урок истории

Вот снова Божьим провидением я в Печоре. Снова хожу по ее улицам. Дышу свежестью реки. Купаюсь в осеннем золоте берез. Любуюсь и гоняю белок в парке на берегу Печоры. Хожу вокруг Храма и не перестаю удивляться трудам отца Константина, продолжающего созидать стараниями православных прихожан и с Божьей помощью, Храм Божий на берегу реки.
      Уже в четвертый раз, находясь по приглашению отца Константина в Печоре, испытывая необходимость прикоснуться и напитаться энергией земли ее, прикоснуться к ее святости, поймал себя на мысли, что стремление батюшки изменить к лучшему то, что его окружает, внести свою лепту в развитие города, стремление принести пользу людям не ограничивается лозунгами. Мысли его находят реальное подтверждение в делах. Повторюсь, в служении к Богу, в служении к людям, в служении земли Печерской. И когда, гуляя по парку на берегу Печоры, что около храма, видишь в живописнейшем месте мусор, битые бутылки и прочее, становится обидно за город. За парк без хозяина. Подумалось, а почему бы городу, не передать, хотя бы часть парка прилегающего к храму, пусть в аренду, на время. Оставить его городу, но дать ему хозяина, который будет ухаживать, и уделять должное внимание живописнейшему уголку Печоры. Чтобы было не стыдно привезти туда гостей и гордиться своей Родиной…
      Но это мои мысли…
      Просто подумалось…
      А пригласили меня снова с выставкой… Снова понадобились мои фотографии… Понадобились потому, что в Республике Коми не всем безразличны такие слова как вера, патриотизм, Родина. И они используют любую возможность напомнить окружающим, что историю забывать нельзя, что нельзя проходить мимо тех, кто защищает нашу Родину… У каждого своего креста и каждый защищает ее там, где определил Господь…
      А в этот раз мою выставку «Хроника опаленных верст» назвали уроком истории… Вначале расстроился, а потом задумался. И пришел к выводу: ведь до чего оказались правы организаторы нашей встречи – мы уже история… Под словом «мы» я подразумеваю тех ребят, которые в мирные дни уезжают рисковать жизнью, бороться с бандитами делать то, что сейчас называют участием в контртеррористической операции. Многое стало историей. Многие стали историей. Те многие, чьи имена высечены в наших сердцах. Те, о ком мы помним. Те, о ком мы молимся…
      Прошел урок… и над храмом, над рекой…  засияла радуга….
      Когда мне предложили написать о тех днях, о тех событиях, в которых мне пришлось оказаться… задумался… Многое написано о войнах на Кавказе. О боли, радости, крови, грязи. О вере. О Боге… Что мне сказать к тому?  Чем поделиться? И после долгих раздумий, решил, что попробую рассказать Вам о своей маме. Галине Григорьевне. О том человеке, вершиной айсберга которого являюсь я….
      С каждым днем, все больше и больше задумываясь о роли мамы в своей жизни, все больше и больше понимаю, что нет такого человека, который бы любил так и оберегал, как мама. Человек, к которому придешь с болью и радостью и всегда найдешь понимание и совет. Того, кто выслушает и простит…
      К сожалению, мы ведь думаем, что родители вечные и начинаем понимать, что они для тебя лишь только когда они перестают быть рядом. Только когда они остаются в памяти и молитвах…
     1995 год. Командировка на Кавказ.
      Мамо…
      Моя любимая Мамо…
      Я не сказал ей, что еду. Я думал, что тем самым огражу ее от волнений и тревог… Думал…
      Уже потом, она рассказывала, когда сжималось ее больное сердце, уже тогда за тысячи километров душою она была со мной. Тогда она молилась. Тогда она оберегала меня….
      А моя война началась просто и буднично…   
      …Грузиться начали около 7 часов. Погрузка и размещение заняли чуть больше часа – наши ребята заняли несколько «крокодилов» - Уралов. Колона выстроилась. Грязные потрепанные машины. На дверях висят бронежилеты. На некоторых машинах, видны старые поржавевшие и совсем свежие сверкающие белым металлом дырки от пуль и торчащие из деревянных бортов редкими иглами щепки. Дымящая сигаретным дымом колона так и стояла до пол двенадцатого. В машине ребята разместились по бортам. На борту они сразу начали устраиваться у порванных - прорезанных в тентах дырках - амбразурах, примеряя к ним автоматы.   В сдержанной тишине морозного утра, то здесь, то там слышался негромкий смех. Между машинами сновали и кучковались водители. Грязные, лохматые, небритые. С впавшими щеками и глазами. Без оружия. Автоматы в машине, казалось, небрежно засунуты между сидений. Но это только кажется. На самом деле они в любую секунду готовы к бою. Как и большинство ребят в этой колонне. Я не в счет. Я и с автомата практически не стрелял. В армии больше из гаубицы. А из автомата – нет. Да и о чем говорить – ребята - уже не первая командировка, в том числе в Чечню, а я так, экскурсант.  А почему мне уступили «почетное место» на коробках у края центра борта, я понял чуть позже, наевшись от души грязи летящей от колес Урала…. Молодых учат.
