Водопад

Альтвиг сидел за столом, хмуро разглядывая чистый свиток пергамента.
 Обмакнув перо в чернильницу, он написал: «Уважаемый отец Еннете! Исполняя ваш приказ, я столкнулся с большой проблемой. Господин Рикартиат, официальный наследник Ландары, обладает темным магическим даром. Добровольно признает, что является чернокнижником, и требует сжечь его на костре во славу Тринадцати Богов. Разобраться самостоятельно я не в силах, поэтому прошу вас о помощи.
P. S. Устранить господина Эстеля не удалось. Поскольку Рикартиат использовал дар во время боя, я впустую потратил драгоценное время, не желая верить в увиденное. Полагаю, сейчас инкуб находится на Нижних Землях и докладывает о своих наблюдениях владыке замка Энэтерье. Прошу прощения, что  не оправдал возложенных на меня надежд».
Закончив, он протянул свиток менестрелю. Тот угрюмо изучил безупречный почерк, хмыкнул и произнес:
— Отлично. Отправляй.
Альтвиг откинулся на спинку стула, закрыл глаза и сделал медленный вдох. Он чувствовал себя сволочью. Обведенной вокруг пальца сволочью, не способной на решительные шаги. Сдать Мреть отцу Еннете — правильно. Еретикам не место в мире людей. Они хуже демонов, хуже нечисти, хуже лесных тварей. Но сейчас убедить себя в этом оказалось особенно сложно.
Рикартиат, бледный и дрожащий, как осиновый лист, не был похож на средоточие зла. Даже наделенный меткой, он оставался человеком, похоронившим Альтвига на границе сущего и перенесшим память о нем в песни. Инквизитор был обязан убить его. И не мог.
— Снова жар?
— Наверное.
Эмоции из голоса менестреля ушли. Глубокий, приятный, но пустой, он резал слух почище раскаленных ножей.
Инквизитор стукнул кулаком по столу, срывая злость. В этот момент он ненавидел себя так, как, кажется, никто другой не сумел бы. Отец Еннете, Улум, господин Арно... все те, кого он считал товарищами, отошли на задний план. Передний достался еретику, слабому, но спокойному. Готовому умереть, если Альтвиг, которого он ждал восемьдесят пять лет, решит, что это необходимо.
Парень взял в руки письмо, зарычал... и разорвал на кусочки. Оседая на пол, они укоризненно шелестели. Мряшка, сидевшая у ног хозяина, чихнула. Тот наклонился, чтобы почесать ее за ухом, и кошка игриво сомкнула когти на тонких изящных пальцах.
Инквизитор встал, подошел к стене и шибанулся об нее головой. Потом еще раз. Легче не стало. Тогда он набрал в кружку холодной воды, склонился над ведром и намочил волосы. Потемневшие пряди облепили лицо.
— Ну давай же, Альвадор! — заорал Альтвиг, повернувшись к окну. — Уничтожь меня! Где гром, где молнии, где херувимы?! Кто будет казнить предателя?!
— Ты — не предатель, — тихо сказал Мреть. — То, что вы называете ангельским волшебством, мы называем светлым даром. Ты удивишься, узнав, сколько еретиков могут войти в состав инквизиции. Но они не зависят от служения божеству.
Он немного помолчал, а затем решил:
— Пойду спать. Мне плохо.
— Иди, — резче, чем хотел, бросил инквизитор.
Инквизитор... Ха! Альтвиг заливисто рассмеялся. Вспомнил эльфийскую принцессу. Ребенка, выпущенного из Тальтары, и бесконечные сомнения. Существуют ли Боги? Слышат ли молитвы? Имеет ли смысл освящение земли, если любой еретик раскатает нечисть в лепешку? Стоит только перестать их сжигать... позволить показать себя во всей красе, и мир необратимо изменится. К добру или нет — неважно. Инквизиция, на деле-то, отличается от носителей дара в худшую сторону. Парень думал об этом и раньше, а теперь... теперь просто перестал отрицать.
— Я ничего о тебе не знаю! — воскликнул он в пустоту. — Ничего! Так объясни мне, почему хочу защитить?!
Если Рикартиат и услышал, то не счел нужным отвечать. Альтвиг полагал, что он валяется на кровати полумертвый. В последний раз, прикоснувшись к его лбу, парень едва не обжег ладонь.
Илаурэн с родителями, увидев, в каком состоянии вернулись «отважные герои», смутились и отправились погулять. Как выяснилось, Киямикира — хороший друг не только менестреля, но и эльфийского семейства. Он радушно принял гостей, напоил вином и быстренько устроил застолье.
Мысль, что кто-то, как ни в чем не бывало, ест и радуется, казалась Альтвигу дикой. Привычный для него самого мир сломался, раскололся на тысячи осколков. Крохотный шанс собрать их истончался с каждой секундой, превращая осколки в пыль.
Парень снова сел. Обвел затравленным взглядом кухню. Подумал, что в здравом уме, зная о недостатках Мрети, никогда не стал бы его искать. А тут... господи, до чего же все глупо! Глупо делить людей на хороших и плохих. Глупо верить, что в огромном мире нет места магии. В конце концов, Боги создали его таким, как есть, и «еретики» в Святой Книге — это не все подряд обладатели темного дара, а те, кто направил его во зло. Считая его единственно верным...
