О Ногайских Татарах. Публикация Н. И. Надеждина

КРАТКИЙ ОБЗОР ПОЛОЖЕНИЯ НОГАЙСКИХ ТАТАР,
ВОДВОРЁННЫX В МЕЛИТОПОЛЬСКОМ УЕЗДЕ ТАВРИЧЕСКОЙ ГУБЕРНИИ *

(Опубликовано в журнале "Телескоп" в 1836 году Н.И. Надеждиным)

 (* -   В бытность мою в Тавриде, я получил эту любопытную рукопись от одного из соседей описываемых в ней Ногайцев, иностранца по происхождению, но русского в душе. Она написана с его слов, и теперь представляется публике без всякой перемены, кроме очистки языка. Сочинитель пользуется прекрасною репутациею в Крыму и заслужил самое лестное внимание местного начальства. Изд. Н.И. Надеждин).

*

Сочинение это не есть извлечение из прежних описаний или путешествий, но частью плод собственных многолетних наблюдений, частью же собрание сведений, почерпнутых из бесед и рассказов самих Ногайцев. Я написал его не с намерением составить что-нибудь целое, но единственно с искренним желанием сделать добро этому народу и способствовать хотя несколько к улучшению его, предложением некоторых полезных советов. Об этом я почёл делом предупредить читателя для избежания каких-либо недоразумений.

КРАТКАЯ ИСТ0РИЯ Н0ГАЙЦЕВ

Ногайцы, подобно единоверцам их Аравитянам и Туркам, полагают, что происходят от тех сыновей Ноя, которым дал он своё благословение, и что 'Сын Авраама, рождённый ему Агарью, Исмаил, был их родоначальником. Предания их очень баснословны; но, по крайней мере, то кажется не подверженным сомнению, что, водворённые ныне в Мелитопольском уезде и смешанные, конечно, со многими другими древними народами, Ногайские Татары, обитали древле в Азии, в стране, называемой Великой Татарией или Джагатаем, ведя там кочевую жизнь. В этом согласны как предания, так и историческая книга их, под заглавием: «ТАВРИК». Наименование «Неогай», от которого происходит «Ногаец» (по-русски: «чтоб ты век не знал счастья!»), дано им будто бы в древнем ещё отечестве, то есть в Великой Татарии, Узбекскими Татарами, (от которых они и происходят), по причине непостоянного, крайне невыгодного образа жизни. К ордам их, в течение времени, присоединялись многие единомысленные с ними толпы из других народов, как то: из Туркменов, Бухарцев, Калмыков и Киргизов. По преданиям Ногайцев, завоеватель их Чингис-Хан, родился без отца, чистою, зачавшею от Солнца, девицею. По смерти его, последовавшей около 576 лет до нашего времени, большая толпа из орды великого Чингис-Хана прошла под предводительством Джанибек-Хана до реки Волги, и кочевала в течение многих лет по левой стороне этой реки. Часть толпы перешла наконец Волгу, пробралась к Кавказским горам, и заняла окружности рек Кумы и Терека; главное же колено Ногайских Татар, то самое, которое обитает ныне в Мелитопольском уезде, также оставило наконец своё жилище и, переходя реки Волгу, Дон и Днестр, основалось в области Бессарабской, где, по большей части, поселилось в окружности Аккермана, и там прежде всех стало заниматься хлебопашеством. Пробыв тут лет до тридцати двух, оно, по причине частых со стороны Турков и Молдаван набегов, забрав всё своё имущество, отправилось, под предводительством Янманбет-Бея, обратно чрез полуостров Крым и пролив Еникале, к реке Кубани, где возникло в нём несогласие, побудившее всю орду разделиться на три части. Главная часть осталась у Кубани, остальные же переправились обратно через пролив Еникале. Здесь, одна поселилась в Крыму, избрав для жилища предпочтительно равнины, другая же перешла, частью сухим путём, частью морем, обратно в Бессарабию. Главная часть, оставшаяся на Кубани, раздробилась ещё на многие отрасли, из которых иные придвинулись к Калмыцким ордам, другие же распространились по окружностям Ставрополя и Георгиевска до самой вершины Кумы. В течение того времени предводительствовали ими: Яам-Адье, Конье-Осман и крымский татарин Калил-Эфенди, из которых последний, с главною толпою раздробленной орды, перебрался чрез реку Дон к Молочне, где вскоре и скончался. Могила его находится при ногайской деревне Кенегес, близь Петровской крепости, на реке Берде. За ним следовал, в начальстве, бей Ясит-Бей, управлявший в продолжение семнадцати лет. Будучи потом сменен русским полковником Тревогиным, отправился он обратно к реке Колготе, и скончался там уже зимою 1824 года. За Тревогиным следовал капитан Темерес, который начальствовал только один год, а за Темересом граф Демезон в 1808 году. При всех Странствованиях Ногайцев, орда их оставляла за собой, инде по нескольку семей, а инде и целые поселения; отчего народ этот теперь рассеян по разным странам; как-то: при Астрахани на реке Волге, при Константиногорской на реке Куме, при Ставрополе на реках Калаусе и Маныче, при Анапе у Черкесов, при Кизляре, в Кабарде, у Донских Козаков; в Крыму и по ту сторону Дуная. Сверх того, во время помянутых странствований, естественно случалось им смешиваться с посторонними народами разных поколений, покоряя их, или вступая в брачные союзы.
Обширная, прекрасная страна, от берегов Азовского моря до реки Молочни, представляла Ногайцам большие удобства для кочеванья. Но этот народ, находясь в диком невежественном состоянии, был крайне беден. Хлебопашество его ограничивалось одним просом, которое обрабатывалось для насущного только пропитания, и то не в достаточном количестве, до тех пор пока начальство над ним вверено было графу Демезону.
Под управлением этого мудрого и бескорыстного начальника, Ногайцы сделали очевидные успехи в просвещении и нравственности. Заставя их, обитавших дотоле в подвижных войлочных шатрах, весьма вредных для здоровья, выстроить удобные избы, он прекратил таким образом кочевую жизнь и возбудил их к занятию хлебопашеством с большим рачением и выгодою. Благотворительный граф управлял ими с отеческим терпением и любовью, и только тогда, как все меры снисходительности оказывались недействительными, прибегал к строгости. Кто делался виновным, того, взяв под стражу, присуждал он к общественным работам, которые состояла либо в обрабатывании полей и садов, либо в поправлении дорог и домоводств. Такие работы исполнял виновный или в округе своём, или в главном месте их, Ногайске, по мере вины. Эти наказания служили в пример всему обществу, и виновные были чрез то обращаемы в полезные сочлены; уголовные же преступники отдавались, натурально, суду. Безкорыстный граф действовал по законам строжайшей справедливости: обиженного защищал, прилежного и добродушного ободрял, и таким образом всё общество Ногайцев возвёл на значительную степень благосостояния. Грубые и ленивые, от страха стыда и наказания, были принуждены следовать примеру добрых, чтобы наслаждаться равными с ними выгодами и обеспечить своё содержание. Кто не высевал, по крайней мере, двух четвертей хлъба, не выбеливал своей избы, тот не получал паспорта на поездку вне округа. Граф думал увеличишь главное место их, Ногайск, и учредить в нём школу для образования детей, преподавания религии и полезных наук. Он прекратил бродяжничество по Ногайскому округу цыган, равно как и армян, разносивших по домам товары, что имело весьма вредные хозяйственным заведениям Ногайцев последствия; все эти бродяги были водворены в Ногайске. Словом: графу удалось привести благосостояние Ногайцев на значительную степень совершенства, и истребить главные дурные склонности их характера, состоящие в лености, жестокости и хищничестве, несмотря на разные встретившиеся ему препятствия, как то: предрассудки, вкорененную склонность к прежней кочевой жизни, всего ж более подущение от соседственных зломышленных Татар к упорному его наставлениям сопротивлению.
Граф всеми был уважаем и любим. Многие сознавали уже всю пользу его доброжелательных намерений, сравнивая настоящий образ жизни с прежним. Но этот достопамятный начальник сложил должность свою в 1821 году. Не скука и не отчаяние в успехе своих благодетельных попечений, но некоторые обстоятельства и отношения понудили его к тому. Внушить Ногайцам ненависть к графу было легко, потому что большая часть их повиновалась ему ещё с принуждением, даже самые благомысленные не были ещё совсем изъяты от предрассудков, суеверия, фанатизма и склонности к кочевой жизни. Стоило только напомнить им прежнюю уютность жизни и мнимые её выгоды, тотчас упадала в них ревность и рождалось недоверие и неудовольствие на начальника; они подозревали его в намерении сделать их невольниками, роптали, будто он налагает на них излишние работы, и даже стали входить на него ложными доносами. Почему, при всех стараниях, графу нельзя было достигнуть вполне цели своих благодетельных намерений, исполнить желания Государя в рассуждении образования вверенного ему народа, за что он принимался с такою ревностью и что мог бы, конечно, привести в исполнение. Главный повод к общему, возникшему было у Ногайцев в 1813 году неудовольствию и возобновлению в них склонности к прежней кочевой жизни, была молва, выдуманная и распространённая нарочно людьми зломышленными, будто им надо будет оставлять эту сторону и переходить жить в Турцию. Едва только удалось графу подавить этот слух и восстановить спокойствие, как в 1815 году явился меж Ногайцами убвжавший из Константинополя преступник, султан Мораткерес, под предлогом, будто он послан к ним Падишахом проводить их в Турцию, и дожидается только из Петербурга решительного предписания. Обман этот имел такую силу над умами необразованных Ногайцев, что многие из них продали или променяли весь свой скот, земледельческие и хозяйственные орудия; причём, разумеется, нашлось довольное число спекулянтов, имевших свои выгоды поддерживать этот нелепый слух. Всякий старался достать себе опять кочевую кибитку и арбу, и был готов совсем к выезду, как, наконец, обман мнимого посольства обнаружился. Но это нанесло немалый вред благосостоянию несчастных; хлеб в этом году высеян был весьма в малом количестве; избы не были починены; и притом тяжко было Ногайцам расстаться со своей глупой мечтой и привыкать снова к занятиям земледельческим и тихой сельской жизни, которая, натурально, после отвычки казалась ещё скучнее. Возвращение их, по крайней мере, на прежнюю степень благосостояния, стоило доброму начальнику чрезвычайных трудов, кроме потери долгого и драгоценного времени.
Довершим историю этого народа кратким обозрением постепенного изменения его нравов: во-первых, какое он был в древнем кочевом своём состоянии; во-вторых, каков сделался было под управлением графа Демезона; в-третьих, каков может сделаться при дальнейшем содействии к его образованию.
В древнем, кочевом состоянии Ногайцы имели нравы жестокие, неукротимые, дикие, особенно склонны были к воровству; это обнаруживалось как в их поведении, так даже в наружном виде и физиономии. Привыкши к непостоянной жизни, к беспрерывной перемене местопребываний, они питали отвращение ко всякой продолжительной работе, как то земледелию и садоводству. Занятия мужчин состояли, кроме самого лёгкого ухода за скотом, в преследовании диких зверей, тогда ещё бывших в великом множестве, в переездах с места на место, в верховой езде, музыке и пляске, в том, чтоб усесться в кружок, да рассказывать сказки и предания своих предков, куря табак, иногда в торговле и мене. Между тем жёны их обязаны были исполнять хозяйственные работы. Все почти жизненные потребности, одежду, посуду, хлеб и пр. они должны были приобретать меною на скот. Вне своего округа не зная ничего, не имея понятия ни о свете, ни о находящихся в нём государствах, землях и народах, каждый кочевой Ногаец, в глупой гордости, происходящей от невежества, считал себя владетелем вселенной. Он жил, где хотел, пользовался землёю до тех пор, пока ему нравилось. Вздумав перебраться на другое место, он немедленно удовлетворял своей прихоти, в один час помещал на арбе своей жену, детей, хозяйственную и поваренную посуду, одним словом, весь дом свой, и отправлялся со всем скотом и имением, куда глаза глядят. «Так положил Бог, - говорит Ногаец, - он дал Ногайцу колёса, другим народам стойла и плуги». В кочевом состоянии мало было Ногайцев, которые бы имели богатство или избытки; зато эти немногие притесняли прочих и не давали им возле себя наживаться. Богачи захватывали в руки свои всё, остальные делались более или менее от них зависимыми. Многие из бедняков, частью сами, частью по лености и невежеству своих родителей, целыми толпами доставались во власть тем, которые были умнее, деятельнее, отважнее, а может быть, и коварнее других. Таково было первоначальное происхождение верховного властителя орды, начальников аулов, мурз или дворян. Неправосудие и обида были у них вещи самые обыкновенные: сильнейший и богатейший всегда был прав; кто мог мстить за себя, тот не отказывался от этого удовольствия, которое дозволяется и самым законом мугаммеданским. Жили они, до поселения, в круглых кочевых кибитках, сделанных из войлоков, имевших до 9 или 10 футов в поперечнике, а зимой в выкопанных возле кибиток землянках; и это, по причине холода и сырости, ИМЕЛО такое вредное на здоровье их влияние, что большая часть, особенно детей, делались жертвами смерти.
Как скоро, под управлением графа Демезона, Ногайцы были поселены на Молочне, и их стали понуждать к возделыванию земли убеждением и строгостью, явилось в них, хотя не во всех, и притом с большим ещё непостоянством, трудолюбие, прилежность, способность к земледелию, склонность к порядку, а затем последовало и укрощение нравов. Они стали уважать выгоды земледелия, постигли удобство жить в избах, защищающих их от зимы и дурных погод. Приращение народа и благосостояние возвысились; каждый пришёл в состояние трудолюбием достать себе порядочное пропитание и содержать сам себя. В обращении не было уже прежней дикости, нравы стали умягчаться, так что соседи не имели уже причин на них жаловаться. Положение их было весьма завидное, в сравнении с их братьями, оставшимися за Доном и Кумой при старой кочевой жизни. И всеми этими благодетельными переменами они были обязаны единственно отличному попечению и деятельным трудам начальника, сопряжённым с неутомимым терпением.
Нет сомнения, что при неусыпном продолжении подобных попечений, в этом народе истребится совершенно склонность к вольной, ленивой, непостоянной жизни. Мало-помалу, искореняя суеверие и фанатизм, очень можно сделать Ногайца способным к участию в общественной жизни, создать из него полезного сына Отечества. Хотя он татарин и мусульманин, несмотря на то, собственный интерес и польза свяжут его тесным союзом с новой его отчизной, в недрах которой наслаждается он безопасностью и спокойствием. Ногайцы вообще народ понятный и ко всему способный; почему, под руководством достойного, человеколюбивого начальника, без сомнения, придут в состояние поравняться, а, может быть, и превзойти соревнованием другие подвластные России народы.

ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ

Ногайцы исповъдуют закон мугаммеданский с буквальною строгостью. Во всём округе водворённых в Мелитопольском уезде Ногайцев считается 11 мечетей с минаретами, и по одному молитвенному дому в каждом селении. Духовное управление зависит от верховного, живущего в Крыму муфти. Под ним есть ещё под-муфти, живущий в ауле Эммауте. Нижние чины духовенства суть: эффенди-молла, молла и кади (духовный судья).
Моллы берут с народа десятину каждого сорта хлеба и сороковую штуку от каждого рода скота. Духовная служба их состоит в следующем: они призывают народ к молитве, молят Бога за больных, сочиняют на всякий случай заклинательные записочки, присутствуют при жертвах, на свадьбах, на похоронах, и исправляют все богослужебные обряды. Брачные и разводные договоры сочиняются эффенди-моллами, спорные же и тяжебные дела с жёнами, равно и покупка их, решаются моллами вместе со стариками селений. Школы состоят под управлением молл, истолкование же закона и сокровенных в Алкоране смыслов зависит от эффендиев и кадиев. Священны также у них хаджи, или странники, бывшие в Мекке и посещавнпе там Каабу, которые отличаются от простого народа шалями или большими платками, обвитыми вкруг шапок наподобие тюрбанов.
Обрезание детей отсрочивается до двенадцати- или пятнадцати-летнего возраста, и совершается бабом (отцом), которого должность есть наследственная. Предписанное в Алкоране путешествие в Мекку можно заменить приношениями и жертвами. Вообще, жертвы умилостивления приносятся часто, при различных обстоятельствах и причинах. Кроме всеобщего праздника жертв, курбана, они приносят их при случае смерти, при воспоминании усопших, при сочетании браком, при возвращении из путешествия и за пренебрежение других духовных обрядов. Приносящие приглашают к себе и съедают жертвы вместе с родственниками, друзьями, особливо с бедными, живущими в одном с ними селении. Каждый обыкновенно приносит в жертву овцу, а при соединении нескольких семейств приносится и корова. Великий сорокадневный пост, рамазан, наблюдается строго одними только старыми обоего пола людьми; от восхождения до захождения солнца они не едят и не пьют ничего, даже не курят табаку, а по захождении садятся за стол и нередко пируют до полуночи. От рамазана до курбана, законного праздника жертв, проходит семьдесят один день; на этом последнем празднике каждое семейство приносит свою жертву. По окончании сорокадневного поста бывает трёхдневное весёлое празднество, байрам, в продолжение которого Ногайцы забавляются различным образом, ходят друг к другу в гости и делают взаимные подарки.
Обязанность молиться Богу наступает не прежде сорока или пятидесяти-летнего возраста; молодые же не обязаны читать молитв. Закон велит пять раз в день совершать молитву, что хаджи исполняют по чёткам. Молитва сопровождается многими коленопреклонениями и падениями долу, или торжественным, прямым обращением лица к Мекке. Мусульманин, читающий молитву на открытом месте, так погружён в неё, что ничем не развлекается. Женщины молятся во внутренности домов.
Вина виноградного, по запрещению Алкорана, не пьют, но от горячего не воздерживаются; впрочем, и его употребляют больше молодые люди, и то на поездках, вне своих поселений, в самых же поселениях весьма редко этот напиток находится. Предписанное законом очищение наблюдают по большей части только тем, что прежде и посееи еды умывают руки, а перед чтением молитв руки и ноги. Когда молящиеся надевают сафьянные сапоги (меес), то брызгают на них немного водою, и это заступает место умовения ног. Как мусульмане, Ногайцы имеют большое отвращение от свинины, и без нужды не принимают от иноверцев пищи, кроме хлеба. Большая красивая борода у них в великом почтении. Верхняя часть головы бреется у старых дочиста, а у молодых до одного только на теме хохолочка; что и понуждает их носить тёплые на головах шапки.
Многоженство и торговля жёнами подают повод ко множеству беспорядков и даже преступлений, бывают причинами разных ссор и нередко кровавого мщения. Обыкновенно у мужчины бываетпо две жены, по три, однако ж, редко. Учение о неизбежности судьбы сильно в них вкоренено. Изуверство с намерением поддерживается духовенством. Милостыня считается по Алкорану главнейшею добродетелью, но простирается на одних только шатающихся по домам нищих, которым обыкновенно подают немного хлеба и проса, иногда и деньги. Бедные сироты помещаются к родственникам или знакомым на содержание; публичных же учреждений для призрения бедных нет. Седьмой день в неделе, наша пятница, празднуется одними духовными, да ещё некоторыми усердными и набожными стариками. Заклинатели духов и ворожеи находятся в большом множестве.

