Пропасть

1. Город греха
                У них душа – наоборот!
     Городу было шестьсот лет, и звался он Нигхт. Жители этих краёв никогда не видели солнца, не ведали, что значит – яркий свет. Там было примерно всё, как у нас. Но Нигхт всегда был ночным городом. Днём люди спали, а ночью – существовали. Их род деятельности, их занятия мало чем отличались от нашего, земного, но этот город был проклят Богом за непослушание. И безгрешнее люди в нём не стали, но ожесточили свои сердца на веки вечные.
     Нигхт напоминал гигантский замок, мрачный, страшный и во тьме; с готическими шпилями, с позывными похоронных колоколов, с всегда чёрными тучами. И тучи эти были намного ниже, чем у нас – то были души умерших людей. И горе тому, кто очутился в эпицентре данного явления – туча сжирала того человека, разламывала натрое и харкала пеплом.
     Вместо пыли и песка в городе были пепел и гарь. Вместо солнца – луна. Но тоже проклятая: появляясь на ночном небе полной дважды в месяц, она уничтожала всё вокруг своим бледным светом – заблудившуюся ли кошку, собаку или обезумевшего человека, забывшего о Правилах.
     День в городе длился с двенадцати часов нашего дня и до пяти часов тоже нашего дня; таким образом, день в Падшем и Погребённом месте был намного короче ночи.
     День этот представлял из себя самое пасмурное небо, которое вы когда-либо видели; в такие моменты подходящее под «свет» понятие приподнимало завесу тьмы и мрака, обнажая серость и низость заблудших душ, ахроматизм зданий и отсутствие естественно-природного ландшафта как такового. Можно было рассмотреть, что город этот обнесён широкой стеной с одной стороны и окружён смертельно-адским лесом с другой. И вне черты города было ни души! Границы были чёткие, и город этот не был размыт в красках настолько, чтобы не понимать его действительности и сути происходящего. Город был единственным в своём роде – он как бы висел в пространстве, где-то там, сверху, в третьем измерении. Его как бы не было – это всё фантазии и выдумки людей. На самом же деле такой город существует везде – просто внимательней приглядитесь, упадите в глубину своего сердца, разума, души и совести. Тогда вы найдёте все ответы на волнующие вас вопросы.
     Жизнь здесь была безликой и суровой, на первый взгляд. Это – днём…
     «Днём», как уже было сказано, все были во сне. Но сон этот был тревожен и неспокоен. Всегда что-то устрашающе пугало. Ужас, ужас и смерть, близость адских мук и злого ополчения. Боль.
     Ночью же в городе царили все самые великие прегрешения. Они стучались и приходили в дом…      
     Благодать давно уже покинула эти края…
     Ничего не изменилось с тех пор. Нигхт по-прежнему был воплощением Содома и Гоморры, превосходя их обоих.
     Грех был на каждом углу, будь то совращение малолетних, сношение с животными, совокупление с трупами или акт без любви. Проституция процветала, гомосексуализм – тоже.
     Спиртное, алкоголь, лилось рекой. Его употребляли вместо чая и кофе. Он был и вместо сока.
     Курилось в том городе всё, что могло куриться, и лёгкие были так же черны, как и душа.
     Почти все женщины были шлюхами, а большинство мужчин – извращенцами. Основным занятием мужчин были азартные игры в казино – покер, рулетка и прочее. Проигрывались целые состояния. Достоинство умерло…
     Людей тут не хоронили – как только они умирали, их сбрасывали с обрыва. И трупы либо застревали где-то в корнях лесных деревьев, либо тонули в Мутной реке, полной отбросов и прочей жижи. Эта же река была и местом всех отходов – бытовых ли, промышленных ли. Естественная канализация. Жидкая помойка…
     В городе жило два типа людей.
     Первый тип именовался «клан умеренных». Именно они изготовили для города Правила (а скорее – для себя), нарушение за которые – или смерть (редкие, особо тяжкие случаи), или исключение из клана.

Правила
Жить, как живётся;
Молчать и терпеть, чтобы не случилось;
Город – наш, а не Его (греха);
Не смеяться, не улыбаться, не здороваться с грешниками;
Говорить в случае только крайней необходимости;
Пронзать всех грешников взглядом, ненавидеть, презирать;
Не выходить из дома при наличии на небе Луны.

     «Умеренные» были спокойнее своих неотёсанных собратьев и жили до ста лет.
     Второй сорт людей прожигали свою жизнь, и их называли «неумеренными». Долго они не жили. Именно из-за них был проклят в своё время город; это из-за них солнце исчезло навсегда; из-за них шесть столетий – вечная ночь, кромешная тьма и мрак…
     Ночь в городе с некой точки зрения представляла собой абсолютно чёрное небо, и очень неприветливое. Здесь часты были всякого рода затмения, залёты комет и падение метеорных тел. И вопреки земному понятию ночь в том городе резко переходила в день и наоборот, как по мановению волшебной палочки.
