Утро. Из дневника неизвестной оптимистки

4 сентября
Утро начинается с тяжело крадущейся маминой походки, нарочито громких детских шагов и сверлящего буравчиком властного детского голоска: «Гета! Я хочу...», - «Тише! Дай мамочке поспать. Она вчера поздно легла...», - пытается угомонить её моя мама.
На кухне раздаётся бряканье посуды, а мимо дверей - демонстративные Наташкины шаги: туда-сюда, туда-сюда; которые благополучно разрешаются манящей
струйкой запаха кофе, сочащейся в  полуоткрытую девчонкой дверь.
Я молча, не открывая глаз, показываю фигу в правлении двери. После чего девчонка, разбрасывая ходу тапочки, взлетает на кровать с визгом: «Мамка! Ты проснулась! Я так и знала!» и зарывается  под одеяло, такая тёпленькая, мякенькая и гладенькая, что нет никакой возможности не прижать её к себе.
С трудом приоткрываю один глаз. Передо мной счастливо улыбающаяся розовая мордочка, которую я тут же начинаю целовать, свирепо приговаривая: «Ну что за глупейшая девка тут валяется? Кто звал? Кто позволил быть такой хорошенькой? А? По какому праву? Ну, кто тебе разрешил быть такой вкусной? Отвечай!», - «Ты! Ты сама! - следует ответ – Мамка, тебя обожаю! Ты сегодня никуда не идёшь?» - «Ну конечно! Размечталась!» - «У-у-у!.. Вот так всегда… На работу?» - «На неё родимую» - «И что, прямо с час, сразу?» - «Нет, сегодня - не сразу, а чуть погодя» - «Ой! Геточка идёт... меня нет. Я у тебя в животе» - и Наташка прячется с головой под одеяло.
Мою маму всю жизнь все называют Геточкой (потому что целиком имя, отчество и фамилию выговорить без тренировки удаётся не каждому), но и внуки её почему-то
званию «бабушка» предпочитают имя Геточка.
Геточка осторожно заглядывает в дверь, брови её удивлённо поднимаются: «Эта девчонка тебя разбудила?» - «Какая такая девчонка? - удивляюсь в свою очередь я, обхватывая рукой выпуклость одеяла. - Ты знаешь, что-то так раздуло живот... Даже не могу понять, с чего бы это?» - «Ай-яй-яй! - подхватывает мама. - Может быть, ты что-то не то съела?» - «Ты думаешь?.. А разве я что-нибудь ела? Может, ветром надуло?»...
- «А это я!!!» - не выдерживает Наташка и выдрыгивает из одеяла все имеющиеся конечности, болтая ими во все стороны с такой интенсивностью, что на взгляд их можно насчитать штук до сорока, потом тащит меня с кровати и несётся на кухню, как небольшой табунчик горячих жеребят.
Сегодня я работаю не с самого ранья и можно, не слишком торопясь, предаться радостям субботнего завтрака.
-   Мамочка!  - заявляет девчонка ультимативно, строго сдвинув брови, и вдруг её мордочка расплывается, как блин масляный и становится умоляюще-нежной - мамочка, роди мне ребёночка!
- Прямо сейчас? Я как-то не готова...
-  Ну, нет... ну не сейчас... ну ты чуть попозже... Роди! А? Родишь?
- Но у меня одной вряд ли получится. Для этого же нужен папа. Наш-то папочка, видишь... У него, похоже, другие планы.
- Нет, папочку не надо, ты его только не возвращай назад, ладно?.. он когда пьяный, так на тебя кричит жутко... А ты найди кого-нибудь другого, хорошего!
- Хорошего?! - невольно заинтересовалась я. - Это ты круто загнула... Адресок не подскажешь? Искать-то где?
- Ну, поищи где-нибудь, пожалуйста! - взмолилась Наташка, - а я буду тебе помогать, нянчить.
- Муся моя, я же так вот просто не могу, мне же для этого надо влюбиться...
- А ты влюбись!!!
- Да у меня как-то в хороших влюбляться не получается...