ХАРАКТЕР И ТЕЛОСЛОЖЕНИЕ

Что касается до характера или нрава Ногайцев, то замечено уже, что главный их порок состоит в непомерном кичении знатностью своих предков. Эта глупая гордость обнаруживается в обхождении их не только с иностранцами, даже с единоверцами другого племени. Они смотрят с презрением на всех своих соседей: не говоря уже о христианах, презирают ужасно Персиян, которых зовут «рыжаками»; не менее презрительно отзываются и о Турках. Крымские Татары, особливо те, которые живут по горам, приметно отличаются от них просвещением, чистотой и стройностью стана; несмотря на то, Ногайцы почитают их далеко ниже себя, и богатые считают бесчестием входить в брачные союзы с этим сродственным по происхождению и по закону народом.
Всех подpoбнoстей чисто национального характера Ногайцев, по причине смешения их с другими народами, определить невозможно; вообще, однако, можно сказать, что они одарены от природы здравым рассудком и всеми к просвещению, возделыванию земли и другим искусственным изделиям, способностями. Особенно хвалятся они усердным, проворным и верным совершением порученных дел, причём самый хищный из них редко изменяет доверенности. Они мастера делать всё самыми малыми средствами, что свидетельствует их смышлёность и проворство.
Свойственное им в древности гостеприимство и доныне существует, но большей частью не по убеждению в его достоинстве, а по одной только привычке. За оказанную кому-либо услугу или сделанные подарки, они считают себя вправе требовать взаимного, и притом большего ещё, вознаграждения. Когда берутся за работу, то исполпяют её весьма проворно, за то после работы любят отдохнуть. Приняв в соображение их невежество, предрассудки, ложные понятия о вольности и счастии жизни, к тому ж вспомнив, что самый закон предоставляет им право мщения, нельзя удивляться, что в их характере столько лжи, притворства, сварливости, фанатизма и суеверия. Кто знает свойство их вероисповедания и всё вредное его влияние на нрав, мысли и понятия народа, тот не может сказать, чтоб Ногайцы были народ совершенно испорченный и к исправлению уже не способный.
Фанатизм и суеверие, конечно, суть могущественные враги просвещения, но их нельзя назвать непобедимыми. Хищничество, разумеется, искоренится при постоянной и оседлой жизни, сопряжённой с усовершенствованием земледелия и восстановлением порядочного хозяйства. Леность, владеющая Ногайским народом, не принадлежит к коренным свойствам его характера, но происходит также от кочевой жизни, фатализма и недостатка постоянных занятий. Впрочем, если кочевая жизнь с одной стороны приучила Ногайца к лености, то с другой была причиною свойственной ему во всяком деле проворности, естественно приобретаемой в верховой езде, усмирении диких лошадей, звериной охоте, внезапных подъёмах с места на место со всем скотом и имуществом. Чистотою и опрятностью Ногайцы, конечно, далеко отстоят от горных Крымских Татар, но, однако ж, и в этом отношении знатное имеют преимущество пред многими другими обитающими в России поколениями. Вообще, нельзя их упрекать в большой неопрятности.
Ногаец имеет стан видный; посредственного роста, но дюж; телодвижения его гибки и непринуждённы; походка не тяжела, а проворна и пристойиа. Черты лица, по причине смешения с другими народами во время кочёвки, весьма различны, чему немало содействует и доныне продолжающаяся покупка в супружество Черкесских, Калмыцких и Крымских девок. Однако Монгольское происхождение всё ещё обнаруживается слабыми бородами и белым правильным рядом зубов: две приметы, свойственные всем Монгольским народам. Прекрасный пол их нельзя назвать вообще прекрасным; но между девками и молодыми женщинами есть очень порядочные физиономии, С живыми глазами, красивыми носами, маленькими ртами, длинными шеями, прекрасными зубами и чёрными, но не длинными волосами. При всём том красота их скоро увядает, и лица старею-щихся женщин покрываются желтоватою бледностью, истребляющею все следы красоты. Кроме того, женский пол носит глубокое клеймо невежества и рабской зависимости от мужчин.

ЖИЛИЩЕ, ОДЕЖДА, ПИЩА

Избу свою Ногаец сам себе строит из нежжёных, высушенных на воздухе кирпичей, и выбеливает снаружи и внутри обыкновенно раз в году. Простая ногайская изба имеет в ширину около 12, в длину около 30 футов. Одни только двери и стропила в них деревянные. На стропила сначала кладут камыш, потом хворост, на хворост насыпают земли, потом ещё сверху золы, и кровля готова. Целая изба со всеми в ней материалами стоит Ногайцу до 100 рублей; иные же, имеющие больше строения и деревянные потолки и полы, стоят до 500 и более рублей. Изба ногайская имеет обыкновенно два отделения, спальню и кухню. Ногаец, владеющий двумя или более жёнами, строит себе столько же и спальней, чтобы каждая жена имела собственную. Другое отделение, кухня, служит для дневного всему семейству пребывания. В спальне бывают обыкновенно следующие вещи: тюфяк, кожаные шерстью набитые подушки, сундуки для прятанья денег, женских нарядов и всякого разбора мелочей, ковры и платья; сверх того печь для согреванья. В другом отделении, в кухне, имеется большой железный котёл, собрание деревянных мисок, ложек, посуды для молока и воды, почв, масляных кадок, конских сбруй и земледельческих орудий; последние хранятся часто в особом кутке дома, или в хлеве. Ногаец довольствуется весьма немногим количеством посуды, и кроме котла и одной медной кружки для воды, вся она деревянная. Хотя избы каждый год строятся вновь и поправляются, но домашняя и поваренная их посуда совсем не улучшается и не умножается, ни у зажиточного, ни у бедного. Жалко, что и избы строятся всё ещё без всякого соблюдения правильности.
Платье Ногайца ловко сидит на нём; оно не слишком широко, как у Турка, и не слишком узко; вообще к работе удобно и годно. Летнее платье состоит из лёгкой кожаной шапки, кафтана посверх рубашки льняной, шерстяной или бумажной материи, пояса, широких суконных панталон и башмаков. Зимою надевает он сверх лёгкой шапки ещё другую большую, на кафтан тёплую овечью шубу, а на льняные панталоны такие же кожаные. В дождливую и снежную погоду надевает сверх шапки «башлык», а на шубу «шегбен» (суконный плащ). Обувается в красные или чёрные сапоги. При башмаках носит жёлтые камаши (меес), которые и в хате, сняв башмаки, оставляет на ногах. Женское платье тоже не жмёт тела; одна только голова, при полном наряде, обременяется украшениями. Женщины обыкновенно носят белые покрывала, скрывающие их совершенно; но теперь они ходят нередко и с открытыми лицами. Под покрывалами носят длинные пёстрые платки, обвёртывая их в несколько раз и очень искусно вокруг головы и спуская концы вдоль по спине до самых почти ног. Волосы носят в завитых косах; девки же прицепляют к косам ещё длинные, белые полотенца, а вместо покрывал носят род красных огромных чепцов, украшенных большими и маленькими прицепленными к ним монетами или другими разного рода украшениями. Сверх белых или красных рубашек надевают они кафтаны, а над кафтанами подпоясываются широкими поясами с большими металлическими, иногда серебряными пряжками. Они, также как и мужчины, носят широкие панталоны и большие красные или маленькие жёлтые башмаки. На пальцах и в носах носят маленькие колечки, а в ушах большие, тяжёлые, друг к другу цепочкою прикрепляемые кольца. На лбах, подбородках и на шеях носят ленты с прицепленными бляшечками, серебряными, стеклянными или другими подобными безделушками. Шубы тёплые, в которые одеваются во время зимы оба пола, шьются обыкновенно женщинами, и довольно искусно. Единственная отрада женщин состоит в нарядах; они любят ими хвастаться и щеголять, по мере знатности и богатства. Ногтям придают красный цвет, и многие из женщин надевают, сверх кафтанов, широкие, крашеного сукна или шёлка, платья. Полный наряд женщин, в котором они показываются только по праздничным дням, стоит весьма дорого; но бедные ходят в весьма скудных платьях. В грязь часто употребляют башмаки с ходулями.
Пища Ногайцев состоит в кобыльем мясе, говядине, баранине, курах, рыбе, молоке, масле, пшене и приготовлениях из разного рода муки. Летом едят они арбузы, дыни и привозимые из соседственных мест, особливо из Крыма, разные фрукты. Питьё состоит из кобыльего молока, «бозы», приготовляемой из пшена, смешанного с водой, коровьего молока и простой воды; из кобыльего молока приготовляют они превосходнейший свой напиток, «кумыс», который, переходя в брожение, делается пьяным. Мясная пища имеет у них большое преимущество пред всякой другой; а больше всего они охотники до кобылятины, сколько потому, что находят в ней большой вкус, столько и потому, что это мясо согревает им зимою желудки. Обыкновенно употребляются в пищу только больные или испорченные уже лошади; случается даже, что прирезывают уже издохлую лошадь, под предлогом будто она ещё жива; внутренности лошадей тоже берегутся и употребляются в пищу. Из разрезанной в тонкие ломтики кобылятины мужчины приготовляют себе особое национальное кушанье, «тараму», которую едят в компании, в знак искренней братской любви и дружества, а чтоб сохранить это кушанье от осквернения, не дают женщинам и дотрагиваться до него. Сварив его и вымыв себе наперёд руки, собираются они в кружок и берут его по кускам из миски в рот пальцами. Баранину варят или свежую, или, содрав кожу и выпотрошив овцу, вывешивают её наперёд для высушения на воздух, чем она сохраняется от гнилости. Резать животных и сдирать с них кожу Ногайцы большие мастера. При зарезе они обязаны направлять голову животного к Мекке и произносить слово: «бизмиллах» (с Богом); колоть живое законом не позволяется. Из дичины идят только зайца. Свежее, только что выдоенное коровье молоко ставят тотчас на огонь и по вскипении примешивают к нему кислого молока; потом дают этой смеси стоять, пока она сгустится и превратится в масло, которое бывает нечистого вида и совсем неприятного вкуса. Но густое их молоко, «чурч», очень приятно и не слишком кисло; его мешают и едят с мясом, с пирожками, с просом и со всеми почти кушаньями. Этот «чурч» наливают обыкновенно в бочку и, примешав к нему соли, сохраняют всю зиму от повреждения. Смешанное с водою молоко имеет перед простой водой большое превосходство для утоления жажды и вообще есть самый благотворный напиток. Между съестными припасами из прозябений просо есть самое главное и любимое: варят его с водою, примешивая чурча. Поджарив и сбив плеву, делают из него обыкновенный дорожный запас в сухих зёрнах, или смешивая их с салом.
Сверх того из проса, как выше сказано, приготовляется обыкновенный у них напиток, «боза». Пшеничная мука мало употребляется для печенья хлеба, больше идёт на пирожки, приготовляемые различным образом. Хлеб печётся на горячей золе, но как он в малом ещё уважении, то очень редко, а во многих семействах даже и вовсе не приготовляется. С того, однако ж, времени, как Ногайцы начали заниматься возделыванием ржи, стали они больше и есть хлеба. В великом уважении у них калмыцкий, высушенный в виде листовых кусков, чай. Изрезав в мелкие крошки, они варят его с водою, примешивая немного молока, масла и соли.
Ногаец весьма неприхотлив и не жаден в отношении к пище. Имея в запасе проса с водою, он уже доволен; а если достанется ему иметь кусок мяса, то больше ничего не желает. Любимый их напиток «кумыс» есть большая роскошь: одни только зажиточные, владеющее знатным числом кобыл, могут наслаждаться этим драгоценным нектаром вволю.

