя лучшим. И каждый считает себя правым.
Но, постойте. Разве человек рождается на свет русским или китайцем, мусульманином или буддистом? Разве не приходит он в мир с одним лишь отличием пола и голой рефлективностью, способностью ощущать холод и тепло, сытость и голод, умиротворение и боль? Разве не является он чистым листом, на котором можно писать все, что угодно, любую повесть, в том числе и самую прекрасную!
Но мы, снова и снова, карябаем девственно белый лист уродливой абракадаброй, которую едва ли разбираем и сами. А, если и понимаем, то непременно интерпретируем по «похоти души своей», выворачивая суть наизнанку, говоря одно, а делая другое.
Говорим: нужно любить друг друга - а сами ненавидим.
Говорим: грешно ругаться, пить, драться, употреблять наркотики, мучить животных -
а сами не брезгуем ни тем, ни другим, ни третьим, кивая то на «жизнь», то на «среду», то на…
Но наши дети не знают наших уловок.
И с пеленок учатся лицемерить и лгать. Ведь, если так поступают взрослые, значит… Значит, этот мир устроен именно так? Да и разве может быть иначе, когда так жили наши отцы, деды и прадеды!

Сегодня, в стране моей идет война.
Кто бы там чего не трубил, война - гражданская.
И тщетны все попытки разделить воюющих на «правых» и «неправых».
Да, у каждого своя мотивация: у одних -  идея, у других – деньги, у третьих…
У меня, всегда считавшего (и считающего) россиян, украинцев и белорусов тремя ветвями одного единого Русского древа, тоже своя мотивация. Но…вспоминаю проносящиеся мимо «георгиевские» ленточки и становится грустно.
Спрашиваю себя: а будут ли этом мире эти два татарских паренька?
Нет? Тогда я не хочу такого «мира»!
Найдется ли в этом мире место русскому украинцу Бузине и украинскому русскому Мозговому, чеху Корчаку и индусу Ганди, азербайджанцу Вургуну и французу Экзюпери, персу Хайяму и американке Смит?
Если нет – я не хочу такого мира!
Будет ли в этом мире родство не по географическому положению, не по цвету кожи, не по крови, а по… духу?
Нет? Тогда я не хочу такого мира!
                *         *        *
Великий христианский подвижник Августин сказал некогда замечательные слова: «слава Богу, наши перегородки не достают до неба». Все так. Именно наши, а не Божьи.
Господь создал людей равными. И судить человечество Он будет не по законам «перегородок», а по законам поступков и дел. Всех вместе и всякого по отдельности.
Мы можем говорить на разных языках, называть Бога: Христом, Аллахом или Иеговой. Можем считать себя «богоизбранней» других. Но, что бы мы ни говорили, чтобы не вещали с трибун и амвонов, не печатали тысячами томов, каждый из нас испытываем будет и узнан по плодам сердца своего.
И тогда, когда настанет час, и «возопиют камни», и взыграют трубы небесного Иерусалима, тогда не будет уже человеку иного оправдания, нежели жар сердечный и иного прибежища, нежели дом души его.
Тогда никакие перегородки - заборы, решетки или «комнаты потаенные» - не спасут нас от Всевидящего ока воздающего каждому по заслугам его; утешение - плачущим, блаженство - миротворцам, обретение - ищущим, тьму (где «мрак и скрежет зубовный») -«разделяющим и властвующим»: убивающим, крадущим, лгущим, а, паче всего – равнодушным.
И тогда скажет последним Господь: «отойдите от Меня, ибо не знаю вас!
Остановись, мой незнакомый брат, задумайся! Если не назовем друг друга по имени, не протянем друг другу руки, протянет ли нам Свою, назовет ли нас, в день пришествия Своего, по имени Господь?
                *   *  *
Никакой мир - «русский», «американский» или «европейский» - не принесет нам желанного освобождения, ибо, в каждом из них, априори, неизбежно сохраняется идея социального неравенства. Искать же выход в голом национальном самоопределении все равно, что смазывать вазелином ярмо, чтобы оно не так терло шею. Можно бесконечное число раз разделяться в самих себе (начав с СССР и закончив полисами, подобными греческим) - суть не изменится. Можно называть территорию свою каким угодно именем -  Новороссией, Авалоном или Китежем - результат останется прежним. Ибо, тот, кто имел все, будет иметь все, кто не имел ничего…ни с чем и останется. То же касается и разделения по языковым и религиозным особенностям. Нет языка, на каком не говорил бы негодяй, и нет таких богов коих, к выгоде своей, он бы не декларировал.
«Царство Божие внутри вас есмь» - речет Иисус. Счастье наше, успокоение, мир внутренний (а из него и внешний) – в нас самих. В нас самих и Авалон наш, и Китеж, только скрыты они, до поры, водой и туманом.
Прислушайся! Слышишь, дальний звон колокола? Он звонит по тебе и по мне – по нам.
Не умалившись, не став «аки дети», мы, никакими средствами – режимами, формами правления – не сможем изменить этот мир.
Яблоко, пожираемое изнутри червем, загнивает и падает с ветки наземь.
Какие старания приклеят его обратно…?

По верованиям древнеегипетским, на загробном суде Осириса, шакалоголовый Анубис бросает на одну чашу весов перо богини Маат, на другую – сердце умершего.
Что перевесит: ад или рай? Свет или тьма?
Выбор за нами.Сегодня еще не поздною