      Поехали. Через какое-то время. Минут 40. Ребята замолчали. Практически со всех сторон раздался лязг передернутых автоматов. Патроны в патронниках. Автоматы сняты с предохранителей. Недоуменно кручу головой. Все кроме меня отвернулись друг от друга. Крокодил ощетинился стволами автоматов… Перекресток… Получаю не больно в бок – «Зеленые ворота». Условная граница между миром и войной. Мелькает багрово-кровавая надпись на куске чего-то широкого лежащая на обочине, много раз прострелянная и полузаброшенная грязью, но читаемая: «Добро пожаловать в Ад!».
    Добро пожаловать…. Мороз по спине.  Колонна. Крокодилов около 10. Впереди БТР. Сзади БТР. Идем… Проезжаем какой-то поселок. Дома за высокими заборами. Одинокие фигуры женщин. Мужчин нет. Провожают взглядом. Скорость километров 60-70 в час. Морда. Уже не лицо. Покрыто тонким слоем грязи. И кусочки побольше. Таким же ровным слоем поверх… Вкусно.
      Машина постепенно все выше и выше задирает нос. Повороты становятся круче. На горизонте появляются две вертушки. Две стрекозы с каждой секундой становящихся все больше и больше. Крутой поворот. Брусчатка. Очень похожая на нашу, Калининградскую. Только грязная и только в ямах. Вижу много раз простреленную вывеску «Горагорск». Большие, прострелянные огромные нефтяные емкости. Проезжаем несколько полуразрушенных домов. Людей не видно. Выезжаем. Вертушки догнали. Вижу справа слева тупые верхушки гор. Тянущихся вдаль. Дорога идет по верхушке горы - не горы. Справа - слева обрыв. Глубокий. Крутой поворот. Останки танка. БТРа. Опять танка. БМП. Боже что это. В растерянности смотрю на ребят, но они примкнули к автоматам. До меня и моих немых вопросов никому нет дела.
      Заехали между двух небольших высоток. И тут тишина лопнула, разорвалась как большой лист бумаги. Впереди разрывы. Трескот автоматов. Вертушки начали обстреливать, что-то впереди. Кузов Урала наполнился пороховыми газами и перезвоном летящих со всех сторон гильз. Следующий за нами крокодил окрасился вспышками протуберанцев. Машина набрала скорость. Прошла ложбинку. И на большой скорости устремилась вниз на равнину… а я и не выстрелил ни разу. Оглушен и подавлен. Растерян и напуган.
      …Еще на полпути до Грозного, справа увидел столбы жирного и довольного дыма. Казалось, он как хитрый кот улыбался нам, провожая-подталкивая-маня нас к Грозному. Позднее узнал – это горели нефтяные вышки… Шли быстро. Километров 80-90 в час. К грязюке привык. Лицо уже не вытирал. Смирился.  Поворот. Сначала круто вправо, а затем так же круто влево. Так круто, что Грозный, серый Грозный, оказался у нас под правым крылом… Или мы под его левым… Если по дороге, ведущей в неизвестность, справа и слева, сквозь дымку и белый снег проглядывались черные верхушки возвышенностей, то Грозный встретил хмурым грозным серым пятном.
      Блокпост.
      Вот и Грозный.
      Здравствуй.
      Или привет.
      Старопромысловский район…
      …Грозный. Машина, как и вся колона ощутимо набрала скорость. Первое впечатление не тягостное. Нет, оно давяще-убивающее. Широкая дорога – магистраль. По дороге то там, то сям большие воронки от разрывов снарядов, бомб чего еще не знаю. Не снижая скорости, объезжаем их. Ни одной секунды замедления. Напряжение в кузове – ножом режь, не разрежешь. Сплошная каучуковая масса готовности к нападению. Готовности к агрессии и еще Бог знает к чему…
     Слева от дороги и в даль, в основном одноэтажные дома. Разрушенные крыши. Остатки стен. Огромные дыры в высоких, кирпичных заборах. Высокие железные в пробоинах, дырках от пуль различного калибра. И надписи на них: «Продается», «Здесь люди», «Здесь люди», «Здесь люди» ….
    Справа в основном пятиэтажки. Пятиэтажки, расположенные повыше, чем их соседи слева. Напоминают стадо баранов, тянущееся вдоль дороги. Бело-серое стадо… Дома мелькают, сменяют одно другое секундами. Целое. Руины. Руины. Огромная дыра с торца. Целое. Дыра. Дыра. Дыра. Кусок. Часть….
    Стекол нет. Стекол не видно ни справа, ни слева. Дорога усыпана гильзами от автоматов, пулеметов, орудий…. Справа, слева покореженные обгоревшие останки танков, БМП, БТР, машин … и еще неизвестно какой техники…. Людей нет…. 
    Все сверху это накрывает какая-то серая, водянистая, пахнущая порохом, гарью, вонью, тошнотой мгла, висящая неподвижно в воздухе. И прямо под ней вырываясь из объятий каши из грязи робкие островки зимы. Серо-грязный снег….