     Днём город был мёртв. Но с наступлением ночи он зловеще оживал, тая в себе опасность…. Таков был этот город. Город греха, богемы и разврата. И не было в нём ничего хорошего. Город падших, извращённых тьмой людей, поглощённых мраком. Город несогласия, несправедливости, аморальности и бесчеловечности; город со сплошными «не-», «де-», «а-» и «анти-»…



2. Островок
                Желчь разливается по нашему телу в двух случаях: когда мы злимся и когда долго не ходим в уборную
       Парень вышел из дома и пошёл на автобусную остановку. Вокруг было много людей (их всегда много), а он куда-то спешил. Рядом стоял киоск с газетами. Фред проходил мимо него и решил взять пару выпусков. Но тут его заметила какая-то дряхлая старуха Изергиль. Она протянула к нему руки и начала упрашивать на подаяние. Но Фред словно чувствовал, что она никакая не нищенка, а сущая ведьма, и отшатнулся от неё. Тогда она вцепилась в него своими когтистыми костлявыми ручонками и начала причитать, угрожать и проклинать. Завязалась чуть ли не драка – Фреду пришлось отбиваться от мегеры. Рядом находились люди, но они, как и все в этом Городе Тьмы, были глухонемыми и слепыми эгоистами. Некоторые даже были превращены луной в мумии и истуканы. Бабка пыталась снять с него куртку и забрать дипломат с только что купленными журналами. Бедолаге кое-как удалось скинуть идиотку с себя, и она упала в болотистую грязь и лужу, растворяясь в ней, как мороженое в капучино, вопя и насылая порчу. У Фреда пошли мурашки по коже, но автобуса, кажется, ему сегодня не видать, как собственных ушей. К нему с другой стороны подошёл взрослый мужчина в белом костюме и попытался забрать его вещи. Наглец довольно спокойно потребовал себе дипломат Фреда, утверждая, что он принадлежит ему. Снова возня, но, когда Фред захотел дать обидчику промеж глаз, тот исчез. Так же внезапно, как и появился. Фред огляделся по сторонам, но теперь и остальных людей не было вокруг! Парень подумал уже, что он спятил, но тут подъехал его маршрут. С людьми. Он успокоился и сел в него. А через минут сорок он уже сидел в Сиреневой таверне с друзьями.
     Он сел за один столик с семейной парой и их «другом семьи» – то ли дядей, то ли просто знакомым.
     Девушку звали Лола, и она всегда красила лицо в фиолетовые и лиловые тона – иной косметики у неё не было. Она была несколько аристократична и сдержанна, но очень бедна. Тиха и молчалива.
     Её бойфренда звали Николас, и он был ещё незаметнее, чем его подружка. А дядя же был вообще, как бесплатное приложение. Из всей этой компании только сам Фред был всегда инициатором общения. Если говорила Лола, то сухо, лаконично, в тему и по существу. Если говорил Николас, то, чаще всего, это был глупый бред и поддакивание Лоле. Ну, а безымянный дядя очень любил валяться на кушетке с очередной книгой, иногда вставляя в разговор пару фраз, для полноценности беседы.
     – А мы тебя ждём. – Холодно прошуршала Лола.
     – Извиняюсь за опоздание. Представляете, у меня сегодня был настоящий кошмар. Сначала старая кляча попыталась завладеть моими вещами, затем – какой-то мужлан серьёзного вида и образа. У меня все копейки попадали, рассыпались по земле…
     – Ты ешь, ешь…. – Прохладно проговорила Лола, протягивая ему салфетку. – Ты бледен. Морковный салат, пирожки с капустой, картошкой и свёклой тебе помогут. Николас, подай ему тарелку…
     – И что им надо было от газет и чемодана, интересно?
     – Не знаю, Фред. – Ледяной взгляд мрачной Лолы сражал любого.
     – Надо посмотреть…. – И парень раскрыл его.
     И – надо же – там были деньги! И чеки, и расписки, и акции, и драгоценности!
     – Что это? – Недоумевал он.
     – Не знаю, Фред. – Повторила Лола.
     Николас из любопытства заглянул в ящик Пандоры, а «дядя» даже не соизволил приподняться – он дочитывал то ли пьесу, то ли детектив.
     – Поехали, Фред, к нам. Тебе нужно отдохнуть. – Сверлила парня своим туманным взором готесса. Она никогда не улыбалась, не смеялась, не повышала голос, не здоровалась и была немного странной.
     Дома у семейки было так же тихо. Окна всегда были занавешены чёрными шторами – ведь те пятнадцать суток, что на небе была Луна, были так губительны для жизни и кожи этих убогих созданий, лишённых радости и счастья.
     Никакого тебе света или свеч – стены были в фосфоре. И при таком тусклом освещении существовал весь этот город, забытый, заброшенный. Никому не нужный. Мрак и тьма были правителями и мэрами. Бездна, полная горечи. Пропасть твоего подсознания, глубина твоей души…
     – И всё же я считаю, Фред, ты должен посмотреть этот матч. – Заметила Лола.
     – Да. – Убедительно кивнул Николас. Дядя же только махнул рукой, и его жест просил о том, чтобы ему не мешали дочитать главу перед сном.
     – Хорошо. – Согласился с ними Фред, и начал щёлкать пультом.
     Однако – безрезультатно. Ни одна из кнопок не то, что не работала, а даже не нажималась – они выталкивали пальцы парня обратно, как бы пища: «Отвянь!».
     – Лола, но всё – тщетно. Может, нужно заменить батарейки?
     – Там нет батарей, Фред. – Сурово и властно произнесла та. – Был лунный аккумулятор, но он сел. Я забыла. Теперь – только через полмесяца.
     – Значит – пропустим?
