Рецензии на произведения наталии костюченко

РЕЦЕНЗИИ НА ПРОИЗВЕДЕНИЯ НАТАЛИИ КОСТЮЧЕНКО

ПОРТРЕТ ДУШИ

Прочёл эту оригинальную книгу и написал несколько слов вдогонку полученным читательским впечатлениям и переживаниям, не ожидая, пока они «уймутся». Да, книга Наталии Костюченко «Время жатвы и время покаяния» (автор называет её романом-эссе), при всей обычности описанных событий, заставляет и волноваться, и удивляться. Признаться, примеров такого духовного напряжения («Кто я есть на самом деле?») и  обнажения чувств в современной литературе встретишь нечасто. Большинство из нас рассуждает о жизни в её естественном течении как о жизни вне смысла, на уровне эмоций и спонтанных переживаний, и дальше этого, к сожалению, не идёт. Наталия Костюченко, на мой взгляд, пошла, и это дало результат. Талантливый прозаик, она писала о разном, и вот в пору зрелости решилась написать о себе самой. Я, когда впервые увидел её, подумал, что она прирождённая горожанка, ан нет. Родилась в деревне в Брагинском районе на Гомельщине в середине 60-х. Там, у бабушки и дедушки, прошло её дошкольное детство. Хотя это не главное. Главное, что Наталия Костюченко – по натуре писатель, художник, она родилась с этим даром и не изменила ему на ухабистых жизненных дорогах.
Оглядываясь на своё детство – золотую пору человеческой жизни, она творчески отразила периоды отрочества, юности и критически посмотрела на себя взрослую, зрелую. Детство прошло на благословенной земле в Полесье, в деревенских условиях, в дедушкиной хате при бабушкином воспитании. «Именно на этой земле, – признаётся Наталия Костюченко, – я впервые почувствовала, что есть человеческая любовь, которая стала моим оберегом на всю жизнь. Меня любила мама, которая родила меня здесь, где когда-то, в первый год после окончания пединститута, до переезда в Минск, учительствовала. Любила бабушка, мать моего отца, у которой я жила до школы; тогда она была самым дорогим человеком для меня». С любовью вспоминает Наталия Костюченко и белорусский Днепр, и старые вербы над его кручами, описывает уклад жизни сельчан, их труд и отдых. Проникновенно пишет о том, как на её родную землю неожиданно обрушилась чернобыльская беда, разделившая время на «до» и «после» (глушь, заброшенность, запустение): «Я навсегда всем сердцем привязалась к этому краю, в котором мне стало дорого всё: его неброская, с белёсыми песками и седоватыми вербами, природа, его глубокая звенящая тишина. Стала моей болью его боль, когда совсем близко, в тридцати километрах от родной деревни, взорвался Чернобыльский реактор. Я стала любить свою землю, покрытую радиоактивной пылью, ещё сильнее, чем могла любить её тогда, когда она была чистою и здоровою».
Перед нами, в некотором смысле, семейный роман. Бабушка, дедушка, прадед, родители, мужья, близкие и знакомые выступают и показаны писательницей как выразительные в национальном и социальном отношении типажи. Межличностные отношения, чувства, поступки, судьба человека – таков тематический спектр её нравственных раздумий, но раздумья эти на поверку, прежде всего, о себе самой. Первое, что хочется ещё раз отметить, – она удивляет своей искренностью. Это непросто. «Душа не выдерживает, когда в неё заглядывают, – признаётся автор, – она рвётся и корчится, желая скрыть своё несовершенство». Читатель, думаю, должен это оценить. Исповедальная проза Наталии Костюченко интересна и поучительна для всех, потому что проблематика «жатвы и покаяния» универсального, библейского охвата. Не всё благополучно как в природе, так и в человеческом обществе. Мир – загадка, и человек тоже загадка, иногда кажется, что он – машина в руках неких космических сил и притяжений, которые им управляют. Героиня романа попадает в самый настоящий нравственный экстрим, переживает срывы, взрывы, надрывы, самоугрызения, раздирает свои душевные раны, исповедуется. Но, заметим, совершенство и несовершенство человека в литературе – то, что больше всего интересует современного читателя. Не случайно не остался равнодушным к этому роману московский журнал «Наш современник». А напечатанный в нём раздел «Предательство» был отмечен как лучшая публикация года в жанре прозы (2012 год, № 3).
«Предательство» – раздел о любви, мужчинах, мужьях. Героиня влюбляется, сходится с ними, по тем или иным причинам расстаётся. Здесь очень деликатно и толерантно изложен опыт чувства, опыт души. Любовь возникает как свободное и необъяснимое влечение, идущее из глубин личности, стремящейся к постоянству, верности, но управлять этим чувством сложно. В героине взаимодействуют два начала: чувственное и разумное. Доминирует попеременно то одно, то другое. В разделе «Предательство», хотя и приглушённо, звучит идея релятивации, неразличения, смещения и, в конце концов, оправдания как добра, так и зла, оправдания непротиворечащего, однако, категории гуманизма. В любовных историях каждый сыграл отведённую ему судьбой роль, в том числе и автор, став участником прекрасной «мистерии» чувств, «мистерии» жизни. Выставлять счета, предъявлять моральные придирки кому-то одному, на мой взгляд, не стоит. Наталия Костюченко рассказывает о себе, но, как получилось, не только о себе. Этот образ «я-героини» стал жить самостоятельной, не зависимой от автора жизнью. В этом специфика и сила её искусства. В своём творчестве Наталия Костюченко объективизирует жизнь в художественных образах, обобщает, типизирует. Незаметно и сама становится прототипом своей героини с её воспоминаниями, впечатлениями, изменениями в настроении, рефлексией.
Если считать, что вся литература – про человека, то Наталия Костюченко пишет и думает о нём по-своему, испытывая всякий раз тоску по его человеческой сущности, доискиваясь этой сущности и ещё раз убеждаясь, что неисповедимы пути Господни, что совсем непогрешимых и безупречных нет. «Я глубоко верю, что, оставаясь наедине с собой, далеко не каждый гордится своим прошлым, что многие, терзаясь чувством вины или стыда, хотели бы переписать те или иные страницы жизни наново. Вряд ли кто способен огласить истинную свою биографию. Она так же редка, как и хорошо прожитая жизнь. Далеко не каждому дано соблюсти себя в полной чистоте, всегда быть свободным от страстей и искушений, тщеславия и зависти, словом, ни разу не замарать свою душу и не стать предателем. Истинная биография – скорее не о достижениях, а о грехах». Судьба человека зависит не только от эпохи, времени, но и не в меньшей степени от его характера. «Каждый человек сам выстраивает свою судьбу», – утверждает Наталия Костюченко. С этим не поспоришь, важно, однако, то, как он это делает – осознанно, по наитию или бессознательно. Здесь интересен пример самой главной героини. Определяясь в жизненном выборе, она стремится сохранить человечность, никого не желает ущемлять, старается, чтобы все были довольны. Острее, чем кто другой, она ощущает ускоренный бег времени, недолговечность сущего, хрупкость человеческого счастья. Но, как отметил ещё Жан-Жак Руссо (он тоже написал «Исповедь»), вселенная не подчиняется человеческой логике. С этой точки зрения главная героиня и герои второго плана выглядят очень правдиво, жизненно. Героиня хочет привести душу в соответствие с реальностью, быть добродетельной, дисциплинированной, положительной, хотя нередко совершает поступки, которых от неё не ожидают и в правильности которых сомневаются, но они искренние. Однако в итоге приходишь к убеждению, что правда на её стороне.
Наталия Костюченко умеет описать, изобразить душевное состояние человека, тонко чувствует сложность, противоречивость его натуры. Психика человека иррациональна. Поведение, увлечения бывают немотивированными, спонтанными, в них немало нравственного экстрима, но глубокий самоанализ, терзания и самоугрызения преображают героиню, выводят её к свету. Жизнью часто управляет случай. Многое зависит от стечения обстоятельств, так как мир вокруг неустойчив.
Есть у героини много благородных черт, среди них такая: она умеет прощать. А также владеет талантом удивлять и убеждать. Мир в её понимании, восприятии включает в себя действительное и ирреальное, доступное наощупь и виртуальное, сновидческое (например, история с бабушкой Христиной). Прерогатива таланта Наталии Костюченко – интенсивное изображение чувственных явлений. Писательница стремится ввести читателя не только в сферу душевных переживаний своих героев, но и передать ощущения запаха, вкуса, цвета, прелесть процесса созерцания. Автору свойственно поэтическое восприятие жизни, благодатное чувство любви к окружающему миру – земному, но связанному с небом, звёздами, космосом. «Тогда я не могла отвести глаз от мерцавших, завораживавших внеземной красотой больших и маленьких звёзд, чёркающих темноту метеоритов, пролетавших самолётов, а может быть даже и спутников, – пишет Наталия Костюченко. –  Папа тихо, загадочным полушёпотом рассказывал о планетах, непостижимости для нашего познания и бесконечности вселенной, о вечности. И мне казалось, что я смотрела в космос из колыбели земли. И космос чувствовал меня, безмолвно мигая звёздами. В такие минуты открывается тайна: если в небо смотреть долго, теряешь границу между ним и землёй. Или звёзды опускаются, или ты возвышаешься к ним и втягиваешься, втягиваешься бездонной далью…»
Целью писательницы, на мой взгляд, было пробуждение, стимулирование нашей души, чувств для физического и метафизического (в романе много реализующихся предчувствий) общения с миром. Наиболее острым у неё является зрение, её героев мы буквально видим. Она способна характеризовать окружающую обстановку, передавая её звуки, цветовую гамму, весь вкусовой букет, то есть аудиовизуально: «Запомнились те ночи… Лунные, ясные, звёздные и тёмные, «хоть выколи глаз». Те ночи покоряли мягким давлением тихих звуков, полной тайн темнотой, трепетавшей в причудливых тенях, запахами, глубоко проникавшими в кровь и становившимися частью твоей плоти. Ночи, которые пахли жизнью и, порождая в твоей душе тончайшие мелодии неведомых ранее чувств, околдовывали тебя».
Наталия Костюченко одухотворяет чувственное, а духовное делает ощутимым. Очень актуальными представляются мне и её нравственно-философские размышления о назначении человека, о том, что есть сама жизнь.
С началом третьего тысячелетия наступила эпоха Водолея, она, говорят, обещает принести на землю мир и покой. Наверное, это повлияет и на литературу, сделает её иной, а пока что неспокойная писательница Наталия Костюченко планирует, думаю, продолжить своё повествование. О ком и о чём оно будет, сказать трудно, но гарантирую, что это будет интересно.

Владимир Гниломёдов, академик, 2017 г.