Альтвиг вздохнул, успокаиваясь, и решил ради душевного равновесия посетить храм. Судя по восьми шпилям, пристроившимся в форте, у него был неплохой шанс пожаловаться Листвит, Шеаре, Альвадору, Шемрэйну, Инэ-Дэре, Аларне, Глитхему или Вельтарует. Поразмыслив, инквизитор выбрал третьего. С ним он много лет имел дело, его считал воплощением правосудия. Накинув пальто, парень покрутил в руках серебряный крест... и спрятал его в карман.
Торопливо спустился, выскочил на порог, жадно вдохнул колючий морозный воздух. Пересек тропинку, разделяющую соседние дома, и заглянул к Киямикире — сообщить эльфам, что уходит.
 Шатлен по-прежнему был пуст. Разве что в переулке Альтвиг встретил карманника. Тот бродил от стены к стене и ругался, пропустив парня безо всяких вопросов.
Храм Альвадора располагался на круглой площади. Его окружали клумбы, выбеленные снегом, и четыре скульптуры — по одной на каждую сторону света. Человек, инфист, эльф и вампир, расправивший кожистые крылья. Он был похож на рыжего нароверта из трактира. Красивое лицо, длинные волосы, насмешливая улыбка и нечто странное, даже страшное в радужках глаз — впрочем, едва заметных. Простояв у постамента десять минут, Альтвиг устыдился и вернул крест на воротник. Затем вошел в храм.
Большую часть полутемного помещения занимал алтарь, испещренный выемками. Меньшую — цветы в разнообразных горшках. Считалось, что, пока они живы, Бог благоволит к прихожанам. Невысокий грузный мужчина, заросший бородой и одетый в кожух, как раз обрезал погибшие листья. Мягкие шаги инквизитора заставили его обернуться.
— Пусть будет светел ваш путь, святой отец. Вы нуждаетесь в разговоре, поддержке, утешении?
— Нет, спасибо.
Храмовник, не настаивая, кивнул.
Альтвиг преклонил колено, устроил ладонь на шероховатой поверхности алтаря. Прямоугольный, ониксовый, он источал ровное тепло. Еще один признак того, что нынешний хозяин храма чист перед Альвадором.
Молитва помогла инквизитору собраться с духом. Паника пропала, бежать из Шатлена расхотелось. «Тот, кто ищет, обрящет, и будет праведен». Никто не посмеет осудить парня за попытку понять, кто прав — отец Еннете или все же еретики. Правда должна быть правдой. И лучше достигнуть ее сейчас, чем всю оставшуюся жизнь терзаться сомнениями.
— Скажите, господин, — обратился Альтвиг к храмовнику. — Вам не нужны помощники?
— Помощники? — изумился тот. — Вы ведь входите в Высший Круг.
— Это неважно.
Мужчина переступил с ноги на ногу.
— Я неплохо справляюсь сам.
— Вы не хотите иметь дела с инквизицией, — понимающе усмехнулся парень. — Что ж, прошу прощения. Не стоило спрашивать.
Храмовник молча скривился. На полпути к выходу инквизитора настиг его оклик:
— Вы растеряны.
— Я?
— Да. Потеряли путеводную нить. Устали от убийств? Осознали, что ваша братия не безгрешна?
Альтвиг помедлил.
— Давно.
— Вы в тупике, — сообразил мужчина. — Хотите, побеседуем? Без оглядки на ваше руководство.
Инквизитор прикусил губу. Подумал, что ничего не теряет.
— Хочу.
— Тогда идемте.
Храмовник обогнул ритуальный камень, толкнул неприметную дверцу в жилые комнаты. Маленький коридорчик закончился кельей, полутемной и скупо обставленной. Кровать, кресло, стол, слюдяное окно. Стопка книг, огарки свечей. Последние мужчина зажег, попросил гостя подождать и удалился.
Альтвиг изучил потрепанные корешки, желтые страницы. «Краткий бестиарий Врат Верности», «Сказания наровертов», «Свойства и рецепты горских настоек», «Легенды о сотворении мира»... Надо думать, храмовник — образованный человек. Вероятно, учился на факультете теологии в Академии Алаторы. До парня доходили слухи, что в столице Белых Берегов можно получить какие угодно знания. Главное, искренне желать этого и проявлять немного энтузиазма.
Мужчина вернулся с большим подносом, поставил на стол миску с малосольными огурцами, тарелку вяленого мяса и бутыль компота. Смородинового.
— Садитесь, святой отец, — пригласил он.
Инквизитор устроился в кресле, храмовник — на краю постели. Открыв бутыль, протянул парню кружку:
— Меня зовут Жильт.
— Альтвиг Нэльтеклет, — представился тот. — Благодарю вас.
— Не за что, — отмахнулся мужчина. — Я вызвался выслушать вас, но, должно быть, выгляжу подозрительно. Многие ныне боятся секретных служб. Те, что работают на нашего короля — безобидны, а чужие... знаете, они частенько предпочитают вытрясать правду любой ценой из кого угодно. Даже если человек не знаком с политикой.
—  А вы, выходит, знакомы? —  уточнил инквизитор, принимая правила игры.
—  Знаком, —  подтвердил храмовник. — Я много читаю. И много думаю. Умею сопоставлять факты. Поэтому живу тут, под сенью храма Альвадора и властью мирного существа.
Альтвиг поперхнулся:
— Мирного?! А кто осаждал долину дриад?!
