Дедушка

Мне было 7 лет, когда неожиданно умер дедушка.

Как помню, в тот траурный день стояла, почти такая же снежная зима. На улице, не унимаясь, свирепо выла вьюга, и наш подгорный аил полностью замело снегом.

Сельское кладбище располагалась высоко, посредине холмистых гряд гор. И похоронная процессия извилистой, понурой змеей ползло вверх, к кладбищу.
Взрослые попеременно несли тяжелые носилки на плечах, затем на руках, и часто соскальзывали, порою скатываясь вниз, и десятки протянутых рук тут же устремлялись, к ним на помощь.

Вот и зияющее чрево могилы, жутко разинув свою черную пасть уже ждет дедушку. И застылая, простуженная земля радушно приняла его. Сколько лет, сколько зим оттоптал эту землю мой дед-фронтовик. И все прощает нам земля.… Раскуроченная снарядами и бомбами - истерзанная земля, с отравленными озерами и реками- земля, с бездумно истребленными, невинными зверями, лесами - земля. Но не отринула людей плодородная земля. И равно - злодеев и святых принимает в себя наша земля.

Вот и сегодня собрались живые люди, предать земле своего усопшего собрата.
И дрожащего на пронизывающем, горном ветру, продрогшего от холода и горя, меня подводят к краю глубокой могилы. И держа в кулачке промозглую горсть глины, я все не решусь запустить им, в своего деда. Осиротел я. Там внизу, в деревне, меня ждут только бабушка, мама и двухгодовалая сестренка.

После погребения, в морозной тиши, мы молчаливо возвращаемся обратно в село. Только теперь, я в полной мере осознал, всю горечь утраты. В полуденном аиле нас уже встречает протяжный вой и горестный плач безутешных женщин.
Плакальщицы…. В ту пору, мне еще удалось застать профессиональных плакальщиц - кошокчу. Без них, в народе тогда не обходился ни один погребальный обряд. Женщины- кошокчу оплакивали умершего громким, словесным причитанием, в стихотворной форме. Эти безутешные женщины рыдали и вкладывали всю кровоточащую боль своей души, в горестное повествование. Со сбитыми набок платками, растрепавшимися волосами, они будили громким стоном беды людские сердца. И никто из слушающих людей, не мог оставаться равнодушным. Правда и жили такие женщины – кошокчу недолго, самоотверженно хороня свое сердце, вместе с горем народа.

Ведь были великодушными на поступки, и с отзывчивыми сердцами, раньше люди. Батыры. Но ныне многие их отпрыски сильно обмельчали, обтрепались и стали их души слабыми и тщедушными.

Застал я и то время, когда кыргызы три дня не придавали усопшего земле. За это время родные и близкие с разных, дальних кочевок успевали собраться вместе. Попрощаться с усопшим, а в молитвах пожелать ему благополучного перехода в иной мир. И измученным тяжелой дорогой, изнуренным жаждой и голодом прибывшим путникам, как же не оказать кочевое гостеприимство. И с шумным гомоном, многоголосыми окриками, тут же резались упитанные стригунки, лошади и овцы. А в больших, толстых казанах начинало вариться душистое мясо, пыхтели сизым дымом важные самовары, жарились румяные боорсоки.

Тело усопшего эти три дня находилось в самой юрте. Эта была уникальная архитектура - мобильное, переносное жилище кыргызов из войлока.
Юрта, а точнее боз уй, испокон веков, имело сакральное значение для кыргыза- кочевника. В юрте приоткрывали босого, порог –портал, между двумя мирами, чтобы облегчить переход усопшего в мир духов предков. И через кошок (причеты) близких и женщин-кошокчу засвидетельствовать перед Тенгри, что арбак (дух) отходящего, тен (равен), татыктуу (достоин) мира духов предков. Так было во времена наших далеких предков. И многие традиции, дойдя до наших дней, гармонично вплелись в наш современный быт.

А в других белоснежных юртах, на почетное место – тор усаживали белобородых, убеленных мудрыми сединами аксакалов. И высоко возделав свои старческие длани, они громогласно читали заупокойную молитву. Их взоры поднимались ввысь, и через поднятый тундук, (круг на вершине юрты), устремлялись, в лазурную синь раскинувшегося неба.

Еще при жизни, однажды дедушка тайком поймал мне, красивую, краснокрылую птицу. Томный вечер тогда уже накрывал собою, знойные, покрытые пылью улицы аила. А я забравшись на развесистый карагач, и смачно хрустя зеленным яблоком, сверху озирал вокруг, ища запропавшего деда. А вот и он идет, и я живо спрыгнул с дерева.

Пряча обе руки за спиной, своим размашистым шагом дед приближается ко мне. Я знал, что он всегда так приносит мне разные, припрятанные им сладости. Я подбегаю и выжидающе смотрю на своего строгого дедушку. Вдруг задрожала густая сеть суровых морщин на обветренном лице, и показываются еще крепкие, белые зубы - дед улыбается внуку.

Дед показал свою добычу и сказал, чтобы я загадал свое желание, потом оросил ее ярко-красный клюв слюной, и затем отпустил ее на волю. И тогда непременно сбудется даже самое заветное желание. Мама в ту пору была еще в Ленинграде, находилась по специализации и на днях должна была вернуться. Дедушка подсказал мне, чтобы загадал я, ее благополучный приезд и много красивых нарядов и подарков от мамы. Все это - заботу дедушки, любовь мамы и бабушки я получил с лихвой. И конечно уверовал, в ту волшебную силу красивой птицы.

Еще дедушка оставил мне в наследство много душевных сказок, добрую быль и любовь к родной земле. А потом деда не стало.

В тот день его похорон, меня поставили следить за стройным рядом , коптящих, в небо, пузатых самоваров. Густой дым от ворчливых самоваров ел мои глаза, и я мог уже плакать не таясь. Мне было стыдно, что тогда я не догадался загадать той пойманной птице, долгую жизнь моему деду.

Прошла та суровая зима. Неизбежно наступила цветущая весна. И в самодельные силки моих аильных друзей-сорванцов попалась красивая птица, и с тем же красным оперением. И вот крепко зажав птицу в руках, я ладонями ощущаю биение ее маленького сердца. Я медленно поднес птицу ко рту, оросил ее красный клюв слюной, поблагодарил и подкинул руки вверх. Красным лучом взметнулась к солнцу, та радостная птица, прощально прочирикав торжественную трель.
Кайта кел тай ата! Возвращайся дедушка!