Никчемка

Вчерашний приступ?! А ты встал и просто пошел - с молитвой, и ходил так часами – от храма к храму, читая про себя любимый 50-ый псалом.

А помнишь, в день Святой Троицы? Тоже так же. Не сдался, шел, с молитвой. Больной? Три тысячи раз да! Даже на Пряжке не помогут. 

Ураган был такой, что деревьев ветром повалило сотни, а щиты рекламные летали как никчемные бумажки, что у метро студенты и школяры раздают. Народ по домам попрятался и пил чай с вкусняшками.

А ты шел по земле, и все тебе было нипочем - ни ураган, ни предупреждения от МЧС, на телефон смсками заботливыми идущие, ни пустота в кармане, ни "урррр" в желудке, ни позывы естественные при долгих хождениях.

Ты молился, а значит - жил.

Утром зашел ты в храм Спаса Нерукотворного, записки о упокоении матери своей и отца и родичей, и друзей подал, внес пожертвование - последнее отдал с радостью, поклонился иконам, задержался у образа Матроны Московской, помолился.

Встал было на исповедь, да не смог сладить с ветхим человеком, заерзали внутри мыслишки-кирки, да так усердно стали копать причины и следствия, что вырыли большую яму обиды - на самого себя.

Вынесло тебя, как на лопате жареной из святого места. Ни литургии тебе, ни причастия. А ведь накануне и с утра сегодня прочитал все положенные в предуготовлении к такому великому делу акафисты - Иисусу Христу, Богородице, Покаянный, Ангелу-хранителю.. Но не пересилил – вынесло тебя из храма, выбросило за борт и понесло, как голь перекатную к дороге.

Встал ты у остановки транспорта общественного, что вблизи с воскресной школой, куда, бывало, хаживал для помощи сестрам во Христе, где добрая раба Божья Г. приносила тебе в обед вкусные пироги из трапезной, смотрела на тебя долго и молчала, а ты… жаловался ей на жизнь, как пацан. Дожаловался до того, что она предложила тебе деньги. Взаймы. На полгода. А ты их так и не вернул до сих пор. Уж год почти прошел. И стал ты корить себя за слабости, а бесенята с кирками-мысляшками тут как тут:

- Ну что, Никчемка! Кто сильнее? На-а-аш ты! Не помог тебе твой храм! Айда с нами! С нужными людьми сведем, все проблемы решим – и с долгами, и с пропиской, и жилье свое будет, и врача для болезней твоих найдем самого лучшего, и с подругой преданной не обидим – все чин чинарем будет! Не дрейфь!

«А ведь и впрямь так, - подумал Никчемка – все будет! Что мне от этих братьев-сестер в храме, бесполезных? Одни терзания и самобичевания!».

И стал у него  от мысли этой цветастой никчемной будто лотос внутри распускаться, пошло расслабление по мышцам, как после бани с хорошим веником и жаром, успокоение по нервам волной, как взглядом любящим огладило, и вот уже в мечтах его  утро заблистало и пригрело летнее, другое – заискрилось. 

Солнце еще невысоко у горизонта возвысилось - не жарит. Будто вышел он   из дома в сад большой с кустарниками большими смородины, малины и вишни, набрал в ладони ягод горкой и давай уплетать за обе щеки, как в детстве. Потом сел на скамейке в тени у единственного во дворе высокого дерева, раскрыл тетрадку и давай рисовать... счастье.

- Счастье – еще не причастие, - вдруг прошелестела над Никчемкой  птичка и шмякнула об штанину небольшую, но заметную резолюцию – Так-то!

- Ах ты, бестия! - теперь вот еще и штаны стирать.

Правду сказала – не причастие. Грустно стало ему  от этой мысли, и вернуться бы  в храм к своим, к батюшке у аналоя в ноги поклониться и выложить через него Господу все, что наболело, что мучило аж с самого Великого поста, да ноги вдруг сами понесли в другую сторону - вдоль дороги к Поклонной и далее.