— Все совершают ошибки. Его Величество был юн, повздорил с дедушкой... к тому же, как вы наверняка помните, все жительницы ЭнНорда выжили.
— А воины белобрежья — нет.
Жильт укусил огурец, похрустел им.
— Может, это и кощунство. Но по мне, король поступил правильно. Дриады заключили с нами союз, поставляют многие ценные вещи. В случае войны они придут на помощь, а лесов на нашей земле хватает.
— Вы имеете в виду — люди погибли не зря? — поморщился инквизитор. — Бред. Скажите это их родственникам.
— А вы часто так поступаете? — спросил храмовник. — Когда в Тальтаре вы сожгли полсотни еретиков, вы объяснились с их матерями? Вы подумали о том, что кто-то потеряет ребенка? Вы хоть что-нибудь сделали?
— Нет, — признал Альтвиг. — И это одна из причин, почему я больше не хочу служить инквизиции.
Собеседник притих, предлагая парню продолжить. Тот переплел уцелевшие пальцы, выдохнул и проговорил:
— У меня не было родителей. Появившись на этом свете, я не помнил, откуда пришел. Наивно полагал, что все люди рождаются десятилетними, пока впервые не увидел младенца. Я был потрясен... до глубины души. Но смирился. Был вынужден скитаться по миру, чтобы заработать хотя бы еду. Больше года прожил в лесу, в заброшенной избушке то ли охотников, то ли дровосеков. Оттуда меня выкурил заклинатель. Он был неплохим человеком, из лантершотской Гильдии Печатей. Я очень хотел остаться с ним, научиться демонологии. Тогда все сложилось бы по-другому. Если честно, я до сих пор жалею. 
— Этот человек вас оставил?
— Нет, — возразил парень. И грустно улыбнулся: — К сожалению, нет. Его убили в Эверне. Сказали, будто... — он осекся и помотал головой: — не имеет значения. Я не смог его спасти, но уничтожил напавших. Ангельское волшебство размазало их по стенам в переулке. Сожрало большую часть моих сил, и я едва не загнулся. Но меня нашел отец Еннете, вытащил, воспитал и помог стать... тем, кем я теперь являюсь.
Он немного посидел, размышляя. Потом махнул рукой:
— А... это все такой идиотизм.
— Да уж, — сказал Жильт. — Благодарность — это, разумеется, хорошо... если в меру. А вы превознесли ее, словно божество, и жили в плену у собственных иллюзий. — Он наколол на вилку кусок мяса. — Знаете, у нас, на Белых Берегах, инквизицию не любят. Поначалу вам разрешалось проверять королевство, но затем король внял голосу разума и решил, что еретики достойны защиты. В Академии Алаторы есть специальный факультет для людей, владеющих светлым и темным даром. Как? Вы до сих пор не в ярости?
— Нет, — хмыкнул Альтвиг. — А и правда, чего это я? Одну минуточку.
Он поднялся, приблизил указательный палец к носу храмовника и взревел:
— Что вы себе позволяете?! Долой короля! Долой Академию! Сжечь богомерзкую ересь! — и, отдышавшись, уже нормальным тоном спросил: — Так лучше?
— Намного, — захихикал Жильт. — Вы мне нравитесь, господин Нэльтеклет. Хотите, расскажу одну забавную вещь?
—  Валяйте, — благосклонно подтвердил инквизитор, усаживаясь на прежнее место.
— Служители Альвадора чаще всего становятся отступниками. Вам об этом не говорили? Бог правосудия поощряет честных людей, тех, кто любой ценой добивается правды. Рано или поздно все ваши коллеги осознают, что сглупили, и «проклятые еретики» —  вовсе даже не еретики. Их называют ренегатами. Отец Риге, самый младший из трех глав вашей братии, лично занимается устранением... осознавших.
Альтвиг нахмурился. Можно было и раньше предположить. Отец Риге не гонялся за нечистью, не решал политические проблемы, но все равно очень редко появлялся на виду у рядовых исполнителей. Благодаря храмовнику стало ясно, почему. Был слишком занят убийствами своих же учеников...
— А вы, — пробормотал инквизитор, подхватывая компот, — работаете в храме лишь оттого, что умеете думать, или есть другие причины?
— Есть, — хитро улыбнулся Жильт. — И они просты. Во-первых, никто не поднимет руку на слугу Альвадора. Во-вторых, из Тринадцати Богов наш с вами покровитель — самый мягкий и светлый. Я часто слышу, что, мол, абсолютной белизны нет. Но уверен, что на деле ее можно отыскать тут. Вы подходили к алтарю, видели, каков он. Жертвоприношений в храме не было уже девяносто семь лет, а он продолжает хранить тепло. Альвадор не так требователен к своим чадам, как им иногда кажется.
— Требовательным его считают лишь те, кто лжет, — пожал плечами парень. — Хотя, признаю, лжи подвластен каждый из нас.
Храмовник постучал пальцами по столу.
— Вы спрашивали, нужен ли мне помощник. Полагаю, такой — пригодится. Я уже полгода хочу отправиться в Бартар, навестить родственников, но в мое отсутствие некому присмотреть за храмом. Вы справитесь, господин Нэльтеклет? Сюда редко кто приходит. За справедливостью люди обращаются к земным судьям. Однако в храме нужно убирать, следить за цветами. Я заплачу.
— Денег не надо, — отмахнулся Альтвиг. — Я буду рад возможности отдохнуть. Надоело мотаться туда-сюда, нигде толком не задерживаясь.
