Каждой кастрюльке по крышечке

Каждая девчонка, дожив до определенного возраста, начинает мечтать о любви, муже, семье, детях. Ну почти каждая. Но уж точно каждая женщина, выходящая замуж, верит, что она будет счастлива и любима.
Я то сама счастлива? Мои мужья клевали мне мозги и гадили в мою "чистую" душу. Я счастлива своей свободой.
А как другие?
Недавно меня угораздило оказаться на вечере встречи с одноклассниками. Я слушала их рассказы и думала: «Счастливы ли они?»
Поскольку их рассказы наводили на меня тоску, я придумала себе развлечение. Каждую женщину, когда она рассказывала о себе, я представляла кастрюлькой. Одна большая на двадцать литров, с пузатенькими боками, аляповатым рисунком, другая блестящая нержавеющая двухлитровая узкая и высокая, третья – чугунок и ухват рядышком.
А кто ухват? Муж, конечно. Нет, пусть лучше муж будет крышечкой. Каждой кастрюльке по крышечке! Крышечка должна подходить по форме, цвету, материалу...
Тут я развеселилась и начала слушать внимательно.
Людка, кургузенькая и страшненькая алюминиевая кастрюлька с потертыми боками и мятыми краешками, показывает фотографии детей. Придвинулась поближе, чтобы разглядеть... Ни фига себе! Красивые, стройные, необычные мальчик и девочка.
Спрашиваю оторопело, забыв о приличиях:
- Откуда такая красота, как умудрилась такое чудо в двух экземплярах произвести?
Засмущалась, пошмыгала носом-картошечкой и просто так рассказала:
- Так муж нерусский, таджик. Молодой, на 9 лет младше меня. Не пьет, не курит, работает, деньги все домой несет. Комнату я ему сдавала. Ухаживал за мной, помогал по дому, слова красивые говорил, тихий, скромный был, не то что мой бывший забулдыга, слова доброго от которого не слышала. А под конец и вовсе кулаком оглаживать стал. На мое счастье схоронила его по несчастному случаю, а то развестись духу не хватало.
Представила я ее бывшего как ляминивую мятую-перемятую грязную-прегрязную крышку всю в зазубринах. Как же он ее царапал. Ну не ложился он по ее ободочку, а она терпела – и вот ей в награду, как в сказке.
Она продолжала краснея от наступившей тишины:
- Сначала стеснялась, что люди скажут, ведь и года не прошло. А сама то уж и привыкать стала к хорошему-то. Он как солнышко стал в моей жизни. Как представлю, что без него жить стану, так реву, как белуга. Потом думаю – че реветь то, испытаю что будет, от меня не убудет. Стали жить без печати. Была ране печать, да не осчастливила она меня. А тут и понесла, а он радуется, весь светится. Я живу рядом с ним, как в пуховое одеяло укутана – тепло, легко и мягко, его радостью по утрам умываюсь, вечера в сказку превратились. Живу и не верю, думаю уедет и все кончится. А потом подумала – хоть день да мой, пусть ребеночек во мне в радости растет. Да что говорить долго, вот так и живем уже шестнадцать лет, дочке – пятнадцать, сыну – четырнадцать. Так и не расписались, боюсь печать ставить, мне кажется, она будет как черное клеймо на моем счастье, сглазить боюсь.
Я пока слушала ее, все крышечки примеряла, одна как раз и подошла – ровненькая, гладенькая, аккуратненькая, начищенная, так и блестит. И кастрюлька с ней новым светом засияла. Вот вами и Людка-чебурашка. Ай да молодец, свое счастье осмелилась заполучить. Невольно вслух пробормотала:
- Береги, Люд, свою счастливую крышечку.
- Что-что беречь? – недоуменно заморгала коротенькими ресничками.
- Детей, говорю, береги.
Все внимание резко переключилось на меня. Я была комсоргом класса. Судя по фотографиям и по признаниям в любви одноклассников, а позже в институте однокурсников, еще и красивая была. И звали они меня рыжая зеленоглазая бестия. Им, конечно, виднее было, но я к себе относилась очень спокойно. Однако, у меня тогда не было моей теории про крышечку, и я не примеряла своих мужей к ободку моей кастрюльки. А крышечки-то не по размерчику оказались.