     – Значит, пропустим…
     Фред помолчал немного, и улёгся спать. Лола постояла немного, глядя в закрытое тёмной пеленой окно, уныло вздохнула и прилегла тоже. Николас уже спал мёртвым сном, как сурок, а дяде пришлось поправить подушку и убрать с лица книгу – он ей накрылся; всё равно он уже досматривал третий сон, и вряд ли книга была бы полезной для плотно сомкнутых глаз.



3. Ящик Пандоры
                Будь как дома, но не забывай, что ты – в гостях
     Всё же ничего в мире идеального не бывает, равно как и идеального зла. Даже в Нигхте можно было при желании найти нормальных людей. Но для этого нужно было постараться – Правила ведь для того и существуют, чтобы их нарушать. Не всегда, а так. Хотя бы изредка. Периодически. Для статистики. Чтоб не скучно было.
     Фред вышел часа в четыре дня из дома – он опаздывал в школу. Нет, он давно уже её закончил, но теперь там училась его дочь Маргарита. Да, Фред воспитывал дочь, и это был её первый год обучения. Первый класс, и девочку нужно поддержать. И сейчас его задача – забрать её с уроков.
     В этом городе было странным всё, даже школа – она находилась в подвале одного из ветхих железобетонных зданий, потаённое место. Нужно было успеть – до «ночи» остался час.    
     – Папа, папочка! – Дитё и плакало, и смеялось.
     – Родная, ты что?! Милая моя Ритка…
     Девочка была очень красивая и очень послушная – этакий аккуратный комочек блонди. В школьной форме, со счастливым, улыбающимся лицом. Она расцеловала Фреда в обе щёки и прижалась к нему. Тому ничего не оставалось, как сделать то же самое.
     – Ты что тут делаешь? Где твоя мама?
     – Мама сказала, что она с тобой «больше не играет». И мне велела, но ты же мой папа!!! Или ты уже не мой папа?! Ты больше не хочешь быть моим папой?!
     – Тише, тише…. – Обняв дочь, он гладил её по голове. – Навсегда твой папа. Даже когда станешь взрослой, станешь качать права и уйдёшь в собственное гнездо. Я всё равно всегда буду любить тебя, моя золотая. До конца своих дней и на том свете…
     – Ты, правда, не уйдёшь?
     – Нет.… Давай, беги быстрее в класс!
     – Пап, но у меня уже кончились уже занятия.
     – Да ты что? И вправду это так. Пошли, пошли домой.
     Девочка взяла его за руку, и они направились прочь от школы.      
     На следующий «день» состоялось родительское собрание. Такое же допотопно-странное, как и само обучение. Был конец квартала, и всех учеников имелась привычка награждать едой, независимо от того, кто как учился. Причём, делалось это всё заочно. Родители приходили, им всё добро давали, и они относили всё это дело детям домой.
     Фред опоздал. Такое часто с ним бывало, но на то всегда были веские причины – то пробки, то ещё что-то. Иногда автобус «слишком долго не ехал». Вот так…
     Все родители уже сидели за партами. У каждого в руках были внушительный кусочек торта и двухлитровый нектар с мякотью. Фред пришёл последним…
     – А-а, проходи. Держи свой паёк. – И Дина Миафра, руководитель класса протянула ему примерно всё то же самое, что и остальным.
     На Фреда все смотрели волком. Никто не уступил ему места, да и он ни с кем бы вместе не сел. Он прошёл в конец класса и сел за предпоследнюю парту второго ряда, второй вариант. Без мнительных «соседей», хорошо.
     – Так, ну, а теперь, когда все в сборе – давайте, приступим, к торжеству! – Воскликнула классная.
     – Но это же – детям!.. – Возмутился было Фред, но его никто не поддержал. На него все презрительно скривились, и начали вкушать то, что полагалось их же детям за тот адский труд, за добросовестную учёбу. Пусть какой-то кусочек тортика с соком, но всё же. Как было бы им приятно, наверное…
     Парень смотрел, смотрел на всё это безобразие, встал и засобирался к себе. Его остановил какой-то верзила.
     – Что, дочурке понесёшь?
     – Да. Я – не эгоист.
     – Тогда возьми ещё вот это. Специально расковырял для тебя. – И верзила посыпал Фреду на голову изюм. Парень побледнел и удрал, под демонический хохот «неумеренных».
     Дома была отрада – его встречало прелестное создание лет семи.
     – Папик!!! Ой, а кто тебя так обсыпал? С воробушками игрался? – Дочка была явно счастлива.
     – С воробушками, с воробушками…. – Кивнул ей отец, разуваясь и вешая одежду на крючок. – Лучше глянь, что тебе я принёс…
     – Ух ты, тортик! Мой любимый! Я тебя обожаю! – Рита бросилась парню в объятья, чуть не сбив с ног. – С соком вместе и попьём.
     Так они и поужинали, хотя Фред даже к своей еде не прикоснулся – кусок в горло не лез. Он всё думал о сегодняшнем собрании и о том, какими чёрствыми могут быть люди. Даже по отношению к своим детям.
     – Пап, а пап?
     – Да?..
     – Почему вы с мамой не ладите? Когда нас будет трое?
     – Я не могу тебе объяснить пока, прости. Извини меня…. – Фред вскочил из-за стола, закрылся в ванной и горько зарыдал.
     - Па-ап? А ты где? А ты что, плачешь?