БОЛЕЗНИ

Обыкновенные болезни у Ногайцев суть: горячка, оспа, струпья, короста и венерическая болезнь. Мер как для предупреждения, так и для лечения этих болезней, вовсе никаких нет. Одно только суеверие есть единственная их медицина. На многие болезненные припадки смотрят с совершенным равнодушием и приписывают их неминуемой судьбе. Призывают часто и требуют совета и помощи от ворожей и заклинателей, которые предлагают самые нелепые, часто даже вредные средства. Обыкновенные их, для человека и для скота, лекарства состоят в заговорных записочках, которые кладут больному в шапку, или вешают на спину, на шею. Многие целебные силы приписываются перцу, квасцам, сахару и мёду; даже считают эти вещи лекарствами от всяких болезненных припадков. Против заразительных болезней никаких не берут мер, и потому часто подвергаются венерическим болезням, которые приносятся к ним Ногайцами, бывающими на чужой стороне в табунной службе. Нередко оказывается и глазная болезнь, от которой, кроме крепкого давления и трения глаз, лучшего лекарства не знают. С великою терпеливостью переносят они свои болезни, без роптания предаются судьбе и дожидаются смерти с покойным духом. Весьма редко кто-либо из них доживает до глубокой старости; немногим достаётся прожить больше 60 или 70 лет.
Смертность детей до трёхлетнего возраста превосходит всякую меру. Причина тому худое одеванье в ненастную и холодную погоды, отчего рождаются лихорадки, простуды и чахотки, лишающие их жизни; тому ж содействует немало и то, что они нисколько не запрещают детям глотать землю, золу, сушёное просо и прочие тяжёлые для желудка вещества. Со всем тем, они утверждают, что, при древней кочевой их жизни, смертность детей была несравненно ещё больше. По этой причине, ежегодное число рождающихся превышает число умирающих в весьма незначительном количестве, и редко очень встречаются семейства многочисленные. Странно только и непонятно, что рождается вообще несравненно больше мужеского, чем женского пола.

ВОСПИТАНИЕ ДЕТЕЙ, ШКОЛЫ, ЯЗЫК

О воспитании и просвещении юношей Ногайцы весьма мало или, лучше сказать, совсем никаких ещё не прилагают попечений. Только по инстинкту заботятся, и то с зверскою ещё суровостью, о прокормлении и одевании своих детей. Юноша растёт в дикости, не находя никакого полезного учреждения для своего образования. Есть, правда, во всяком селении землянка, называемая школою, в которой духовные лица обучают детей чтению и письму, весьма плохим образом. Уроки все почти духовного содержания, и употребляются для чтения книги, написанные на арабском языке, которого сами учители совершенно не разумеют. Юноша твердит наизусть арабские молитвы и учится петь гимны, которых не понимает. Корыстолюбие учителей много препятствует успехам учеников. Постоянно ходят в школу только мальчики, желающие вступить в священническое звание; взрослые из них уже отличаются грубостью и глупою гордостью.
Вместе с мусульманскою верою Ногайцы приняли и арабское письмо. Книги их, состоящие из одних только духовных сочинений и молитв, заключают в себе смесь арабских, турецких и татарских слов. Это обстоятельство, как и то, что у них употребляется великое число различных письменных знаков, делает большое затруднение, так что нет почти возможности мальчику, не знающему арабского и турецкого языков, научиться татарской грамоте. Подобно Арабам и Евреям, Ногайцы пишут с правой стороны к левой. Они примптно диалектом своим отличаются от Крымских, а более ещё от Оренбургских Татар; да и между собою, в одном даже округе, по различным коленам имеют доныне различное произношение.
Время разделяют они на периоды из 12 лунных годов, и каждому из этих годов прилагают заимствованное от какого-нибудь животного наименование. Год лунный разделяют на 4 части и на 12 лунных месяцев, которым дают наименования, то арабские, то татарские. Месяц разделяется на недели и на дни, а день разделён по учреждённым пяти часам молитвы. Часы считают с восхождения солнца. Многие однако ж располагаются своим временем уже по русскому счислению.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ЗАНЯТИЯ