      Застывший хаос….
      …Добро пожаловать в АД…

      Таким был мир, в который я попал… Было много событий, потрясений, бед и радости, но были события, отложившиеся в памяти так сильно, словно это было минуту назад… Во время той командировки меня потрясло несколько событий, событий простота и обыденность которых потрясают и бросают в поток мыслей…
      Торжественность и обстановка которых заставляют выпрямить спину и сказать, прежде всего самому себе: «Я защищаю свою Родину» …
      Вход в ГУОШ (Главное управление оперативного штаба МВД РФ в Чеченской Республике). На входе боец. Курит. В милицейской полевой форме. Серо - мышином бушлате без знаков различия. За ним надпись на белом стандартном листе А4: «При входе отсоедините магазин». Отстегиваем. Слева дверь и окошко. Дежурная часть. Кричит рация. Кричит сидящий за пультом. В свитере.  Кроссовках. Курит. Дым белым туманом стоит. Не хотя, лениво метнулся к нам. Новеньким. И застыл. Дежурный, держа в руках микрофон рации, орет. Небрежный взгляд на нас. Отвернулся и ногой захлопнул дверь. Поворачиваюсь направо…
      На стене справа от входа. Высокий щит из ДСП. Под дерево. Шириной метра полтора. На самом верху наклеены из бумаги слова «ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ». Ниже: «январь 1995 г. ОМОН Кемеровская область» и ниже в столбик звания, фамилии... Дальше регион. Фамилии. Регион - фамилии. Регион - фамилии… До низа доски. В два ряда… Часть букв отклеилась. Снизу доска заляпана грязью. Но читаема. Но понимаема. Мороз. По коже. По глазам. Доли секунды. Замер. Прошел дальше. В кабинет. На совещание. А перед глазами эти наклеенные - отклеенные буквы. Эти бумажные точащие кровью фамилии. Эти кричащие души: «Помните нас» …
      Многое забылось. Многое заставил себя забыть. Но эту доску памяти. Этот столп памяти врезался в душу… Пусть не ведется счет погибшим, израненным душам, но… они были первыми. Первыми в этом черном списке. Первыми оставшимися здесь навечно во имя мира… Первыми милиционерами Великой России, прибывшими сюда и отдавшими этой земле свою молодость и жизнь… Не щадя живота своего…  Упокой Господь их души…
      Глаза вечности. Смотрящие в упор. Через оптический прицел. И душу зацепило… Тенью смерти… Пробрало до мозга костей… Отложилось в каждой клетке… Вечная память…   
      Щемит сердце… Вспоминаю. На миру и смерть красна. Откуда это пришло. Что это обозначало раньше. Наверное, то же что и сейчас… Страшно умереть… еще страшнее умереть в безвестности…. Уйти и раствориться в утреннем тумане. Уйти и раствориться в прохладе ночи. Уйти и раствориться в вечности… Уходишь на задание, и каждая клетка кричит: «Запомните меня!!!!». Каждый глоток воздуха, как последний. Помните нас!!! … Пока вы о нас помните, мы живы! Помните нас!!! П-о-м-н-и-т-е!!!!!
      Уходя, каждый старался положить свой камушек в вершину пирамиды. Бог даст забрать его вернувшись. А нет, пирамида печальных камней крикнет: Помните нас!
   
      …Мы помним тех, кто ушел, помним тех, кто остался с нами, помним тех, кто делил с нами тяготы и горе, радость и удачу… Благодарен Богу, что в те далекие трудные и тяжелые годы встретил одного замечательного человека – полковника милиции Казаченко Александра Филипповича… Как звали его мы… Филиппыч….
      Эта маленькая история о нем:
      …. Ребята загрустили. Стоп-колеса. Новый год. Филипыча не будет….  Грустно.
      А потом кто-то где-то надыбал, вырвал, отбил, захватил, выкупил, обменял, оторвал, украл, притырил, обманул, принес… ЕЛКУ!!! Дедушка Мороз, блин…
      В пустыне глоток воды… Трогали. Щупали. Гладили. Украдкой целовали… Славяночка… Праздник…
      Поместили и нарядили. Патроны. Гирлянды – ленты с патронами. Шары – гранаты на кольцах. Праздник, закрашенный черным юмором. Праздник застывшей опасности…
      А Филиппыч не приедет…
      Незаметно. Буднично проходит день… Еще один. Рутина. Стрельба. Война. Неразбериха. Слушаем рацию. Джонсон. В эфире бардак. Ежики. Лошадки…. Война. Кто с кем воюет уже непонятно… Тем более, кто в кого стреляет…Стоп-колеса… Что в мире происходит?
      Пришла ночь… А с ней темнота… Пришла темнота… А с ней ночь….