     Тот вышел, с красными глазами и мокрым лицом. Увидев широко раскрытые глазки его родной частицы, он тут же спрятал своё лицо в полотенце, вытираясь им.
     – Н-нет, моя хорошая. В глаз что-то попало. Да и насморк ещё этот…. Да всё нормально! Ты давай, ложись уже спать – не встанешь же завтра! Время уже позднее.
     – Папа-а, а ты почитаешь мне сказку на ночь? Не которую в книжках. Которую ты всегда сам мне рассказываешь…
     Фред так утомился за сегодня, но он так горячо и искренне любил свою дочь, что пообещал выполнить её просьбу.
     – И добрый волшебник сделал так, чтобы повсюду вокруг было светло. И тьма спала, оковы ночи ушли в никуда. И жили все долго и счастливо…. – Фред являлся плохим сказочником, но Маргарите нравилась именно эта сказка. Которую он выдумал сам. Ведь он мечтал, что когда-нибудь город освободится от своего проклятия и однажды на небосклоне взойдёт солнце, освещая и согревая всех своей добротой.
     – Пап, а пап?
     – Мм?
     – А давай, как будто это ты был добрый волшебник? Ну, пожа-а-алуйста-а-а!
     – Давай, давай. Спи уже, солнце. – Фред поцеловал Риту в лобик, укрыл потеплее одеялом и ушёл к себе в комнату…    
     Утром парень никак не мог проснуться. Я сказал – утром? В городе не было таких понятий, как «утро» и «вечер». Ночью, ночью он еле поднялся. Ворчал что-то в подушку, а потом скинул её с кровати, негодуя – Фред не выспался.
     Всё же он довольно быстро привёл себя в порядок. Умылся, оделся, поел и – на работу в типографию. Как всегда, одно и то же. Целыми ночами.
     После работы у него оставалось время, и Фред зашёл в супермаркет. Он подходил к каждому стеллажу, брал в руки какую-нибудь очередную консерву, читал её состав, производителя и срок годности. Он понабирал всяких разных там шампуней, кремов, еду (фаст-фуд) и кучу игрушек для дочки – он считал, что Ритка ни в чём не должна нуждаться. И если мать не соизволила быть ей нормальной мамой, он будет дочке и мамой, и папой…


    
4. Просьба
                Не буди в Нём зверя
     И наслал Господь вскоре, по прошествии некоторого времени, мор на весь род людской, в наказание за грех. И взалкали тогда единицы верных ему, но их было слишком, слишком мало…
     И обрушились все исчадья ада на тот сей великий град, что не вразумил своему разуму. Мало было того, что Нигхт жил во тьме, мраке и грехе, так ещё и иные козни ополчились на него – существовал народ даже без лучика света, и ничего, теперь же  грязь и геенна огненная…
     Люди сбились с толку – они думали, что уже отбывают своё наказание, но худшее было впереди – их ожидало страшное. Потаённое и неуёмное…
     Вначале прогремел гром, сверкнула молния, и началась мощная гроза, с градом и ливнем, сбивая почву в грязь и слякоть. Однако злые людские сердца ожесточились только пуще прежнего. И началось такое…
     Фред невольно стал свидетелем всех этих бесчинств, но хранил молчание, решив стать обозревателем со стороны. Он был на том страшном месте, но самое ужасное, что рядом с ним стояла и его дочь. И парень силой развернул бедное дитя к себе, чтобы оно не увидело все эти страсти. Он поправил Рите оранжевый шарфик на синей курточке, поцеловал в щёку, надел шапочку и увёл домой. От греха подальше…
     Позднее город оказался наполовину затоплен – припасённые рвы вышли из берегов и не помогли, а наоборот, только усугубили ситуацию. Машины плавали, дома – тоже. Кто-то ловил свою собаку за хвост, а кто-то – кто-то подумал, что кошка – неплохой транспорт; держась за хвост, можно выплыть, ибо эти полу-домашние животные органически не переваривают водоёмы. Падала, падала тьма. Снедая…
     Шире, жёстче…
     На небосклоне показался красивый огненный мячик. Яркий такой, печка изнутри. Он помаячил, помаячил немного, затем исчез – божьему провидению тут было скучно, неуместно, неуютно.
     Люди жгли факелы и фейерверки – «неумеренные» зажигали по полной.
     Тогда Господь скинул те чёрные тучи на Нигхт, и души мёртвых пожирали души проклятых. Что-то игралось. Там, изнутри…
     Нигхт был и Вавилоном, и Содомом, и Гоморрой, и развратным Римом – всё одно. Ни дать, не взять. Заполонил великий грех сердца людей, и…
     Кто-то в тёмном, статный и высокий, ниспустился на грешную землю с огненной колесницы. Он водил скулами и вращал жезлом, как пикой или алебардой.
     – Не время ещё…. – Мрачно скосил глазки на перепуганных людей князь демонов, взмахнул прутом, и мифические кони унесли его в никуда. В ту самую преисподнюю. И он исчез…
     Явился первый вестник – Война. Он был одет в алые и огненные доспехи – плащ и латы. И взгляд его был скорее весел и ехиден, нежели бесчеловечен. И грабили город три дня и три ночи. Фред спрятался вместе с ребёнком под кровать, и горячо молился Всевышнему, Вседержителю. И где же в это время была его жена?..
     Явился и второй, и имя ему – Разруха. И взгляд его был жесток и одновременно беспечен. Бичевали и линчевали, и опустился Нигхт в грязное болото. Теперь – по-настоящему.
