Непутевый

  Данька Топоев на радость родителям рос смышленым и ласковым ребенком. Даже в переломном подростковом возрасте не хулиганил, хорошо учился в школе, охотно помогал дома по хозяйству. И все же в семье, как и в деревне, его частенько называли Непутевым. Это прозвище прилипло к нему потому, что в отличие от своих сверстников Данька не был увлечен ни техникой, ни компьютерными играми, мало смотрел телевизор, а все свое свободное время проводил на конном дворе. Пока был совсем маленьким, его пытались прогонять оттуда, боясь, как бы какая из лошадей не зашибла его ненароком. Но он упорно приходил снова и снова, пока конюхи не смирились с его присутствием. Видя, с каким обожанием малец относится к лошадям, постепенно стали давать ему несложные поручения по уходу за ними. А когда Даньку первый раз посадили в седло, мордашка его так сияла от счастья, что даже в заскорузлой душе не просыхавшего от пьянства старого конюха Никифора что-то шевельнулось.
  - Говорили, смены нам не будет, - ворчливо пробурчал он, - вот она, смена-то, подрастает…
  - Признайся, Николай, что Клавку твою какой-то цыган приголубил! - грубовато пошутили мужики над присутствовавшим при этом Данькиным отцом. – Ты механизатор, и отец твой только недавно с трактора слез, в кого ж у вас пацан такой лошадник?
  - Похоже, что в прадеда, - серьезно ответил Николай. – Дед говорил, что тот тоже лошадей до беспамятства любил. Своих не имел, байские табуны пас, но каждую лошадь в них по топоту копыт, по ржанию узнавал. И наездник был знаменитый.
  - Так то в старину, - вздохнул один из конюхов. – Нынче такая любовь славы не принесет, и лучше бы ваш Данька к чему другому, путному, тянулся, а то будет, как мы, всю жизнь навоз убирать.
Не понимали Даньку и деревенские мальчишки.
  -  И чего ты хорошего в этих лошадях находишь? – спрашивали они его. – Это же прошлый век! То ли дело мотоцикл или машина!
  - Лошади сильные, умные и красивые, - пытался объяснить Данька, но его тут же поднимали на смех:
  - Машины тоже красивые, притом гораздо сильнее лошадей! А умнее компьютера еще ничего не придумали!
  - Это все железяки, а лошади живые! – не сдавался Данька.
  - Тоже придумал достоинство! – хмыкали мальчишки и крутили пальцами у виска.         – Совсем ты на своих лошадях помешался! Одно слово - Непутевый!
Но когда Данька начал на совхозных сабантуях и районных фестивалях занимать в скачках первые места и получать почетные грамоты и ценные призы,  это оценили даже самые насмешливые пацаны.
  - Ты хоть и  Непутевый, а молоток! – говорили они после очередной Данькиной победы, пожимая ему руку или хлопая по плечу. А сколько девчоночьих глаз с восторгом смотрело вслед юному лихому наезднику, так ловко сидевшему в седле!..
  После того как Даньке исполнилось 14 лет, сам управляющий фермой предложил ему в летние каникулы работать младшим конюхом:
  - Все равно целыми днями с лошадьми возишься, так хоть какую копейку в дом за это принесешь. Лишними не будут.
  Данька, который сам бы приплачивал, если бы мог, чтобы только его не гнали, принял это предложение с восторгом и стал помогать конюхам с еще большим рвением.
  Свою первую зарплату он всю до копейки отдал матери. Клавдия, растрогавшись до слез, спросила:
  - Может, ты хотел бы купить себе чего? Так возьми, сколько надо, и купи.
  - Нет, мам, ты лучше знаешь, что нужнее, - рассудительно ответил Данька. – Я только вот о чем хотел попросить: если можно, откладывай часть моей зарплаты на книжку.