     …Около восьми часов. Ночи. Тревога. Все в секунды заняли боевые позиции у амбразур, проломов и проемах. В холоде ночи Грозного. В холоде ночи Минутки. Шум двигателей. Машин. Много…
      Первую линию обороны заняли бойцы ДОН. Траншеи, выкопанные в земле. Общая тревога. Наши не ездят.  Значит бандиты. Полная боевая готовность…
      Рев двигателей сильней. Сильней… Может проедут мимо?
      Рев стих аккурат возле выезда к нашим апартаментам… Все застыли. Замерли. Патроны в патронниках. Предохранители сняты…. Лязгнула дверца Урала. Шаги в нашу сторону… Густоту ночи разорвал. Порвал на куски мороз звезд звонкий, практически детский голос. Слова, учитывая ситуацию, абсурдные и неуместные.  «Стой! Стрелять буду!» …
      И тут над землей, над руинами, над гарью и грязью, разрывая звуки разрывов и выстрелов прозвучал ровный, спокойный, густой и насыщенный, до боли знакомый и родной голос: «Сынок! Ты что, в меня стрелять будешь!?» ….
      И не понятно откуда. А кажется со всех сторон, по грязи, перепрыгивая через траншеи, кирпичи, как тени, ягуары метнулись… Филиппыч!!!...
      Вспоминая события тех лет, все больше проникаюсь восхищением и преклоняюсь перед человеком, который смог в полном радиомолчании, во время запрета, ночью, без единого выстрела, привезти в Грозный из Моздока целую колонну… Для этого мало обладать бесстрашием. Для этого надо обладать мужеством. Мужеством взять на себя ответственность за жизни других. Талантом полководца. Гением интуиции. Филиппыч.
      Сделать такое ни для минутной славы – здесь этого никто не оценит. Не для наград. Не для звезды героя. А для пятидесяти пар горящих глаз. Для тех, кого искренно любишь. Устроить   маленький праздник в праздник. Рискуя жизнью. Дать почувствовать в этой клоаке, забытой Богом и людьми, нужность, память, востребованность.  Дать окрепнуть вере. Вере, которая угасает с каждым днем, уступая место безысходности и неотвратимости… Дать почувствовать воинам Великой страны что они нужны ей… Слезы на глазах… Благодарность ему…
      Пройдут годы. А в памяти останется этот незаметный, незамеченный вырезанный в сердце подвиг. Подвиг Человека. Человека, знающего цену маленькому празднику. Празднику на войне и его значению для нас. Маленьких серых и незаметных песчинок Великой России… Песчинок, из которых строится и высится громада ее славы…
      Маленький человек. А сколько понимания, сострадания и любви вложил в него Господь! Какими талантами он его одарил. Сколько душ и судеб он спас и согрел. Согрел и спас…
      …Проходит время… Уже сейчас ребята, те, которые были тогда, те, которые были до и те, которые были после, не помнят или не хотят вспоминать то что было там…
      Время стирает лица, населенные пункты, даты… В памяти остаются только эмоции… Именно по ним и вспоминают Васю, Петю… «А помнишь!?» …   «А помнишь!?» … «А помнишь!?» … И очень удивляются почему он запомнил, а другой нет…
      Каждый помнит свою войну и свое окружение… Свои события… Своих героев... И почему – то всегда память отчетливо помнит передний план, а не помнит задний фон… Помнит взрыв, а не помнит ту маленькую девочку в конце улицы… Почему?
      …Вот и сейчас вспоминая о подвиге Казаченко, а то, что он прошел этот путь от Моздока до Минутки, я считаю подвигом, как-то забылись те, кто был с ним. Те, которые рисковали не меньше… Филиппыч, принявший решение, организовавший… отвечает за принятое решение, за жизни ребят… И те, которые с ним, поддерживающие… Те, которые отвечают не меньше… В том числе за жизнь Филиппыча… Нельзя их не вспомнить… Все помнят Филиппыча и тот Новый год и уже мало кто помнит о Веревкине и Журавкове... Веревкине Алексее Борисовиче… Журавкове Андрее Викторовиче…   
      А они были с ним…
      А они были с нами…
      Герои той войны…
      …Среди криков, возгласов, смеха Филиппыч каким-то образом успевает решить вопрос о постановке машин колонны во дворе – под прикрытие охранения. Раздвигаются противотаранные заграждения, колючая проволока и машины радостно пофыркивая, размещаются друг с дружкой во дворе. В уже подмерзшей дневной грязи…
      Общее построение. Несмотря на то, что многие спали. Уставшие. Измотанные. Измотанные изнуряющей неделей. Измотанные изнуряющей неизвестностью и непонятностью. Измотанные неопределенностью своего положения...   Измотанные тоской по дому…
      …. Вся эта грязь вокруг эти завалы, эти длинные ночи и короткие дни, наполненные злом и горем, озарились сиянием. Заиграли другими красками. Наполнились добротой и домом. Дыханием дома и Родины. Ветром Балтики.
