Глава 5

 - Йохо-йохо, глубины ждут, и он идет туда; доска дрожит, и он скользит в пучину навсегда...
 Закончив петь немного печальным голосом арию, Крюк привычным жестом провел своим металлическим протезом по всем клавишам пианино, после чего обернулся в сторону Амалии.
 Сейчас королева была особенно красива: лунный свет, проникающий в комнату через большие окна, освещал весь ее силуэт, особенно подчеркивая фарфоровую кожу и темные волосы, рассыпанные по спине. Вместо платья на ней была лишь белая ночная сорочка, завязывающаяся спереди, которая к тому же обнажала правое плечо молодой женщины. Не иначе как феей или чародейкой назвать ее было просто невозможно.
 - Вам понравилось? - с некоторым волнением спросил бывший пират. - Я сам это сочинил когда-то давно.
 - Да, впечатляет, Джеймс, весьма. А так по тебе и не скажешь, что в душе ты романтик... - Амалия снисходительно коснулась щеки мужчины.
 - О, я романтик, я неистовый и страстный, а также глубоко чувствующий! - поддавшись душевному порыву Крюк схватил руку королевы и прижал ее к своим губам. - Ах, ваше величество, что вы со мной делаете... вы несравненны, вы прекрасны, и только слепой или идиот может не замечать этого!
 Амалия вновь скривила губы.
 - Да, быть на время съеденным крокодилом определенно пошло тебе на пользу, Джеймс... Ты изменился.
 - Благодаря вам я сделался совсем другим! - Крюк продолжал как можно нежнее гладить и целовать белые руки Амалии. - И это было крайне великодушно с вашей стороны: вернуть к жизни такого негодяя, как я!
 Королева улыбнулась и уже не в шутку дотронулась до волос пирата, убирая их со лба.
 - На самом деле я всегда знала, что ты нечто большее, чем обычный сказочный злодей. У тебя была большая рана на сердце. И неспроста многие годы ты носил с собой яд из собственных слез, собранных в минуты гнева - смесь зависти, ревности и разочарования. Только в каноне сказки говорилось, что от него нет противоядия, однако это не так. Противоядие есть, и имя ему - любовь.
 Крюк медленно поднял голову и вновь встретился взглядом с Амалией.
 - О, вы правы, абсолютно правы. И именно вы и стали этим противоядием, если бы не вы... Я в неоплатном долгу перед вами, моя королева!
 Амалия не убирала руки от Джеймса, но было видно, что его ухаживания ей явно наскучили.
 - Ну будет, будет, - наконец сказала она, - Я давно это знаю и слышу от тебя уже не впервые подобное. Просто "Спасибо" с твоей стороны выглядело бы уместнее.
 - Это верно, и все-таки я считаю необходимым в ближайшем времени вернуть вам долг, - твердо ответил Крюк, - Потому как... - он устремил глаза на королеву, стоящую почти вплотную к нему, - мне невыносима мысль о том, что вы страдаете, ваше величество. Каждую ночь... Да, мне давно известно, что вы не спите, плачете и беззвучно кричите в страшных мучениях и душевных терзаниях. А все из-за него...
 Амалия резко развернулась и отошла к окну, немного его приоткрыв. Было видно, что она пыталась таким способом уйти и от разговора.
 Однако Джеймс не сдавался. Встав за спиной королевы, он продолжил:
 - Скажите мне, зачем вам нужен этот разрисованный паяц? Этот глупый мальчишка, который не стоит и вашего ногтя, и одного волоса с вашей головы! Поверьте, он никогда в жизни не оценит ваших стараний, а ведь вы уже столько сделали для него за эти годы! Помяните мое слово, Пьеро никогда не ответит взаимностью на ваши чувства, он холодный эгоист, лелеющий только свои переживания о Мальвине. А вы верите ему и возлагаете на него столько надежд...
 - А что ты имеешь против этого? - неожиданно спросила Амалия.