КНИГА ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

Традиция и современность в творчестве Наталии Костюченко

Не говори, сколько прожил, –
Скажи, для чего жил.
Жан-Жак Руссо

Наталия Костюченко – прозаик, снискавший известность благодаря редкому и достаточно рискованному литературному жанру – психологической исповеди, личной, хотя и художественной биографии, вещи смелой и, я бы сказала, мужественной. Аналогичных примеров столь необычного литературного дарования сегодня пока нет.
Её произведения можно объединить в одну большую Книгу – Книгу о человеке и его судьбе, где очень личное становится всеобщим. Самое подкупающее в Книге – обнажённость и беспощадность автора к себе. Это глубоко индивидуальная история. И отнюдь небезопасно так говорить о себе, о своих родных, друзьях и близких знакомых. Да и читатель должен быть особым. Подлинная исповедальная проза никогда не была лёгким чтением. «Все автобиографии – лживы. Я не имею в виду непреднамеренную, неумышленную ложь: я хочу сказать, что это обдуманная ложь», – категорично заявлял английский драматург Бернард Шоу. Русский поэт Фёдор Тютчев вообще считал: «Мысль изречённая есть ложь». И несмотря на такую неустойчивость, зыбкость мнений, Наталия Костюченко смело утверждает не только собственную правду, но, пожалуй даже, общечеловеческую. Философичность в сочетании с лиризмом, с народными традициями дают основания рассматривать её прозу в целостном национальном контексте.
На первый взгляд всё просто в творчестве Наталии Костюченко: каждая глава Книги – законченное самостоятельное произведение и одновременно сложная интеллектуально-философская концепция. Замечу: проходящих вещей у неё нет, причём её исповедальность исключает надрывность, неуместный пафос. Тон повествования естественен, сдержан, лаконичен стиль и соблюдено чувство меры. Перед нами – чёткая образная констатация не фактов жизни, а фактов души, – трезвый, спокойный самоанализ бытийных ситуаций, выстраданных, пропущенных через себя. Безусловно, этому веришь. Ты даже не замечаешь, как погружаешься в тексты, словно в реальную действительность, не размежёвывая, вопреки правилам литературы, судьбу лирической героини и судьбу самого автора, так как они неразрывны и едины, на что обращала внимание и критик Лада Олейник в статье «Рецензия на жизнь», поражаясь выдержанности её интонаций. Возникает естественное желание после прочтения Книги дописать что-то своё, продолжить бесконечную сагу о человеке. Только далеко не у каждого эта сага получится честной до конца. Здесь необходимо нечто большее, чем талант мастера, искусно владеющего словом. Возможно, проникать в суть вещей – это редкий дар, которым наделены немногие. К сожалению, в третьем тысячелетии литература теряет силу воздействия на души людей. Но, слава Богу, есть исключения.
Оригинальная исповедальная форма, которой придерживается Наталия Костюченко, требует особого литературного анализа её творчества.
Глава «Добро и зло – две половинки любви» построена на противопоставлениях. «Совершенная любовь – это любовь Бога, – говорит автор. – Он любит весь мир и каждого из нас. В его любви нет ревности, злобы и эгоизма. В любви же человеческой всё это присутствует, и, как бы искренне человек ни желал любимому существу блага, он не способен оградить свою любовь от этих, возможно, порождённых ею же самой низменных чувств. И хотя в этом есть парадокс, но боль и зло, так же, как радость и добро, – непременные спутники нашей странной и трудной земной любви». «Ведь мы, люди, удивительно похожи – как в добре, так и во зле», – замечает она. «Все люди – братья по грехам и страданиям», – находим похожие мысли у русского философа Ивана Ильина. Казалось бы, добро – просто и ясно. И лишь оно должно заполнять нашу любовь. Но, к сожалению, так не бывает в обычной жизни. Грешен и слаб человек, о чём неоднократно упоминается и в Библии. «Зло исходит от сердца человеческого», – гласит Евангельское Откровение. Непреходяща борьба между добром и злом в человеке. Способен ли он любить, не проявляя эгоистического себялюбия, от которого страдают ближние? Отсюда, видимо, и название: «Добро и зло – две половинки любви».
Состояние любви сродни состоянию совершенства. И как здесь не вспомнить Святое Писание: «Бог есть Любовь» (1 Ин. 4:8). Величайший дар, ниспосланный человеку, – дар любить, его главное и высшее предназначение на земле. Но, к сожалению, на человеческом уровне оно недостижимо.
Развить такую животворящую любовь, дать ей крепкую почву, питая её неиссякающими источниками, может только отчая земля. И память о ней живёт в нас, она в крови, в дыхании. «Именно на этой земле я впервые почувствовала, что есть человеческая любовь, которая стала моим оберегом на всю жизнь. <…> Я навсегда всем сердцем привязалась к этому краю, в котором мне стало дорого всё: его неброская, с белёсыми песками и седоватыми вербами, природа, его глубокая звенящая тишина. Стала моей болью его боль, когда совсем близко, в тридцати километрах от родной деревни, взорвался Чернобыльский реактор. Я стала любить свою землю, покрытую радиоактивной пылью, ещё сильнее, чем могла любить её тогда, когда она была чистою и здоровою, – писала Наталия Костюченко. – <…> Любишь родину и вдруг осознаёшь: родная земля – это самое бесценное, что тебе дано в жизни».
С пронзительной любовью, художественно ярко рисует писательница картины полесской глубинки: деревню Прудовицу, где жили родители её отца, похожую на «форму полумесяца», что «словно плещется в воде», звенящую многоголосием «лягушек, кузнечиков и птиц», а также Александровку, «ветхую, словно забытую Богом, с крытыми соломой низкими хатками, – эту ещё одну дорогую сердцу деревню, где жила старая, строгая и мудрая баба Наталка», воспитавшая её мать. Для Наталии Костюченко это – особый мир, наполненный «покоем, очарованием и любовью», которая «исходила от всего: от сияющих в ночи звёзд, от травы, от желтовато-серых песков, кряжистых верб, даже от страшных грозовых туч». Она постоянно будет возвращаться в него в своём творчестве. И здесь нет случайного. Именно эта земля подарила ей ни с чем не сравнимое, «потрясающе приятное» чувство свободы, безграничное в детстве, и которого катастрофически не хватает с возрастом. Свободы, особенно необходимой для писателя, для полёта его мысли.
Любовь к родине подразумевает и любовь к её людям. «Любовь исходила от каждого человека, хмурого и улыбавшегося. Любовь ощущалась даже в горьком запахе мутного дыма, когда мой дед, сидя на длинной, стоявшей у стены лавке, курил самокрутку. Эту любовь я испытывала и тогда, когда смотрела на его жилистые, с грубой красноватой кожей руки, которыми он, неуклюже набирая в щепотку высыпанную на стол небольшой горкой махорку, мастерил, то и дело скручивая из обрывков газет и склеивая слюной, цигарку за цигаркой. А самая большая любовь, мне казалось, исходила от бабушки», – говорит автор об очень близких ей людях – бабушке Христине и дедушке Гавриле.
Только всегда ли правильно мы понимаем истинное значение того, что вмещает в себя слово «люблю»? «Я почти никогда не говорю: «люблю», – отмечает Наталия Костюченко. – <…> Так как далеко не всегда полноценно чувство, которое привыкли выражать этим священным словом». Данное заключение – вполне справедливо. Ведь столько всего в человеке: и хорошего, и плохого. И автор обращает внимание на то, что первые ростки предательства начинают зарождаться вместе с любовью. «Я люблю своих ближних и в то же время могу предать тех, кого люблю… Почему?» – заставляет она задуматься и нас о противоречивой и часто непредсказуемой природе человека, о предательстве, разрушающем душу.
Истоки многих качеств нашего характера кроются в детстве. Наталия Костюченко исследует их в главе «Молчание», поражающей глубиной исповедального стиля, искренностью признаний, воскрешая ту безвозвратно ушедшую пору, когда ещё воспринимался «мир по небесным меркам, а не по обыкновенным земным». Сперва мы открыты всему, но, как ни печально это осознавать, теряем впоследствии детские и юношеские мечты и страдаем из-за их нереализованности. Извечные вопросы волнуют автора: «Что являет собой человек изначально?» и «Каково же предназначение жизни человека на земле, если с годами он теряет главное?» Наталия Костюченко касается важных психологических моментов наших отношений друг с другом и с миром, обращаясь к читателю: «Молчать – это плохо или хорошо?» и делится сокровенным: «Потребность в молчании иногда становилась частью моей сущности, и в этом состоянии я чувствовала себя естественно и комфортно».
Границы между «я» человека и «Я» человечества в действительности весьма тонки. На этот счёт немецкий прозаик Томас Манн писал: «Нам кажется, что мы выражаем только себя, говорим о себе, и вот оказывается, что из глубокой связи, из инстинктивной общности с окружающим мы создаём нечто сверхличное». Это, пожалуй, и есть самое уникальное в творчестве Наталии Костюченко, и вне всяких сомнений, ей удалось частное сделать всечеловеческим. Выразительный пример, остающийся надолго в памяти, – сцена в детском саду. После пребывания в любимой деревне девочку привезли в большой город, угнетающий и чужеродный. Кому незнакомо подобное насилие над детской беззащитной душой? «В детском саду, куда меня, пятилетнего ребёнка, определили родители, я молчала полгода», – рассказывает писательница. И литературный критик Лада Олейник скажет о главе «Молчание», потрясшей её и пробудившей ностальгическое переживание: «Я читала о себе».
Согласно философии даосизма: молчать – высшая мудрость, побуждающая к самосозерцанию, саморазвитию и самоуглублению, к познанию своих природных начал. Сельская культура была доминирующей для древнекитайского мыслителя, основоположника этого учения – Лао-Цзы. Отрадно, что опирается на свои деревенские корни, ни в коей мере их не чураясь, и Наталия Костюченко, находя в этом спасение от всех бед и жестокостей мира. Многие её произведения стали проникновенным повествованием о простых людях с их самобытными характерами, и впечатляют яркой натуралистичностью. Она знакомит нас с настоящей крестьянской культурой, составляющей фундамент жизни белорусской деревни, её колоритный быт. Это и поездки с бабушкой «за вкусным хлебом и булками в Чернигов и Припять». «В тех тихих зелёных украинских городах, где я, чумазая, в пропылившемся платье, появлялась тогда со своей любимой бабушкой, в моей душе были спокойствие и какая-то неиссякаемая ровная радость», – рассказывает нам автор о том счастливом времени, когда «никто не мог лишить» её «права быть и оставаться деревенской». Человеку нельзя терять связь с родной землёй, с природой. Не забыть тех «белёсых песчаных деревенских дорог, по которым я любила ходить босиком…» – напишет она о той радости, подаренной детством и озарившей всю последующую жизнь.
Молчание может привести к одиночеству. И всё-таки, согласимся с автором, молчание более содержательно, чем многословие, разговоры, множащие лишние слова, что крадут бесценное время, и, что самое обидное, энергию души и способность чувствовать. «Как часто в жизни я раскаивалась в том, что говорила, – но никогда в том, что молчала», – приходит к выводу писательница. Хранить молчание учит природа. В её пространстве есть у каждого территория, где «я» и больше никого. Исцеляющую силу, умиротворение и очарование испытываешь, читая лирические зарисовки, сделанные легко и утончённо. Куда всё  уходит? Почему мы теряем многие дарования, которыми обладали в раннем возрасте? Мы меняемся, в нас уже «много взрослой продуманной лжи», что верно подмечает молодая поэтесса Ольга Злотникова, меняемся, напрочь забывая, что раньше было «много детского светлого вымысла».
Говорить о «безмерных способностях и возможностях огромного мира детства» Наталия Костюченко продолжает и в главе «Вне меня сущее». Нам приоткрывается совершенно необычная сторона бытия – мистическая. «Кто я есть на самом деле? Кто мы, люди, есть в действительности? И какова она, действительность? И то сущее, которое вне нас?» – обозначает она сложные темы и выявляет скрытое, потаённое, подсознательное нашей психики. Говорит, как мучителен и бесплоден поиск истины. Истина непостижима. Задавался подобными вопросами и писатель Юрий Бондарев в очерках «Мгновения»: «Где истина? В сердце, в душе, в сознании, в жизненном опыте, в страданиях, в радости? Где?»
Подкупает уравновешенный, конкретный взгляд Наталии Костюченко на суть вещей, незамутнённый излишними рассуждениями и нравоучениями. «В детстве чудесное – да-да, на самом деле чудесное – случалось со мною часто. Оно словно притягивалось моим инстинктивным интересом, стоило мне только об этом чудесном подумать…» И мы узнаём таинственные истории, которые, возможно, происходили и с кем-то из нас, когда мы ощущали реальность и нереальность, не видя между ними границ и различий. Впечатляет пространственность образов: неба, луны, звёзд ночи… Она словно поглощает повествование, настолько зримо эти магические картины встают перед глазами. Мир многомерен, непознаваем до конца, загадочно манит человека иными, параллельными измерениями. «Когда впервые меня осенила догадка, что видимая общепринятая реальность всё-таки не вся реальность?» – вспоминает автор отдельные эпизоды из детства, когда-то поразившие её и ставшие неожиданным открытием. Сколько написано и сказано о необычных способностях детей, о некоем высшем знании, пропадающем с возрастом! Кому-то всё-таки удаётся что-то сохранить и развить в дальнейшем, но немногим.
«В этом мире существует нечто недоступное человеческому разуму», – читаем в главе и абсолютно верим автору, часто находя этому подтверждение в жизни. Прошлое уже содержит суть происходящего с нами сегодня, хотя настоящее ускользает, устремляясь в будущее. Не изучен полностью и феномен вещих снов – предвестников грядущих событий. Не всегда и сразу понятны их побуждающие мотивы, заставляющие человека искать выход из сложившихся тупиковых обстоятельств. Метафизически весомы события, описываемые автором. Наталия Костюченко рассказывает, какую знаковую роль сыграли вещие сны, пришедшие к ней и отцу в трагическом случае с бабушкой. Или самый странный сон, что неоднократно врывался в её налаженную жизнь, сон, нарушивший привычное, вполне благополучное существование, и направивший его в совершенно другое русло, когда воплощением «будущего стала книга. Книга из сна… Книга-призрак…»
«Кто-то невидимый давал наставление написать книгу, объяснял, какой она должна быть и о чём. <…> Книгу-исповедь, книгу-самоанализ, книгу-признание обо всём, даже о самом грешном, что было в моих чувствах, мыслях и поступках – вот что предлагалось мне написать», – удивляет автор признанием, оказавшись в трудной ситуации выбора. Жизненный выбор – особая тема, ведь каждый день мы вынуждены что-то решать для себя. Но бывают решения, от которых зависит твоя судьба. И здесь не без руки промысла. У каждого человека есть предназначение. Главным предназначением в жизни Наталии Костюченко является Книга. Достигнув значительных результатов в фитодизайне, будучи успешной и известной в республике «бизнес-леди», о чём многие лишь мечтают, она нашла в себе смелость изменить свой путь и пойти дорогой, предопределённой свыше. Поборов неуверенность и сомнения, отдалась любимому делу. Безусловно, это была победа над собой. Правда, за всё приходится платить, и порой эта цена непомерно высока. Но такова жизнь. Занимаясь литературным творчеством, приобретаешь нечто большее, нежели материальное благополучие, как считает автор, не сожалея о сделанном выборе.