Я отшучивалась, наврать бы им с три короба, так не удастся – я медийная личность и все меня знают. А раз знают, то и говорить не о чем. Закатила тост, а сама глазами зыркаю, новую кастрюльку выбираю.
Вот и кастрюлька подходящая. Нина, дважды вдова, трижды жена. Кастрюлька с фертибоберами – сплошной хайтек с программным управлением, цептер, да и только. Рассказывает про себя все подряд, а я крышечки-то примеряю, прикладываю. И ведь что получается – все три ей были по размерчику, все ее как следует накрывали, даже ее желаниям и потребностям соответствовали – ее любили без ума, все ей прощали, все от нее терпели, деньги носили, детьми занимались, обеды варили, полы, окна мыли, все ее хотелки выполняли.  Она же была очень занята. Она считала, что должна осчастливить каждого понравившегося ей мужчину. Делала она это с большим азартом, упивалась приключениями и перипетиями своей личной жизни, отличной от жизни мужей, которых она умела держать в своих сладко-тернистых рукавицах.
Однажды я была свидетелем, когда третий муж предложил ей вымыть окна в квартире, она ему ангельским голоском и с лучезарной улыбочкой все очень доходчиво объяснила:
- Борюсик, мой пусик, я мыла окна два раза в своей жизни: первый раз, когда умер первый муж, второй раз, когда умер второй, и ты хочешь, чтобы я вымыла окна в третий раз? Тогда тебе придется быстренько что-то предпринять.
Увидев его округлившиеся глаза, осталась довольна и пошла покорять мир, так как покоренные ею мужчины либо становились ее рабами, либо были ей больше не нужны.
Эта нежно-хищная львица увела всех мужиков в дальний угол зала, вот и хорошо, теперь еще одну кастрюльку для развития моей теории присмотрим.
Вот она - моя подруга, с которой мы десять лет дружили в школе, а потом как-то разошлись наши пути. Кастрюля, большая, ровная, эмалированная, практичного цвета, без ручек, без украсявок, металл толстый, двойное дно.
Интересненько! Оля, подруга прошлых дней, жги! Рассказывай. Мне трудно отказать, есть у меня такая особенность, я, как ласковая рысь, могу помурлыкать, потереться шкуркой, могу и коготочком зацепить, не дай бог лапу занесу – вот в этом моменте всегда все соглашаются.
Вдруг ловлю ее уставший потухший взгляд, сухой, без слезливости и жалости к себе, но твердый и холодный к окружающим:
- Пойдем, покурим.
Это что-то новое, но не удивительное.
- Конечно, пойдем, поговорим - я не курю, но другим жить по их правилам не мешаю.
- Знаешь – затянулась пустила дым, привычно, спокойно, видно давно курит и всерьез, не рисуется.
- Ничего ты не знаешь, у моего мужа маниакально-депрессивный синдром, уже много лет, несколько раз пытался убить меня и детей. Пыталась бросить, не могу, жалко, не собака ведь. Самостоятельно жить не может. Приступы не предсказуемы. С каждым разом лекарства все сильнее, его взгляд все заторможеннее. Я все время думаю, что у него в голове? В очередной раз сделает? Скажет, что любит и жить без меня не может, или предложит два ножа на выбор, каким я хочу, чтобы он меня зарезал. Притерпелась, боль и страх притупились, надежда на лучшее умерла. Я, как моя мама, терплю и терплю, а жизнь на исходе.
Она докурила сигарету, подняла на меня глаза, в этот момент у меня в голове громыхнула тяжеленная черная толстая необработанная после отливки чугунная крышка и точно легла на ее крепкую унылую кастрюлину, один в один. Мне стало страшно. У жизни своя справедливость, и она настигает каждого из нас. Да-да, каждому свое. Но крышка-то подошла...
Мне расхотелось играть дальше, я ушла по-английски, долго не могла уснуть в ту ночь, а потом до утра все снились кастрюльки и бегающие за ними крышечки, одна упорно пыталась приспособиться к моей кастрюльке... Я проснулась в холодном поту и с бьющимся сердцем.
Не знаю, верна ли моя теория, но ведь еще бабушка говорила – у каждой кастрюльки должна быть своя крышечка.