      Команду «становись» никто не услышал. Все ее почувствовали. Пощупать, потрогать, обнять Филиппыча хотел каждый… Общая свалка в середине, которой и был Александр Филиппович… Построились. Выравнивались несколько раз. Все время получалась кривая… Всем хотелось стать к нему поближе… Остановился. Маленький. Незаметный. Провел пальцами по ремню на поясе. Наполнил воздухом грудь… и …. Здание наполнилось зычным, уверенным, сильным голосом…, и он стал великаном… Прибывшие с ним ребята таскали ящики. Все смотрели на Филиппыча…
      Речь оратора и мужа.
      Речь боевого офицера.
      Человека, привыкшего отдавать приказы и нести за них ответственность.
      Каждое слово, прежде чем раздаться взвешивается. Примеряется размером и формой. Весом и интонацией. Бьет на убой. В сердце. 
      Речь отца.
      Речь друга.
      Речь брата…
      Осматривает каждого. Взгляд забирается в душу. Сердце. Сканирует мозг. Одним этим тяжелым, проницательным взглядом, он оценил состояние отряда. Моральное состояние боевого духа.  Состояние отряда. Состояние каждого бойца. И на основе этого звучит его голос. Выдержанный. Четкий. Точный, как выстрел снайпера. Достигающий каждого в вибрирующей морозной тиши войны.
      Он говорит. Он вспоминает другое время. Время войны. Как такую же колону не пустили ночью под прикрытие. Как погибли люди. Он рассказывает о том, как они добирались. Как шли через Чечню. Через блокпосты. Через руины. Через огонь…Чем отличается подполковник от полковника… 
      …Он ведет диалог. Диалог со всеми и с каждым. В его речи каждый слышит, что-то для себя. То единственное, нужное и необходимое именно сейчас…
      ...Передает «привет» от руководства УВД области, руководства области и города, от родных и близких…
      Передать, повторить, как он это сделал, передать, повторить, как он это произнес – невозможно. Так как невозможно передать и повторить шум волны, шелест листвы, тепло солнца…
      …а потом он стал всех целовать… Крепко и смачно… Каждого….  Перецеловал всех… Становится перед строем… Слезы на глазах… И тут как говорится, голос из толпы: «А еще!» … Возглас подхватывается…
      И…
      Филиппыч пошел целоваться вновь…
      И я там был…
      Филиппыч вновь встал перед строем. Осмотрел всех теплым отеческим взглядом. Вытер губы. И хитро улыбаясь, сказал, как бы про себя: «А целуются то как!» ….
      Общее ликование…
      А дальше началось вскрытие привезенных ящиков. Филиппыч из одного из них стал доставать пакеты. От родных. Из дома. Небольшие. Перевязанные и запечатанные скотчем и… слезами…
      Филиппыч превратился в почтальона. Он выкрикивает фамилию. Имя. Подошедшему коротко рассказывает о родных. Историю получения пакета….
      С душой…. Теплотой…Получивший уходил в сторонку. Находил более или менее неприметное место. Распечатывал пакет….
      В сторону откладывались вложенные вкусности. Из глубины извлекались листы бумаги. Фотографии. Фотографии, которые сразу же раскладывались вокруг…
      И дрожа руки раскрывали полученные письма. И губы закусывались. И вытирались глаза от потока слез…
      В кубрики наступила тишина… Такую картину я видел и раньше. Видел я ее в наших фильмах о той Великой войне….  Письмо из дома…. Добро и любовь… Мы ждем Вас, возвращайтесь! Мы любим Вас! Возвращайтесь……
      Мы любимы! Нас ждут!.. Ветер, освежающий ветер…
      А потом вытря слезы. Отряхнув в далекую далену близких и чувства. Потихоньку выходя из своих уголков. Вернулись к этой жизни. Суровой и простой. Или ты, или тебя…
      Возвращаюсь назад…. Пытаюсь…. Вскрываю ячейки памяти…. Вскрываю…. Взрываю… То, что забылось… То, что было…. То, что забылось… То, что приказал себе забыть…. То, что приказал не вспоминать…. Но то что должен…. То, что обязан… Вспомнить то, что было… Вспомнить то, что нужно… Вспомнить то, что надо… Вспомнить то, что все забыли… Вспомнить то от чего все оградились стеной…. Глухой стеной забытия…. И как сказал неизвестный, как сказал Филиппыч, как повторяю я: «…это нужно живым…».  Пишу эти строчки -  возвращаюсь назад… Хожу по комнате из угла в угол… Не сплю… Ящик Пандоры… Мой ящик Пандоры… Вскрытый, взрезанный, взорванный… Этими строчками он возвращается в меня… В мой дом… Боль стрелою пронзает сердце… Молнией мозг… Кричу…. Но тишина поглощает крик… Поглощает стон… Со временем научусь с этим бороться…. Научимся с этим бороться… А нет…Просторы вечной охоты открыты воинам… Открыты нам…
      Иду по улице… Брань… Хамство… Кулаки сжимаются… Как рассказать об огне… Как рассказать о вулкане бьющем, рвущемся из груди…
      Записки сумасшедшего… Записки трезвого во время всеобщей попойки…
      Сейчас рассказываю о том, что все были пьяными. Что все были наркоманами… Нет! Это не так! Мы просто любили свою Родину! Мы просто любили свою Страну! Этой непонятной и необъяснимой любовью… Хаяли. Проклинали. Ругали…. Но подставляли свою грудь под пули… Отдавали свою жизнь… за нее… Обхаянную и Великую… Славься Отечество наше народное…. 