  - Да хоть все! – с радостью согласилась она. – Мы с отцом пока в силе тебя содержать. И сберкнижка есть, мы не говорили раньше, но понемногу откладывали тебе к совершеннолетию. Теперь быстрее копиться будет!
  - Правильно решили, - одобрил и Николай, вернувшийся к этому времени с работы, и поинтересовался у сына: - На что копить-то будешь, если не секрет?
  - Там видно будет, - уклончиво ответил Данька.
  Перед последним школьным звонком  учителя то и дело интересовались у выпускников их дальнейшими планами. Спрашивали и Даньку, настойчиво рекомендуя ему продолжить учебу.
  - Ты же все годы почти без троек учился, - говорила ему классная руководительница. – С твоими знаниями хоть в техникум, хоть в институт поступить можно. Не век же тебе простым конюхом быть! Я бы советовала тебе на зоотехника или ветврача учиться, если уж ты так животных любишь.
  Это же предлагали ему и родители, даже директор совхоза побеседовал с ним, предложив направление от хозяйства. Данька всем обещал подумать, но сразу после выпускного бала заступил на свое обычное место на конном дворе.
  - Не буду я пока никуда документы подавать, - сказал он родителям. – Поработаю до армии, отслужу, а потом уж на взрослую голову решу, что дальше делать.
  - Нет, вы посмотрите на него! – всплеснула руками Клавдия. – Вот уж точно Непутевый! Все путные в институт рвутся, чтобы только в армию не идти, а ты наоборот! Скажи ему, отец!..
  Но Николай поддержал сына:
  - Учеба, конечно, хорошо, но настоящий мужик отслужить должен.
  Клавдия, заплакав, махнула рукой:
  - Делайте, как знаете, только каяться бы потом не пришлось, в армии-то сейчас вон что творится…
  Лето Данька провел с табуном на дальних выпасах, а вернувшись домой, впервые поинтересовался у матери, сколько денег у него накопилось.
  «К чему это он? – насторожилась Клавдия. – Уж не жениться ли вдруг надумал? То-то я его с соседской Настей замечать стала. Ох, рано,  однако!..»
  Но вслух ничего не сказала, а достала сберкнижку и, заглянув в нее, назвала сыну довольно приличную сумму.
  - Здесь даже больше, чем я ожидал, - раздумчиво произнес Данька. – И это все мое?
  - Твое, твоим трудом заработанное, - с гордостью за сына подтвердила Клавдия. – Можешь пользоваться. Надеюсь, зря не потратишь.
  - Есть у меня одна задумка, - признался Данька.
  Поняв по тону сына, что речь идет о чем-то серьезном, насторожился и Николай.
  - Ну, говори, чего надумал, не тяни, а то мать уже в лице меняться начала, не зная, чего от тебя ожидать, - поторопил он.
  - Мы хорошо нынче сработали, и директор в качестве поощрения разрешает нам взять из табуна по лошади за полцены. Я очень хотел бы купить Звездочку, которая еще жеребенком ко мне привязалась, - открыл свой секрет Данька. – Денег хватит, даже еще останутся. Но нужно ваше  согласие, ведь вам придется ходить за ней, пока я служить буду.
  - Еще не лучше! – возмутилась Клавдия. – Я, грешным делом, думала, ты жениться собираешься, а у тебя одни лошади на уме! Да нам и без того  есть за кем ходить, скотины полный двор.
  - Ты погоди шуметь, мать, - остановил ее Николай. – Лошадь в крестьянском хозяйстве не лишняя, увезти-привезти чего, и бензина не надо, который все дороже и дороже становится. Ухода за ней гораздо меньше, чем за коровой. К тому же, как я понимаю, Данька только об этом и мечтает. За чужими лошадьми ходить одно, а своих иметь – совсем другое. Так ведь, сын?
  Данька, не зная, как выразить словами свои чувства, лишь молча кивнул в ответ.