     Скачет, скачет вестник №3, свирепо и дико вращая зеньками.
     – Привет вам всем из бездны! – Заорал он на скаку и метнул самого себя в толпу, растворившись в ней – то был Голод. Он был дохл и тощ, со впавшими веками, и рёбра были, как меха баяна – по пальцам перечесть. Его взгляд приводил людей в состояние, как если бы они молили о пощаде. И не стало трети города сытой – ещё и пошли болезни. Адский крик неспетой струны, что сильно так раздражает нервное окончание, потух, взметнув последние свои послезвучия в евстахиев сосуд…
     – А вот и я! – Заявил Четвёртый, и не было ему ни края, ни конца – он был непостигаем, не посягаем, неосязаем. И не было у него взгляда; на нём не было лица – оно отсутствовало! Был лишь чёрный балахон, как у назгула, да ненавистный инхэйл. Последний вестник обзывался страшным именем – Смерть…. Он взмахнул поводьями, и начал прикасаться костлявой рукой. Ко всем. К детям, старикам…. Рука была необычайно длинной – она вытягивалась и забирала душу за сотни миль и кварталов от собственного местопребывания призрака. Когда пробежка завершилась, четвёртый призрак стал ходить по домам. Не открывавших ему добровольно он косил своей косой, висящей за спиной на плече. И его прикосновения являлись мерзкими и холодными.
     И вот, тебя уносит. Туда, за край. Откуда не вернёшься. Откуда не возвращаются. Откуда пути нет. Дважды нельзя прожить жизнь. Это в реку можно войти дважды, трижды – да сколько угодно. Жизнь же всем уготована только лишь одна. Но и этого не ценят, губя её с молодости на корню, подрубая, как сук дерева, на котором ты, собственно, сейчас и сидишь. Вот такие пироги, но, увы – дьяволом съедены…
     И увидел Фред это, и убоялся он пред лицом Господним, и снизошёл Бог на единение с ним.
     Парень пошёл в некую башню. Ранее – сторожевую, сейчас – давно позабытую и брошенную. Там было очень сыро, и неприятно мокро. Дрожь била судорогой, сковывая все телесные движения, тупя непредвиденные помыслы. Фред поднялся по винтовой лестнице наверх, но только распугал всех голубей и ворон. Они недовольно загалдели и опустились обратно. Фред улыбнулся им, помахал ручкой и насыпал на пол немного корма. Голодные птицы его жадно обступили, клюя зерно, и он чуть не свалился обратно. Туда, вниз. Кубарем по винтовой метров двадцать.
     Фред подошёл к окну, но никак не ожидал, что в это время появится луна. Он успел левой ладонью прикрыть лицо, вполоборота развернувшись; правая осталась на подоконнике. Но, что самое интересное, свет был не мрачно-тусклым, как истинно лунный, а довольно-таки резкий, даже освежающий, я бы сказал, посмел бы добавить!
     – Не бойся. Иди ко Мне. Подойди поближе. – Ласково окликнули его.
     Лазурно-сапфировое сияние озарило всю комнату вокруг нежным и бархатным лучистым светом. Тараканы трусливо попрятались, летучие мыши, недовольно ухнув, растворились в иной темноте замка.
     Фред вновь подошёл к стене, напротив, у самого края окна и, перегнувшись, посмотрел вверх-вниз и по бокам, чуть не пересчитав кости – он чуть не вывалился наружу. Никого, не увидев, он присел и задумался.
     – Я здесь. Я всегда здесь. Я всюду рядом, даже в ваших сердцах, хотя и приходится Мне там отнюдь не сладко – гнилья так много…
     Сначала парень подумал, что это притаившийся в углу ушастый ёж с ним болтает. Симпатичный такой, и на иглах – прошлогодняя листва. Глазёнки все такие чёрненькие, блестящие…. Нет-нет, не может быть – ежи не разговаривают, а этот экземпляр вообще странный какой-то – обычно ежи не живут в высоких башнях. Всё по земле, да по земле…
     – Видишь ли мой лик?
     – Лишь белый свет…
     – Верно. Для чего вымолил сию встречу?
     – Мой город…. Я родился в нём и вырос. И обречён, как и все прочие многие, умереть, не увидев иного цвета неба, кроме как чёрного. Прошу, позволь начать историю Нигхта заново. Закрой ту страницу. Прости и отпусти тем людям всё. Подари надежду!
     – Чем вы, грешники, думали раньше? Ты и дочь твоя – вы капля в море. Вижу, что добр и искренен ты. Пока что Я не могу снять заклятие. Сначала последует моё испытание, одно за другим. И если Я увижу, что твоих подобий стало больше – быть может, передумаю.
     Фред долго ещё не мог прийти в себя, а в ушах всё ещё назойливо звенело:  «Не бойся этой луны – ведь с тобою – Я…».    
     Придя домой, Фред повесил свою коричневую кожаную куртку на косяк двери.
     – Цветочек, ты где?
     Парень успел, и переодеться, и умыться, но дочери не было! Как в воду канула!
     Он забежал в спальню – никого. Забежал в детскую, и…
     Рита спала тихим и мирным сном. Но, увидев отца, она широко распахнула свою бинарную бирюзу.
     – Папа? Доброго времени суток…
     Она полезла было к нему на руки, ещё сонная.