Скотоводство есть самое первое занятие Ногайцев, особенно конские заводы. Эта последняя отрасль хозяйства всегда была любимое их удовольствие и главное богатство, особенно до последних зим, когда от голода и стужи погибло, по крайней мере, три четверти их табунов, так что одна только четверть осталась, и то в самом жалком положении. Ногайцы страстную имеют охоту до лошадей, они знатоки в них и от природы искусные ездоки. В прежних кочевьях лошади оказывали им необходимые услуги, они происходят от калмыцко-киргизской породы, роста средственного, но крепки и очень проворны. Средняя цена их полагается от 30 до 40 рублей сплошь за каждую, да кожа лошадиная стоит 1,5 рубля. Лошадь, в сравнении с другим домашним скотом, гораздо больше требует корму; и потому несравненно было бы выгоднее Ногайцам, на нынешней убавленной и приведённой в меру казённых участков земле, заниматься овцеводством и усовершенствованием хлебопашества. В уходе за домашними лошадьми и усмирении диких, Ногайцы весьма искусны; сёдла их, с кожаными, шерстью набитыми подушками, к езде очень удобны. Лошади, плодящиеся в больших табунах, должны зимовать по степям и добывать сами из-под снега свой корм.
Рогатый скот тоже посредственного роста. Обыкновенная цена корове полагается от 20 до 50 рублей; она мало даёт молока, а масло продаётся очень дёшево. Выходит, что и рогатый скот, при нынешнем ограниченном землеположении, в большом числе держать им совсем не выгодно.
Овцеводство, при хлебопашестве, наибольшую принесло бы выгоду, если бы Ногайцы заботились о закупке лучшей породы овец и об улучшении их. Находящиеся и теперь у них не в маловажном количестве овцы состоят из одних, по большей части, рябых курдюков, грубой шерсти, пуд которой стоит от 3 до 4 рублей, не больше, тогда как производимая немцами, живущими в соседстве их, шерсть, самый нижний сорт, продаётся по 20 рублей пуд. Курдюк ногайский стоит от 4 до 5 рублей, да шкура его до 80 копеек. Овца составляет главиую часть пропитания Ногайца, шкура даёт ему одежду, а из помёта овечьего приготовляет он лучший для топки «кизяк». Чтобы получать в изобильном количестве этот кизяк, каждый Ногаец имеет около избы своей пространный, огороженный хворостом, землёю и старым кизяком, загон, в который загоняет на ночь скотину и овец. Редко есть у кого-либо, и то очень худо построенный хлев для помещения скотины; каждый почти, даже и зимою, в дурную погоду, кормит всю свою скотину в загоне, где она не находит себе никакой защиты от холода и вьюги. Овцеводство имело бы для Ногайца ещё ту выгоду, что укротило бы понемногу суровость его нрава и не причиняло бы помехи возделыванию земли, тогда как напротив коневодство только что продолжает питать и укреплять в нём склонность к скитанию и гульбе. Для отыскивания заблудившихся лошадей нередко шатается он по разным местам в продолжение нескольких дней, итаким образом теряет время, нужное ему по хозяйству, которое оттого приходит в расстройство. Случается и то, что гоняясь долго за убежавшими лошадьми и, не имея в запасе ни денег, ни хлеба, он встречается с шатающимися разбойниками, пристаёт к ним и делается участником их преступлений.
Рогатый скот часто растеривается с пастбищ, оттого что или нет вовсе пастухов, или нанимают в службу негодного человека, который, выгнав скотину на степь, не заботится более о ней.
Притом, свободная совсем от надзора скотина вытаптывает нивы и сады, и тем причиняет между хозяевами, по соседству, ссоры и драки. Если скот переступает через межу на чужую землю, то его обыкновенно загоняют и удерживают до выкупа дорогою ценою. Хозяин загнанной скотины долго отрекается от уплаты и даёт почти пропадать скотине от голода. Сверх того, неправильная расположенность селений весьма затрудняет выгон скота на поле и загон его с поля домой; отчего также происходит, что скот побивает складенные при домах стога сена, хлеба или соломы, и тем опять причиняет большие между соседями ссоры.
Всего полезнее для Ногайцев было бы распространение и улучшение хлебопашества, но, к сожалению, они занимаются им весьма неохотно. Под управлением графа Демезона, их принуждали высевать хлеба, по крайней мере, по 2 четверти с ревизской души; что составляло тогда до 40.000 четвертей; но по увольнении графа, на другой уже год, посев всего округа простирался только до 19.000 четвертей, а потом с года на год уменьшался. Однако, со времени последней страшной зимы, погубившей множество тысяч скота и произведшей большой голод, показалась опять у них деятельность к возделыванию земли. Есть ржаной хлеб они уже привыкли, начав ещё с 1825 года сеять рожь в знатном количестве, тогда как прежде весь посев их состоял только в просе, пшенице и ячмене. Ныне, чего прежде не бывало, для паханья впрягают в плуг уж лошадей. Женщины стали помогать мужчинам при полевых работах, чему также не было доныне примера.
Способ их обрабатывать землю, по дурному качеству орудтй, весьма ещё неудобен; он не вознаградил бы никаких трудов, если бы почва земли была менее тучна. Для перепахиванья возделанной уже пашни они должны впрягать от 4 до 6 пар волов, между тем как немцы впрягают только по 4 лошади, и делают втрое больше и лучше. У плуга, кроме резца и сошника, ничего железного больше нет; вместо бороны Ногаец употребляет для заглаживания борозд деревянный пласт, привязанный верёвками справа возле плуга, одним концом к колесу, а другим к ярму заднего вола, который так и таскается с плугом по взборозденной земле. Перед плугом бывает посев, а за посевом уже взрывают и боронят ниву. Пашни у Ногайцев имеют самое неправильное положение. Из пахарей один направляет плуг свой к востоку, другой к северу, один везёт косо, другой полукругом, и большие вдоль промежутков полосы земли остаются нетронутыми. Озимый посев бывает не ранее октября месяца, тогда как ему следовало бы быть в исходе августа, или в начале сентября, не позже. Жатва совершается в июле и торжествуется общею пирушкою, на которой потчуют друг друга первожином. Каждый род хлеба, который родится на их полях, имеет хорошее качество, особенно арнаутка отличается отменною добротою и чистотою и продаётся от 7 до 12 рублей четверть. Просо, ячмень и рожь сеют они для собственного только продовольствия. По сжатии хлеба и завозе с поля домой, Ногаец торопится как можно скорее измолотить его и всыпать зёрнами в выкопанные для того ямы, чтобы потом предаться своей любимой праздности. Молотьбу исправляет он скоро лошадьми, но не без изнурения этих бедных животных, которые и без того находятся уже не в достаточном количестве и едва имеют силы для такой утомительной работы.
Сенокос каждый год почти начинается ссорами и дракой, оттого что луга не разделены постоянными межами, как следует, а размериваются ежегодно по общему согласию. Настоящая деловая пора проходит в спорах и соглашениях, и сенокос начинается уже тогда, как трава засыхает. Между тем ловкий и прилежный, пользуясь этой сумятицей, принимается исподтишка за дело и сколько угодно косит себе сена. При завозе его опять возникают споры, причиняющие большую остановку, между тем как деятельнейшие, опять предупреждая других, забирают копен сколько могут, чьи б они ни были. Чем кто больше имеет волов или фур, тем больше привозит и сена. Стога, как сена так и соломы, ставят к избам так уж близко, что опасность в случае пожара неотвратима.
Дурное устройство фур очень затрудняет своз с полей хлеба и сена. Они просто делаются без всякой железной оковки и по большей части вымениваются на пшеницу или другой хлеб, с тем только чтобы пришлось подешевле. Колёса добывают из Крыма, и натурально самые худшие достаются оттуда Ногайцам. Бывает часто, что они ломаются, не дослужив и до года; а как у них редко сыщешь, кто бы знал приняться за починку колеса, то принуждены бывают занимать на время фуры у соседей за недешёвую плату хлебом.
Вообще за работу платят они гораздо дороже против иноверных им соседей: жнецы например и другие в жатве подёнщики получают по 1,5 рубля на день, а годовой работник от 80 до 100 рублей в год.
К огородному и садовому хозяйству не хотят вовсе применяться, и полагают, что Провидение не определило их к такому роду занятий. На озимый корм скоту и на топку печей собирают род бурьяна (курай); главная однако ж топка, как сказано, состоит в кизяке, который приготовлять они большие мастера.
Иные, но очень немногие, занимаются кузнечной, колёсной, ременной и седельной работами. Есть также и несколько мельниц, мало однако ж устроенных хорошо; действуют они лошадьми.

УПРАЖНЕНИЯ ЖЕНЩИН

Самая большая часть хозяйственных работ возлагается у Ногайцев на женский пол, так что женщина, имеющая несколько детей, никак не успеет без помощи соседок или подруг справить все свои дела. Это обстоятельство бывает часто причиною, понуждающею Ногайца купить себе другую жену и придать её в помощь первой. Взрослые, ещё незамужние, но уже помолвленные девки, без получения однако должной за них платы, состоят под строгим надзором; им не позволяют посещать без провожатого даже соседских домов; и потому Ногайцу нельзя нанять как только замужнюю уже работницу, и притом вместе с мужем. Работники мужеского пола неохотно принимаются за работы, принадлежащие женскому, считая это  по древнему обычаю бесчестным. На женщин, при попечении о детях, возлагаются непосредственно сльдующие хозяйственные работы: стряпанье кушанья, мытьё платья, доенье коров и кобыл, чищение и обмазывание изб внутри и снаружи, пахтанье масла, собирание с полей сухого коровьего помёта (для топки, сушение и толчение в ступе проса, молонье зёрен на ручной мельнице, варение обыкновенного их напитка «бозы», маканье сальных свеч, варение мыла из золы и особого рода бурьяна, называемого «алаба», выделывание кож  и шитьё из них нужных всем лицам семейства шапок и шуб, также шитьё рубашек и другого платья, принос необходимой для хозяйства воды, часто из довольно дальнего расстояния. Все эти работы исправляет постоянно женский пол; сверх того между временем женщины занимаются пряжею овечьей шерсти, ткут из ней род белого или кофейного сукна, красивые ленты и снурки для обшивки платьев, также валяют полсти и ткут ковры.

ВЫВОЗ И ПРИВОЗ

Находящиеся у Ногайцев в излишестве и вывозимые вне округа произведения состоят в скоте, пшенице, кожах, масле и сале, которое отопят и отпускают, набивая им кожи. Мясо, молоко, нетопленое масло и всякий, кроме пшеницы, сорт хлеба имеют они только для собственного продовольствия. Не достаёт им следующих вещей, которые и получают они со стороны: леса для постройки изб; колёс и земледельческих орудий; посуды для хозяйственных необходимостей, как то: бочек, кадок, блюд и пр.; всяких железных вещей; для одежды: платков, полотна, башмаков, сапогов, разных женских уборов; для кушанья: пряных кореньев, садовых плодов, табаку. Даже в соли нуждаются они, несмотря на изобилие, в каком находится она на их земле, что свидетельствует, какова беззаботность их о своём хозяйстве.