  - Так неужели мы мечту сына в корне загубим? – Николай укоризненно поглядел на жену. – А чтоб двор скотиной не перегружать, можно одну корову продать. Куда нам три?
  - Ну, ладно, ладно, только ходить за ней сам будешь, - сдалась пристыженная Клавдия.
  - Без проблем! – засмеялся Николай. – А если некогда будет, отца своего  привлеку, а то ему на пенсии скучновато.
  Поняв, что вопрос окончательно решен в его пользу, Данька благодарно обнял отца, а потом от избытка чувств расцеловал мать.
  Две недели семейство Топоевых по вечерам и в выходные дни спешным порядком переделывало в конюшню старый большой сарай. А когда все было готово, Данька привел туда Звездочку – молодую каурую кобылку с большим белым пятном на лбу.
С той поры жители деревни дважды в день видели забавную картину: идет Данька на работу или с работы, а рядом трусит Звездочка. Он что-то говорит ей, и она «отвечает», кивая или мотая головой. А то сорвет у него с головы вязаную шапку и скачет кругами. Данька, шутливо бранясь, бросится за ней вдогонку, а она и рада. Побегает, разомнется, а потом осторожно вернет шапку на прежнее место к восторгу всех наблюдавших за этим «цирком».
  Ласковая и веселая лошадка быстро завоевала сердца старших Топоевых, а после того как Данька приучил Звездочку ходить в упряжке и под седлом, стала несомненной и ее полезность.
  Весной Данька получил повестку из военкомата. Перед расставанием предупредил родителей, что к зиме у Звездочки должен появиться жеребенок. Смущаясь, попросил:
  - Извините, что навешиваю на вас новые хлопоты, но вы уж позаботьтесь о них до моего возвращения.
  - Да ладно, дело житейское, - успокоил его отец, а Клавдия пошутила:
- Раз уж внуков пока нет, так хоть с жеребенком водиться будем!
  Данька попал в пограничные войска. Писал, что служба ему не в тягость, а особенно был доволен тем, что на их заставе держали лошадей, на которых объезжали отдельные участки границы. А вскоре от командира заставы пришло Топоевым благодарственное письмо, подтверждающее, что их сын пришелся в части как нельзя к месту.
  Когда родители сообщили, что Звездочка принесла гнедого жеребчика, Данька попросил назвать его Орликом. Писал: «Надеюсь, что из него вырастет хороший скакун, ведь с его отцом мы немало призов заработали. Очень хочется посмотреть на малыша, поэтому буду проситься в отпуск».
  Просьбу его уважили, и через месяц Данька приехал домой. Правда, всего на неделю, которую провел не столько с родителями, сколько со Звездочкой и Орликом.
  - Что ты все в конюшне да в конюшне? – корила его мать. – Хоть бы к Насте сходил, непутевый, а то девчонка все глаза проглядела!
  - Да встречались мы уже, мама! – отмахивался Данька. – А хочет меня чаще видеть, так пусть на конюшню приходит! Там и ей места хватит!
  Уезжая дослуживать, Данька заручился обещанием родителей, что они будут подробно писать ему не только о себе, но и о Звездочке с Орликом. Что Клавдия еженедельно и делала, радуя сына маленькими приятными новостями. Но в одну из глухих февральских ночей она проснулась от непонятного шума и бьющего в окна яркого света. С трудом осознав происходящее, испуганно начала трясти мужа:
- Вставай скорее! Пожар!..
  Накинув первую попавшуюся одежду, они выскочили во двор и на мгновение оцепенели: горела конюшня, причем пожар разрастался буквально на глазах.
  - Черт, я же с вечера лошадей на задвижку закрыл, мороза испугался! – кинулся к воротам Николай, но тут же отступил  перед стеной огня.
  Один за другим подбегали соседи, жители дальних улиц. Происходящее напоминало сцену из фильма ужасов. В полыхающей ярким факелом конюшне совсем по-детски тоненько визжал Орлик, дико крича, из последних сил била копытами в закрытые ворота Звездочка. Напротив обессилено сидел схватившийся за голову Николай и металась, умоляя сделать хоть что-нибудь, рыдающая Клавдия.