«Работая над книгой, подвергая анализу свой внутренний и окружающий мир, я постепенно учусь доверять себе и всему сущему», – ясными и выверенным строками заканчивает она главу. И мы тоже вместе с автором учимся воспринимать божественное присутствие во всём сущем.
В романе Наталии Костюченко нет приукрашиваний, правдивость для неё выше художественного вымысла, искусственного выстраивания увлекательного сюжета, что свойственно большинству пишущих. Её проза даёт богатую пищу уму, заставляя задумываться о сути происходящего. В главе «Не сотвори кумира» она обратилась к теме, актуальной во все времена: лидеры, кумиры, герои, которым часто стремимся подражать. «Встречаются ли люди, достойные преклонения? А само преклонение – не от иллюзий?» – задаётся вопросом автор. Люди на протяжении столетий с неистовством творили кумиров, затем нередко сбрасывали их с пьедесталов и разочаровывались. Наша жизнь полна превратностей. Кому не встречалась яркая незаурядная личность, вызывающая восхищение? Автор рассказывает печальную историю любимой подруги, когда-то ставшей для неё кумиром.
 Одной из самых эмоционально насыщенных произведений Наталии Костюченко является глава «Предательство», оказавшая на читателей неизгладимое впечатление. Просто потрясает её личная история любви. Создать настоящее произведение, не испытав боли, никому не удавалось. «Рассказать о своей жизни заманчиво – легко, понять свою жизнь – трудно, проанализировать её бесстрастно и беспощадно – почти невозможно… Но следует отдать должное тем, кто осмелился на это», – писал наш современник Даниил Гранин. Вот и Наталия Костюченко говорит о том, что «вряд ли кто способен огласить истинную свою биографию. Она так же редка, как и хорошо прожитая жизнь». Автор пишет «истинную свою биографию» вопреки общепринятым правилам «не о достижениях, а о грехах». В этом, видимо, и сокрыт секрет её успеха у читателя.
Только Бог без греха. А люди грешны… Но посылает ли Господь испытания не по силам? Каково возмездие за предательство? И почему природа человека так склонна к предательству? Павел, Фёдор, Володя – каждый из них по-своему был дорог нашей героине, но каждого, по её мнению, она предала. И медлить порой нельзя, ведь время может всё решить за тебя, когда что-то изменить бывает поздно, что, собственно, и случилось с реальными персонажами повествования.
А пока завораживают, кружат голову и очаровывают восхитительные ночи, «далёкие и близкие»: «Запомнились те ночи… Лунные, ясные, звёздные и тёмные, «хоть выколи глаз». Те ночи покоряли мягким давлением тихих звуков, полной тайн темнотой, трепетавшей в причудливых тенях, запахами, глубоко проникавшими в кровь и становившимися частью твоей плоти. Ночи, которые пахли жизнью и, порождая в твоей душе тончайшие мелодии неведомых ранее чувств, околдовывали тебя». Так, погружаясь в былое, представляет Наталия Костюченко то юное и восторженное «восприятие мира». Здесь угадывается классическая литературная традиция, о которой писала и критик Наталья Родная в рецензии на книгу Наталии Костюченко, проводя параллели с романом Льва Толстого «Война и мир» (сцена в Отрадном: романтический ночной монолог Наташи Ростовой на фоне лунной ночи, случайно услышанный Андреем Болконским). А вот другая ночь, описанная Наталией Костюченко в главе «Предательство», оставившая в ней «горячее цельное потрясение»: «Нет, не плотская красота и наслаждение изумили меня, а то простое тепло жизни, которое легко, незаметно до самых сокровенных глубин наполнило меня».
Нужно сказать, что все критики безоговорочно отмечают в творчестве Наталии Костюченко искренность, экспрессию, лавину эмоций, после которых наступает катарсис – духовное очищение. Многое высвечивает она в замутнённой человеческой душе, подобной омуту, отражая горечь, ложь и сомнения, то, что обычно мы стараемся скрыть и что рано или поздно всплывает из её потаённых глубин.
В чём же спасение? Есть ли выход, когда самое лучшее уже потеряно и предано? Когда паутина предательств опутывает жизнь? «И мне страшно осознавать, что больше я жила для себя, чем для других. И сегодня, когда за плечами столько поступков, ошибок, пережитых боли и радостей, поняла одно: предавая ближнего, прежде всего ты предаёшь себя, потому что, совершив предательство, никогда не сможешь чувствовать себя счастливым» – таков её беспощадный приговор себе. И всё же пока душа болит, мы остаёмся людьми.
Чувство собственного достоинства необходимо человеку, только тогда он ощущает себя полноценной личностью. Перед нами следующая глава – «Бесчестье», отличающаяся  насыщенностью, сжатостью и плотностью мысли. Наталия Костюченко смогла о сложных философских вещах сказать просто и доступно – один из признаков настоящего дарования.
Не из одних побед состоит наша жизнь. «Мир не благоволит неудачникам, а особенно тем, кого постигло бесчестье», напоминает об известной истине прозаик. Она ведёт доверительный и вдумчивый разговор с читателем. Не зря считается, что ум писателя заключается в умении его скрыть. «А может я ошибаюсь?» – порой задаётся вопросом писательница, не навязывая собственную точку зрения. И тем не менее, она оставляет место надежде, что даже полное «внутреннее осознание своего бесчестья» есть ступенька к новому рождению, ступенька к духовному росту, к изменению себя. Человеку порой необходимо стойко перенести периоды поражения, морального падения. Вправе ли мы судить кого-то за его ошибки и провалы? «Никогда не делай выводов о человеке, пока не узнаешь причины его поступков», – справедливо замечал старец архимандрит Иоанн. И автор приходит к мудрому и выстраданному заключению: «Никто не вправе судить, – поразила меня уверенность, – никто и никогда. Кроме этого величественного и чистого неба». Небо, которое и придало ей сил и мужества после своеобразного суда, устроенного родственниками, где главной и единственной обвиняемой была она сама.
При всех потерях и неудачах с нами остаётся совесть, сохраняющая нашу «внутреннюю честь», о чём писал немецкий философ Шопенгауэр. «И нету ничего тревожнее совести…» – не дают покоя невольно всплывающие в памяти строки из стихотворения Дмитрия Ковалёва. И Наталия Костюченко, исходя из жизненного опыта, знает: «иногда, чтобы подняться, нужно побывать на дне. Даже если этим дном окажется твоё бесчестье».
Мы рождаемся, чтобы познавать мир, и жизнь – это не игра, а неустанный труд души, бесконечный путь к совершенствованию. Главу «Суровые уроки» Наталия Костюченко посвящает матери. «Мама… Я никогда не дорожила тобою так, как дорожу сегодня. И с каждым годом ты становишься всё нужнее. <…> Такой чувствуешь себя обогретой, такой защищённой на этой земле, словно в колыбели, пока есть ты. Это – моя молитва к тебе, мама, и к Небу – о тебе», – звучат её проникновенные строки. Дочь благодарна матери за «суровые уроки» – уроки разумной, а не слепой любви, за то, что учила терпению, жизненной стойкости и большой выдержке, ведь праведно жить сложнее, чем единожды совершить героическое. «Как важны для меня, как помогли мне в жизни те суровые уроки, которые ты преподала. Всё лучшее, что есть во мне, – это от тебя, мама. Плохое сотворила в себе я сама», – признаётся автор, побуждая и читателя заглянуть в себя, покаяться и сказать свои слова самому дорогому человеку на свете.
Рассказывая о матери, Наталия Костюченко реалистично показывает и жизнь народа, деревенский быт, природу белорусского края. Мы видим и «могучие вербы, глубокие, белёсые пески на дорогах и такие же, как и везде, душистые, обласканные солнцем и ветром цветы и травы в лугах…» Автор прекрасно владеет народным языком, образным и живым, имеет полное знание о предмете описания. Примечательно и то, что Наталия Костюченко пишет на двух языках: белорусском и русском. Через материальный, вещественный мир, насыщенный великолепными бытовыми и психологическими подробностями, нам открывается нечто иное, более масштабное – ушедший деревенский уклад прошлого века. О том, как «вещи усиливают ощущение времени», как их «биография бывает так же неожиданна, как и биография человека», когда-то романтически поведал нам Константин Паустовский. Народная культура придаёт духовную значимость тому художественному миру, который так тщательно и достоверно творит в своих произведениях Наталия Костюченко, миру, что крепкими корнями врос в национальную почву. Переполняющей её любовью и трепетной нежностью красочно живописует она деревенскую хату, где выросла мама: «В этой хате стародавняя мебель и утварь были исконно крестьянскими, характерными для полесской глубинки: сундук, длинные узкие лавки, шкафчик для посуды, самодельный стол и настенная «полица» – полка, занавешенная цветастой ситцевой шторкой. <…> И даже осторожных вороватых котов эта хатка выдавала лёгкими вздохами старых досок. Иногда я слышала, как ветер перебирал солому на её крыше, протяжно стонал в трубе и то убаюкивал, то тревожил рассохшееся дерево своей негромкой музыкой».
Сдержанность в проявлении чувств, унаследованная автором от матери, сказывается и на манере её письма. Известно, что всё подлинное сдержанно, сердечно. «Что может быть полезнее для человека, чем справедливая суровость воспитания?» – в самом вопросе, озвученном автором, заложен и ответ. Строгость воспитания, мудро соединённая с любовью, – великая нравственная сила.
«Возраст и время» – одна из заключительных глав Книги Наталии Костюченко. Автор философствует, сравнивая категории: «Мать и дитя – время и возраст. <…> Подобно заданному маршруту, возраст всегда отмеряется началом и концом. Время же ни начала, ни конца не имеет. Есть лишь замкнутый цикл смены времён года… Иллюзия бессмертия… И беспрерывного движения по кругу…»
Что есть время? Кто не пытался дать ему определение в надежде остановить, задержать хотя бы на мгновение?! Но тщетны подобные усилия. Время действительно безначально и бесконечно и олицетворяет собой вечность.
«Все мы похожи в главном. И эта похожесть естественна… И все мы похоже радуемся в детстве, мечтаем в молодости и печалимся, когда стареем», – спокойно рассуждает автор. Впечатления детства – самые яркие в жизни человека. Ведь только в детстве – невероятный запас душевной энергии, веры и любви. У классиков в описании именно этого периода всегда всё насыщеннее, зримее, обильнее и выше. И Наталия Костюченко описывает это в лучших литературных традициях: «Небо, Деревья, Травы», «ширь земли», там «всё имело другое величие». Впечатляют и пейзажи Днепра «с его обрывистыми берегами», и «таинственные и влекущие» небо со звёздами. «Я вспоминаю то ночное небо с гораздо большим волнением, чем многие другие важные события моей жизни». Со временем притупляется чувствование природы, вселенной, космического мира – всего, чему была открыта душа в детстве.
Память… Сколько хранится в ней… «В ней всё: и запахи, и звуки… И даже вкус пищи…» – восхищаешься рассказом автора. «Может, в этом мире, сплетённом из всех открытий и достижений человечества, дороже всего маленький бесплотный сгусточек детской души?» Как волнует эта мысль, вдруг осенившая автора и скорее похожая на догадку, чем на вопрос! Но как научиться беречь в себе заповедную зону детской души, когда «серебристый голос детства» звучит «всё тише и глуше»?
«Мудрость разумного – знание пути своего, глупость же безрассудного – заблуждение», – учит нас ветхозаветная «Книга притчей Соломоновых» (Притч. 14:8). Но молодость так устроена, что из века в век продолжает заблуждаться, и, несмотря на ошибки, полна веры в собственные возможности, в судьбу. Ещё ясно не зная своего предназначения, она счастлива просто быть на этой земле. Юность словно живёт бессмертием. Понимание скоротечности времени приходит позднее.
Самое сильное сожаление вызывает в нас стремительность времени, его неуловимость, бег минут, часов, дней, незаметно приближающий нас к старости, к смерти. Наталия Костюченко говорит, что «умение быть старым – особое искусство». Человек уже не подвержен страстям, в нём меньше гордыни. «Смиряясь, становишься ближе к Богу», – делает заключение автор. Старость, как считает писатель, «это постоянная встреча с прошлым, которое уже не мечтает, а взыскует, спрашивает с тебя, тычет тебе в глаза, в душу твоими ошибками, слабостями, пороками и упущенными возможностями. Старость, может, для того и нужна, чтобы спросить с тебя за молодость. Ты уже не имеешь возможности сказать: я многое достигну, многое сделаю… Всё перед тобой: вот оно, смотри, что ты сделал, чего достиг. Не из-за этого ли мучительного ощущения несостоявшегося так не любят старость?» – мудро заключает автор.
В главе «Страсти» Наталия Костюченко задаётся вопросом: «страсть – это хорошо или плохо?» Безусловно, страсть пагубна, если не научиться управлять ею, но и без неё не прожить. Она может быть как злом, когда бремя страстей господствует над человеком, увлекая его душу в свои тёмные глубины, так и мощным стимулом к созданию чего-то нового, к открытиям и победам. «Ничто великое в мире не совершалось без страсти», – говорит Наталия Костюченко. Так процесс творчества и мучителен, и радостен. «Чтобы творить – нужна страсть», – убеждена писательница, ведь «творчество без страсти – пресный, вряд ли кого заинтересующий труд». Со всепоглощающей страстностью она создавала главу «Предательство», которая выходила в СМИ как отдельная повесть, вызвавшая колоссальный резонанс у читателя.
Хотя часто порывы страсти – наши худшие советчики. «К сожалению, дурной поступок особенно остро мучает не в момент его совершения, а спустя время. Когда ничего невозможно исправить», – пишет автор. И горький осадок, смешанный с жалостью, оставляет в душе читателя история жизни её бывшего мужа Володи – «лучшего друга», близкого и родного ей человека. «Что подталкивает наносить удар ближнему?» – здесь есть о чём подумать. Кто не поступал аналогично в похожих ситуациях? Не менее трогает и судьба отца, повествование о его последних днях, согретых любовью и прощением. И становится понятен великий библейский смысл, как надо «любить себя и любить ближнего», когда вдруг сердцем ощутишь, в чём заключается эта любовь, которую, может быть, ожидал всю жизнь и для которой уже не отпущено времени.
«Как же я любила его в те последние, особенные дни и ночи, когда мы с мамой не отходили от него. И как ничтожно коротко то время, которое отводим для единения, искренней душевной близости, для тепла. Почему всё это приходит к нам слишком поздно, только когда теряем? И когда ничего нельзя исправить», – такое откровенное признание автора отзывается аналогичной болью и ощущением личной вины в каждом из нас.
Мы прошли вместе с писателем путь, начинавшийся от осознания себя на земле, осознания того, что человек являл собой изначально, до постижения вечного и непреходящего – предназначения человека на Земле. Эта тема вне моды и всегда современна.
Все истории имеют финал. Наталия Костюченко в книге «Время жатвы и время покаяния» завершает главу «Страсти» такими строками: «Вот и всё. А мне как-то надо жить, со своими грехами и неспокойной совестью. И болью… Я и живу». Но окончание чего-то одного есть начало совсем другого: и сама жизнь должна продолжить судьбы её персонажей, продолжить уже за границами этого литературного текста, придав им иное измерение. Очень цельно и сильно высказался когда-то Константин Паустовский: «Каждый из нас должен бороться за утверждение этой жизни всюду и везде – до конца своих дней». Разве не это же утверждает своим творчеством, открытым добру и любви, белорусский прозаик Наталия Костюченко? Убедительное доказательство – её произведения, ставшие одной бесконечной Книгой о человеке и его душе, жаждущей единственной истины.