— Надо, — возразил Жильт. —  Золото не бывает лишним.
Некоторое время они сидели, обсуждая грядущие перспективы. Мужчина прикидывал, какие подарки привезти племянникам. Инквизитор слушал, не подбрасывая лишних идей. Он не разбирался в детях и считал странным перерождение из маленького человека во взрослого, поскольку сам через такое не проходил.
Беситься парню расхотелось, настроение улучшилось. День сменился ранним вечером, небо стало бледно-розовым. Снежные хлопья облепили крыши домов, ветви деревьев и четыре храмовых скульптуры. Чей-то черный кот пересек площадь, встретил сородича и прижался к земле, шипя.
Альтвиг посмотрел на него без раздражения. Вон, у Мрети целых четыре кошки. В глазах инквизитора они подросли с отвратительных существ до нейтральных, пригодных к совместной жизни. Пожалуй, если бы мурчащий комок шерсти приходил к нему спать, парень был бы не против. Но ведь его  надо еще и любить...
— Ладно, мне пора, — сообщил инквизитор, поднявшись. — Приду к утренней молитве. Будьте благословенны... то есть до свидания.
— Увидимся, — попрощался Жильт.

На пороге эльфийского дома, деловито вылизывая лапу, сидела Мряшка. Она отвлеклась от своего занятия, чтобы одарить Альтвига презрительным «ма-а-ау!», после чего отправилась обходить двор. Парень проследил, как кошка огибает слишком высокий для нее сугроб — не дай Бог туда провалиться! — и останавливается у ограды. Сообразил, что животное никуда не денется, и нырнул в уютное тепло за дверью.
Отряхнулся, разделся, поднялся в кухню. Там инквизитора ждал сюрприз в виде двух гостий, болтающих с Илаурэн. Первая была бледной, синеглазой и черноволосой, вторая, наоборот — смуглой, с карими искорками радужек и роскошными каштановыми волосами, собранными в высокий «хвост». Заметив Альтвига, девушка улыбнулась, показывая клыки — четыре на верхней и шесть на нижней челюстях. Они вполне гармонично сочетались с нормальными белыми зубами, но все равно привлекали внимание, будто магнитный камень — железные иглы.
— Я вас познакомлю, — спохватилась Илаурэн, оборвав рассказ о недавно приготовленном супе. — Святой отец, это — Лефранса Эгшер. Ей принадлежит западная часть Айл-Минорских графств. Правда, для госпожи Эгшер они — не родина. Ее светлость пришла из Хеанты Нароверт.
— Я подозревал, — кивнул парень, разглядывая вампиршу. Ее дружелюбная улыбка стала скучающей.
— Лефранса, перед тобой — господин Альтвиг Нэльтеклет, — продолжила эльфийка. — Он приехал, чтобы встретиться с Мретью.
— Понятно.
— А меня, — произнесла черноволосая девушка, — зовут Сима. Я не из благородных, раньше работала в Гильдии Мастеров.
— О, — заинтересовался Альтвиг. — Делали что-нибудь изящное?
— Если бы, — вздохнула Сима. — Но нет. Я всего лишь плела корзины. Как ни странно, за это хорошо платят.
— А чем вы занимаетесь сейчас?
— Ничем. Пока что. У меня есть... э-э... некоторые дела, и их нужно решить за ближайшие два месяца. Госпожа Эгшер была столь любезна, что позволила переселиться в ее замок. В меру возможностей, как бы благодаря, я стараюсь ей помогать.
Парень помрачнел.
— Не переусердствуйте с благодарностью. Приятно было увидеться. Илаурэн, если что-то понадобится — я наверху. Рикартиат спит?
— Нет. — Эльфийка покачала головой. — Бодрствует. Не знаю, что у вас случилось, но он ведет себя, словно осужденный на казнь.
— Я понял. Спасибо.
Альтвиг попрощался и отправился прочь. Перед выходом на лестницу ему почудился чужой озлобленный взгляд, но, обернувшись, инквизитор обнаружил, что девушки снова мирно беседуют.
Лефранса ему решительно не понравилась. Да, она не высказала вслух никаких претензий, но все равно так и лучилась презрением. Парень поймал себя на мысли, что с удовольствием ткнул бы вампиршу лицом в бочку с квашеной капустой. А лучше — с рыбой, м-м-м... Полностью мерзкое качество не сотрется, но утратит яркость из-за злости, обиды и, вероятно, слез. Женщины любят поплакать.
Альтвиг заглянул в свою комнату. Бросил на кровать сумку, покосился на мушиные трупики. Те все так же висели на паутине, и инквизитор начал подумывать, что они столь же древни, сколь и весь мир. Р-р-раз, и превратятся в пыль под неосторожным касанием.
Присев, он попытался осмыслить более важные вещи, но почему-то начал давать мухам имена. Та, что скрючилась на боку, стала Третьей, та, что прилипла туловищем — Восьмой. Цифры парень выбирал произвольно, исходя из личных симпатий. Остальных  насекомых он нарек Шестнадцатой, Пятой и Двадцать седьмой. Затем, глупо рассмеявшись, вышел в коридор. И насторожился.
Девушки разговаривали шепотом. Так, что желание прислушаться было непреодолимым.