      Почему вспоминаю это… Да потому что не может быть все гладко в этой проклятой войне. Не может быть все хорошо на земле покрытой горем. Есть трудности. Есть проблемы. И есть Филиппыч… Человек, шагающий через них… Главное все живы…
      …Вот так просто и буднично наш начался Новый год. Елка с игрушками. Дед Мороз -  Филиппыч. И куча отморозят с автоматами.
      А еще вспоминаю одно из самых ярких событий уходящего года. События, в котором я участвовал впервые… Награждение боевыми наградами Родины… Наградами, вес которых понимаешь там. Там, в окружении людей знающих их подлинную цену. Там, где это не звенящие, блестящие цацки. Там, где это боль и кровь. Там, где это доблесть и мужество… «За боевые ордена давай поднимем старина.»
      Все тихо и торжественно… Отряд расположился вокруг стола. Стоя. Сидя…Огонь в печке… Бьется… Полумрак… Холодные стены… Окна, заложенные мешками с песком… Исчезающие в темноте потолок и стены коридора… Филиппыч… В руках стопка красных книжечек…. На столе коробочки…
      «Указом Президента Российской Федерации!» … Награждается…. Служу России!   
      «Указом Президента Российской Федерации!» … Награждается…. Служу России! 
      «Указом Президента Российской Федерации!» … Награждается…. Служу России! 
      «Указом Президента Российской Федерации!» … Награждается…. Служу России!
      …Служу России! 
      Мы служим Великой России!
      … Награды Родины осторожно, тихо, без стука, по очереди кладут в закопченную, но чисто вымытую кастрюлю… Заливают… Водкой… Калининградской…. Первым отпил Филипыч. Сказал добрые слова… Передал следующему… И по кругу… Взял… Встал… Отпил… Передал… Взял… Встал… Отпил… Передал… Взял… Встал… Отпил… Передал… Взял… Встал… Отпил… Передал…  Награжденные в конце этой цепочки… Им достается то что осталось…

      …а еще… потом были командировки еще и еще… даже для меня они стали обыденностью… Но один день… один час… День, когда я уверовал не потому что так принято или так надо… а потому что коснулось меня то что, называют Божьей помощью… Когда, то, о чем с детства мне рассказывала мама, о том, о чем писали в книгах, коснулось меня….
      В жизни любого человека, мне кажется, есть такие моменты, которые он никогда не забудет, но и не захочет вспоминать.  Говорят, солдаты, и мужчины не плачут. Говорят, это стыдно.  Говорят, это не достойно. Опираясь на опыт, доставшийся нам от наших мужественных и героических предков.
      Но кто определил эти критерии. Кто установил рамки. Кто. На это никто не ответит. Так сложилось.
      Но кто видел слезы солдата. После боя. Кто знает цену этим слезам. Цену каждой слезинки. Каждая слезинка солдата — это воспоминание об еще одной, ушедшей в даль и неизвестность жизни… Не могу сказать ушедшей в никуда. Скажу: в бессмертие… Кто может сказать об этой маленькой скупой слезе, устремившейся к земле и умчавшейся в вечность. Кто может описать? Кто опишет ее появление, рождение. Ее короткую жизнь. Сколько таких описаний дошло до нас. Сколько этих повествований легло на белые листы бумаги. Сколько этих мгновений жизни было описано, изложено и понято нами. Сколько таких мгновений мы заметили, а, сколько прошли мимо. Сколько таких мгновений было понято нами. Сколько осуждено и переиначено. К сожалению, это не так важно. Они были, есть и будут. Слезы вечности…
      Вот написал, что буду говорить о Маме… а тут скупые строчки… и ее нет!??? Вчитайтесь пожалуйста, в каждой строчке, в каждой букве моего откровения... моя МАМА… Любящая и защищающая… Каждая буковка капелькой кровью… Каждая буковка, кричащая памятью… Вчитайтесь….
      …Для того чтобы родиться, нужно умереть. День рождения. День рождения нового человека… Есть день рожденья дарованный Богом, матерью и отцом. А есть тот, когда умер и родился вновь… Родился новый человек. Человек с верой… С верой в Бога… К вере в Бога приходят по-разному… вот и мой путь…
      …Зашел к своим в кубрик. Слышу. Завтра в Джалку. Одиннадцать человек. Интересуюсь кто старший. Коновалов. Коновалов Виталий Викторович. Старший прапорщик милиции.
- Почему не офицер?
      Непонятно.
      Подхожу к одному. К другому. А в ответ тишина. Подхожу к Виталику. Он разводит руками. Уточняю время и место убытия на операцию. Виталий говорит. Ухожу к своему руководству.
      Беленец Юрий Владимирович. Поколебавшись, дает мне добро.