     – Я волновался за тебя, когда увидел пустующую прихожую.
     – Мне стало вдруг очень тоскливо и одиноко, но какой-то добрый ангел усыпил меня. Мне снился страшный сон, но ангел выручил опять.
     – Всё уже прошло. Всё позади, не плачь…
     Та мгновенно притихла и успокоилась.
     – Пап, а где мама?
     – Не знаю я, Риточка, где наша мама. – Ответил Фред. «Якшается, небось, как всегда, с «неумеренными»», подумал он, и уже – про себя. Зачем лишний раз расстраивать дочь?..
     Действительно, «умеренных», пусть и представляющих закон, имелось меньшинство. Все остальные безумствовали, доводя грех до совершенства и игнорируя все предупреждения, Правила и опыт прошлых лет. И не стало уроком наказание, продолжающееся и доселе. Постоянно чёрное небо, изолированность рвами и вратами, минимум искусственного освещения, мор – видимо, всего этого недостаточно было для покаяния. Жалкие люди ещё больше озлобились, со временем превратившись в скот и сброд.
     Таким был этот город – злым и жестоким. С жалким процентиком на реабилитацию. И этим процентиком был он, Фред.



5. Пропасть
                Я хочу твою душу…
     Однажды и любящий отец не выдержал невзгод, обрушившихся на него с самого его рождения. Что хорошего видел Фред? Только зло, а солнца – никогда.
     Проснувшись, Фред уверенно зашагал к пропасти за городом.
     «Нырну – и всё. Довольно! Хватит с меня. Я не хочу быть частью этой большой беды. Не хочу всякий раз лицезреть одно и то же. Падшие, греховные люди…. Как можно являться настолько низкими существами? Что ни день – то преступление. Грабят, убивают, обманывают, предают. Наблюдаю это всякий раз, и не могу что-либо изменить. Правила нарушаются, «умеренным» не внимает никто, мы катимся всё глубже по наклонной плоскости…», раздумывал он про себя, шагая к обрыву возле утёса.
     Дойдя, Фред заглянул в громадную дырень – глубина ощутимая. Нырнёшь – не вынырнешь. Все косточки соберёшь. Дух захватило, когда перегнулся через край.
     «Ну, вот и всё!», решился он, наконец.
     Внезапно перед глазами обезумевшего страдальца явился силуэт его дочери, Маргариты, в виде ангела. В белых одеждах, с крылышками. Золотистые волосы с диадемой на них. И эта обворожительная улыбочка…
     – А как же Я, папа? – Спросила дочь. – Как же я? – Повторила она. – Кто меня будет любить, растить, воспитывать, холить и лелеять, если не ты? Прости им – они плохие. Но ты-то – мой папа! А мой папа – самый лучший папа в мире! Неужели у меня не будет папы? Больше никто не станет мне отцом лучше родного. Не бросай меня, не покидай. Всё ещё наладится. Не подведи меня, папа – ведь я в тебя верю…
     Очнулся Фред уже позднее, лёжа у самого краешка пропасти. Опять какая-то непонятная каша в голове, и кто-то поливает его ледяной водой…
     Поливали прохожие и, скорее всего, из «умеренных» – думали, что уже и этот околел, не выдержав всех выпавших на его долю мучений.
     – Извините, а вы не видели тут маленькую девочку? – Спросил он.
     – Нет.    
     Сломя голову Фред помчался в свою обитель. Маргарита безмятежно спала, свернувшись калачиком, и улыбалась во сне – знакомая картина, всё та же.
     – Звёздочка моя! – Сидел подле неё Фред, гладя золотистые волосы. – Я больше не пойду к пропасти. Я буду сильным, ради нас с тобой. Возможно, настанет время, когда взойдёт солнце, и рассеется вся чернота, что так неумолимо нависла над всеми нами…
     Но не произошло чуда. Не взошло солнце. Не посинело небо. И всё так же прохладно. Зато уяснил себе Фред, что можно и нужно бороться, к тому же он не совсем один…


6. Сумрак
                Зловеще…
     Хоть один обычный день. То есть, ночь. Просто в кругу семьи и родных. Какао у камина. Вместе в креслах и на диване. Фред, Яна, Лола, Николас, Маргарита и дядя. Дружественная, спокойная атмосфера и обстановка. Никого лишнего, лёгкие обсуждения тем, и моросит что-то за окном…
     Так бывало редко – но сегодня было исключение. А когда все разошлись по домам, Фред начал готовиться – завтра у дочери день рождения. Он возился с бумагами, обзванивал знакомых, а Рита стояла рядом, загадочно улыбаясь, и смотрела на всю эту возню своего отца. Еле дышала, и сердечко так билось от волнения! Ещё бы – завтра ей восемь лет…
     В Нигхте никогда не справлялись праздники. «Умеренными». Для «неумеренных» же празднества были каждую ночь, ибо днём ведь город беспробудно спал. Поскольку семья Фреда также формально относилась и причислялась к «умеренным», то они тоже редко когда что-то справляли. Теперь же был повод, да ещё и какой…
     Прошло несколько месяцев. И? не изменилось ничего. Где же испытание, о котором говорил Он? Не многовато ли напастей? Сумасбродит большинство, но перепадает всем; даже тем, кто не имел отношения ко всему этому и хотел жить праведно.