— Полагаю, Шейну не стоит приходить, —  бормотала Илаурэн. — Я не уверена в нашем госте. Шанс, что он плюнет на инквизицию, велик, однако... он все-таки человек, и я не исключаю иной вариант — Альтвиг вспыхнет, развопится на весь форт и побежит к настоятелю, чтобы связаться с уродами вроде Еннете.
— А о моем любимом братце, — ехидно начала Лефранса, — он ничего не знает?
— Скорее всего, нет. Ребята, конечно, встречались, но Золотой Дракон не дурак и держал язык за зубами...
Инквизитор усмехнулся. Значит, Шейну? Тому самому еретику со степенью опасности «1-А»? Эльфийка глупит, считая, что парень решится ловить такого противника.
Альтвиг, не стуча, приоткрыл дверь в спальню Рикартиата. Менестрель лежал поверх одеял, закрыв локтем правой руки лицо, и напевал себе под нос переведенную другом песню.
— Я тебе помешал? — тихо уточнил парень.
— Будет день, когда край этой дикой, пустой земли... А? Нет, не помешал. Заходи, — пригласил Мреть. — Как у тебя дела?
— Нормально. Собираюсь... как там сказала Илаурэн... «плюнуть на инквизицию».
— Вот как? — Рикартиат сел, с тревогой изучил друга. — Зачем?
— Мне надоело. Можете, кстати, сбиваться в стайку с господином Эль-Тэ. Я не намерен жаловаться. Что?
— Ты видел Шейна?
— Нет. Я слышал о нем от отца Еннете. Якобы парень абсолютно неуправляем, и искать его должны не исполнители Высшего Круга, а кто-то из тройки лидеров. Наверное, Ольто. Господин Риге занят.
— Однажды Ольто уже обжегся на этом деле, — мстительно напомнил Рикартиат. — Я начну считать его дураком, если он снова сунется к повелителю Адатальрэ.
— Обжегся?
— Ага. Ты в курсе, что Шейна держали в застенках Шатаведа? Официальная версия гласит, будто там погибли все. А неофициальная, как более достоверная, утверждает, что единственным выжившим был отец Ольто. Он поймал повелителя у Райанита и, кхм, слегка за это огреб.
Альтвиг вспомнил, как невысокий мужчина с рыжей копной волос прятал ладони в рукавах, а правую половину лица — за капюшоном.
—  А-а. 
— Мы могли бы потом сходить к Шейну вместе, — предложил Мреть. — У него мало друзей, с коллегами-повелителями парень не ладит. Зато любит храмовников, часто посещает дом богини Листвит и молится по утрам. Странно для человека, состоящего в связке с демоном, да?
— Немного. — Инквизитор перестал хмуриться. — Кстати говоря, почему они связаны? Ведь люди не нужны отродьям Нижних Земель. Разве что в качестве еды.
— Э, тут ты ошибаешься, — хохотнул менестрель. — В Аду шэльрэ скучно, и они часто разгуливают по обитаемым мирам. Наш Создатель не возражает и не вмешивается. Я...
Он осекся, потер висок и сказал:
— Нет, ничего. В общем, демоны заключают контракты с людьми, чтобы развлечься. Ставят идиотские условия. Я знал одного мага, который велел призванному шэльрэ уничтожить лес, а тот взамен попросил поймать ему зайца. Потом они вместе его сварили, напичкали всякими приправами и съели. Побеседовали о жизни, о смерти, о магии, и демон отправился домой. Сказал звать, если еще что-нибудь понадобится. Тот маг — чуток сдвинутый, но приятный дядька, — до сих пор заявляет, что призвал одного из демонических принцев и водит с ним дружбу.
— Как его имя?
— Сулшерат. Он весьма сведущ в демонологии, но до Ишета с Виктором не дополз. А уроков они, к сожалению, не дают.
— Мы с тобой думаем об одном и том же Ишете? Из Братства Отверженных?
Рикартиат округлил глаза:
— Это кто нас так окрестил?!
— Отец Еннете.
— За что?!
— Ну, — протянул Альтвиг, — наверное, потому, что считает еретиков отбросами.
— Хэ-э-э, — умирающим голосом выдал Мреть, уткнулся лбом в свои колени и застонал. — Господи! Где же мы так нагрешили?!
Инквизитор похлопал его по плечу.
— Успокойся. Я могу обнародовать настоящее название вашей группировки, и никто больше не станет называть вас Отверженными. Хочешь? Мне не трудно. Главное, сочинить достоверную историю о том, как я столкнулся... хм... снова столкнулся с госпожой Виттеленой, и скормить ее отцу Еннете.
— Нет, меня уже не утешить... — всхлипнул Рикартиат. И подскочил: — Погоди! «Снова»?
Он смерил Альтвига испуганным взглядом, словно проверяя, все ли части тела на месте, и шепотом уточнил:
— Так это ты отрубил ей кисть?
Инквизитор почувствовал себя неловко.
— Я защищался.
Мреть схватился за уши:
— Она тебя убьет. Размажет по потолку, а глаза законсервирует и украсит ими лабораторию. Волосы скормит псам, дождется, пока они сдохнут на перекрестке пяти дорог, проведет там очистительный ритуал, сделает из трупов зомби и отправит их скитаться по миру...
— Она настолько грозна?
— Точно, — согласился менестрель. — У нее особенный дар. Можно даже сказать, искусство. Телен управляет материей. Это редкий фрагмент некромантии. Люди с предрасположенностью к магии Смерти сами по себе — исключение из всех правил, но Телен... Телен — это оживший кошмар.