      Возвращаюсь:
- Виталий. Я еду старшим.
      Коновалов бросает на меня испуганный взгляд.
- Иван Иванович! Это же Джалка!
      А я уже принял решение. Я уже в пути.
- Если я не поеду, то домой ты поедешь рядовым.
      Виталика это не пугает. Он повторяет вновь и вновь. Джалка…
      Иду работать. Надо много успеть. Чтобы ребятам не перекладывать часть своей работы…
      Осознавал ли я опасность. Осознавал ли я ее в должной мере? Сказать да или нет, значит соврать. То же самое касается и моей готовности встретится с этой непонятной и неизвестной опасностью… Не могу сказать даже сейчас… Знаю одно. Должен и обязан. Обязан и должен…  Причины… Причин много. Их было много даже тогда…
      Наверное, одной из причин было не просто желание куда-то поехать. Меня обуревало возмущение того, что ребят бросают не знамо куда. Бросают без руководства, пусть бестолкового, но офицера…, да я хотел поехать.
      Поехать, чтобы еще раз доказать себе и другим, то что я комиссар, а не замполит…  Уже не раз, за спиной, я слышал со стороны некоторых офицеров отряда… Что они боевые офицеры, а я…
      А вообще-то и, в общем, засиделся я. Устал от этой бессмысленной и тупой работы в четырех стенах. Устал от жужжания принтера. Устал от мерцания желтого, тусклого света электрических лампочек. Один из детенышей подземелья…
      Заходит Виталий. Пытается еще раз разубедить меня. Отчаявшись, спрашивает, где я сплю и уходит. Остаюсь один на один с цифрами, буквами, словами, фамилиями, судьбами…
      Смотрю на себя тогдашнего. Лохматого. Худого. В полевой милицейской форме. Кроссовках. Шерстяном свитере. С детской, наивной улыбкой. Простым кареглазым взглядом… Дитя дитем….
      Работаю до трех ночи. Подъем в пять. В пять пятнадцать убываем…
      В кубрике слушаю и не слушаю страшилки о той самой Джалке…
      … Бандитский поселок…. Оплот боевиков…. Джалкинский лес…. Погибших тьма… Никто из федералов не был внутри поселка…
      А я сплю. Вымотал меня это график работы. Спишь по несколько часов в день. Без воздуха. Без надежды…
      Просыпаюсь быстро. Виталий коснулся плеча. Пора. Вскочил. Впрыгнул в кроссовки. Шапочка. Куртка. Разгрузка. Автомат… И шагнул в ночь… Шагнул в новую жизнь…
      Сажусь с Левченко в УАЗ. Ребята запрыгнули в автобус. Обычный УАЗ и обычный автобус. Два жестяных корыта. 
      Пошли…
      А впереди… а сзади… Колонна… Бронетехника – БМП, БТРы и даже БМД…, и мы… открытые всем ветрам и врагам… В корытах…
      Двигались быстро… По сравнению с улиткой черепаха — это заяц.  Начинающееся утро лязгом гусянок и ревом моторов разгоняло зазевавшуюся ночь. Ночь, которая пряталась от нас в развалинах домов и глубине разбитых улиц.  И при выезде из города окончательно юркнула в пригородный густой туман…
      Часто останавливались. По дороге на перекрестках стояли люди. По два – три человека. Крутились у стоящих неподалеку автомобилях… Разведка. По всей дороге, идущей впереди. Оповещены. Ждут. Уходят…
      Дошли. Вывеска. Джалка… Бронетехника пошла вокруг поселка. Минут тридцать. Кольцо замкнуто. Пулеметы, автоматы, пушки нацелены в сторону поселка.  Команда. Покидаем корыта. Прыгаем на БТР… Вперед…
    А раньше я никогда не ездил на БТРе верхом. Верхом на мокром, слизком от грязи, холодном от ночи…Летишь… а в лицо все прелести жизни… И туман, и холод, и прочая лабуда отрывающаяся от колес и смачными кусками летящая… в том числе и вокруг…
      Туман рассеивается. С брызгами и грязью летящими в стороны. В центр села. Поселка. Дома скрыты туманом. Утром. Грязью… Останавливаемся… Столб. Обычный столб у края дороги. Метра три. Вверху слабо лениво колыхается флаг….  Флаг Ичкерии… Флаг Дудаева…      
      …В глубине поселка появилось движение. Которое на наших глазах стало приобретать формы и через минуты стало толпой…. С БТР спрыгнул еще не знакомый мне Елисеенко. Александр Николаевич. Боевой товарищ…
      Сашка подошел к столбу. Запрокинул голову вверх. Огляделся. Остановил взгляд на зреющую вдалеке толпу. Перебросил автомат на спину и с пополз по столбу вверх… Метр… Два… Флаг… Он ухватился за древко двумя руками и держась на одних ногах потянул его на себя. Что-то хрустнуло, и Саня с флагом заскользил вниз. Встал на ноги. Вышел на дорогу. Размахивая флагом над головой, прокричал «Балтика чемпион», а затем залез на БТР…
      К нам быстро приближалась толпа. Впереди шли женщины и старики…  Разворачиваемся и выезжаем к дороге. Быстрей из села. Если что-то не так произойдет, то ребята, смотрящие на нас со всех сторон в прицелы, дадут залп. А нас спишут на боевые потери. А потом … Может … Наградят …. Посмертно...  Если вспомнят….
