Такая малость

Когда-то давно в Каталанском море плавал очень милый островок. Он отличался красотой и приятным климатом, немногочисленным населением и самым мудрым в этих краях правителем. Император Ай-Кин, человек воистину добрый и справедливый, имел только один недостаток: уж ежели ему что захочется, то хоть из-под земли достань, но подай. Все подданные это знали, принимали как должное и в случае необходимости умели разыскивать самые невероятные вещи, которые изволил желать император.

 А надо сказать, что на острове все было представлено в изобилии - и флора, и фауна. Но почему-то не было ни одной птицы - ни  вороны, ни воробья. И вот однажды, как раз перед своим юбилеем, император собрал придворных и торжественно произнес:
- О, мои любимые подданные! Вы, конечно, уже давно размышляете о том, что бы подарить на день рождения обожаемому правителю. Я решил облегчить вашу тяжелую участь и указать вам на тот предмет, который я желал бы иметь во дворце больше всего...

Придворные переглянулись и осмотрелись по сторонам. В императорских покоях было все, что могло бы представить самое буйное воображение. С разных концов света постоянно приезжали гости и привозили заморские подарки. Каких только чудес здесь не было! Чего же еще изволит желать император?

Ай-Кин выдержал долгую паузу и продолжал:
- Я хотел бы получить в подарок от вас, мои верноподданные, птичку. Да-да, певчую птичку! Это единственное мое желание. На нашем острове пернатых почему-то нет, я это знаю, но уж вы постарайтесь, поищите, поймайте, и прямо мне в собственные руки и подайте. Пусть это будет один общий подарок от всех придворных - и вам удобно, и мне приятно. Только не мешкайте, юбилей-то на носу, поспешите, а то ведь я могу так огорчиться, что велю всем вам отрубить головы, мои дорогие. Так что действуйте, голова-то у каждого одна.

Придворные молча вышли из покоев властителя. Потом, сбросив оцепенение, стали обсуждать, как бы им головы сохранить и волю императорскую исполнить. И уж так расстарались, что птичку певчую где-то достали. Поместили бедняжку в золоченую клетку, накрыли шелковым китайским платком с кистями и поднесли с поклоном властителю. А как он возрадовался: во-первых, головы рубить не надо, во-вторых, получил то, что более всего на свете желал. Он сорвал в нетерпении платок, закрывавший клетку, и застыл в изумлении. Лицо его выражало разочарование. Он ожидал увидеть экзотическое диво, а перед ним оказалась маленькая серая птичка, ничем не примечательная и молчаливая.
 
- Как, она еще и не поет? - вскричал император. И он грозно посмотрел на притихших подданных. Шепот прошел по залу, люди в страхе жались к дверям.  - Ну что же, придется всех казнить, - строго изрек правитель, - чтобы впредь неповадно было обманывать единственного императора да еще в такой торжественный день.

И в это время птичка запела тонким переливчатым голоском, звучащим, как серебряный колокольчик. Император Ай-Кин, забыв про все на свете, слушал это волшебное пение. Маленькая певица еще долго услаждала слух императора, а когда она закончила свой концерт, растроганный властитель велел унести ее в кабинет и дать ей отдых, а себе принести праздничный обед. Он пригласил к столу всех придворных и произнес длинную речь о том, как важно, чтобы подданные понимали своего правителя и выполняли его желания. Торжества закончились за полночь, и все остались довольны исходом дела.

Ай-Кин привязался к певчей птичке, как можно привязаться к любимому и дорогому сердцу существу. Она получила звание придворной певицы и нежное имя Мая. Когда император слушал ее пение, в глазах его стояли слезы. Он говорил, что птичка дарит ему лучшие минуты жизни и, глядя на него, смахивающего с ресниц слезу, можно было без труда поверить в это. Можно себе представить, как огорчен был император, когда Мая перестала петь! Она сидела целыми днями в уголке, ни на кого не глядела, не пила, не ела. Стало ясно, что любимица Ай-Кина  заболела.

Император забеспокоился: день ото дня ей становилось все хуже. Властитель поднял тревогу. Он заявил, что отдаст свое сокровище в руки тому из придворных, кто вылечит ее, и еще будет оплачивать ее содержание с тем условием, что новый хозяин обязуется ежедневно приносить птичку во дворец и оставлять на час в императорских покоях, чтобы она услаждала слух властителя. Придворные оживились: каждому хотелось стать ближе к властителю, запросто входить к нему, сопровождая Маю, возможно, получить со временем какую-нибудь важную должность. И они стали думать, как бы вылечить императорскую любимицу.