НРАВЫ И ОБЫЧАИ

Есть ещё у Ногайцев некоторые следы благородных нравов и обычаев, сохраняемые ими не столько по убеждению, сколько по преданию и привычке. Почтение к старости, как священнейший долг, соблюдают они доныне. Не менее того и гостеприимство всё ещё в большом у них уважении. Они принимают радушно и угощают щедро всякого безъисключительно, как единоверца, так равно и иноверца, полагающегося на их добродушие. С отличнейшею однако ж почестью принимают старого мусульманина или хаджи; тогда их приём носит все черты древней патриархальной откровенности и услужливости. Они обращаются с этим почётным гостем, как с хозяином в его собственном доме, и стараются доставить ему всякое удовольствие.
Публичные игры и увеселения Ногайцев весьма просты. Самую забавную потеху составляет для них охота, когда гоняются они на лошадях за зайцами и волками и, догнав, бьют их своими канчугами. На байрам бывают бешеные скачки, для лошадей очень изнурительные и вредные; также строят качели. Они имеют род музыки, только без всякой гармонии. Музыкальный инструмент их состоит в балалайке с тремя струнами, издающими однозвучные и одновременные звуки. Искусство пляски состоит в том, что плясун, стоя на одном месте, производить странные кривлянья головою, руками и ногами. Пение равномерно стоит на весьма низкой степени; несмотря на то, они большие охотники петь, особенно едучи дорогою верхом. Во время праздника, обычай у них такой, что один кто-нибудь пренеприятным голосом забавляет всё собрание. Шахматная игра очень известна, хотя не повсеместно и не каждому, но вообще в великом уважении.
В помянутых играх и забавах Ногаец находит для себя довольно утешения на время отдыха; причём трубка есть главное, всегдашнее наслаждение, без которого обойтись нельзя нигде и никогда. Не только мужчины, но и женщины, даже старые, страстно любят курить.
Браки обыкновенно заключаются с девицами отдалённых селений, потому что жениху вменяется в большую честь не знать и не видать невесты до самого дня свадьбы. Он наведывается, однако, предварительно у других о своей суженой, особливо о том, дородна ли она, какова лицом, и как длинны у ней волосы? Если собранные чрез это посредство сведения удовлетворяют его желаниям, то он начинает засватываться и договариваться с отцом или с родственниками о цене, что до матери или до родственниц невесты совсем не касается. За девку Ногайскую, когда она хорошего рода и пригожа, даётся от 30 до 40 коров, ценою в 20 рублей каждая, с доплатою ещё деньгами от 200 до 300 рублей. Редко весьма случается, чтобы невеста отдавалась дешевле 20 коров и 100 рублей деньгами. Молодых вдов вообще покупают дешевле, а устарелых баб берут часто и даром. Плата за невесту производится женихом либо налично, в каком случае яремный вол или конь зачитается за двух коров, или он обязывается чрез моллу письменно уплачивать по определённым срокам, с тем чтоб до совершенной выплаты, хотя б это простиралось на несколько лет, с невестою не видаться. Желания девицы при выдаче замуж вообще не спрашивается; бывают однако ж умные родители, которые, считая дочерей своих дороже денег, не выдают их без их согласия; но это весьма редко случается, и также редко бывает, чтобы дочери делали возражения. С равнодушием, по старинному обычаю, повинуются они судьбе своей. Родители невест дают им в приданое платья, тюфяки, наряды и пр.; а богатые и много разных дорогих вещей, так что приданое равняется всем издержкам жениха. Крымские и особливо калмыцкие девки оцениваются дешевле и покупаются женихами бедного класса часто за очень малую цену; последние в таком случае обыкновенно принимают мугаммеданскую веру. Мурзам расход на покупку жён вознаграждается подарками, которые делает им простой народ на свадьбу, скотиной и разными другими вещами.
Из Крыма Татары сами приезжают в Ногайский округ со всеми семействами и живут там до продажи своих дочерей, что производится чрез нанятых сводчиков. Ногайские девки находятся вообще под строгим надзором; они редко ходят по улицам; но содержат их очень хорошо. Есть обыкновение у родителей обручать детей своих ещё в колыбелях; в таком случае отец жениха тотчас начинаеть вносить деньги по условию, и когда уплатится всё положенное, то, по наступлении совершеннолетия невесты, полагаемого от 13 до 15-летнего возраста, брак совершается без всяких со стороны обручённых возражений. Такие торги дочерьми, девушками и вдовами служат часто поводом к бесконечным спорам и тяжбам между родителями и родственниками. Разные несчастные приключения, смерть, увечье, порча здоровья и красоты, и многие другие злые умыслы нарушают эти преждевременные брачные помолвки и влекут за собой разные иски на счёт возвращения производимой предварительно женихом уплаты, которые производятся с таким ожесточением и затягиваются так долго, по недостатку определённости закона, что нередко обе тяжущиеся стороны доходят до совершенного разорения и потери чести. В день свадьбы жених и невеста, всё ещё не видав друг друга, выбирают себе с обеих сторон свидетелей, которые вместо них дают себе руки и совершают венчанье. Вечером того дня, который проходит в больших пированьях, опускают на лицо невесты покрывало и ведут её промеж толпы женщин в дом жениха, которого она тогда только в первый раз видит. По селению рассылают мясо и пироги; вследствие чего на тот день собирается туда много гостей из других селений, всякое селение в особый дом, где и потчуют их кушаньем, бозою и водкою. Молодая должна удерживаться в течение целого года от всяких разговоров с сторонними мужчинами, кроме мужа, родителей и родных, и должна объясняться с ними только ужимками и знаками. По истечении года приготовляется большой праздник, где она торжественно разрешается от возложенного на неё безмолвия. Впрочем, и впоследствии, женским полом владеет всегдашняя робость, и они подвергаются жестокой ревности со стороны мужьев, если ласково будут говорить с чужими мужчинами. Волокита, конечно, найдёт средства удовлетворить своим прихотям, но вообще строгий и бдительный надзор за женским полом поставляет крепкие преграды обольщению, и этот грубый народ в этом отношении замечателен чистотою и целомудрием. Редко когда бывают у них любовные связи; вообще мужчины, кажется, вовсе не умеют касаться нежных струн сердца и приобретать любовь женщин. По кончине мужа, братья его наследуют оставшихся после него жён, которых могут или при себе оставить или продать другому. Муж имеет власть бросить жену свою, и жить врозь с нею; равно и жена, по законном утверждении развода и по взаимном с мужем расчёте, может в другой раз выйти за другого. При большом числе жён в семействе, самая первая имеет преимущество пред другими; но если она уж очень стара, то, которая помоложе, снискивает обыкновенно благосклонность мужа и умеет владеть своей старой соперницей. Муж пользуется правами супружества обыкновенно по очереди, но имеет полную свободу поступать в этом отношении как ему угодно. Это весьма естественно даёт повод к возмущению семейного спокойствия ссорами и бранью жён, которое не иначе опять восстановляется, как благодетельным канчугом хозяина.
Женский пол вообще находится в самом рабском положении; но по совершенному незнакомству с лучшим порядком вещей, они не слишком тяготятся, даже вовсе почти не чувствуют своего уничижения. Муж есть самовластный господин в доме; жёнам не позволяется ни ходить перед мужьями, ни посещать молительные домы, ни даже из одной с мужьями посуды. Беспрекословно должны они исполнять приказания мужьев, и, даже в детях своих мало находят к себе уважения и покорности; потому что отцы обыкновенно заступаются за сыновей и препятствуют матерям их наказывать.
Иметь много детей, особливо сыновей, для размножения своего поколения, почитается за великое благословенье: первенец имеет преимущественные перед младшими братьями права. Большое количество дочерей считается семейным богатством.
Погребение мёртвых совершается с великою торжественностью. Молла и народ провожают до расположенного перед селением кладбища одр, на котором лежит мёртвый, одетый в своё платье, на подостланной внизу соломе. Здесь, положив усопшего во гроб, на правый бок, с лицом, обращённым к Мекке, молла читает из Алкорана стихи вслух перед народом, стоящим шагах в четырёх от гроба. После чтения народ воссылает к Богу молитву и, совершив некоторые ещё обряды, засыпает могилу; потом выводит над нею маленький, из земли или из каменьев, бугорок. Похороны сопровождаются всегда приношением жертв. Умерших погребают, взрослого чрез 12, а дитя чрез 6 часов после смерти. Собирается в дом и около дома покойника множество женщин, которые испускают громогласные рыдания и вопли, произнося плачевные слова: «Вай! вай!» и простирая отчаянным образом руки к небу. Эти рыдания и вопли продолжаются вдовами и матерями умерших долгое время при захождении солнца каждый вечер. Сверх того ежегодно торжествуется день смерти умершего приношением жертвы. При разделе оставшегося у покойника имущества, малая доля достаётся женскому полу.
Мурзы или дворяне составляют род особого народа у Ногайцев. Они наблюдают особливые обычаи, не смешиваются бракосочетанием с простолюдинами, имеют вообще самое надменное о себе понятие, важничают в обхождении, на поездках всегда почти берут за собой конвой провожатых, присваивают себе многие преимущества и дерзости; но притом очень ленивы, бедны и располагают весьма дурно своим хозяйством.
Учреждений на счёт пожаров и пожарных снарядов совсем у них нет; а сгоревшему помогают, каждый по мере возможности, подарками, состоящими в скоте, хлебе, корме и пр.
Большое отягощение, и даже страх возбуждают собаки, которых Ногайцы содержат в великом множестве, и которые бегают с ужасным от голода воем по селениям и нападают на проезжающих огромными стаями.