- А ты постарайся! - как клещ вцепилась малявка. - Выбери кого-нибудь хорошего, влюбись и роди ребёночка! Мамочка, ну, пожалуйста, обещаешь?!!
-  Если мне удастся такой финт - влюбиться в хорошего, - тогда торжественно обещаю: родю, родю обязательно! Ешь, курочка моя.
В этот момент на кухню величественно вплывает лоснящаяся, чёрная красавица Агаша, желтоглазая, с пушистым хвостом.
- Явилось, животное? - интересуюсь я. - Ну, что скажешь? - я пытаюсь её погладить, но она с возмущённым журчанием заструилась мимо, со всей своей кошачьей независимостью, потом встаёт во весь рост, молитвенно перебирая по кухонному столу воздетыми кверху лапами.
Я ставлю над ней пакет «Кити-кета» с кошачьим изображением, отчего зрелище напоминает истовую монахиню перед иконой.
- Что, существительное, молишься? - пока я насыпаю в её тарелочку корм, она позволяет себя погладить, после чего, с громким мурчанием, хорошо проглаженная кошка принимается за еду.
На столе стоит пакет молока, на котором нарисован Иван Поддубный, демонстрирующий мощь своей мускулатуры.
-  «Ес-ли э-то пил И-ван, - читет с расстановкой моя первоклассница, - зна-чит, нуж-но пить и вам!»
- Если это пил Иван, - он садился на диван. Ешь, девчонка.
- Ха-ха-ха! А ещё?
- Что ещё?
- Ну, про Ивана...
- Если это пил Иван - выворачивал карман.
- Ха-ха-ха...
- Какое ха-ха-ха? Ешь, давай!
- Я ем, ем, - видишь, ем. Ну, давай ещё!
- Если это пил Иван - принимал он много ванн.
- Фа-фа-фа! А ефо! - требует Наташка с полными щеками, демонстрируя, как старательно она ест.
- Всё, хорош, а то подавишься, или я подавлюсь.
- Нет, нет, мы не подавимся! Ну, так не честно! - темпераментно возмущается она. - Ну, пожалуйста, мамочка, я ем, я не смеюсь.
- Если это пил Иван - объезжал он много стран, становился очень странн...; враз валил подъёмный кран; брал он крепость на таран, и умён был как баран; Становился очень пьян!., наставлял на всех наган, напускал кругом дурман; был он шустр, как таракан... - к концу тирады бесшумно трясшаяся Наташка неожиданно свалилась со стула, продолжая хохотать - Ну, вот! Допрыгалась. Я предупреждала. Садись, поросёнок и ешь, пока я добрая!
Наташка взгромоздилась обратно на стул. А наевшаяся Агафья, заподозрила в моём к ней развороте, желание её изловить. Она мгновенно подпрыгнула всеми четырьмя лапами, как блоха, проявив при этом маневренность летающей тарелки. Прямо в воздухе она сделала рывок на полметра назад.
- Агашище! Какая же ты глупость! - в восторге завопила Наташка и залилась новым приступом смеха.
- Аграфена! Ты - бессовестное, корыстное чудовище, - поставила я диагноз.
- Иди ко мне, моя маленькая, моя девочка... - нежнейшим голосом проворковала Геточка и похлопала себя по коленке, после чего Агашка вспорхнула к ней на плечо, походила немного, как по территории, и, умостившись, распласталась всей плоскостью, на протяжении от уха до колена.
-  И сидит, нахальная, как яйцо пасхальное! - осудила я неблагодарную. - Ой! Что же это я! Пока я с вами шутю... с пятого путю...- и пулей понеслась собираться.
- Мамочка! Ты что, уже уходишь?
- Ошибаешься! Меня уже давно нет... - и я бегу на работу, расцеловав своих девочек, большую и маленькую, и помахав с автобусной остановки рукой им, подпрыгивающим в окне. Хорошо, когда так много прожито, и ещё, наверное, немало осталось; и ещё молодая и сильная; но уже успела понять, как это классно. Кругом золотится и ярко вспыхивает осень, пока ещё вперемешку с зеленью. Солнце барахтается в груди и весело рвётся наружу. Надо же, как зверски хочется жить...