Людмила Воробьёва, критик, 2016 г.

МОМЕНТ ИСТИНЫ

 Роман-эссе Наталии Костюченко «Время жатвы и время покаяния» (Минск: Белорусский республиканский литературный фонд, 2016 г.), отражающий высокую степень авторской откровенности и искренности, вряд ли кого-то оставит равнодушным. Неискушённого читателя может поразить чрезмерная открытость, обнажённость чувств, смелость и бескомпромиссность авторских суждений и интенций, сродни толстовским инвективам в его знаменитой «Исповеди». Более взыскательный читатель, избалованный художественными текстами гурман, в свою очередь, сфокусирует внимание на общезначимых сентенциях, полученных в результате отрефлексированного личного жизненного опыта, глубокого самоанализа.
Наталия Костюченко принадлежит к плеяде писателей, творческое и жизненное кредо которых определяется, в том числе, стремлением разрешить проблему судьбы человека, развенчать иллюзорность и фальшь, нередко присутствующие в межличностных отношениях. Весьма отраден тот факт, что автор, обратившись к созданию психологической прозы, основанной на автобиографическом материале, осознаёт нравственную ответственность и перед собой, и перед читателем, предприняв попытку морального самоочищения, личного избавления от всепроникающей лжи, чрезмерность которой в мире достигла своей кульминационной точки. Начав с себя, продемонстрировав беспощадную нравственную требовательность к себе, Наталия Костюченко объективно оправдала свою творческую деятельность, нынешнюю и будущую, принимая во внимание непреходящее значение мысли М. Бахтина о том, что «личность должна стать сплошь ответственной: все её моменты должны не только укладываться рядом во временном ряду её жизни, но проникать друг друга в единстве вины и ответственности… Искусство и жизнь не одно, но должны стать во мне единым, в единстве моей ответственности».
Непосредственным импульсом к созданию произведения стал метафизический факт сновидения, в котором некто невидимый давал наставления написать книгу: «Книгу-исповедь, книгу-самоанализ, книгу-признание обо всём, даже о самом грешном, что было в моих чувствах, мыслях и поступках – вот что предлагалось мне написать». Жанр психологической исповеди отражает наличие художественной реализации достаточного сложного взаимодействия субъекта и объекта повествования, одновременным носителем которых является автор произведения. Эта сложность определяется непосредственным соотношением контекста героя – «познавательно-этическом, жизненном, – и в завершающем контексте автора – познавательно-этическом и формально-эстетическом, причём эти два ценностных контекста взаимно проникают друг друга, но контекст автора стремится обнять и закрыть контекст героя… Эстетическая формирующая реакция есть реакция на реакцию, оценка оценки» (М. Бахтин).
Такая необходимость двойной оценки требует от автора особого психологического напряжения, повторного переживания и сопереживания в постоянном переосмыслении прошлого, приводящего к эмоциональному выгоранию и опустошению. Вот как говорит об этом сама Наталия Костюченко: «Хорошо помню, как писала главу «Предательство». Такое не забудешь! Две недели творчества. Вначале перестала спать, потом – есть… А спустя какое-то время и пить. Могла только воду. Чай организм отвергал. Но сколько эмоций! Боялась сгореть на собственном огне».
Эти слова лишний подчёркивают стремление автора представить на суд читателя такой синтез формы и содержания, который реальное бытие переводит в плоскость инобытия, становящегося самостоятельным эстетическим феноменом, способным вызвать у читателя ответную реакцию эмпатии и осмыслить авторскую позицию, отражённую, в том числе, и в стилевом решении. При этом следует отметить, что стиль автора данного романа лаконичен, лишён психологической избыточности; а отточенность и выверенность фраз свидетельствует о «выдержанности тона, отсутствии неуместного пафоса», на что проницательно указывает Л. Олейник.
Отражённые в романе обобщающие суждения о человеке и жизни, об отношении человека к миру, природе, о предназначении человека, о его отношении к бытию свидетельствует о профессиональной зрелости автора и глубине его мирочувствования, мировосприятия. Постановка вопросов в произведении носит, как правило, антропоцентричный характер: «Что являет собой человек изначально? Неразумное нагое существо? Хотя многие философии сводятся к другому: что именно это неразумное нагое существо, ещё не обученное говорить и не обросшее, словно чешуёй, ни земными страстями, ни суевериями, и держит в своих неокрепших ручонках истину, которую не способны ни удержать, ни постичь взрослые люди. С каждым мгновением жизни эта великая его способность исчезает: и данное ему от рождения некое знание, и высшая чувствительность, и чистое сердце <…> Тогда каково же предназначение жизни человека на земле, если с каждым годом он теряет главное? Или нет у человека никакого предназначения? И не для того ли живёт он, чтобы испытывать всевозможные желания и изыскивать способы их удовлетворять?»
Ответы на подобного рода вопросы автор стремится отыскать в собственной судьбе, ретроспективно переосмысливая этапы жизненного пути, начиная с раннего детства и заканчивая настоящим. Художественно реализуя стремление к самоанализу, исповеди и даже покаянию, автор последовательно и скурпулёзно проявляет бесстрашие самораскрытия и откровения, напрочь отвергая какую-либо идеализацию биографического материала: «Я глубоко верю, что, оставаясь наедине с собой, далеко не каждый гордится своим прошлым, что многие, терзаясь чувством вины или стыда, хотели бы переписать те или иные страницы жизни наново. Вряд ли кто способен огласить истинную свою биографию. Она так же редка, как и хорошо прожитая жизнь. Далеко не каждому дано соблюсти себя в полной чистоте, всегда быть свободным от страстей и искушений, тщеславия и зависти, словом, ни разу не замарать свою душу и не стать предателем. Истинная биография – скорее не о достижениях, а о грехах».
Вот перед читателем возникает образ малолетней Наташи, предпочитающей сельскую местность, с её потрясающей красотой природы, городскому пейзажу, не вызывающему в чуткой душе ребёнка тёплого отклика: «…сам запах города угнетал и отталкивал. И это всё после тех белёсых песчаных деревенских дорог, по которым я любила ходить босиком, после трав, звенящих кузнечиками, разноголосицы птиц, после ласковой бабушкиной хаты с её странными, терпкими и одновременно сладковатыми ароматами…». У ребёнка была своя Вселенная, и центром её стала бабушка Христина – воплощение заботы, теплоты, мудрой снисходительности и любви: «Слабая здоровьем, имевшая множество болячек и болезней, она, тем не менее, обладала такой неиссякаемой, не соответствующей её физическому состоянию жизненной энергией, которая могла подпитываться только любовью». Счастливы те дети, у которых бабушки и дедушки как можно дольше замыкают экзистенциальный круг семьи, это оплот, защита и опора для них, это особый мир, наполненный благодатной чистой энергетикой, это особое единение родственных душ, их взаимодействие и взаимопроникновение, незримый метафизический диалог.
Уже в детском возрасте проявились и творческие способности девочки, и её особое отношение к миру и природе, тонкое восприятие которой и трепетное ощущение единения с ней явлены были очень рано.  И не менее рано проявился индивидуализм, понимаемый как обособленность, – в детском саду, поскольку на интуитивном уровне, бессознательно ребёнок чувствовал чужеродность этого заведения: «Просто всё, что происходило в детском саду, никак не увязывалось в единое целое с моим внутренним миром. Мною владело спокойное и уверенное чувство собственной обособленности, и оно было сильнее всего остального».
Проявленное ещё в детстве обострённое восприятие человека и окружающей действительности, проницательное внутреннее видение позволили впоследствии обнажить и в себе разные качества, в том числе и негативные: меркантильность, тщеславие, малодушие, свидетельствующие об ослаблении личностного начала (зависимость от сомнительного мнения сомнительных окружающих, неспособность противостоять общественному мнению с ложными установками), эгоцентризм и т. п.: «В своей жизни я совершила немало плохого. И мне страшно осознавать, что больше я жила для себя, чем для других. И сегодня, когда за плечами столько поступков, ошибок, пережитых боли и радостей, поняла одно: предавая ближнего, прежде всего ты предаёшь себя, потому что, совершив предательство, никогда не сможешь чувствовать себя счастливым».
Однако героиня романа и сама неоднократно становилась жертвой банального расчёта, изрядно сдобренного прагматическими установками, лицемерием и ложью, пережила серьёзный экзистенциальный кризис, моменты отчаяния и бесчестия: «…настолько мрачной кажется тебе действительность. На очень близких людей, которые тебе искренне сострадают и которых, к сожалению, не бывает много, ты не обращаешь внимания. И в то же время с отчаянием осознаёшь, что большинство знакомых, которые не так давно и составляли твоё окружение, вдруг отвернулись от тебя. И тогда ты вспоминаешь одну известную истину: мир не благоволит неудачникам, а особенно тем, кого постигло бесчестье».
Главным же человеком для автора книги остаётся мама, всепонимающая и всепрощающая, согревающая душевным теплом и любовью: «Мама… Я никогда не дорожила тобою так, как дорожу сегодня. И с каждым годом ты становишься всё нужнее. Мне страшно допустить мысль, что может наступить день, когда тебя не будет на этой земле. Какою же безжизненной, какой устрашающе пустой она окажется без тебя… Пока ты есть, услышь меня, мама: живи как можно дольше для нас, твоих детей. Кто, как ни ты, мама, утешит в беде, кто поможет обрести надежду, когда будет душить отчаяние, кто придаст силы в минуты слабости? И я знаю: никто на этом свете в счастливую минуту не сможет так разделить, так прочувствовать мою радость, как это сможешь сделать ты <…> Такой чувствуешь себя обогретой, такой защищённой на этой земле, словно в колыбели, пока есть ты. Это – моя молитва к тебе, мама, и к Небу – о тебе».
Череда событий, произошедших в жизни героини романа, безусловно, вызывает неподдельный интерес, смятение и потрясение. Невзирая на чрезмерную открытость миру и представленные сокровенные глубины мирочувствования, явно ощущается не вся исчерпанность темы, автор определяет пунктиром некоторые грани, требующие нового осмысления и художественного воплощения: «Мне было уже больше тридцати, когда, избалованная лестью и вниманием окружавших меня людей, я вдруг почувствовала, что во мне не только всё ещё жива женщина, но и что эта женщина, обнаружив себя, не желает сопротивляться своей капризной природе и готова переступить через ближнего. Лавина страстей и моего неукротимого эгоцентризма, пока ещё не распознанная внутренним зрением, толкала меня на поступки, о которых потом жалела». «Подчинение спонтанным желаниям чем-то похоже на запой, когда не знаешь меры, когда бурлит кровь и трудно остановиться, и от бездумного восторга невозможно предугадать последствия».
Извлекая на своём непростом жизненном пути моральные уроки и обретая душевные силы для последующей реализации творческого, профессионального потенциала, автор убеждён в главном: «И хотя новое занятие не приносит доходов, оно даёт нечто большее, нежели то материальное благополучие, которое совсем недавно обеспечивалось прежней деятельностью. Работая над книгой, подвергая анализу свой внутренний и окружающий мир, я постепенно учусь доверять себе и всему сущему».
Анализируя в романе сугубо личное, индивидуальное, субъективный мир ощущений и чувств, Наталия Костюченко обращается к осознанию важных нравственно-психологических, социально-философских и этических проблем, художественно воплощая «индивидуально выраженное всеобщее» (Э. Ильенков), подчёркивающее эстетическую и социальную значимость книги.

Инесса Морозова, 2017 г.

О КНИГЕ НАТАЛИИ КОСТЮЧЕНКО «ВРЕМЯ ЖАТВЫ И ВРЕМЯ ПОКАЯНИЯ»

Книга не для удовольствия, не для наслаждения, книга неудобоваримая, заставляет постоянно размышлять, держит в напряжении, но она опутала меня тончайшей паутиной анализа психики человека, мотивации его жизненных поступков. И из этой паутины я выбрался только по прочтении написанного от корки до корки. В книге присутствует лишь доля стандарта – это её литературная форма – дневник человека: открытый, честный, прямой, а дневники, известно, выбор многих. И тем не менее в целом всё необычно. Характеры тех, о ком повествует автор, раскрываются ярко, полно, без белых пятен и пятнышек. И это при минимуме прямой речи в тексте!
Тема книги более чем актуальна. С «хвостом годов», думаю, почти каждый человек, всё чаще погружаясь в былое, подводит итоги, критически оценивая пройденный путь, шлифует свой характер, безусловно, кается в душе за то, что не сумел сполна отплатить добром тем, кто был рядом и ушёл навечно.
Со страниц книги, честно говорю, временами до меня доносился колокольный перезвон, в котором я слышал тревогу и призыв: «Люди, спешите творить добро, жизнь не вечна!»
Поиск своего «Я», найденный и выбранный в конце концов, – единственно необходимый творческой душе путь, – отражён автором очень убедительно, аргументированно. Верится на все сто.
И, конечно, о любви Наталия Костюченко пишет осторожно, без тени наигранности и в то же время откровенно, без жеманства и кокетства. Она подходит к этому бесконечно великому в судьбе каждого человека явлению и как философ, и как женщина, низко поклонившись.
Яркая, поучительная, нужная книга. Читал с большим удовольствием. Так необыкновенно написать о жизни простых, обычных, в общем-то, людей, это – талант!

Владимир Тулинов, прозаик, 2017 г.

ИЗ ЛИТЕРАТУРНОГО ОБОЗРЕНИЯ «ВЫБОР НАТАЛЬИ КАЗАПОЛЯНСКОЙ»

Наталля Касцючэнка «Водгукі маўчання». Раман-эсэ, апавяданні. Мінск. Чатыры чвэрці, 2012 г.

В книгу входят роман «Водгукі маўчання», издававшийся ранее на русском языке под названием «Верба над омутом», и рассказы. Прозу Ната¬лии Костюченко называют психологической. И с этим сложно поспорить. Однако в автобиографическом жанре, чтобы быть психологичной, достаточ¬но быть зоркой, точной и мужествен¬ной. Зоркой – чтобы отметить и свои чувства, и реакцию окружающих; точ¬ной – чтобы всё достоверно передать; мужественной – чтобы не побояться предать огласке и то в себе, что далеко от совершенства. Однако писательни¬ца показывает себя психологом и в художественных произведениях, когда пишет о том, чему свидетельницей не была. Например, рассказ «Подсуди¬мый», где убедительно выписаны вза¬имоотношения между заключёнными в камере.
Ещё несколько слов о романе. Помните фильм «Весна на Заречной улице»? Эпизод, когда герой Николая Рыб¬никова пробивает окно доменной печи и затем из него льётся металл. Роман Наталии Костюченко мне представляется своеобразным ломом, которым можно достать до живого в человеке и заста¬вить его подумать: как я живу? Чем? Зачем? Живу ли вообще? Или суще¬ствую, терплю, выжидаю? Что я могу сделать не ради денег или карьеры, не ради одобрения окружающих, а ради своей живой души? Могу ли я освобо¬дить её, как родник от завалов хлама, от всего мёртвого, ненужного, сорного, и дать ей простор и свет? Могу ли я позволить себе жить?
Наталья Казаполянская (Капа), поэт, критик, «Нёман» № 3. 2013 г.

«ЛІТАРАТУРА ПАТРЭБНА ЧАЛАВЕКУ ЗАЎСЁДЫ»

Агляд прозы за 2011 г.

<…> Хочацца адзначыць, што і некаторыя іншыя рускамоўныя празаічныя творы, надрукаваныя ў «Нёмане», робяць добрае ўражанне, напрыклад, аповесць Наталіі Касцючэнкі «Предательство» (№ 10). Дарэчы, летась выйшла і новая кніга гэтай пісьменніцы «Верба над омутом». У ёй аповесць «Предательство» ўваходзіць у склад рамана «Верба над омутом». У кнізе апроч названага рамана прадстаўлены яшчэ нарысы і артыкулы аўтаркі.
У рамане Касцючэнка прызнаецца, што паклікана была на пісьменніцкую працу ў сне нейкім патаемным голасам, які даваў ёй наказ напісаць кнігу і патлумачыў, якой яна павінна быць і аб чым: «Форма и идея книги, – піша аўтарка, – меня смутили. Книгу-исповедь, книгу-самоанализ, книгу-признание обо всём, что было несовершенного в моих чувствах, мыслях и поступках – вот что мне предлагалось написать». Канешне, не адразу і не без ваганняў узялася яна за выкананне пастаўленай перад ёю задачы («Да и как можно писать такую книгу? Разве это нормально – придавать огласке плохое в себе?»)
Гісторыя літаратуры, як мы помнім, ведае ўжо прыклад падобнай споведзі. У свой час Русо ў славутай «Споведзі» гаварыў, што ён распачынае «справу бяспрыкладную», якая «не знойдзе пераймальнікаў», бо выстаўляе на ўсеагульны агляд уласную душу. Рэфлексія і самааналіз, біяграфізм, уласцівыя «Споведзі» Русо, характэрны і для беларускай пісьменніцы Касцючэнкі.
У рамане «Верба над омутом» аўтарка не толькі імкнецца зразумець сутнасць сваёй душы, яе прызванне, але і душ блізкіх ёй людзей. Цёплымі, задушэўнымі фарбамі намаляваны ў ім вобразы бабулі Хрысціны, у якой яна, унучка, гадавалася ў раннім дзяцінстве, праводзіла кожныя школьныя канікулы, бабулі Наталкі, якая вывела ў людзі яе маці з братам, яе каханага Фёдара – людзей унікальнага духоўнага свету. Н. Касцючэнка паказала сябе глыбокім аналітыкам чалавека, свету яго пачуццяў, загадак яго душы. Тонкая назіральнасць, захапленне «очарованием человека» (Шолахаў), веры ў тое, што душа яго схільная да дабра, выразны этычны пафас – вось тое, што адразу кідаецца ў вочы пры чытанні твора. Раман адрозніваецца глыбокім псіхалагізмам, сардэчнай шчырасцю і лірызмам.
Побач з тэмай здрады вельмі важнай тэмай аповесці «Предательство» з’яўляецца тэма чалавечнасці, маральнасці, прыстойнасці асобы. «Что, порядочные не нравятся? Непорядочные будут морду бить», – папракае галоўную гераіню сябра яе мужа, маючы на ўвазе яе пачуцці да людзей са складанымі лёсамі – Фёдара, Валодзі і рашучае адмаўленне ад сувязі са знешне прыстойнымі адукаванымі людзьмі, тыпу мужа Паўла. Агульнапрынятай з’яўляецца думка пра тое, што прыстойны чалавек – гэта чалавек, які атрымаў вышэйшую адукацыю, мае добрую пасаду, немалыя грошы, не п’е, не курыць, не мае судзімасці, мае добрых бацькоў. У Фёдара нічога з гэтых «атрыбутаў» прыстойнасці няма, але ёсць жаданне стаць лепшым, цягнуцца ўгору, ёсць добрае сэрца, гатовае да самаахвярнасці, адданасць у каханні, схільнасць да дабра. Не могуць не кранаць яго адносіны да Наталіі, да сястры. І асабліва кранаюць яго намаганні, якія ён робіць для таго, каб кінуць піць, яго далікатнасць, павага і пяшчотны клопат пра каханую, паяўленне ў ім новых якасцей душы, выкліканых любоўю.
Аповесць «Предательство» – адзін з найбольш прыгожых твораў аб першым каханні, якія давялося чытаць у апошні час.  Чыстым, крыху старамодным каханні, пададзеным на фоне цудоўных прыродных карцін, напісаных проста і разам з тым шырока, свабодна, у лірыка-рамантычным ключы.
У рамане «Верба над омутом» з вялікай любоўю намалявана вёска, палеская глыбінка, дзе прайшло ранняе дзяцінства гераіні, яе чароўная прырода: «И я, как и каждый человек, что-то в этой жизни любила, в особенности неприметную обветшалую хату в деревне, ту единственную хату на свете, где когда-то в детстве была по-настоящему спокойна и счастлива. И в этой хате естественно, по привычке, не задумываясь о том, внимала знакомым звукам и знакомой тишине».
Пісьменніца ўмее данесці непаўторную вобразную, сакавітую гаворку людзей гэтага роднага ёй краю, а праз яе іх характар і псіхалагічны стан. Дыялогаў у разглядваемым рамане не так і многа, знешне яны вельмі традыцыйныя, але ў нешматлікіх рэпліках ярка выяўляецца жывая чалавечая душа. Н. Касцючэнка, дарэчы, заўсёды найлепшым чынам вырашае, якую сцэну падаць у дыялозе, якую ў аўтарскім апавяданні ці ў іншых недыялагічных формах.
Творы напоўнены добрым хрысціянскім пачуццём удзячнасці жыццю за тое, якое яно ёсць, пачуццём гармоніі ў душы, што, згодна з апосталам Паўлам, з’яўляецца вялікім набыткам чалавека. <…>

Зінаіда Драздова, «Полымя» № 8. 2012 г.