  - Это же просто ад какой-то! – не выдержав, выкрикнула из толпы молодая  женщина. – Неужели нельзя помочь?!.
  - Чем тут поможешь, если подойти нельзя? – буркнул кто-то в ответ. – Хорошо еще, что до остальных стаек далеко и ветра нет, а то бы уже все горело.
  И тут, не выдержав напора лошади и огненной стихии, ворота конюшни рухнули, и в пылающем проеме показалась Звездочка. Бока ее дымились, длинная грива горела. Толпа ахнула, а Николай с Клавдией в один голос начали звать ее к себе. Но Звездочка повернулась и с хриплым ржанием скрылась в огне, откуда все еще доносился жалобный крик Орлика. Буквально в следующую секунду в конюшне обвалился потолок и начали рушиться стены, погребая их под собой…
  По общему мнению, причиной пожара стал поджог, скорее всего не умышленный, потому что врагов у Топоевых в селе не было. Одни  видели вечером поблизости пьяных, другие – подростков. Кто из них кинул к сараю спичку или не затушенную папиросу, так и осталось неизвестным. Клавдия долго не могла прийти в себя от потрясения, все время плакала, повторяя: «Что мы сыну скажем? Как объясним?» Николай тоже ходил чернее тучи, смолил папиросы одну за другой, несколько раз пришел домой изрядно выпивши, чего раньше за ним не замечалось. Приходящие от Даньки очередные письма сначала с обычными, а потом с тревожными  расспросами лежали не отвеченными: у родителей не поднималась рука написать ему о случившемся. Потом и он надолго замолчал. Летом прислал записку: «Я все знаю. Ни в чем вас не виню. Берегите себя». После этого переписка понемногу возобновилась. Клавдия подробно описывала сыну деревенские новости, передавала приветы, он же ограничивался несколькими сухими строчками, читая которые, Клавдия не могла сдержать слез.
  - Ничего, время лечит, - успокаивала она себя. Они с Николаем с нетерпением ждали Данькиного возвращения, думали, как повести себя, чтобы сыну было легче смириться с потерей лошадей. Однако  положенные сроки проходили, а Данька все не приезжал. Обеспокоенная Клавдия при встрече решила расспросить Настю, не знает ли та причин Данькиной задержки.
  - Откуда мне знать, - с болью ответила та, - если он мне давно уже совсем не пишет? С той поры, как о пожаре узнал, только два письма прислал. В первом написал, что стал теперь совсем другим, все, что было в его душе хорошего и светлого, выгорело и обуглилось, что никаких чувств у него не осталось, даже ко мне. Обидно мне было читать такое, но я  же знаю, что значили для него лошади, поэтому ни в чем его не упрекнула и продолжала писать, как и раньше. Сколько писем без ответа отправила…    А потом он попросил, чтобы я не ждала его и не писала ему больше… Так что ничего я о нем теперь не знаю, - голос Насти дрогнул, темные глаза наполнились слезами и, наспех попрощавшись, она чуть ли не побежала от Клавдии.
  Не зная, что и думать, Топоевы собирались уже сделать запрос через военкомат, но тут почтальон принес запоздавшее письмо с коротким Данькиным объяснением: «Вернуться не могу. Остался служить сверхсрочно».
  - Может, так и лучше, - скрепя сердце, согласились с его решением родители.   Но Данька не вернулся и через полгода: сразу после демобилизации уехал по контракту в Чечню, начав помимо коротких писем слать родителям деньги.
Клавдия сказала об этом Насте. Та сочувственно покачала головой и предположила в утешение:
  - Может, он на новых лошадей заработать хочет? Хорошие кони сейчас дорого стоят.