     Сумрак. Повсюду сумрак. Тот, что сковал навеки Нигхт. Может, действительно сумрак когда-нибудь исчезнет и опять, снова, вновь всё будет хорошо. Не так, как прежде. Не так, как раньше, но больше, прочнее и лучше!



7. Реальная виртуальность
                Зима. Холодно…
     Иногда, для того, чтобы забыться, закрыться от проблем хотя бы ненадолго, можно придумать себе какое-либо хобби; заняться с друзьями чем-нибудь занимательно-интересным.
     – Почему бы нам не придумать 7D?
     – Это ещё зачем?
     – Пока секрет. Но это будет очень новаторски.
     Всё свободное время теперь Фред пропадал на старом заброшенном заводе, который они с друзьями переоборудовали в универсальную лабораторию.
     Друзья чертили что-то, шифровали, собирали платы, схемы, тестировали.
     А время шло, и тихоня Фред вскоре взрастил первые плоды своих утомительных работ и изысканий. Все ведь только и думали-гадали, отчего у парня прибавилось столько морщин; глаза сонные, не выспавшиеся, красные; под ними – синеватые опухшие мешки век; началась на нервной почве дёргаться щека…    
     Свой проект Фред предоставил мэрии города, забыв о сущности вещей и небольшом интеллекте своих сограждан.
     – Технологии не стоят на месте. И вот он, «7D». Что это такое? Это означает, что вы на виртуальном уровне переноситесь в самую гущу событий, сюжета. Причём, это выглядит вполне реально, ибо вы можете даже кое-что изменить. Вы действительно можете поучаствовать, как эпизодический персонаж, не нарушая общей картины, не изменяя сути заложенного режиссёром сюжета. Вы можете потрогать Александра Македонского за руку, прикоснуться к живому и настоящему Гарри Поттеру. И всё это – за смешные копейки. Мало того, что вы можете принять участие в эпизодических ролях, так мы изобрели ещё и передачу атмосферы, настроения и запахов! Именно поэтому наше чадо называется 7D. Когда-то человечество билось над тем, чтобы передавать звук и изображение. Два с половиной века опыта – и вот, что мы имеем на сегодняшний день. Теперь, например, поклонники кулинарных телепередач смогут заказать блюдо, «войдя» в телевизор, прямо в студию, и попробовать предварительно еду на вкус. Так будет объективнее – теперь людей не обманешь. Не бесплатно, конечно. Но мы постараемся, чтобы 7D было доступно каждому.
     Однако наивный Фред жестоко поплатился за своё изобретение: мало того, что его не поняли, так ещё всё было сделано так, словно парень ничего не разрабатывал. Власти Нигхта обманули Фреда, выкрали все секреты устройства, выведали все тайны прибора. Оставили ни с чем…
     «Я столько трудился, и всё понапрасну. Я мечтал создать что-либо, весьма полезное для своего города. Но вот, злые сердца забрали у меня моё детище, воспользовавшись моей мягкостью и добротой…».
     А кровожадные звери в людском обличье начали внедрять 7D без участия его творца. Когда же стало ясно, что новшество используется «неумеренными» не по назначению, а для каких-то своих гнусных целей, «умеренные» запретили применять 7D. В Нигхте началась гражданская война за власть…



8. Проклятье двойников
                Я тебя насквозь вижу…
     Нужно было спасать Нигхт. И чем раньше, быстрее – тем лучше, поскольку «умеренных» было слишком мало для противостояния.
     Между тем…
     На окраине Нигхта находилась лошадиная ферма. Некогда там разводили коней для скачек. Возле фермы стоял большущий красивый дом. Свой, частный. Фред помнил, что там живёт маленький мальчик. Очень богатый. Но очень несчастный – он был безнадёжно болен психически. Мальчик не ходил – ДЦП. Всю жизнь в инвалидном кресле. Всю жизнь? Ну, да – ему было около пяти лет. Несмотря на всё своё богатство и свои основных два недуга, мальчик был очень, очень добр. Всегда улыбался, даже когда ему было больно. Он сильно страдал, но никогда этого не показывал. Фред вообще никак вообразить себе не мог, на что живёт ребёнок и как существует – богатство богатством, но мальчик был совсем один в том заброшенном доме. У него не имелось родителей, только лишь слуги и няни. Причём, довольно-таки мифического происхождения: они появлялись буквально из ниоткуда и точно таким же образом исчезали в обратном направлении, выполнив добросовестно всю возложенную на них заботу и опеку.
     Мальчик все свои дни проводил либо в кровати, мучаясь от боли и корчась в судорогах – это зимой. Обострение почему-то зимой. Осенью же его выкатывали в сад, и он с ужасом наблюдал за флорой, которая никогда не росла, а всегда лишь только увядала. Ну, а лета и весны, как мы помним, в городе том не было…
     – Как ты? – Спросил, входя, парень, присаживаясь у изголовья бедного ребёнка.
     – Скажем так, неплохо. Со дня («С утра» ведь там не говорили). – А как ты поживаешь? Совсем забыл про меня! – И Марк шутливо надулся.
    – Времени всё никак не было, честное слово! Как появилось – примчался сразу.
     – Сегодня опять будет страшно.
     – Не понял. Что значит?..
     – Они появились, Фред. Всё-таки…
     – Кто – они?