ПРЕПЯТСТВИЯ К НРАВСТВЕННОМУ УЛУЧШЕНИЮ

Самая большая помеха к просвещению и нравственному направлению Ногайцев, без сомнения, заключается во вредном влиянии ислама. Фатализм, или учение о слепом предопределении служит им предлогом к лености и равнодушию, равно к отвержению всех средств, представляемых природою и рассудком для их исправления. Фанатизм и суеверие, поддерживаемые разными местами Алкорана, заразили их глубочайшими предрассудками и внушают им пагубную мысль, что они обязаны строжайше предохранять себя от всякого влияния иноверных. Уверенность в вечном блаженстве, которое Алкоран обещает за принесение предписанных жертв и соблюдение других наружных обрядов, задушает в них всякий порыв к улучшению нравственности. По ложным своим понятиям, они думают обрядами загладить всякое преступление и сделать себя угодными Богу. От самовольного, своеуправного мщения, к которому почитают себя обязанными по смыслу духовного закона, уклоняются только в такой степени, чтоб не подпасть под суд и не подвергнуться наказанию русских законов; причём однако ж остаётся им довольно свободы к ссорам и дракам, от которых никак не воздерживаются, потому что, как благочестивые мусульманы, хотят приобресть себе милость Господа Бога мщением. Многожёнство и пагубный торг жёнами бывают причиною несказанного вреда. Бедняк, по дороговизне женщин, либо вовсе лишается счастия брачной жизни, или принужден бывает закабалить себя в работу, чтоб зажить взятые в долг деньги. Сверх того многожёнство наносит вред и размножению народа; а покупка заграничных девок даёт повод к вывозу из государства денег и скота. Великое отвращение от всякого рода изображений мешает обучению и образованию юношей. Происходящее из учения мугаммеданского пренебрежение женского пола и унизительное с ним обхождение не даёт развиваться в женщинах чувству истинной любви и добродетели; а владеет ими одно только животное побуждение, что имеет весьма вредное влияние на рождаемых детей как в физическом, так и в душевном отношениях. Как могут дети наследовать добрую нравственность от матери нечувствительной? Какие следствия можешь иметь для них её воспитание и наставление? Дети видят в матерях только лукавство и обманы в отношении к отцам, а в отцах жестокие поступки с матерями. Всё это должно содействовать лишь к их ожесточению. Предписанное Алкораном путешествие в Мекку, к святому гробу Мухаммеда, больше только погружает в невежество и фанатизм того, кто его предпринимает. Возвратясь домой, он приносит с собой грубейшее суеверие и глупейшую надменность. Величаясь мнимыми заслугами и познаниями, он мечтает, что имеет право требовать почтения от всех, судить решительно о делах и упорствовать, как праведный мусульманин, против всех новых мер нравственного и хозяйственного улучшения.
Эти обстоятельства служат явным доказательством, что одно только постоянное продолжение благодетельных попечений правительства может содействовать к нравственному облагородствованию и к улучшению физического быта этого народа. Без нарушения человеколюбивого закона веротерпимости можно, кажется, поставить пределы пагубному влиянию, происходящему от закоренелых дурных обычаев, особливо от многожёнства, покупки иностранных девок, фанатизма и суеверия, рассеваемых мнимыми колдунами и моллами. И это главным образом может быть достигнуто чрез исправление или, лучше, основание вновь полезных школ для образования юношества. Учреждение учебного заведения в главном местечке их округа для образования способных учителей и старшин, было бы одною из самых действительных и благодетельных мер. Преподавание способными учителями поучительных, если не христианских, то, по крайней мере, сообразных с естественною нравственностью уроков и наставлений, соединённое с хорошими примерами доброго поведения, натурально смягчит юные сердца и сделает их способными к развитию добрых чувств, из которых родится уважение к достоинству человеческому и кроткое, нежное обращение с женским полом. Это, в свою очередь разовьёт, чувство семейного счастья и даст ему твердейшее основание. Матери придут в состояние давать детям хорошее воспитание, и тем положат прочное начало будущему их образованию. Что можешь быть доброго от женщины, которую изречения Алкорана и суровое обращение мужа унизили до степени бессловесной твари, исключённой от всякого участия в достоинстве человеческом и определённой только для удовлетворения одним животным страстям, не только здесь на время, но и в мнимом их раю на всю вечность? Что сообщается ребёнку от матери, питающей в груди своей одни грубые, скотские чувствования? Только благоучреждённое учебное заведение может остановить и преодолеть исподволь вкоренённые в этом народе дурные обычаи и всё пагубное влияние мнимых колдунов и слепых орудий ислама. По вышесказанным причинам, отвращению от иноверцев и опасению отклонения от веры, конечно, нельзя ожидать успеха скорого и очевидного, но тем не менее заведение это достигло бы своей цели непрерывными трудами. Преподаванием в школе рисования, черчения и арифметики, дети убедились бы в заблуждении своём относительно значения изображений и фигур. Они почувствовали бы, что рассматривание прекрасных изображений и картин, особенно естественных живописных предметов, соединённое с размышлением о неизмеримой благости творца, одарившего творение своё, человека, таким чудным искусством, а природу столь пленительным великолепием, возбуждает в душе желание научиться полезным наукам и сделаться умным, добрым человеком, ко славе творца своего и к собственной пользе. Распознали бы, что не всякая картина, как обыкновенно они думают, есть икона; равно как и то, что самое поклонение иконам у христиан относится не к зримому тленному образу, а к невидимому, небесному существу, иконою изображаемому, что не может считаться грехом и по их понятиям.
Совершенной необразованности Ногайцев должно приписывать, что они так мало чувствуют искренней доверенности к законам и преданности новому своему Отечеству, под сенью которого наслаждаются безопасностью и спокойствием. Питаемую доныне невежественную гордость предками, которая также есть немалое препятствие к их исправлению, искоренить в них можно опять только просвещением. В глупой своей надменности, происходящей от невежества, Ногаец мечтает, что принадлежит к самому славнейшему и превосходнейшему в свете народу. Он воображает себя удивительно умным и мудрым, стан свой и лицо считает образцом красоты, а устройство своего хозяйства, при всей его нелепости, самым превосходным, какое только можно выдумать. Вот обыкновенные мысли, которыми он тешит себя, разумеется, остерегаясь высказываться перед сторонними людьми: «На что мне учиться? Я хочу быть так, как были мои предки. Может быть, и не худо то, что тот или другой иноверец делает: да ведь он не Ногаец: что ж мне смотреть на него?». Склонность к кочевой жизни очень глубоко вкоренена в сердцах Ногайцев, и если останутся они долго без умного, строгого начальника, который бы настоятельно требовал от них улучшения хозяйства и убеждал явными доказательствами в пользе просвещения, то эта склонность ещё больше укрепится и приведёт их наконец к совершенной неспособности вести жизнь правильную, постоянную. И поныне ничем так нельзя смутить их, как тайным рассеванием слухов о переселении в Турцию, или вообще в Азию, где им можно будет возвратиться к прежнему образу жизни. Разные господствующие доселе обычаи имеют близкое отношение к этой прежней жизни и беспрестанно возбуждают об ней воспоминание. Первый из таких вредных обычаев есть тот, что многие из них поступают в службу табунщиков к сторонним вне округа своего людям, к Армянам, Грекам и т.п., которые, возвратясь домой, приносят совершенное отвращение от трудолюбивых и спокойных занятий, предаются праздности и бездействию, даже нередко делаются ворами и разбойниками. Второй вредный обычай есть чрезмерная страсть разъезжать по ярмонкам, отчего рождается охота барышничать, цыганить, воровать и драться, а частые отлучки из дома приводят в беспорядок хозяйство и нарушают согласие семейств. Не менее вредные следствия причиняются и третьим страстным их обычаем предаваться звериной ловле. Верхом гоняются они за дикими зверями, часто по нескольку дней сряду, и возвращаются с утомлёнными и совсем испорченными лошадьми. Сверх того, этой забавой питаются их природные дикие чувства и укрепляется привычка к необузданности.
Благорасположенный и деятельный начальник, соединяя со строгою деятельностью ласковое радушие, без сомнения, может, по незабвенному примеру графа Демезона, положить мало-помалу конец этим препятствиям. Учреждение главной школы под его непосредственным надзором обещает верный успех, по крайней мере, тем, что воспитает способных учителей и  старшин. Разумеется, обучение надо будет сколько возможно приноровлять к понятиям и даже к менее вредным предрассудкам народа относительно религии: можно учить грамоте татарской, арабской и русской, арифметике, географии, всемирной и естественной истории и пр., наблюдая притом, чтоб и главнейшие заповеди Алкорана были изучаемы со всею прилежностью. Так как этот народ писаное вообще предпочитает печатному, то к училищу можно б было присовокупить, вместо типографии, литографию и издавать на народном диалекте краткие сочинения нравоучительного, исторического, географического и хозяйственного содержания, которые непременно будут иметь полезное действие. Хорошо бы было, если б некоторым более понятливым из воспитанников со временем дано было дозволение путешествовать внутри Империи, или кончить воспитание в одном из высших заведений государства, н.п., в Казанском Университете, или в Институте Восточных Языков. Нашлись бы родители, которые отпустили бы для такой цели своих сыновей, лишь бы это не причинило им расходов, и с тем чтоб юноши не были отклоняемы от веры родителей. Сверх того для скорейшего в преобразовании этого народа успеха можно б было взять и другие ближайшие меры. Во-первых, надо непременно заставлять Ногайцев зарабатывать деньги у соседей из русских и немцев, помогая им при полевых, огородных и садовых работах, что, кроме доставления хорошей платы, приучит их к доброму порядку, к мнениям и нравам образованных людей и заставит обращаться с ними по-соседски, дружелюбно. Во-вторых, должно всячески отвращать их от табунной службы и искоренять тем склонность к непостоянной жизни. В-третьих, заводить у них порядочным образом овцеводство, хлебопашество, садоводство и полезные ремёсла, как средства, споспешествующие к упрощению суровых нравов и приохочивающие к постоянной, оседлой жизни. Такие меры не останутся бесполезны для народа одарённого, как было сказано, естественною понятливостью, и сблизят его непременно с образованными жителями России, даже может быть, поставят в совершенное с ними, по некоторым отношениям, равновесие. Можно б подумать и о том, не возможно ли учредить у них публичных праздников, где бы, по внимательном рассмотрении их поведения и хозяйства, ревность и успех, в пример другим, вознаграждались отличием и подарками от имени правительства, чем возбуждалось бы в них чувство чести и основалась бы сердечная приверженность к благодетельному Отечеству. В отношении к религии надо, конечно, поступать осторожно: искусно утаивать вредные изречения Алкорана, а выбирать только истинно полезные и поучительные наставления, которыми и пользоваться при всех распоряжениях, подтверждая ими похвалы и одобрения за доброе поведение. Можно утвердительно сказать, что чем больше начальник будет вникать в дух и понятия этого народа и соображать с ними свои попечительные меры, тем больше возбудит в нём к себе уважение и непременно достигнет цели благородных своих трудов.