«РАСПАВЯДАЦЬ ПРАНІЗЛІВА І ВОСТРА»

<…> Вельмі люблю Аляксандра Купрына. Яго знакамітая аповесць «Гранатовый браслет» пранізліва і востра распавядае пра высокае каханне. Раней была ўпэўнена, што так, як Купрын, ніхто больш не сказаў і наўрад ці скажа пра гэтае чалавечае пачуццё. Але зусім нядаўна прачытала раман нашай беларускай пісьменніцы Наталлі Касцючэнкі «Верба над омутом». І адчула, як тонка і выразна перададзеныя асноўныя чалавечыя якасці, стан душы. Была вельмі ўражана гэтым творам. <…>

Старшыня цэнтральнага камітэта Беларускага прафсаюза работнікаў культуры Наталля Аўдзеева, «ЛіМ» 6 красавіка 2012 г.

«РЕЦЕНЗИЯ НА ЖИЗНЬ: РОМАН НАТАЛИИ КОСТЮЧЕНКО «ВЕРБА НАД ОМУТОМ»
Прежде всего, не могу не поделиться сугубо личным переживанием, связанным с романом Наталии Костюченко, главы из которого публиковались в журнале «Нёман» ещё в 2007 году. До сих пор помнится то грандиозное впечатление, которое произвели на меня буквально первые страницы. Удивление, граничащее со стрессом. Глаза бегали по строчкам, а в мыслях пульсировало известное чеховское: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». А что бы вы почувствовали, если бы прочитали в литературно-художественном журнале свою собственную историю? Да ещё с такими подробностями и деталями, которых никто, кроме вас, не мог знать по определению? Да ещё с описанием наитончайших ваших чувств, эмоций, переживаний?
А случилось именно это. Я читала о себе. Узнавала себя, узнавала свои чувства – прежние и настоящие, узнавала эпизоды своей жизни, вспоминала почти забытые ощущения. Казалось, будто мне заглянули в душу, и теперь предают огласке моё, очень приватное, даже сокровенное... Начиная от таких мелочей, как, например, ностальгия о детстве, сожаление о себе прежней – той, которой была когда-то… «В детстве, когда воспринимался иначе весь мир: и солнце, и звёзды, и трава, – я тоже была другая. В той маленькой девочке, в которой сегодня так трудно найти общее с собой, ещё не успело исчезнуть что-то очень важное – то, что есть почти в каждом ребёнке, и чего, к сожалению, ни у меня, ни, наверное, у любого другого взрослого человека уже нет».
Даже если допустить, что подобное ощущение не уникально и присуще многим из нас, то следующий эпизод романа меня по меньшей мере ошеломил. «…В детском саду, куда меня, пятилетнего ребёнка, определили родители, я молчала полгода. Не в том смысле, что мне просто подолгу не хотелось говорить, а в том, что за полгода я не произнесла ни слова». Дело в том, что всё это было со мной. Детство в деревне, невероятная привязанность к бабушке, переезд в Минск и полугодовое молчание. С той несущественной разницей, что моё молчание случилось в первом классе школы. Вероятно, в это совпадение трудно было бы поверить, но когда-то я опубликовала свою историю. Это было небольшое эссе «Случайная встреча» («ЛіМ», 24 сакавіка 2006 г.), где речь шла именно о моих детских впечатлениях от города, о моём одиночестве, о моём молчании – единственном средстве защиты от чуждого мира… Схожесть ситуаций, о которых рассказывала Наталия Костюченко, поразила меня до глубины души. Ст;ит ли говорить о том, какими «жадными» глазами я читала тот журнальный вариант романа?..
И вот издана книга «Верба над омутом», получившая одноименное название с завершённым романом. Взяла в руки и вновь ощутила волнение, своеобразный трепет и предвкушение…
Думается, сказать о том, что роман Наталии Костюченко автобиографичен, совсем недостаточно. Как бы пафосно ни звучало, это исповедь. Это невероятно искренняя история, где я верю каждому слову. Ведь исповедь не может содержать лжи, не может быть принудительной, только добровольной, осознанной, продиктованной внутренней необходимостью. Это история, где автор не пытается себя возвысить, но и не занимается унизительным саморазоблачением. Это история, рассказанная очень достойно.
Но перед тем, как обратиться непосредственно к тексту произведения, считаю необходимым сделать оговорку. В литературоведении, как известно, не принято отождествлять автора с лирическим героем. Существует масса условий и условностей, определяющих границы автобиографизма и, так называемые, формальные признаки исповедального дискурса. Так вот в данном случае позволю себе отступить от правил и далее буду говорить именно о подлинной истории автора, не подвергая сомнению её достоверность и не пытаясь дифференцировать уровни реальности и художественного вымысла.
По своей сути роман «Верба над омутом» – это история женщины. Женщины, которая чувствует внутренний потенциал и пытается самореализоваться, которая стремится к гармонии с собой и с внешним миром… Женщины, которая просто хочет быть счастливой. Но если бы Наталия Костюченко не обратилась к самым ранним своим воспоминаниям и впечатлениям, связанным с её детским воприятием окружающей действительности, глубинные и сокровенные начала личности автора, вероятно, не стали бы столь очевидны, какими они в итоге явились.
Глава «Молчание» выступает неким прологом ко всей истории, отражает ключевой момент, повлиявший в дальнейшем и на судьбу героини, и на её мировосприятие в целом. «Родители привезли меня из деревни, где я росла у бабушки, в Минск. Здесь они жили и работали, и к этому городу предстояло привыкнуть мне. Однако в то время воспринять и полюбить Минск, почувствовать себя комфортно в городской среде мне не удавалось. <…> Детский сад – непонятное и чудовищное для моего восприятия заведение. Родители решили, что мне нужно привыкать к окружению детей, чтобы учиться общаться. До этого я не знала ограничений в свободе и привыкла к непритязательности корректировки моего поведения бабушкой. Здесь же, в саду, я испытала настоящее потрясение от того, что нужно строиться в пары или в шеренгу, одновременно с другими детьми садиться и вставать из-за стола, произносить хором: «здравствуйте», «спасибо», ложиться спать в кровать, где со всех сторон были такие же кровати, и лежать только на правом боку… И казались чужими и неприятными из-за какого-то искусственного, казарменного духа стены, асфальт, песочницы и стриженые, словно выровненные под линейку, газоны и кусты… И даже сам запах города угнетал и отталкивал.
И это всё после тех белесых песчаных деревенских дорог, по которым я любила ходить босиком, после трав, звенящих кузнечиками, разноголосицы птиц, после ласковой бабушкиной хаты с её странными, терпкими и одновременно сладковатыми ароматами…»
Детство, проведенное в деревне, доверительные отношения с бабушкой, роскошная природа, ощущение свободы и внутренней раскрепощённости… Всё это, словно потерянный рай, будет манить героиню на протяжении всех последующих «взрослых» лет. В родную деревню она будет возвращаться в самые тяжёлые моменты жизни, по сути – здесь она всегда будет искать спасения и, несомненно, находить его.
…С переездом в город появляется новый жизненный опыт. Естественно, это осознание своей зависимости от мира взрослых. Это необходимость следовать определённым правилам, существующим в обществе. Это первая попытка протеста, которым стало молчание… И одновременно, как подчёркивает автор, приходит опыт иного характера: «Тогда впервые проявилось во мне ещё одно качество – меркантильность. Я в первый раз поступилась своими, пусть даже глупыми, детскими, но всё-таки принципами. Отказалась от них из страха, из чувства выгодности или невыгодности определённого поступка». Иначе говоря, рассказывая о себе, о частной ситуации, Наталия Костюченко очень тонко, буквально несколькими штрихами, демонстрирует, как в целом формируется у ребёнка представление о мире, из каких наблюдений складывается стиль поведения, как появляются первые навыки взаимоотношений с обществом… «Молчать – это плохо или хорошо? Это больно или приятно? Грустно или радостно? Всё зависит от того, почему ты молчишь: из-за комплекса неполноценности, стеснительности или затем, чтобы полнее слышать и видеть окружающий тебя мир. <…> С раннего возраста человека усиленно обучают навыкам речи, но если бы взрослые, наряду с этим, оставив свой субъективный деспотизм, в каждом ещё хрупком и беззащитном ребёнке также пытались сохранять и развивать его способность к молчанию! Иногда с удивлением сама себе признаюсь: как часто в жизни я раскаивалась в том, что говорила, – но никогда, что молчала». Автор показывает то, с чем, полагаю, сталкивался каждый из нас – подчинение общественным нормам и правилам, зачастую в ущерб собственной индивидуальности, вопреки личным принципам; бесконечную череду вынужденных компромиссов, которые неотступно преследует нас на протяжении всей жизни. По моему глубокому убеждению, способность возводить частное в ранг общего является одним из свидетельств одарённости писателя, его душевной чуткости и творческой проницательности.
Роман Наталии Костюченко концептуален. Повествование охватывает самые разные, в том числе противоречивые впечатления и наблюдения автора. Анализируя личный опыт, рассматривая приватные эпизоды, автор одновременно исследует социально-психологические и нравственные проблемы жизни, извлекает из них глубинную суть – очевидную, не требующую пояснений. Исток психологизма здесь в напряжённой саморефлексии, в правдивости и объективности наблюдений. Так, в разделе «Добро и зло – две половинки любви», рассказывая о бабушке, с которой связаны самые светлые и трогательные воспоминания, Наталия Костюченко обращается к эпизодам, которые когда-то немало её смутили. Соседка просит у бабушки одолжить шампунь или мыло, а бабушка «самая добрая и щедрая <…> вдруг пожадничала». Куклу, купленную в деревенской лавке, бабушка просит припрятать, чтобы не обиделась другая внучка… Да, люди неоднозначны. Тот, кто лично тебе близок и д;рог, от кого ты всегда видел только добро, может проявить себя несколько иначе по отношению к другим людям. Это понимание складывается из каждодневных ситуаций, даже заурядных и бытовых… Вспоминается запись из дневника 1898 года Льва Толстого: «Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течёт, и в нём есть все возможности: был глуп – стал умён, был зол – стал добр, и наоборот. В этом величие человека». Воскрешая в памяти прошлое, переосмысливая его эпизоды и преодолевая внутреннюю полемику, Наталия Костюченко приходит к ясному и чёткому определению: жизнь – это не хаотический поток состояний, а целенаправленное движение.
Композиция романа «Верба над омутом» по-своему оригинальна. Каждую главу можно воспринимать как самостоятельную и завершённую историю. Но в то же время каждая последующая глава существенно дополняет предыдущие, углубляет смысл ранее изложенного. Все элементы повествования находятся в тесной взаимосвязи и динамичном взаимодействии. В итоге произведение приобретает особенную содержательность, смысловую и эмоциональную концентрацию. Отдельного внимания заслуживает не только каждая глава романа, но буквально каждый эпизод. Для объективности понимания личности автора – особенностей характера, этических и эстетических идеалов, диалектики души – важно всё… Важна история «Вне меня сущее», которая отчасти свидетельствует об обострённости мироощущения повествователя, важна история «Не сотвори себе кумира», раскрывающая его моральные приоритеты, важна история «Бесчестье», где речь идёт о человеческом эгоизме, способном глубоко травмировать… И всё же среди всех ст;ит выделить главу «Предательство».
В своеобразном предисловии к этой главе Наталия Костюченко отмечает: «Я глубоко верю, что оставаясь наедине с собой, далеко не каждый гордится своим прошлым, что многие, терзаясь чувством вины или стыда, хотели бы переписать те или иные страницы жизни наново.
Вряд ли кто способен огласить истинную свою биографию. Она так же редка, как и хорошо прожитая жизнь. Далеко не каждому дано соблюсти себя в полной чистоте, всегда быть свободным от страстей и искушений, тщеславия и зависти, словом, ни разу не замарать свою душу и не стать предателем. Истинная биография – скорее, не о достижениях, а о грехах».
Действительно, человек так устроен, что скорее признает за собой чужие пороки и грехи, чем доверит миру личную и подлинную травму. Скажу даже более: мне ещё никогда не встречалась откровенность такого порядка, которой поделилась Наталия Костюченко.
Если попытаться определить тему главы «Предательство», то совершенно правомерно будет сказать, что это история о любви – первой и, как мне кажется, единственной. Но история эта такова, что, даже анализируя события чужой жизни, я с трудом подбираю слова… История контрастна – светла и драматична, романтична и невероятно болезненна. В ней отражена борьба между желанием счастья и необходимостью считаться с мнением близких.
…Взаимная симпатия юной городской девушки, порядочной и скромной, и деревенского парня «из плохой семьи» не могла остаться без внимания окружающих. «Людская молва… Люди судили, шептались, обговаривали, смакуя и передавая услышанное в глаза и за глаза. Окружающих, и даже подруг, моя дружба с Фёдором смущала.
И дедушка, услышав дурное обо мне, однажды зашёл в хату и, окинув тяжёлым гневным взглядом, процедил сквозь зубы: – Ишь, какова оказалась внучка! Нашла с кем путаться… Дожить до такого позора!»
Во всём, что произошло далее, проще всего было бы обвинить родных и близких. Ведь они действительно предпринимали всё возможное, чтобы разрушить отношения – не только увещевали, стыдили или ругали, но даже шли на изощрённый обман... И меня восхищает предельная откровенность автора, в повествовании которого нет места лукавству. «…Встречаясь с Фёдором, я стыдилась его, как стыдятся плохих предков или родственников-преступников, и старалась, чтобы меня не увидели рядом с ним люди. <…> И вместе с моей душевной слабостью зародилось и быстро начало набирать силу предательство, пусть пока ещё не заметное, но настоящее».
Наталия Костюченко отражает свои чувства не только максимально искренне, но и психологически достоверно. Всё начинается с ощущения стыда и неловкости перед окружающими. Несколько позже сомнения в чувствах усиливают письма молодого человека из армии. «Не скажу, что меня совсем не смущали ошибки в письмах Фёдора и некоторая ограниченность в его способностях выражать мысли. Нет, наоборот. То, каким я воспринимала его во время наших свиданий, и его письма – были разные вещи. Тот, с кем я встречалась, меня волновал и восхищал. Автор же этих писем вызывал во мне странное, противоречивое чувство и… разочарование».
Негативное мнение близких о её возлюбленном, некоторое разочарование в своём избраннике и длительная разлука с ним, насыщенная событиями студенческая жизнь, внимание молодого авторитетного преподавателя… «Я нисколько не была влюблена в своего преподавателя, но мне нравилась реакция на его отношение ко мне окружающих. Чувствовала, как постепенно благодаря этому отношению возрастал в среде студентов и даже в глазах мамы мой авторитет. Каждый человек в той или иной степени тщеславен. Я не была исключением».
Во время чтения неоднократно возникало впечатление, что Наталия Костюченко писала свою историю без оглядки на гипотетического читателя. Здесь нет ни малейшей попытки оправдать мотивы своих действий. Всё названо своими именами, обо всём говорится прямо и недвусмысленно. О том, например, что от брака с человеком, к которому не испытывала высоких чувств, совсем не ожидала феерического счастья, но, тем не менее, надеялась получить защиту, поддержку, покой… О том, что осознанно шла на этот компромисс. О том, как рассеивались иллюзии. В итоге брак обернулся не только разочарованием, но и трагедией – потерей ребёнка. Трагедией, которую во сто крат умножало понимание, что стать матерью шансов больше нет…
Не могу не признаться, что об этих событиях я читала, затаив дыхание. Безусловно, в первую очередь потому, что суть изложенного вызывала невероятное напряжение и сопереживание. Но ещё и потому, что боялась излишней эмоциональной экзальтации повествования. Казалось, голос автора вот-вот дрогнет, сорвётся, как бывает с певцами, берущими очень высокие ноты… Ведь не нужно забывать, что автор – женщина, что само по себе подразумевает особенную чувственность и чувствительность. При этом женщина, рассказывающая о себе, о лично пережитой боли. И если бы Наталия Костюченко позволила себе написать что-то о мученичестве, жертвенности или душевной аскезе, я бы, естественно, не осудила её. Но выдержанность тона, отсутствие неуместного пафоса и уравновешенность эмоций меня восхитили.
В этой же тональности выдержано и дальнейшее повествование, где речь идёт о встрече с Фёдором, о надеждах и планах на дальнейшую совместную жизнь. И о тех причинах, по которым этого не случилось… Известие, что у возлюбленного есть семья, что его жена ожидает ребёнка, поставило окончательную точку в отношениях. И хотя в романе Наталии Костюченко не содержится информации о том, что именно крах этих отношений подвиг её к активной деловой жизни, логичная взаимосвязь между событиями прослеживается. «Человеку, как бы ему тяжело ни было, когда он принимает решение, становится легче. И если он решается закрыть одну дверь, перед ним открывается другая». Здесь в повествовании возникает иная эмоция, голос автора приобретает интонации, отличные от предшествующих. Это новое внутреннее состояние отражено реалистично и точно. Чувство освобождения, своего рода раскрепощение и жажда деятельности… Как следствие – обретение уверенности в себе, новые знакомства, успешный бизнес. И встреча с человеком, в котором почувствовала родственную душу, надёжную опору. «…Он был так добр ко мне, так искренне радовался каждому моему успеху, что я чувствовала себя сильной рядом с ним, всё больше и больше раскрепощалась и познавала себя новую. Именно благодаря Володе я избавилась от годами изводивших меня неуверенности в себе и необщительности. Я стала вести деловые переговоры, давать интервью на радио, сотрудничать с прессой и телевидением».
Своеобразный оптимизм повествования, перечень позитивных событий, снова наполнивших жизнь яркими красками, создают иллюзию, что с прошлым покончено. Но, как известно, чувства можно «вытеснить» из сознания физической работой, «заглушить» активной деятельностью в какой-то профессиональной сфере, только вот окончательно избавиться от них невозможно… Эта аксиома находит убедительное отражение в романе. Известие о том, что в семье Фёдора случилась трагедия – погибла его маленькая дочь, в одно мгновение разрушило устоявшуюся и размеренную жизнь нашей героини, лишило покоя. Каким явным и острым было страдание, свидетельствует следующий эпизод: «…Это тяжёлое, гнетущее чувство, своё подавленное душевное состояние я не скрывала, да и не могла скрыть от Володи. Хотя и понимала, что так, как я, поступают люди, которые думают только о себе. Так поступают эгоисты. Володя же эгоистом не был.
– Что ты, Наташка, мучаешься, – сказал он однажды весёлым, подбадривающим голосом, – хочешь, съездим к Фёдору? <…>
Я стояла в подъезде этажом выше, когда Володя позвонил в нужную дверь. Я волновалась. Фёдора могло не оказаться дома, он вообще мог быть в командировке. Ведь мы с Володей ехали без предупреждения, на свой страх и риск.
– Фёдор вот-вот вернётся с работы, – услышала я женский голос. – Проходите, подождёте его.
– Спасибо, я подожду на улице, – отказался Володя, и когда закрылась дверь, поднялся на мой этаж».
Этот эпизод отражает и этическую сторону взаимоотношений в семье, и внутреннее состояние повествователя… Ведь очевидно, что только нестерпимая душевная боль женщины способна была подвигнуть супруга на такой отчаянный шаг, только любовь к ней и понимание её состояния. Но кроме всего прочего, содержание эпизода добавляет несколько существенных штрихов к портрету автора, нашедшего в себе силы и смелость рассказать о своём довольно жестоком, по отношению к мужу, поступке. И главное, как мне кажется, этот эпизод неизбежно вызовет у  читателей ассоциации с какими-то личными ситуациями и событиями. Возможно, заставит задуматься о том, как часто, сконцентрировавшись на собственном переживании, мы забываем о чувствах наших близких, бываем к ним безразличны и даже беспощадны… Не могу не отметить ещё раз, что лишь талантливый художник способен, не отрываясь от конкретного факта, делать широкие обобщения и создавать концепцию мира.
…Всякий текст, в той или иной мере, есть проекция духовного опыта автора. Убеждена, что опыт Наталии Костюченко обогатит читателя. И не только духовно, но интеллектуально и эмоционально.
А в заключение мне хотелось бы сказать вот о чём. Я не стану полемизировать с авторитетными учёными, которые, цитируя друг друга, доказывают, что исповедь в литературе немыслима. Так, например, доктор филологических наук, профессор А. О. Большев (Санкт-Петербург) утверждает: «Да, искренняя исповедь невозможна, сам замысел быть искренним уничтожает искренность, – но лишь тогда, когда автор рассказывает о себе напрямую, без нарративной маски или же других защитных механизмов. Опосредованная же и завуалированная форма саморефлексии позволяет достичь очень высокой степени откровенности». Наталия Костюченко написала свою исповедь без «маски». Было бы «откровеннее», если бы она «спряталась» за лирической героиней? Сомневаюсь. Думаю, что именно в этом случае повествование утратило бы и подлинность чувств, и глубину эмоций, и психологическую достоверность… По моему мнению, литература не всегда укладывается в строгие теоретические рамки и равно, как история, не знает сослагательного наклонения. А потому рассуждать о том, «как это было бы, если бы…» нет смысла. Роман «Верба над омутом» состоялся. Это действительно исповедальная автобиографическая история, содержащая черты философской и психологической прозы. Эта история глубока и содержательна.
И последнее. Должна признаться, что не ставила перед собой задачу написать рецензию. Хотела только поделиться личным мнением и своим индивидуальным восприятием романа. Ведь написать рецензию на эту книгу – это, примерно, как написать рецензию на жизнь…
Лада Олейник, критик, «Нёман» № 2. 2012 г.