     – Духи. Двойники тебя; меня; тех двух или трёх служанок, что таскают мне на кроватку самых разных кошек; а также дворецкого усадьбы, лесничего, конюшего и всех тех, кто меня ненавидит. Я уже не знаю, кому из них верить. А вдруг это не ты? Двойники всегда – зло. И только зло. Они не вырастают из-под земли, они не клубятся паром в воздухе, не сыплют едкими замечаниями в мой адрес, но я нутром чувствую, что негодники они все. Вдруг и ты ненастоящий, мм? Я только распознать не могу, кто из них кто, но знаю, что они появились, приятель. Они приходили ко мне и издевались над моей душой, дружище. Спрашивали, как именно погибли мои родители, кто ухаживает за мной и кому достанется всё это наследство. Страшно мне, понимаешь? Побудь сегодня ночью со мной, я прошу тебя! Мне так было страшно, ах, если б ты знал! Я проснулся в поту и истерике, а они вздумали меня успокаивать. И только потом я понял уже, что это уже были не двойники, а оригиналы! Я путаюсь, я ещё слишком мал и слаб, чтобы отличать их друг от друга. Может, ты мне поможешь различать их. Двойники не приходят только днём или только ночью – не то я бы и сам справился, вычислил бы. Умоляю, помоги…. – И бедное дитё сжалось в комок, обняв подушку.
     – Не волнуйся, я останусь на сегодня/завтра. Что-нибудь придумаем, обязательно. Скорее всего, какие-нибудь энергетические вампиры. Или это промышляет кто-нибудь из «неумеренных». Это вероятнее всего. Посмотрим…
     Фред оказался прав. Скорее всего, «неумеренные» окончательно захватили в Ночном городе власть, и отныне горстки их приспешников были повсюду. Ведь ранее две касты старались не пересекаться друг с другом, но сейчас всё стало слишком иначе. Что до несчастного мальчугана, то для того, чтобы у него окончательно не помутился детский рассудок от увиденных беспорядков, Фред забрал его к себе домой. Навсегда…


   
9. Город праведности
                Весна!
     Фред, как мог, на свой страх и риск, как мессия-одиночка, взялся перевоспитывать Нигхт, но всё без толку.
     Он читал в роли падре мораль и проповеди; он ходил по домам и уговаривал людей лаской; он ходил с транспарантами по людным улицам и ложился голым на голый асфальт, дабы не сносили лес и не строили новый микрорайон. Он приводил кучу доводов и ссылок; он молился в присутствии грешников; помогал всему городу материально, голодая сам; он вкладывал средства и силу воли во всё, что только можно было, лишь бы Нигхт перестал грешить. Он упрашивал, умолял, предупреждал, даже угрожал – всё напрасно. Люди никоим образом не реагировали ни на доброту и помощь, ни на акции протеста. Даже когда на Ночной город упал метеорит, люди сочли это скорее забавой, игрушкой, нежели предупреждением.
     И пожалел Некто, что вообще создал род людской. Опечалилось его сердце, заныло, затрещав по швам от горя. Расстроилась душа, утопло настроение.
     Осознал Некто, что бесполезно увещевать человечество, взывать к глубинам его совести. Громом, громом всклокотал Кое-кто оттуда, сверху, сверкая молниями:
     – Вы согрешили раз, вы согрешили два. Вы согрешили вскоре не раз и не два. Я создал мужчине женщину, но он идёт к мужчине, и наоборот. Я согласился на оружие для самозащиты, но оно послужило для завоеваний. Одежда была дана вам для прикрытия наготы, не более; только вы превратили это в погоню за модой. Для утоления жажды разные напитки Я уготовил вам, однако предпочтения ваши лежат в стороне опьяняющих. Я помог вам уменьшить муки и страдания целебными травами, но лекарства вы превратили в наркотики. Я низверг напутствие на вас, но пролетело оно мимо ваших ушей. Я говорил, Я предупреждал, Я действовал. Вы не способны стать лучше и добрее, вы – нелюди. Я подарил вам рай, который вы превратили в ад. Я дал вам реки и озёра – вы загрязнили их. Я преподнёс вам животных – вы истребили всех. Я сделал собаку вашим другом и помощником – вы вышвырнули её на улицу, сделав бездомной, равно как и своих чад. Я наделил вас солнцем для освещения и обогрева – вы обжаривали на нём свою кожу. Я забрал у вас это солнце, но ожесточились вы ещё пуще прежнего. Я вдохнул во Фреда благодать, и он для вашего удобства сотворил 7D; однако помыслы ваши оказались гнилостны и неказисты – вот такие вы и есть. Я избирал для вас наилучший путь – вы сами выбрали наихудший. Вы – неисправимы. Что ж…
     Нигхт был уничтожен. Полностью. И почти все его жители – тоже. Вечный разум оставил в живых лишь несколько «умеренных» из числа самых честных и порядочных. И вот – Фред, Рита, Марк, Лола и Николас вступили в новую веху своей жизни, новую фазу. И возродило начало всех начал город тот в первозданном виде, без  пороков и испорченности.
     Город переименовали в Дау, что с языка «ларсена» означает «день», тогда, как «нигхт» с того же языка переводился бы, как «ночь».
     Теперь это был уже совсем другой город. Совсем другой. И не было в нём греха. По крайней мере, такого, как раньше. И снесло течением все проклятия прочь; и утонули в хаосе злые души; и восстановилась экология; и зажили все счастливо…
     Больше не будет зимы. Не будет осени. Только весна и лето. Всегда.