Ай-Кин назначил день, в который все должны были явиться ко двору, вступить в состязание, и достойнейший из достойных мог завладеть птичкой. День настал, все собрались. Император приказал подданным встать вокруг золоченой клетки и поочередно рассказывать, как он собирается помочь Мае, или сделать что-то такое, чтобы привлечь ее к себе. Придворные проявили чудеса изобретательности, они обольщали замолчавшую певунью, заигрывали с ней, произносили восхваления, угощали разными вкусными вещами - халвой, изюмом, сушеными крабами, вяленой дыней. Но когда раскрыли клетку, а император сказал: "Лети, душенька моя, к своему новому хозяину”, Мая осталась в клетке. Так придворные ушли ни с чем.

На другой день птичке стало еще хуже, император совсем потерял голову и объявил, что готов отдать ее любому, пусть даже не богатому и не знатному, а самому бедному простолюдину, только бы Мая осталась живой и здоровой. И опять собрались люди, на этот раз уже совсем разношерстная публика - лавочники, ремесленники, крестьяне и прочий простецкий люд. Каждый звал к себе птичку, сулил ей золотые горы, но она так и не покинула клетку. Казалось, что она уже потеряла всякий интерес к жизни и оставалась безучастной ко всему. Люди стали расходиться, горестно качая головами. Всем было жаль маленькую певунью и обезумевшего от горя императора. Он был так подавлен, что уже не грозился никому отрубить голову...

И тут в дверях появился какой-то человек в синей рубахе, парусиновых штанах, босой, с соломенной шляпой в руке. Он спокойно вошел в роскошную залу и поклонился императору.
- Ты кто такой? - строго спросил Ай-Кин.
- Здешний поселянин, зовут меня Ла-Эль. Я знаю, как помочь беде, властитель, - сказал он, - но ты должен позволить мне делать все, что я хочу. Договорились?
Император вскочил с места.
- Да делай же скорее! - воскликнул он в страшном волнении, - мы не можем терять время, иначе она погибнет!
 
Пришелец медлил.
 
- Дай мне твое императорское слово, что я могу делать все, что хочу. И что бы я ни сделал, ты не станешь гневаться и не велишь меня казнить, - сказал он.
- Даю императорское, даю властительское, даю самое Ай-Кинское! Только спаси ее! - закричал несчастный император.
- Хорошо, запомним это. Твое слово - закон, отступиться нельзя. Да и свидетелей вон сколько! Но пусть для верности писцы напишут это на бумаге и скрепят печатью, - потребовал пришелец.
 
Желание его было незамедлительно исполнено. Когда свиток с императорским обещанием попал к Ла-Элю, он спрятал его в бездонный брючный карман. С минуту он стоял посреди залы, беспечно засунув руки в карманы. Этот жест показался многим неуважительным, по зале пронесся неодобрительный шепот. Но человек в синей рубахе не смутился. Он вынул и правого кармана горсть подсолнечника, а из левого дудочку. Полилась простая, чистая мелодия, веселая и нежная. Мая, сидевшая до сих пор в клетке, вдруг выпорхнула из нее, села на протянутую ладонь Ла-Эля и стала клевать лежащие в ней зерна. Насытившись, она посмотрела на него, словно спрашивая, что ей делать дальше.
 
- Ну, а теперь лети, милая! - ласково сказал он и слегка подбросил птичку в воздух.
Она перелетела на створку окна, весело чирикнула и вылетела вон.
- Что ты наделал, несчастный! - закричал император, - ты лишил меня единственной радости, ты выпустил мою певунью! Сейчас я велю отрубить тебе голову.
Ла-Эль улыбнулся.
- Нет, император, не велишь. Ты дал мне слово, что для спасения птички я могу делать все что хочу. Вот я и сделал. Я отпустил ее на волю, теперь она здорова и весела - как заказывали!

 Император опечалился.
- А что же будет со мной? Об этом ты подумал?
Ла-Эль опять улыбнулся.
- Нет, мой властитель, о тебе разговору не было.
Он повернулся и пошел к дверям, насвистывая простую песенку.

До позднего вечера Ай-Кин не находил себе места. Ночь прошла без сна. Утром он поднялся печальным, велел подавать завтрак, но не смог проглотить ни кусочка. Он удалился в свой кабинет, велел занавесить все окна, сел на персидский ковер, раскурил трубку и погрузился в тоску. Ровно в полдень, вслед за боем часов, он услыхал милый голосок певчей птички, доносившийся из сада. "Мне показалось, должно быть", - подумал он, но все-таки подошел к окну и растворил его.

Целый хор птичьих голосов ворвался в императорские покои. На фруктовых деревьях он увидел множество неприметных, сереньких птиц, которые пели волшебными голосами. "За что мне такое счастье? - думал император. - И надо-то всего ничего... Птичке - песенка, свобода да горсть подсолнечника. А мне - певчая птичка. В сущности, такая малость, но без нее - и жизнь не жизнь".
-