Альтвиг вспомнил битву на кладбище и презрительно фыркнул:
— Ясно. Не беспокойся, там было темно. Я сомневаюсь, что у госпожи Неш-Тавье была возможность хорошо меня разглядеть.
Рикартиат обидно рассмеялся:
— Напротив. Она тебя разглядела, поняла, кто ты, и поэтому не стала убивать. Телен проницательна, словно сам Дьявол.
Инквизитор вздохнул. Пускай себе смеется. Это лучше, чем если бы Мреть кашлял, прятался от жара под одеялом и бродил по дому, рискуя пролететь пару лестничных пролетов.
— А как насчет тебя? Когда ты понял, что владеешь... даром?
— Почти сразу же, — посерьезнел менестрель. — На границе сущего. Ты погиб. Я не смог бы похоронить тебя без магии. Стихия земли, она... э-э... тяжеловато мне дается. Есть люди, способные ладить со всеми шестью стихиями, а я нормально использую только воду. Ну и нейтральные заклинания. Раньше они лезли из меня, как зерно из дырявого мешка. В первой песне о твоей смерти есть строка, что, мол «и на нем распустились розами капли пролитых мною слез». Это не аллегория. Стоило мне заныть, как начали расти чертовы цветочки.
— А сейчас такое бывает?
— Ага, — грустно подтвердил Мреть. — Ужасная штука. Я что снаружи, что внутри — размазня какая-то. Ни здоровье не уживается, ни магия. Однажды мы с Илаурэн крупно влипли, и я решил, что земля в силах образумить наших врагов. А потом истекал кровью из уха... почти месяц.
Альтвиг содрогнулся.
— Как ты выжил?
— Не знаю. Пил целебные отвары, спал. Илаурэн приходила каждый день, распекала меня за дурость и самоуверенность. Она всегда так делает.

На следующее утро инквизитор явился в храм, переговорил с Жильтом и остался за главного. Храмовник натянул на себя кучу одежды, замотал лицо шерстяным платком и вступил в бой с силами природы. Сонная лошадь, ведомая им под уздцы, всхрапывала и дергала хвостом. Ей не улыбалось брести по снегу, морозу и заледеневшему тракту.
Сказав, будто дом Альвадора никто не посещает, Жильт погорячился. Альтвигу пришлось утешать двух старушек, одного ребенка и купца, вопиющего, что «чертов настоятель недоплатил за зерно». Сочтя дело достаточно серьезным, парень сходил в цитадель и выяснил детали. Оказалось, купец помимо шести нормальных мешков привез пять полусгнивших, да еще и посчитал себя правым. Мол, год неурожайный, селяне обленились, а Боги слишком редко ниспосылали дождь. Альтвиг неискренне посочувствовал, принял приглашение отобедать и долго выслушивал рассказ о махнувшем в Бартар Жильте. Якобы храмовник — разгильдяй, пьяница и скотина. Инквизитор сдержанно улыбался, вспоминая скромный компот.
После обеда парень вернулся к алтарю, прочитал молитву и отправился поливать цветы. Они явно не страдали от недостатка заботы. Дикая роза, пересаженная в большое корыто из сосновых бревен, собиралась цвести. Багровые бутоны пламенели на фоне листьев, словно капли застарелой крови. Будь Альтвиг хозяином храма — ни за что не подобрал бы такое растение. Вокруг него не было темной ауры, но внешний вид заставлял задумываться о мрачных вещах. В голову лезла встреча с гулем —  тощим, покрытым красноватыми лохмотьями кожи... а еще — живым. Прекратив убеждать себя в подлости еретиков, инквизитор задумался — а так ли плоха нечисть? Некоторые виды — например, лешаки и карнийцы —  нейтральны к людям. Могут даже помочь, пребывая в хорошем настроении.
Жильт оставил все свои книги, и вторую половину дня Альтвиг посвятил изучению вампирьих сказаний. Увесистый фолиант повествовал о вещах как жутковатых, так и вполне обыденных. Парня удивило, что клыки наровертов, как и зубы всех нормальных людей, вырастают дважды — сперва молочные, а затем — коренные. Еще одной новостью стало то, что Хэнта Нароверт и Хэнта Геарра — знаменитые города кровососов — между собой не связаны. Первая часть Туманной Гряды принадлежит существам вроде Лефрансы. Для них человеческая кровь — не обязательное условие. А вот жители второй части зависимы от красной жидкости, словно звери, и поэтому редко покидают горы. В книге говорилось, что большую часть их рода перебили во время Войны Лепестков. Никогда прежде инквизитор о ней не слышал, а потому решил наведаться в библиотеку форта. Или, на худой конец, справиться у остроухих.
Дождавшись заката, Альтвиг покинул храм и зашагал домой. В кармане приятно позвякивали ключи. Погода исправилась, теплый ветер подточил сосульки и украсил лужами мостовую. Так, словно Альвадор, проведавший о путешествии Жильта, решил порадовать своего слугу и подарил кусочек весны в самом начале холодного Сезона.
Ночью парень об этих мыслях пожалел. Сидя в коконе из одеял и глядя в окно, за которым бушевала метель, он надеялся, что храмовник нашел себе надежный приют. Придорожную корчму, дом добрых селян или хотя бы избу в лесу. Провалившись в сон, инквизитор был вынужден с ужасом наблюдать, как грузный мужчина мечется туда-сюда по дороге, а ветер беспощадно треплет его одежду и остатки волос. Где-то за стеной валящего с небес снега ржала лошадь и скрипели полозья, раздавался смех, выли волки, вспыхивали и гасли комки багрового огня...