ПОМЕХИ В ИСПРАВЛЕНИИ ХОЗЯЙСТВА

Те же самые препятствия, которые противятся исправлению нравов, препятствуют и улучшению хозяйственных заведений; но к ним ещё присоединяются и другие обстоятельства. Добронравие, образование сердца и просвещение ума суть единственные основания временного и вечного благополучия. Просвещённый земледелец не терпит, чтобы поля его и хозяйство оставались в безобразном положении, и своим добрым примером упрочивает не только собственное, но и общенародное в округе своём счастие. Но, кроме единой истинной откровенной религии, где же может человек почерпать силы для постоянного и неутомимого шествования к совершенству на пути жизни? Религия мугаммеданская совсем не имеет в себе этого достоинства: она основывается на одном наружном виде благочестия, без всякого внимания к внутренней, душевной жизни, и не только не в состоянии даровать человеку истинное благополучие, но своим фатализмом и другими подобными учениями препятствует его усовершенствованию, как то доказывают все государства, где она господствует. Мугаммедане вообще мало склонны к занятию хозяйством и ко всякому трудолюбию; большую часть работ своих возлагают они на поденщиков из сторонних людей, между тем сами проводят жизнь в совершенной недеятельности. Против заразительных болезней, причиняющих населению и благосостоянию народа столь ужасный вред, они никаких не берут мер и редко когда употребляют лекарства. Прививание коровьей оспы презирают, зарывание падали считают излишним, а оборону от саранчи и других вредных естественных приключений вменяют даже в грех. От земли ожидают, чтоб она приносила им плоды без приложения со стороны их должных трудов. Вообще совсем почти не пользуются дарованным им от Бога разумом и телесными силами для улучшения своего состояния. Твёрдо веруя в предопределённую судьбу, мусульманин все предложения об учреждении полезных заведений отвергает, считая их опасными новостями; напротив того, производимые моллами и мнимыми волшебниками фокусы, заговоры и ворожбу принимает с слепою верою, и ими успокаивает себя в природной ему лености и равнодушии. Бродящие по округу цыгане, занимающиеся хиромантиею и другими подобными шарлатанствами, также пользуются их неограниченною доверенностью и дают часто наставления, сопровождаемые вреднейшими последствиями. Священники берут десятину всякого сорта хлеба, которая, хотя и не отпускается всегда вполне, но всё тем не менее предаёт значительную часть их трудов в руки тунеядцам, которые только соблазняют народ ложным своим учением. Многожёнство очевидно служит к обременению, а иногда и к разорению семейств. Путешествие в Мекку даёт повод к вывозу за границу большого количества денег, считая на каждого странника от 2 до 3.000 рублей; и между тем как он тратит за границей, в течение круглого года, эти деньги, хозяйство его, управляемое наёмником, приходит в совершенное разорение; в замену же претерпенных трудов и убытков, этот несчастный лишается и последнего своего рассудка; ибо приносит с собой ожесточение и ненависть ко всем полезным улучшениям, кичась мнимым познанием истины. Невежество и совершенное незнакомство с чужими странами, народами и их промыслами, суть тоже существенные враги их благосостояния. Глупая гордость удерживает их от дружеского с соседями сношения и от всякого их советам и примерам следования. Питаемая надежда обратиться когда-либо к прежнему образу жизни, отвращает от всяких продолжительных работ. Надо непременно истребить в них эту надежду; иначе нельзя преобразовать их в хорошие земледельцы и садоводы. Звериная ловля, так вредная для лошадей, не вознаграждает их почти никакою прибылью. Часто, через несколько дней, измучив и загнав лошадь, они возвращаются домой с одним волком, ценою рублей в десять, или даже с одним зайцем, стоящим не больше рубля. Лошадиные заводы, не имеющие целью улучшения пород, служат только поводом к бродяжничеству вне округа по ярманкам, что поддерживает в них леность и распутство; между тем выгоды, получаемые от того, ничтожны в сравнении с овцеводством, или хлебопашеством. Армяне, которые разносят и продают по домам всякого рода товары, обыкновенно самой худшей доброты, выманивают у них либо наличные деньги, либо всякого сорта хлеб, скот, масло, кожи. Цыгане, живущие среди них целыми семействами, делают для них разные металлические вещи, чинят полевые орудия, домашнюю и поваренную посуду, и продают разные женские наряды, серьги, кольца, пряжки, пуговицы и т.п.; между тем цыганки занимаются хиромантиею и обманывают их вместе с мужьями наглейшим образом. Почему, необходимо взять меры для совершенного истребления этих барышников и шарлатанов. Кроме одного только кожаного платья и съестных припасов, Ногайцы во всех отношениях терпят недостаток и имеют нужду в чужих изделиях. Малое число мельниц, действующих лошадьми, в таком худом у них состоянии ,что они принуждены молоть большую часть хлеба, с уступкою десятины за помол, частью на немецких, частью на русских мельницах. Этому недостатку необходимо пособить всеми возможными мерами. Совершенная скудость всех огородных и садовых растений даёт повод к тому, что значительное количество наличных денег или всякого сорта хлеба, за яблоки, груши, особливо за табак и арбузы, переходит ежегодно в руки крымских татар и смежных с ними иноверных соседей. Как ни страстны они до табаку, но до сих пор не решаются сами разводить его; а когда выискиваются кой-какие охотники садить деревья и огородную зелень, то найдутся тотчас злоумышленники, которые явным грабежом или тайными опустошениями нарочно мешают давать пример подражания, которому следовать могло б по всей справедливости принудить их само начальство. К числу недостающих им необходимых для продовольствия произведений принадлежит и картофель, который они никак ещё не соглашаются разводить, хотя, получая от соседей в подарок, едят с большим вкусом.
Все эти обстоятельства служат неоспоримым доказательством, как необходимо, чтобы твёрдый начальник, по примеру графа Демезона, сам распоряжал непосредственно управлением их хозяйства, завёл бы порядочное хлебопашество с справедливым разделением пашенных и сенокосных земель, садоводство, овцеводство, и всякого рода ремёсла, настоятельно требуя исполнения своих учреждений, примерно наказывая ослушников и повредителей деревьев или растений, и прилично вознаграждая прилежных. Равно необходимы строгие распоряжения для прививания оспы, заблаговременного употребления спасительных лекарств от заразительных болезней, зарывания падали, отвращения от еды больных и почти издохших животных, прекращения скоропостижного погребения умерших покойников, и т.п. Также следует прекратить бродяжничество Армян и Цыган по домам, посредством водворения их в главном месте Ногайске, куда можно пригласить на водворение и других сторонних ремесленников; равно попечься и о том, чтобы Ногайцам доставались лучшие товары, и чтобы они нашли хороший сбыт собственным своим произведениям. Недостаток хлеба можно предупредить устроением запасных магазинов. Находящимися в земле Ногайской изобильными солончаками надо пользоваться со всеми выгодами. Воздерживать их от табунной службы, по крайней мереs следованием примеру графа Демезона, который всякого, намеревающегося отправиться вне округа, обязывал прежде высеять две четверти хлеба, и тем многих отвлёк от этого вредного обычая: это необходимо тем более, что во время его Армяне и Греки платили первому ногайскому табунщику или атаману по 5 и по 600 рублей в год; ныне же платят только по 150, и ещё менее. Надо также заставлять их строить хорошие в округе мельницы, а существующие привести хорошею починкою в лучшее устройство; принуждать их строить деревни свои и домы удобным порядком и поддерживать надлежащими снаружи и внутри поправками. Граф Демезон и собственным хозяйством своим давал им пример; а частыми объездами округа лично удостоверялся о состоянии и недостатках хозяйственных обзаведений и не оставлял народа без приличных наставлений.
Чрезвычайно было бы полезно основать у них образцовую колонию, составленную частью из убогих, но усердных, прилежных Ногайских хозяев, которых можно б было довести до некоторой степени совершенства; такая колония не осталась бы без полезного на всё общество влияния. При такой образцовой колонии можно б было учредить и общественное овцеводство, состоящее из улучшенной породы испанских овец, для доставления из него хозяевам заводских баранов, а доходы от этого овцеводства могли б поступать в общественную сумму под ведение начальника. В округе Ногайском находится достаточное количество лишней казённой земли, к поселению за безводием неудобной, на которой можно завести такое общественное овцеводство, пользуясь находящимися при селениях водопойлами. В общественную сумму, при настоящем умеренном взносе податей, совсем не отяготительно было бы Ногайцам взносить ежегодно по полтине или по целому даже рублю с ревизской души, чем составилось бы приходу от 17 до 26.000 рублей, которых денег, присовокупляя к ним доходы от рыбных ловлей и прочих угодьев, было бы достаточно на потребные по общественным заведениям расходы. Здесь не должно упускать из виду того важного обстоятельства, что земля Ногайская, сопредельная с Азовским Морем, имеет самое выгодное положение для всего государства; и потому очень горько другим смежным с Ногайцами жителям Южной России смотреть, что эта превосходная полоса земли остается в таком пренебрежении. Если б не было уж никакой возможности преобразовать этот народ, то пусть бы он, согласно его желанию, шёл скитаться в обширные степи Азиатской России, а эта полоса досталась бы другим жителям, способным воспользоваться ею с истинною себе и государству выгодою.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Долг всякого человека, какого бы он состояния и звания ни был, есть содействовать общему, по мере сил и возможности, благосостоянию. Почему не возможно благонамеренному русскому оставаться беззаботным в отношении к положению своих соотечественников, несмотря на различие вероисповедания, языка и обычаев. Напротив эти обстоятельства тем более должны возбуждать в нём участия и желания содействовать благосостоянию народа, отставшего так далеко от других, процветающих под благодетельною сенью того же Отечества. Вот причины, заставившие меня написать это сочинение. Состоя с давних лет в тесной связи с народом Ногайским, я имел случай ознакомиться коротко с его нравом, мыслями, обычаями, и собственным наблюдением убедился в природной его к образованию способности. Видя, с другой стороны, всю попечительность мудрого и благодетельного правительства о благе бесчисленных народов, обитающих в обширных пределах России, я взял смелость изложить плоды моих опытов и наблюдений, которые могут быть приняты в соображение при направлении Ногайцев к усовершенствованию. Ласкаюсь надеждою, что, несмотря на недостатки складного слога и правильного на русском языке выражения, это слабое сочинение будет принято как свидетельство моей искренней преданности к великому царству Русскому и ревности заплатить ему, чем только могу, за благодеяния, которыми наслаждаюсь под его сенью: это будет единственная моя награда, а Господь Бог, читающий в сердцах, не оставит без благословения тех чистых и бескорыстных желаний, которые выражены здесь и навсегда запечатлены в душе моей.