ИСЦЕЛЕНИЕ ЛЮБОВЬЮ

Первое моё знакомство с Наталией Костюченко состоялось через прочтение отдельных глав её повести «Отзвуки молчания», которые на протяжении последних лет публиковал журнал «Нёман». Писательница рассказывала о себе. Рассказывала так искренне, так обнажённо честно, что дух захватывало! До сих пор помню потрясающее воздействие некоторых эпизодов, которые вдруг призвали к ответу мою совесть…
Чуть позже произошло наше личное знакомство. Сначала это был телефонный разговор – я услышала голос Наталии Николаевны. Очень тёплый, мягкий, ласковый, может быть, даже осторожный, словно она боялась нечаянно задеть, причинить неудобство, ранить. Её речь была неторопливой, чувствовалось, что тщательно обдумывалось каждое слово. Хотелось слушать, хотелось говорить…
Мы встретились в редакции журнала «Нёман», где Костюченко работала заведующей отдела прозы. Внимательный, пытливый, спокойный взгляд, в котором ни капли лукавства или кокетства. Неподдельный интерес к собеседнику и особенное, острое чутьё на доброе, прекрасное, чистое...
Признаюсь, что я ждала публикацию повести Наталии Костюченко «Предательство» с предвкушением яркого впечатления. И не ошиблась! Прочитала один раз, увлечённо следуя за развитием сюжета, потом перечитала ещё, наслаждаясь мастерством автора.
О чём же повесть? На первый взгляд, ответ кроется в названии – «Предательство». Но только ли об этом повествование на самом деле?
«Я хочу попробовать написать о любви, рассказать о любви», – сообщает нам автор в начале произведения, и далее мы становимся свидетелями зарождающегося первого девичьего чувства. «Юное, особенное, неожиданное, волнующее… Потрясающее тебя до глубины души, удивляющее своей силой первое чувство! На то, первое, не будет потом похожего никогда. По остроте, чистоте, искренности…»
Почему-то сразу же в моей памяти возник образ Наташи Ростовой и ночь в Отрадном из романа «Война и мир» Льва Толстого. Может быть, потому, что автор повести тоже использует волшебство ночи для описания трогательного состояния героини в ожидании настоящей любви, «когда тебе ещё пятнадцать. И ты в волнении только начинаешь ощущать, до конца не осознавая зарождающиеся перемены в тебе, во всей твоей внутренней сущности, перемены, которые, как чудо, как некое ошеломляющее открытие уготавливает каждому без исключения природа».
Не удержавшись, перелистываю роман классика мировой литературы:
«– Нет, ты посмотри, что за луна!.. Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душечка, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки – туже, как можно туже, натужиться надо, – и полетела бы. Вот так!
– Полно, ты упадёшь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони…»
Возвращаюсь к повести Наталии Костюченко:
«Уснуть долго не удавалось. Завораживала, не позволяя отвести от неё глаз, перерезанная крестом оконной рамы светлеющая дрёма уходящей ночи. В душе всё ещё ширились эмоции, хотелось поделиться впечатлениями, пошептаться. И мы не выдерживали, шептались, пока на той половине горницы разбуженный нами старший брат Тани, уже женатый и утративший интерес к подобным ночным бдениям, сердито не одёргивал нас: “Девки! А ну-ка, не мешайте спать!”»
Прошло полтора века после выхода в свет сочинения графа Л. Н. Толстого, но в жизни чувств мало что изменилось за это время. По-прежнему юные трепетные сердца, переполненные восторгом молодости и ожидания чуда любви, замирают в таинственной серебристой ночи. Это мы видим в повести Наталии Костюченко, о том же говорят разбуженные ею личные душевные воспоминания читателя…
Не могу утверждать, что каждый мальчик и юноша мечтает о принцессе (скорей всего, так и есть), но то, что каждая девочка ждёт принца на «белом коне», уверена совершенно. Мало того, и каждый нормальный родитель желает своему чаду достойного спутника, а ещё лучше такого, чтобы все ахнули: «Повезло же!» Но известно, что человек только предполагает, а Господь располагает. В реальной жизни всё складывается совсем иначе, чем в сладких грёзах.
«…Первый, кто смело, решительно и открыто подошёл ко мне, оказался совсем не принцем. Меня, робкую и стеснительную, выбрал самый дерзкий в округе, условно судимый за драку пьяница и хулиган… “Ох, ты и попала, девочка. Он же бандит…” – сочувствовали мне», – рассказывает главная героиня произведения. Именно с этих слов, на мой взгляд, начинается завязка повести по замыслу автора. Но я беру на себя смелость высказать мнение, что образ Фёдора – парня «из самой последней на все деревни семьи», изгоя, – раскрывает одну из главных тем, ради которой было написано произведение. Мне хочется назвать её «Гадкий утёнок».
Предвидя возражения, спешу объяснить, что не согласна с тем, как обычно используется это выражение, заимствованное из сказки Г. Х. Андерсена. Чаще всего оно применяется для характеристики внешнего облика человека. Меня же с детства это очень удивляло: чем птенец-лебедь на самом деле так ужасен и гадок? Малыш с серым опереньем ничуть не хуже любого утёнка, цыплёнка или страусёнка! Данная метафора гораздо более к месту, когда речь идёт о духовном содержании личности.
Душа человека скрыта от любопытных взглядов, она прячется за внешним поведением, манерами, словами. А иной раз обречена носить на себе маску, придуманную и созданную мнением окружающих людей.
Не позавидуешь Фёдору, за которым по пятам идёт нелестная молва. Бабушка предупреждает Наташу: «Кажуть, что у них в хате даже кровати няма. На сене, застланном постилкой, спят, вместе с собаками. Ни коровы, ничога. Тольки горелочку попивают. То ж, моя внучка, самые последние люди! Они у нас тутака недавно, с Украины переселились: Параска, яе мужык, двое сынов – один из их – твой, внучка, кавалер, – да дочка, самая меншая, Ленка. Говорать, у дитяти з обуви тольки галоши… Малая была, ещё в школу не ходила, а уже у батьков выпить просила. Подойдёт до стола и плачет: “Хочу горелки”, – и, комкая в пальцах цветастый край своего фартука, глядя на меня, предупреждала: – Гляди ж, моя внучка, ото ж надхудших за них нема».
Кажется, что даже внешняя физическая красота Фёдора теряется, блекнет от данной ему общественной характеристики. А ведь он рослый, плечистый, «с крепкими кулаками и броской, какой-то не местной, то ли южно-украинской, то ли молдаванской внешностью». Но… «чернявого парня обходили и боялись. Да и сам он держался особняком».
Мне хочется вспомнить и другую сказку, другого героя. Чудище, охранявшее «аленький цветочек» и тосковавшее об искренней любви нежной и чистой девушки, которая одна, только она одна могла превратить его в красавца-принца, каковым он и являлся на самом деле.
Так ведь и случилось с Фёдором! Его любовь к Наташе и её ответное чувство, от которого вначале робкая и стеснительная  девушка-подросток пыталась убежать, спрятаться, омыла от наносной грязи красивую душу Фёдора. Он оказался мужественным и открытым, заботливым и внимательным, надёжным, умеющим любить и прощать.
Читатель вдруг в изумлении делает открытие: оказывается у изгоя может быть такая прекрасная душа! Не это ли самое главное в повести?