  Немного помолчав, добавила, смущенно отведя глаза:
  - У меня тоже новость. Сватают меня. Хороший парень из соседней деревни. Я, наверное, соглашусь. Вы же знаете, что я Даньку еще в школе полюбила. И сейчас люблю. Но ждать его уже нет никакого смысла, надо мной и так в деревне смеются, соломенной вдовой зовут. Простите меня, теть Клава, но я больше не могу…
  Клавдия обняла плачущую девушку, ласково погладила по голове.
  - Ну что ты, деточка! Не за что тебе прощения просить. Мы бы рады были  принять тебя в нашу семью, детишек ваших нянчить, но что поделаешь, коли сын у нас такой непутевый! Я ни в чем тебя не виню, наоборот, желаю тебе счастья.
  …Еще через полгода Данька продлил контракт. Узнав об этом, поседевшая от переживаний Клавдия не выдержала.
  - Да сколько ж это можно?! – кричала она, захлебываясь от слез. – Ведь сил уже нет его ждать!.. И деньги его нам не нужны!..
  Накричавшись, потребовала от Николая:
  - Бери отпуск и поезжай к этому непутевому. Уговори вернуться.
  Тоже заметно постаревший Николай выслушал ее молча, а через несколько дней собрался в дорогу.
  Вернулся он еще более осунувшимся и похудевшим. Поздоровавшись с Клавдией, молча переоделся, умылся, сел за накрытый стол, без всякого аппетита проглотил несколько ложек супа, запил его чаем и только после этого посмотрел в вопрошающие глаза жены.
  - Устал я, - признался с тяжелым вздохом. – Дорога дальняя, да и немало порогов пришлось обить, пока пропустили к Даньке в часть.
  - Как он там? – с тревогой в голосе спросила Клавдия.
  - Жив, здоров, служит, - коротко сказал Николай, повторив ответ, данный ему на такой же вопрос сыном. Больше он от него ничего не добился, но водитель, который подвозил его в часть, узнав, что он – отец Топоева, сказал, что Данила слывет у них самым отчаянным.
- У нас все ребята не из трусливых, но Данила первым в самое пекло лезет, словно смерти не боится или…
  Солдат явно хотел добавить «ищет ее», но, одумавшись, не закончил фразу, заговорив о другом:
  - Боевики тут время от времени дома поджигают, так Данила, если пожар увидит, то готов сутками не спать, рвать и метать, чтобы только виновных найти и наказать. Мужики говорят, сгорел у него кто-то…
  Он взглянул на Николая, надеясь на ответ, но тот промолчал. Промолчал он и сейчас, решив, что Клавдии ни к чему знать об этом разговоре. Она же продолжала расспрашивать:
  - Поговорил ты с ним? Уговорил вернуться? Когда его ждать?
  - Поговорил, - вздохнул Николай, - только не приедет он.
  - Как это не приедет? – растерялась Клавдия. – А ты сказал ему, что мы готовы и конюшню новую построить, и лошадь купить, какую он захочет, и что директор совхоза жеребенка обещал?
  - Все сказал. Только ничего этого ему теперь не нужно. «Зачем? – говорит. – Чтобы опять кто-нибудь сжег?» И не вернется он сюда больше, не жди. Как я его ни уговаривал, как ни просил хотя бы нас пожалеть, самое большое, на что он согласился – не продлять контракт. «Уеду, - пообещал, - в какой-нибудь город, как вы раньше хотели, устроюсь охранником или еще куда, обживусь и смогу вас к себе забрать».
  Николай вспомнил, с каким безразлично-отрешенным видом говорил Данька об этом, какие пустые были у него глаза, и ему захотелось попросить Клавдию помолиться за сына, чтобы тот уцелел до истечения срока контракта. Но он не стал этого делать, а, тяжело поднявшись, пошел топить баню. Вслед ему донесся горестный плач Клавдии, повторяющей: «Непутевый, ну какой же непутевый!..»
                2004 год.