Пришло новое сообщение от МЧС об урагане – будь осторожен! Удалил, не до ненастий. Подумал: "У меня  своя буря, своя драма с градинами жгучими помыслов в сюжете и поваленными полувековыми дубами заблуждений, свои наводнения помыслов, свои молнии разящие во время падений".

Не причастен – ветер склонил справа к ногам ветку сирени отцветшей, через шаги поманили к себе колючки разметанных в стороны ветвей шиповника.

Закачался столб светофора на перекрестке, заиграл беспорядочно цветами и остановился на красном – не причастен.
- Счастье – еще не причастие?

И тут будто прорвало – молитва пошла! Не обычно, как по утрам в углу чужой квартиры у икон, нелепо сложенных в ряд изнутри картонной коробки обувной. Не впопыхах и торопливо, чтобы успеть, пока никого нет в комнате, а теплым-тепло, светлым-светло, как от сердца потаенного, из самой глубины глубин - тихо-тихонько, колыбельной. Корневая молитва?

И будто не словами в буковках вязью церковно-славянской зазвучала, а дыханием особенным в чувство приводить начала. Не физическим дыханием, где «вдох-выдох», а - покаяние-радость, покаяние-милость, покаяние-сила.

Рука привычно стала отсчитывать зернышки четок внутри левого кармана после каждой молитвы: одно, две… пять. Касания эти поначалу возвращали Никчемку  воспоминаниями в храм к аналою и в монастырь, в Преображенский, у озера, к духовному отцу, так редко «балующего» его сейчас ответами на «смс-кричалки души», а потом все мысли были захвачены и погашены молитвами.

И ничего другого уже не хотелось: шаг – слово, шаг – слово. «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей..» - зернышко четок, «Помилуй мя, Боже..» - зернышко.

От Спаса Нерукотворного до Димитрия Солунского отсчитал 28 зернышек. Впервые был в этом храме, да и о святом этом ничего не знал. Зашел внутрь, поклонился в сторону Царских Врат, каждой иконе, что была в храме, поклонился, как там, в монастыре, подошел к Кануну, помолился о упокоении родителей своих, сродников покойных, друзей, благодетелей, потом вышел и продолжил путь.

До Святой Великомученицы Татианы у метро Пионерской – 7 зернышек, до Серафима Саровского на кладбище – 20, до Иоанна Предтечи – 7, и в каждом помолился – о родителях своих, о друзьях покойных, о сродниках, благодетелях.

От Иоанна Предтечи до Князь-Владимирского дошел – 18 зерен. Поклонился каждой иконе, помолился как мог, вышел наружу, почитал о новомучениках, каждому из списка помолился по-простому:

«О, великомучениче (имя), моли Бога о нас».

В том храме и исповедовался. Так и не смог понять – почему же из храма Спаса Нерукотворного, где он крестился почти ровно 17 лет назад дядькой непутевым взрослым уже, почему сегодня, когда он так усердно приготовился к исповеди и причастию, его сегодня оттуда будто метлой вымели и погнали такого болезного, слабого, жалкого и разнесчастного в путь дальний, с молитвой?

"По дури твоей или по милости... Его?!" - спросил он самого себя.


- Такая вот она твоя "борьба" - по кочкам и колдобинам, да из кювета – с перекошенным от боли лицом и .. улыбкой! Больной?! Да на всю голову!    

Несносный говорун в прошлом, теперь ты научился молчать и понял насколько это важно в жизни - уметь молчать. Как много ценного открывает тебе сейчас тишина.

Ты научился ценить время. Ты научился дорожить людьми. Ты научился видеть глубину слова и поразился богатству русского языка. Ты научился многим новым умениям и понял: каким же ты был раньше больным человеком! И никто в этом не был виноват – ни государство, ни Путин, ни отец, ни родня, ни кредиторы – никто!
Не «КТО ВИНОВАТ?» от больного, а РАДИ ЧЕГО – от исцеляющегося. 

Как же не поблагодарить Бога за такое ИСЦЕЛЕНИЕ?

Больной?! КАК БЫ, да. Но снова вперед – «по велицей милости Твоей», один на один - с Богом!

© Валерий Иванов-Р.
г. Санкт-Петербург
08.10.2016