И вновь беспокойно заворочалась моя совесть: я-то всегда ли видела живую душу в каждом человеке, с которым сталкивала меня жизнь? Не обидела ли кого? Не оскорбила ли непониманием, оценкой, штампом недалёкости, необразованности, невоспитанности из-за первого нелестного впечатления, из-за устоявшегося безжалостного мнения окружающих?
И всё-таки автор назвала свою повесть «Предательство». Значит, именно эта тяжёлая тема волновала её больше всего. Что же за предательство совершается в данном произведении о любви? Нарушение верности? Измена? Классический треугольник? И да, и нет. То, о чём пишет Наталия Костюченко, гораздо сложнее. Она показывает читателю, как медленно и осторожно проскальзывает холодной змеёй в душу сначала стыд, потом страх, которые рождают в дальнейшем предательство…
«И тогда, слушая бабушку, я вдруг поняла, догадалась о том, в чём не признавалась себе: встречаясь с Фёдором, я стыдилась его, как стыдятся плохих предков или родственников-преступников, и старалась, чтобы меня не увидели с ним рядом люди. Не потому ли перестала ходить в клуб? И вместе с моей душевной слабостью и трусостью зародилось и быстро начало набирать силу предательство, пусть пока не заметное, но настоящее…»
Зародившись тогда и подкрепляемое далее логическими доводами умудрённых жизнью, уважаемых и любимых матери, отца, тёти предательство выросло в измену. Героиня вышла замуж без любви, по житейскому расчёту, по разогреваемому мнением окружающих (ох уж это мнение!) тщеславию. Она стала женой человека, который достиг определённых высот в карьере (доктор наук, преподаватель вуза), он не имел дурных привычек, был хорошо воспитан, к тому же по-своему любил свою избранницу. Хотя его решение жениться почему-то было похоже на выполнение очередного пункта долгосрочного плана: защититься, потом жениться, затем перебраться в Минск… Кандидатура в невесты молоденькой и красивой студентки-минчанки из приличной семьи вполне соответствовала требованиям успешного Павла. Сошлись два тщеславия, две гордыни, два греха, как два одноименных отрицательных полюса. Итогом стал развод. Иначе и быть не могло. Даже законы физики не позволили бы другого…
Но уже тогда Наташа начала понимать, нет, скорее догадываться, «в какую муку может превратиться жизнь, если позволить страстям прорвать плотину привычек, чистой совести и воли, если не устоишь, не убережёшь себя от опасного раздвоения на доброе и злое в тебе».
Как тяжкое наказание за предательство обрушивается на главную героиню потеря нерождённого ребёнка и непонятная специалистам болезнь, от которой она тает, превращается в тень. Кажется, что исцеление уже никогда не наступит. Но читатель ждёт чуда, и оно приходит! Чистая, искренняя, лишённая меркантильности, взаимная любовь врачует Наташу. Это любовь родной деревни, родной земли, о которой трогательно, как о близком человеке пишет автор: «В любую погоду, как в горячие дни, обжигая ступни, так в дождь и в холод я ходила босиком, думая, а вернее, чувствуя, что таким образом, через соприкосновение, проникает в меня удивительная нежность родной земли. Целый год я тосковала по ней, увозя с собой в Минск в спичечных коробках её малые пригоршни».
Тогда, когда казалось, что мир рушится под ногами, у Наташи «силы были только на то, чтобы оставаться в своей деревне, в своей Прудовице, и каждой ещё живой клеточкой души, словно за спасительную соломинку, держаться за неё». Но до полного выздоровления было ещё далеко. Для победы над болезнью, вызванной душевными потрясениями, требовалась любовь человеческая, и не какая-нибудь, а та, первая, безоглядная любовь, когда-то исцелившая Фёдора, а теперь – его возлюбленную…
«Перемелется – мука будет», – говорит наш мудрый народ, подразумевая, что мельница жизни, на жернова которой сыплются человеческие ошибки и страдания, превратит их в пышную муку драгоценного опыта, омытого слезами покаяния. Вот и Наташа, пройдя путь жестоких душевных испытаний, стала другой, закалилась духовно. Продолжая любить Фёдора, она больше не смогла пойти на сделку с совестью ради собственного иллюзорного счастья, не смогла переступить через другого человека – жену любимого, через судьбу его ребёнка.
Мало того, теперь все свои поступки, всю свою дальнейшую жизнь главная героиня сверяет мерилом совести. Она никого ни в чём не винит, напротив, пытается оправдать, а судит только себя. Мрачная тень прошлого предательства до сих пор не даёт покоя, и Наташе кажется, что она продолжает предавать. Вот и мужа Володю, которого роднила с Фёдором схожесть судьбы: отец – алкоголик, мать – без образования, сам выпивал и судим за драку, – и к которому героиня повести испытывала симпатию и сочувствие, она всё-таки оставила. Ушла от него, считая, что больше не имеет права использовать его жизнь для собственного восхождения к успеху и славе. А может быть, снова бросила, оставила, изменила, предала?
Совесть… Совесть заставляет вопрошать: «Какой след я оставила в душе каждого? Не машиной ли разрушения прошлась по их судьбам? Каждого из них я предала».
Вслед за героиней произведения я готова повторить: «Где они, те, на самом деле счастливые годы без душевных потрясений, сомнений и угрызений совести?» Существуют ли они вообще? Да и является ли счастьем жизнь «без душевных потрясений, сомнений и угрызений совести?» Ведь наша совесть – это глас Божий в нас, это любовь, а угрызения совести есть ни что иное, как чувство покаяния и любви, без которых невозможно исцеление души.
Так случилось, что я читала повесть Наталии Костюченко в то время, когда Православная Церковь праздновала День всех Святых, в Беларуси просиявших. После утренней литургии священник обратился к прихожанам с проповедью о том, что мы – люди грешные, не святые, но данный факт не может и не должен оправдывать человека, мол, что с меня взять, я же не святой! Потому что каждый из нас обязан стремиться к святости, ведь желание человека стать лучше (не казаться, а стать!) для Бога значит так много, как для святого сама святость. И может быть, простятся нам многие грехи уже за то, что мы видели греховность свою и  ужасались, и желали стать лучше…
 Удивительно, как совпадает целительное воздействие на ум и сердце грешного человека слов проповеди священника и повести «Предательство», автором которой является смелая, искренняя и талантливая писательница Наталия Костюченко. Созданное ею произведение, как и вся наша жизнь, неожиданно и испытательно: кто я? зачем я? какой я? Без сомнения, эти вопросы волнуют любого человека и заставляют сравнивать себя с другими, радоваться и огорчаться, обнаруживая в себе добро и зло.
 К сожалению, в настоящее время наметилась нездоровая тенденция к разделению литературы на духовную и светскую – секулярную. Однако там, где нет духовности, нет и настоящей литературы! В книге «Десять веков русской литературы» Анатолия Юрьевича Козлова (СПб, 2010) я прочитала замечательные слова о том, что часто губительно, «отторгая светлый мир духовной истины, писатель в поиске “новых идей” погружается в бесконечные тёмные лабиринты психологических и нередко психоделических экспериментов. Там нет точного и ясного ответа ни на один вопрос бытия. Там множество ответов и множество выходов, кажущихся поначалу истинными – все сколько ни есть. А после бесконечных блужданий и опытов всё начинает казаться ложью и неправдой. Писатель погружается во тьму, вместо того, чтобы вести к свету». Но основной задачей литературы всегда был и есть поиск пути к истине и сама Истина как смысл и правда жизни!
Отрадно, что повесть «Предательство» Наталии Костюченко является  прекрасным примером современной духовной литературы – это глубокая и бескомпромиссная исповедь, способная привести к очищению и свету не только главную героиню, но и благодарных читателей произведения.

Наталья Родная, «Нёман» № 11. 2011 г.

ЗДРАДА МЕМУАРНАЯ ЦІ ЛІТАРАТУРНАЯ?

Кастрычніцкі нумар часопіса «Нёман» прапанаваў чытачам аповесць Наталіі Касцючэнкі «Здрада». Твор распавядае пра пошукі галоўнай гераіняй, Наталіяй, асабістага шчасця. Лёс зводзіць яе з трыма мужчынамі: Фёдарам, якога яна кахае, Паўлам, з якім бярэ няўдалы шлюб, Валодзем, другім  мужам, з якім знаходзіць часовае супакаенне, пакуль не сыходзіць і ад яго. Няма сумненняў, што аповесць напісана моцнай, упэўненай, прафесійнай рукой. На працягу ўсяго дзеяння вытрыманы аўтарскі стыль. Удалая кампазіцыя «Здрады», лірычныя маналогі галоўнай гераіні не становяцца перашкодай дзеянню, якое ўжо з першых старонак падхоплівае чытача і імкліва нясе яго да фінала твора.
Напісаная ад першай асобы, аповесць мае выразна спавядальны, асабісты характар. Калі параўнаць твор з аўтабіяграфіяй пісьменніцы, змешчанай у зборніку «З росных сцяжын», дык супадаюць імя гераіні і аўтара, іх родныя мясціны (нават да назвы вёскі), прафесіі бацькоў, інстытуты, дзе абедзве атрымалі вышэйшую адукацыю, і г. д. Гэтыя акалічнасці яшчэ можна лічыць тыповымі для аўтабіяграфічных твораў. Але пасля знаёмства з некаторымі фрагментамі (напрыклад, узаемаадносіны гераіні з рэальнымі людзьмі, якія фігуруюць пад уласнымі прозвішчамі, або яе заняткі фітадызайнам з падрабязным пералікам аформленых аб’ектаў) складваецца ўражанне, што часам аўтар пераходзіць пэўную мяжу шчырасці, пасля чаго «Здрада» можа перайсці з катэгорыі мастацкага твора ў катэгорыю мемуарнай літаратуры. Калі разглядаць «Здраду» як шчырую дакументальную споведзь аўтара, асаблівых прэтэнзій ад крытыка быць не можа. Н. Касцючэнка прымусіла суперажываць сваёй гераіні і шчыра жадаць ёй шчасця. Але калі перад намі аповесць, уражанне ад яе дастаткова неадназначнае.
З аднаго боку, «вясковыя» старонкі пакідаюць надзвычай прыемнае ўражанне. Светапогляд Наталіі, яе шчырае і крыху наіўнае чаканне шчасця, узаемаадносіны маладой дзяўчыны з Фёдарам, перададзеныя надзвычай глыбока, тактоўна, а ўчынкі герояў – псіхалагічна абгрунтавана. Не кожны творца зможа прайсці паміж Сцылай і Харыбдай спавядальнага жанру: з аднаго боку, бязмежнай сентыментальнасці, з другога – наўмыснай дэманстрацыі ўсяго патаемнага. Мяркую, у «Здрадзе» Н. Касцючэнка з поспехам пераадолела гэтую цяжкасць. <…>

Дзяніс Марціновіч, крытык,
«ЛіМ» 25 лістапада 2011 г.
«ОТЗЫВ НА РОМАН «ВЕРБА НАД ОМУТОМ»

«…Новую книгу «Верба над омутом» замечательной белорус¬ской писательницы, чьё творчество восхищает каждого, кто читает её произведения, составили роман «Верба над омутом» и художе¬ственные очерки об известных писателях, журналистах и других интересных людях Беларуси. Книга уникальна как по содержанию, так и по энергетике, накалу чувств и глубине мыслей. Роман пи¬сательницы написан в новом литературном жанре – психологи¬ческой исповеди, в которой всё – вокруг себя и о себе, от малого к большому, от личного к общечеловеческому. Не случайно многие литературно-художественные издания Беларуси, близкого и даль¬него зарубежья готовы сразу же предоставить её произведениям место на своих страницах. И в очерках – она тонкий психолог, чуткий мастер художественного слова».

Михаил Поздняков, поэт, прозаик, критик, секретарь правления «Союза писателей Беларуси», председатель Минского городского отделения 00 «СПБ»

«МАГИЯ СЛОВА, ИЛИ ДВЕ ПОЛОВИНКИ ЛЮБВИ»

«Для чего я родилась? Зачем появи¬лась на этой земле, в этом мире, полном такой притягательной силы, красот и богатств? Почему мне дана возможность увидеть и, может быть, полюбить леса и луга, бескрайнее небо, далёкие страны, чтобы так и не постичь до конца ни чувствами, ни разумом земную реаль¬ность? Зачем радуюсь, люблю, ревную, завидую, страдаю?..» – на эти и подоб¬ные вопросы, поставленные самой себе, стремится ответить Наталия Костюченко в своей книге «Добро и зло – две половинки любви». В издание включены разделы из её романа «Я на Земле».
В произведениях – напряжённое внутреннее борение духа, искание смыс¬ла жизни, интенсивное самопознание личности. Автор ставит вопрос, можно ли добраться до дна человеческой души. И анализирует свои мысли, ощущения, поступки, чтобы разобраться в своей душе и дойти до других, ведь, по сло¬вам автора, все удивительно похожи как в добре, так и во зле. Осмысление возможностей чело¬веческой личности, слабости и неодо-лимости человеческого духа, предна¬значения жизни человека на Земле – кульминационные моменты в размыш¬лениях и духовных поисках автора. Наталия Костюченко признаётся: «Я пытаюсь понять и проанализировать сама, – надеюсь, что это сделает со мной и читатель, – природу таких качеств как самовлюблённость, эгоизм, обид¬чивость, осуждение, жадность, слабо¬волие, страх, агрессивность, зависть, предательство. А также важнейших из чувств: любви и свободы. Внутренняя потребность в свободе дана человеку от рождения, но, к сожалению, очень часто по мере взросления у него это замечательное чувство угасает. Его убивают чрезмерная зависимость от других людей, страх перед обществен¬ным мнением, который становится сильнее собственных взглядов и убеждений. Негативные качества, которые, несомненно, в большей или меньшей мере свойственны каждому человеку, я не хотела бы разбирать на примере какого-то третьего лица, пусть даже и вымышленного. Эти качества я познала сама, я их прочувствовала, мне знако¬мы все оттенки тех ощущений».
Автор пишет настолько искренне, обнажённо показывая свои чувства и переживания, что невольно вспоми¬наешь себя в детстве, свои мысли и поступки, свою боль. И с какой любовью рисует писатель свои родные полесские места, природу, людей – родных, близ-ких, соседей! А какой сочный, образный язык! Когда читаешь, например, вот эти строки: «Однако во время моей дере¬венской жизни, когда мы с бабушкой в поездках за вкусным хлебом и булками наведывали украинские города Черни¬гов и Чернобыль, я этим городам радова¬лась. Наслаждалась, рассматривая свер¬кающие стеклянные витрины магазинов, пробуя мороженое, и с удовольствием ощущала под ногами асфальт».
Чудесно передаёт автор своё состо¬яние (в то время – девочки-дошкольницы): «В тех тихих зелёных украинских городах с их старинными белокамен¬ными церквями, где я, чумазая, в про¬пылившемся платье, появилась тогда со своей любимой бабушкой, в моей душе было спокойствие и какая-то неиссякаемая радость. Может быть, это легко объяснить той непродолжительностью во времени, которое я проводила в горо¬де? А возможно, я чувствовала себя счастливой и потому, что в тех милых, полюбившихся мне городах никто не мог лишить меня права быть и оставать¬ся деревенской». Наталия Костюченко, как видим, размышляет о причинах такого своего состояния.
В книге читатель найдёт немало интереснейших и поучительных описа¬ний состояния человека в той или иной жизненной ситуации. Вот, к примеру, несколько строк из главы «Молчание»: «Молчание бывает разным. Но для меня то первое, ещё не утратившее свою непо¬средственность молчание было скорее молчанием-наслаждением, молчанием-музыкой, молчанием, в каком настаива¬лась и крепла своеобразная сила души, сила, которая иссякает, когда говоришь, и в особенности, когда говоришь много.
Тогда, в детстве, во мне ещё не успел возникнуть комплекс неполноцен¬ности, это чувство я испытала позднее, и молчать – было моей внутренней потребностью. Тогда я этого качества не стыдилась. На людей же разговорчи¬вых, особенно говоривших манерно, а значит неестественно, тут же обращала внимание и, находясь рядом с ними, испытывала какое-то почти физиологи¬ческое неприятие. На неестественность их поведения почему-то реагировала остро, болезненно, она меня неприятно поражала, и в основном это качество я замечала за взрослыми людьми. В ма¬нерах детей, которые даже во время игр подражали взрослым, такой неесте¬ственности я не чувствовала…»
Здорово написано, не правда ли? Проза Наталии Костюченко завораживает. Начав читать, трудно уже оторваться от текста. Об этом же свидетельствует и книга её рассказов на белорусском языке «Таямніцы пачуццяў». Кстати, писатель Наталия Ко¬стюченко владеет и русским, и белорус¬ским словом, своими произведениями дарит читателю истинную радость.
«Таямніцы пачуццяў», как и преж¬ние её произведения, вошедшие в книги «Карані» (1994) и «Сугучнасць» (2004), написаны в традиционном жанре, рас¬сказывают о сложных и противоречи¬вых чувствах человека. Как подчер¬кнул в своё время известный белорус¬ский писатель Владимир Домашевич, «Наталия Костюченко умело отражает яркие реалии деревни, хотя говорит о них сдержанно и со щемящей болью. С особой теплотой показывает она ста¬рых людей. И невольно ловишь себя на мысли, что автору веришь, настолько убедительно передаёт она суть психоло¬гического рисунка…»
С болью в сердце пишет Наталия Костю¬ченко о жителях небольшой деревень¬ки Александровка, что на Брагинщине, которые стали переселенцами из родно¬го гнезда в связи с катастрофой на Чер¬нобыльской АЭС (рассказ «Вяртанне»). Не оставляют равнодушным читателя и другие рассказы, вошедшие в сбор¬ник «Таямніцы пачуццяў», – «Нэля», «Бабіна лета», «Падсудны», «Аўдоцця-Еўдакія», «Здрада». Перед нами про¬ходят судьбы людей. У каждого героя – своя жизнь, свои радости, огорчения и заботы. И независимо, о ком или о чём рассказывается в произведениях, автору веришь и переживаешь за судьбу героев.