Альтвиг перевернулся на бок, накрыл голову подушкой. Он по-прежнему спал, приоткрыв рот и стиснув пальцы на воротнике рубахи. Но картина, подсунутая Инэ-Дэрой, изменилась: вокруг расстилалось кладбище. Спокойное, тихое и красивое. Эльфийское. Мраморные скульптуры-стрелы венчали ряды могил, и высеченные имена были одно другого причудливее. Самое длинное из них — Карсаниэль Летт Тиль Картэнаэдсса — привлекло внимание инквизитора прежде, чем он увидел разбросанные по надгробному холмику цветы. Нарциссы. Костяные нарциссы, созданные неизвестным резчиком так изящно и совершенно, что у парня перехватило дух. Подобрав ближайший цветок, он почувствовал себя так, будто держит в руках вечность. Страшную, холодную, преисполненную боли вечность. И на мгновение ему померещились чьи-то крылья, прибитые к стене святилища, где в тени колонны стоит сверкающее существо с темными провалами глазниц, ставших домом для роя зеленых светлячков.
Альтвиг проснулся, широко распахнул глаза. В комнате посветлело, метель стихла, и первые лучи восходящего солнца тревожили Пятую и Двадцать Седьмую. Инквизитор улыбнулся, зевнул, а потом...
Снова видел яркий, удивительно реальный сон. Ущелье, затянутое туманом, две цветущие черешни и белокаменный Мост. Зеленый холм, где в траве пламенеют красные бутоны тюльпанов, и две человеческие фигурки у перил.
И первая, и вторая — белые. Женщина и мужчина. У нее — короткие волосы, хищные желтые глаза и бедное платье. У него — лишь одна рука, роскошные косы, венец и серые, похожие на капли дождя радужки, окружившие крохотные зрачки.
Инквизитор не был уверен, что сможет подойти. Но из-под ног, петляя, вырвалась тропинка. Проложила себе путь к деревьям, вспыхнула, как бы намекая: ступай! Беловолосые существа обернулись, женщина помахала парню рукой.
—  Привет! Как тебя зовут?
— Альтвиг, — пробормотал он. — А вас?
— Эллет. Но в вашем мире я известна под другим именем.
— Аларна, — продолжил ее спутник. — А я — Альвадор, хотя Создатель до сих пор называет меня Эйлинташенэлем.
— Не лги, — рассмеялась названная дочь Смерти. — Он никогда не произносит полное имя. Ограничивается коротким «Эйлин», да и вообще не любит разговаривать. В последние годы он...
— Замкнулся, — кивнул мужчина. — Устал. Проводит все свое время в странствиях, ищет некромантов...
— Пытаясь опередить инквизицию, — в голосе Аларны звякнула сталь. — Ведь она безжалостно убивает носителей темного дара.
— Но разве мир, — прокричал Альтвиг, чувствуя, как поток ледяного воздуха бьет в лицо, пытается унести, — сотворили не Боги?
Женщина удивилась.
— Что за глупость? Конечно же, нет!
Инквизитор сделал один-единственный шаг... и осознал, что падает. Подушка кое-как смягчила удар об пол, но коленом парень приложился болезненно. С трудом разлепив веки, он встал и выглянул в коридор. Серая полосатая кошка мяукнула, подняла хвост и ушла, ступая мягко, как призрак.
В кухне не менее мягко ходил Рикартиат. Звякнула крышка закопченного чайника. Смутно прикинув, что к чему, Альтвиг побрел вниз. Споткнувшись на лестнице, он приготовился долго лететь и получать синяки, но вмазался не в твердые выступы, а в ледяные объятия воды.
— Поймал, — хмыкнул Мреть, застывший на площадке у двери. — Сейчас опущу. Не дергайся.
— Ладно, — выдавил из себя парень. — Только не урони.
Вода заколебалась, метка темного колдовства — или же дар — загорелась ярче. Поставила инквизитора на последнюю ступеньку — прямо перед ухмыляющимся менестрелем.
— Доброе утро, — ехидно сказал он.
— Доброе, — кивнул Альтвиг. — Ты, я гляжу, на страже.
— Тот, кто осторожен — праведен, — расплылся в улыбке Мреть. — Что такое? У меня выросли рога?
— Нет. Просто я  не ожидал от тебя цитаты из Святой Книги.
— Я полон сюрпризов. Будь готов ко всему.
— Буду.
Рикартиат нырнул обратно в кухню, заварил себе чай. Инквизитор сделал бутерброд из ломтя хлеба и свиной колбасы. Вгрызся в него так, будто голодал несколько лет, и пробормотал:
— Храм сегодня закрыт. Жильт велел посещать его через день.
— Понятно, — сообщил Мреть. — А у меня есть дела.
— Какие?
— Встреча с товарищами. Мы, отвергнутые всем миром, соберемся в большом зале. Поговорим. Обсудим чертову инквизицию, чертову нежить и чертовых погибших друзей.
— Улум кого-то убил? — напрягся Альтвиг.
— Да лучше бы он, — с горечью бросил Рикартиат. — Но тебе не стоит лезть в этот омут. Там свои правила.