 - Да просто: почему привести сюда девочку вы поручили именно ему? Почему не более надежному человеку, вроде меня или разбойницы?
 - Пьеро внушает больше доверия, нежели капитан пиратов, разве не так?
 - И тем не менее... Я бы не стал ему верить, этот театральный шут сам себе на уме, из-за дурацкого грима даже не поймешь, о чем он в действительности думает. И повторюсь: вас он не сможет никогда оценить в полной мере, и как правительницу, и как женщину. В отличие от меня, вашего преданного слуги, вашего верного пса, готового лежать у вас в ногах... О, королева!
 Крюк собирался в очередной раз выразить свои чувства, но Амалия его остановила.
 - Я понимаю, что ты ревнуешь меня к нему. Однако это не повод пытаться очернить Пьеро в моих глазах, мнения о нем я не изменю никогда: для меня он - совершенство.
 Наклонившись к шее и началу воротника сорочки королевы, Джеймс вдохнул запах ее кожи, а затем и волос. Блаженно закатив глаза от удовольствия, он некоторое время молчал, а затем попытался обнять Амалию. Та больше не возражала, позволяя себя ласкать.
 - О, королева, я, конечно же, обещаю не делать первого шага. Однако если же этот бледный сочинитель вздумает вас предать, все наши идеи по поводу порядка в замке... Разрешите же мне тогда покончить с ним собственноручно!
 Вздрогнув, королева тут же отбросила от себя здоровую руку Крюка.
 - Прекрати, Джеймс, ты меня слышишь? - в ее голосе вновь появились нотки угрозы, - Не смей даже думать об этом. Ты дал мне клятву верности, а теперь я дам тебе свою: если ты хотя бы пальцем тронешь Пьеро, я вновь обращу тебя в прах, из которого когда-то вытащила, так и знай! Ты меня понял?
 Голубые глаза Крюка слегка потемнели, сохраняя при этом все-таки спокойное выражение.
 - Как скажете, - наконец проговорил он, - Однако уверен: ему было бы полезно познакомиться с клинком моей шпаги, это еще никому не навредило. Но ради вас... Я готов пощадить его и кого бы то ни было.
 Вновь надеясь на взаимность, бывший пират попытался приобнять Амалию, однако та на сей раз решительно оттолкнула его.
 - Пошел прочь, пес. Я сказала: уходи. Оставь меня. Мне нужно побыть одной.
 Поклонившись, Крюк собирался идти, однако на пороге все же обратился к королеве в последний раз:
 - И что все-таки вы нашли в этом мальчишке-стихоплете, чем он вас так смог пленить, что вы от него не отходите никак? Он же моложе вас на семь, кажется, лет.
 - Вот это уже не твое дело, выполняй, что я сказала. Уходи! - голос королевы почти сорвался на крик.
 Побледнев и еще больше сузив глаза, Джеймс произнес в ответ "Да, моя королева", после чего наконец удалился. Почти сразу же после этого молодая женщина приложила свою руку к холодному стеклу и долго смотрела в пустоту, а затем медленно, словно лунатик, подошла к своей кровати и, упав на нее, терпела еще несколько секунд, прежде чем закричать. С ее губ не сорвалось ни звука - только рот открылся в гримасе боли, а глаза зажмурились. По щекам вновь ручьем полились слезы. Уже не сдерживая себя, Амалия принялась сбрасывать на пол подушки и одеяло, а затем просто начала бить руками в стену, а голову о край спинки кровати. Чуть позже, все еще дрожа и извиваясь в судорогах, она повалилась на спину и принялась царапать ногтями себе лицо и запястья, пока не начала течь кровь. Только после этого женщина начала немного успокаиваться и, вернувшись в нормальное состояние, тут же бросилась к стоящей на столе баночке с мазью, которой всегда смазывала свои порезы, чтобы к утру они зажили, и никто не смог их увидеть. Однако шрамы на ее сердце и душе заживали гораздо медленнее, и еще долго могли беспрерывно кровоточить, оставаясь невидимыми для других.