Михаил Ковалёв, прозаик, критик,
«Нёман» № 4. 2009 г.

«ТО, ЧТО РАДУЕТ»

<…> В «Нёмане» (№ 7 за 2007 год) блистает своим оригинальным замыслом и стилем изложения отрывок из романа «Я на Земле». Название главы – «Вне меня сущее». Автор романа – Наталия Костюченко.
Это своеобразное философское раздумье с вечной темой – «Кто мы и что мы – существа, живущие на Земле?..» Сюжет, казалось бы, простой, но с вопросом, который мучает человечество с античных времён.
«Кто я есть на самом деле? Кто мы, люди, есть в действительности?» – так начинается глава. Сколько веков философы (преимущественно сильная полови¬на) искали ответ на этот вопрос. Но он так и остался без ответа.
Как бы отодвигая все эти классические теории и гипотезы, ставшие уже «застойными», Наталия Костюченко пытается найти свой ответ, с, возможно, ещё никогда не проникавшим в эти сферы – особенным женским взглядом.
«Кто мы? – на это может ответить, – считает она, – только сам человек». И если анализировать все его поступки и поведение, начиная с раннего дет¬ства («в нём ещё живёшь по небесным меркам») – всё до тонкости, «до само¬го дна», ничего не скрывая и не утаивая, то, наверное, можно что-то понять. А через кого это возможно? – только через себя. И писательница, не щадя сво¬его самолюбия, делает почти невозможное, «вытягивая себя на суд», описывая, раскрывая всё «до дна души». Не каждый способен на такое – нужно большое самообладание.
Уже в этой главе автор рассказывает о своём первом открытии. «Когда это случилось? – вспоминает она. – Когда впервые меня осенила догадка, что видимая, общепринятая реальность всё-таки не вся реальность?..» Это было давно, ещё в детстве. Очень интересны отношения к «открытию» взрослых, восприятия матери и её разговоры с девочкой.
Да, теперь писательница совершенно уверена, что в окружающем нас мире кроме видимых реалий существуют ещё невидимые реалии или сущности. Но некоторые люди, в том числе и она сама, при определённых условиях способны их видеть.
Наталия Костюченко так ясно и достоверно описывает эти случаи «виде¬ния», что принимаешь всё без малейших колебаний. И, наверное, только редкий читатель-скептик может сомневаться.
О художественных достоинствах этой прозы можно говорить много. Но я скажу коротко. Во-первых, замечательно удачная композиция, легко читающий¬ся слог, стиль. Живой, очень образный язык. И какая исконно народная речь старых жителей деревни! Бабушек и дедушек. В небольшой главе перед нами проходят живые люди – со всеми своими привычками, отношениями друг к другу, к детям, со всем своим мировоззрением и жизненным укладом.
Надеемся, что и дальше роман будет продолжаться на том же высоком художественном уровне, не изменяя своей «необычности». И что будущая книга очень порадует читателей…

Галина Мосияш-Фёдорова, член «Союза писателей России»,
«Нёман» № 10. 2008 г.

«ЗАЛАТАЯ СЯРЭДЗІНА»

<…> Сярод узораў прозы часопіса «Нёман» № 7 за 2007 год – раздзелы з рамана Наталлі Касцючэнкі «Вне меня сущее». Відавочна, кожны з нас хаця б аднойчы сутыкаўся з невытлумачальнымі сутнасцяці свайго ўнутраннага свету – інтуіцыяй, прадбачаннем, прадчуваннем… Кожны апынаўся ў сітуацыі выбару, вымушаны быў прымаць адказнае рашэнне. Матэрыял, пакладзены ў аснову твора, спалучыўся ў адзіную мастацкую плынь з некалькіх асобных вытокаў натхнення і думкі – рамантызаванага погляду аўтара на мінулае, на ўласнае маленства, засяроджанага філасоўскага самааналізавання і асэнсавання агульнай прыроды існасці, чалавечага быцця. Стылёвай манеры пісьменніцы ўласцівы вытанчаны лірызм, неверагодная, па-свойму абвостраная эмацыянальнасць. Пытанні, з якіх пачынаецца аповед, гучаць даволі абагульнена. «Кто я есть на самом деле? Кто мы, люди, есть в действительности? И какова она, действительность? И то сущее, которое вне нас?» Аднак далейшыя развагі аўтара – спробы знайсці адказы на пытанні – выяўляюць вельмі цікавы і глыбокі погляд на духоўную прыроду асобы…

Лада Олейник, критик,
«ЛіМ» 10.08.2007г.

«ШТО ТАМ, НА ДОНЕЙКУ ДУШЫ?»

Бадай, няма такога пісьменніка, якога б не натхняў лес: чароўная белізна гаёў, смалісты дух зацененых бароў, веліч магутных дуброў. А што ўжо казаць пра тых літаратараў, якія абралі сабе лясную прафесію, няхай потым і прамянялі меч Колесава і бусоль на пісьменніцкае пяро. Ёсць свае лесаводы і ў беларускай літаратуры: лаўрэаты Дзяржаўнай прэміі Мікола Кусянкоў і Валянцін Лукша, з маладзейшых – Алесь Паплаўскі. І вось пабачыла свет кніга апавяданняў «Таямніцы пачуццяў» яшчэ адной выпускніцы лесагаспадарчага факультэта Беларускага тэхналагічнага лесагаспадарчага інстытута (цяпер – універсітэта) Наталлі Касцючэнкі.

Наша знаёмства з аўтарам загаданай кнігі адбылося напрыканцы 80-х гадоў мінулага стагоддзя на паседжанні літаб’яднання «Крыніцы», што існавала пры рэдакцыі газеты «Чырвоная змена», у якой я тады працаваў. А неўзабаве на старонках газеты было змешчана і першае апавяданне празаіка. Потым творы Наталлі Касцючэнкі пачалі з’яўляцца ў газетах «Добры вечар» і «Набат», часопісах «Маладосць» і «Родная прырода». Адно з іх нават трапіла ў выдадзены ў 1994 годзе выдавецтвам «Мастацкая літаратура» калектыўны зборнік «Карані», дзе побач апынуліся вядомыя сёння ў беларускай літаратуры імёны Андрэя Федарэнкі, Анатоля Казлова, Юрыя Станкевіча, Сяргея Тарасава, Алега Мінкіна, Сяргея Кавалёва…
Здавалася б, шматабяцальны пачатак для маладога празаіка. Заставалася хіба што падмацаваць яго не меней плённым працягам. Аднак голас Наталлі Касцючэнкі раптоўна змаўкае і не на год-два, а на цэлае дзесяцігоддзе. Апантана захапіўшыся фітадызайнам, яна стварае фітастудыю «Квецень» і з галавой акунаецца ў справу.
І ўсё ж, нягледзячы на вялікую занятасць, Наталля Касцючэнка не адклала ўбок пяро – пісьменніцкае рамяство вабіць яе і сёння. Кніга «Таямніцы пачуццяў», што пабачыла свет у выдавецтве «Тэхнапрынт», пераконвае: гэта здольны празаік. Са сваім бачаннем свету, уменнем пранікнуць у патаемныя куточкі душы чалавечай, жаданнем спасцігнуць і раскрыць самы супярэчлівы характар.
Вось як, напрыклад, пачынаецца апавяданне «Вяртанне»:
«Карпенчысе не спалася. Побач, на засланым сеннічку, з прысвістам дыхаў стары.
– Іван, а Іван, – ціха пагукала яна. – Можа, пагаворым?
– Ды чаго ты ўсё нудзішся? – сонна прамармытаў дзед. – Спі»…
На першы погляд, звычайны дыялог старых. Але ён набывае зусім іншы, у нечым нават драматычны сэнс, калі, чытаючы апавяданне далей, раптам даведваешся, што адбываецца гэты дыялог не ў роднай хаце, а ў чужых гаспадароў, куда Івана і Маню як бы часова адсялілі з іх Аляксандраўкі пасля аварыі на Чарнобыльскай АЭС.
Зрэшчы, драма перасяленцаў з засыпаных радыяцыйным попелам мясцін – гэта і асабістая драма Наталлі Касцючэнкі, бо яе радзіма – вёска Іолча Брагінскага раёна – таксама аказалася на самай мяжы зоны адсялення, а значыць, вымушанымі бежанцамі на роднай зямлі сталі і многія землякі аўтара кнігі. Тым больш, што яна даволі часта наведвае кут свайго маленства, ладзіць на беразе Прыпяці сустрэчы з сябрамі-аднагодкамі.
На Брагінчшыне, а дакладней, у Камарыне, адбываецца і дзеянне апавядання «Аўдоцця-Еўдакія», у цэнтры якога – студэнтка юрфака Аўдоцця, ці па-гарадскому – Еўдакія, што прыязджае сюды на пераддыпломную практыку. Змеціўшы неяк, што ў яе закахаўся следчы Сяргей Чарноў, маладая жанчына ловіць сябе на думцы, што і ў самой нешта зварухнулася ў душы. Але ж у яе муж, двое дзяцей. Аўтар, аднак, не прыспешвае сваю гераіню да прыняцця хуткага рашэння, а нязмушана прыадчыняе нам яе душу, як бы высвечваючы да самага донейка ўсё, што там адбываецца падчас гэтага віравання пачуццяў.
Тое ж самае можна сказаць і пра абмалёўку вобразаў у іншых апавяданнях. Адчуваецца, што ў многім яны аўтабіяграфічныя, але гэта ніколькі не звужае характары, хутчэй, наадварот, блізкае веданне сваіх герояў дапамагае Наталлі Касцючэнцы глыбей пранікнуць у іх псіхалогію.
Людскія лёсы праходзяць праз кожны твор празаіка. Гэта і залішне баламутная Нэля, і падсудны Сяргей, што знаходзіцца ў следчым ізалятары, і разважлівая старая з «Бабінага лета». Як адзначаецца ў анатацыі да кнігі, «у кожнага – сваё жыццё, свае радасці, засмучэнні і клопаты». Гэтым жывуць героі кнігі «Таямніцы пачуццяў», гэтым жыве і яе аўтар Наталля Касцючэнка.

Анатоль Зэкаў, поэт, прозаик, критик,
«ЛіМ» 6.01.2006 г.

«НОВЫЯ ІМЁНЫ»

…Сёння, праглядаючы і чытаючы «Маладосць», сустракаю новыя, незнаёмыя прозвішчы. <…> Калі браць колькасна, то па сваім вопыце ведаю, што год на год не падобны: адзін бывае багацейшы на новыя імёны, другі – бяднейшы, але не гэта галоўнае, важна, што ў нашу літаратуру ідзе новае папаўненне. Яно нясе не толькі свае імёны, але і новыя тэмы, свае вобразы і метафары, сваю філасофію бачання свету. <…>
…Сам Чарнобыль урэшце – апавяданне Наталлі Касцючэнка «Вяртанне» – пра тое, як людзі, выселеныя з зоны, вяртаюцца ў свае родныя мясціны, хоць ім і не дазваляюць (тут лапінкай радыяцыя ніжэйшая, чым ва ўсёй зоне, і пытанне яшчэ высвятляецца), але сум па сваіх родных мясцінах такі вялікі, што людзі не могуць прыжыцца на новым месцы.
Наталля Касцючэнка пада; яркія рэаліі вёскі, дзе нядаўна жылі і куды зноў вярнуліся старыя Іван ды Маня, пада; стрымана, са шчымлівым болем: недастрэлены сабака, які дажывае апошія дні, здзічэлае парася – сапраўды дзікае, але раней паспела прывыкнуць да гаспадароў і ўжо не адыходзіць ад двара, баіцца ісці ў лес, згаладалыя куры, якія ўсё яшчэ нясуцца на сваім котлішчы.
А вось і самі героі:
«Іван сеў побач з Маняй на лаўку.
– Ты ведаеш, раней я не заўважаў, якая прыгожая наша вёсачка. А зараз глядзеў – вачэй не адвесці. Баюся, што не засну. Так, нібы ў маладосці, і шчыміць унутры», – гаворыць стары Іван.
І хоць словы яго трохі асучасненыя, не зусім дакладна тыя, якімі гаварыў стары чалавек, а ўсё ж аўтарцы верыш, бо сутнасць псіхалагічнага малюнку яна перадае пераканаўча…

Уладзімір Дамашэвіч, прозаик, критик,
«Маладосць» 02.1991 г.