Инквизитор фыркнул, ощупал одежду — далеко не впервые с момента падения на водяной щит. Она оставалась сухой, и парень не понимал, почему. Ведь, шлепнувшись, он чувствовал себя промокшим.
— Скажи, как работает твоя магия?
— Как любая другая. Защищает, атакует, живет. Не волнуйся. Все, что вам рассказывали о еретиках — бред. Дар не убивает своих носителей.
— Я вообще-то не... — начал Альтвиг, но тут же замялся и спросил: — Правда не убивает?
— Ага, — подтвердил менестрель. — Он... э-э... ну, скажем, будто второе сердце. Качает по венам волшебство. В моем случае — темное, но тут я сам виноват.
— Сам?
— В начале пути каждый маг выбирает, кем ему стать. Общепринятых стандартов не существует. Ты знаешь, что такое «стандарт»? — спохватился Мреть. Инквизитор кивнул, и он продолжил: — Изначальное воплощение дара — это крохотный огонек. Любого цвета. У некромантов преобладают оттенки зеленого, у стихийников — белого, у заклинателей — голубого и прозрачного, как стекло. Но все они горят по-разному, по-разному разрастаются. У кого-то возникает пожар, у кого-то — сеть, у кого-то — цветок. Одинаковых магов не существует. И для каждого из нас дар — неотъемлемая часть души. С ней невозможно расстаться. Говорят, что, когда инквизиция гасит огоньки дара, его носители умирают. То есть смерть приносит не он, а те, кто пытается его уничтожить. И им выгодно втолковывать людям, будто наши способности — это нечто противоестественное. Потому что если короли примут нас, то для них места в мире не останется.
Альтвиг помолчал, подбирая слова. Менестрель допил чай, закинул ноги на стол и скрестил руки на груди.
— Если хочешь что-то узнать, поторопись.
— А как... э-э... выглядит твой дар?
— Вот так.
Инквизитор непонимающе воззрился на друга, и в тот же миг погас свет. Кухня отдалилась, растаяла, и перед парнем возник... водопад. Бушующие потоки воды неслись с обрыва, пенились у камней, сносили любого, кто решался им противостоять. А вверху, в обрамлении влажных скал, нависало небо цвета стали. На грохот водопада оно отвечало громовыми раскатами и вспышками молний, но дождь не шел. Пока что не шел.
Это было страшно... странно... и изумительно красиво. Но стоило парню восхититься, как загадочный пейзаж исчез, и появилось бледное лицо Рикартиата. Менестрель улыбнулся, приподнял бровь и буркнул:
— Теперь тебя надо убрать. Ты заглянул в мою душу... в ближайшую ее треть.
— И такое я... сжигал? — ошеломленно уточнил Альтвиг. — Тогда, в Тальтаре?
— Ну, не именно такое, — возразил Мреть. — Как я уже говорил, одинаковых магов не бывает. Ты сжигал нечто подобное. Своеобразное. Кажется, в Тальтаре было убежище магов-крестовиков? Полагаю, у них внутри ты нашел бы одиночество, бесконечные перекрестки или лабиринт. Хотя, конечно, кто знает. Трудно угадывать, ни разу не столкнувшись прежде. У нас в Обществе крестовиков нет, сплошные стихийники и демонологи.
Он выкладывал инквизитору всю подноготную, нисколько не беспокоясь о сохранности информации. Так, будто знал его много лет. Будто не верил, что этот светловолосый парень с кошачьими, тоскливо поникшими ушами может его предать.
И Альтвиг скорее удавился бы, чем передал отцу Еннете что-нибудь из услышанного.

Поздно вечером, в компании всех четырех кошек и неизменных мух, парень читал все ту же книгу о наровертах. За последние несколько часов он узнал о них больше, чем за всю прошлую жизнь. Выяснил, что, несмотря на обилие ментальной энергии, телепаты-вампиры рождаются очень редко. Что облик полузверя, печально известный вблизи Туманной Гряды, создается от силы на пятнадцать минут. Что стихи и песни племени кровососов посвящены не охоте на людей, а любви и крыльям. Что каждый нароверт очень ценит мир, все еще юный и чистый. Что женщины-вампирши быстро теряют зрение и вынуждены тратить магию на повышение четкости окружающего.
А в середине книги Альтвиг нашел кленовый лист. Яркий, хрупкий и пахнущий осенью. Разглядывая его, инквизитор не сразу обратил внимание на строки, подчеркнутые густым чернилом: «Среди жителей Хэнты бытует мнение, будто родовое имя им отдал Создатель. Тот, кто действительно сотворил мир и впустил в него Тринадцать Богов; тот, кто прошел через Мосты Одиночества; тот, кто видел Некро Энтарис, что бы оно из себя не представляло. Якобы он мечтал увидеть восход солнца, не сгорев и не пострадав; и отправился в путь, и отыскал надежных друзей; и когда понял, что они были и будут с ним вечно, окрестил мир Вратами Верности. Нароверты с большим почтением называют его имя — Ретар, что в переводе со староприбрежного (Retthair) означает «Третий». Следует считать, что вампиры Хэнты ближе всего подошли к вопросу мироздания, но не спешат делиться ответом с людьми».
Парень рассмеялся. Кровосос-Создатель? Что за бред?
А потом вспомнил сон, где Аларна и Альвадор, переплетая фразы и голоса, повествовали об ищущем некромантов существе.
И смолк, когда в голове прозвучало насмешливое: «Что за глупость? Конечно же, нет!»