      Толпа дошла до столба. Крик. Рев. А как же иначе. Нет знамени полка. Это Вам не хухры-мухры. Не уберегли… Понимаешь…
      А мы уже вне БТРа разошлись по своим местам. То бишь заняли круговую оборону. Оборону у выезда на трассу Гудермес - Аргун. Толпа гудит на подступах к нам. Метров пятьсот. Появляются бородатые. С автоматами. Ополчение. Охрана поселка. Полулегальные бандиты.  Просят знамя. Вернуть… а нету…
      Толпа обходит с флангов. Блокирует дорогу. Приплыли. Кирдык…
      Подбегает какой-то майор. От руководителя операцией. Военный. Отдайте флаг… Какой флаг?  ... Ничего не понимаем… Смотрит внутри машины… Уходит… А интересно, где этот флаг?..
      Минут через пятнадцать прибегает опять. Главный вызывает. Иду. Генерал. Военный. Где флаг? Не знаю. Крики. Мат. Как Ваша фамилия, товарищ генерал? Петров… а я Иванов…
      Затем... не знаю зачем поставили нас проверять уходящих с места событий… Назад…
      …Прошло время. Дорогу для нас открыли. С пожеланием счастливого пути. По чеченски.. Марша Ойла.. До свидания…
      Выходим на дорогу. Вытягиваемся в ниточку. Пошли… Скорость30-40 километров в час... Джалкинский лес…  Растягиваемся и останавливаемся… Слева полуразрушенное здание шашлычки. Лес. Справа и слева…
      …А я заснул. Монотонное гудение мотора УАЗа. Предыдущие бессонные ночи. И я отключился. В сладком и безмятежном сне…
      …. Снился дом… Выхожу на улицу… Дождь… Сильный дождь… Градом…. По земле… По крыше… По стеклу….
      .. Иваны-ы-ы-ч! Чехи-и-и-и!!!....
      Крик Левченко вырывает из неги. Вырывает из тепла дома… Чехи-и-и! …
      Глаза еще закрыты. Рука рвет ручку двери. Патрон в патронник. С пояса. От бедра. Очередь. Веером. Открываются глаза. Краем вижу исчезающего за дверью Рыжего. Прикро-о-ой!...    
      Патроны кончились. Следующий рожок. Падаю на асфальт. Грязно. Мелькает мысль, а где потом постираться. Жалко. Чистая… Поднимаюсь. Вижу алые цветы, горящие средь деревьев… Огонь…. Следующий рожок…
      Куда деваются патроны? Вытаскиваю заключительный рожок…
      Всплывает воспоминание - наказ Филипыча: Короче очередь, длиннее жизнь… Становлюсь на колени… Патронов трохи… Хочу к своим…
      А свои уже залегли с другой стороны дороги…. Духи оттуда бьют. Наши отсюда…. Слеза на глаза… Обидно погибать от своих…. Нельзя от чужих… Стреляю… Два-три выстрела… Стоп… Два-три выстрела… Стоп… Отсоединяю магазин… Один патрон… Второй в патроннике…. Присоединяю… магазин… Впереди тень… Одна… Вторая… Третья…. Ползут… Поняли, наверное, что патронов тю-тю….  Нащупываю карман на левом рукаве… Там патрон… Один… Мой… Прощайте девушки, прощай родимый дом, а я не сдамся гаденышам живьем… Патрон который положил туда, на блокпосту… Который положил только для себя… Бог поймет и простит… Спаси и сохрани….
      … а потом…. Увидел две пули… Маленькие… Пузатенькие…. Они летели настолько медленно, что я успел разглядеть их. Осмотреть секундной свежести бороздки на боках, блестящих белым металлом на их желтых боках. Это было так не обычно, что я протянул руку. Хотел взять и рассмотреть их поближе. Рука не шевельнулась… Но они то летели мне в грудь… Попытался отклониться в сторону… Никак…Напряг мышцы и волю… Ни как…
     И тут я видел себя. Увидел себя. Я смотрел на себя стоящего на коленях с автоматом у УАЗИКа сверху… Это было настолько необычно, что я осмотрелся вокруг… В обочине дороги лежат наши, Калининградские ребята. За их спинами, за шашлычкой, мужик с винтовкой. Передо мной в лесу человек десять. Стреляют в меня. Стреляют в ребят….
Повернулся к себе. Кричу.
- Дурак! Ляг. Ляг я тебе говорю…
      И с удивлением понимаю, что я себя не слышу….
      Жизнь полетела, как на пленке. С ускоренной перемоткой. Очень ускоренной…  Родился. Садик. Школа. Училище. Армия. Институт. Милиция. Работа. Мама… Отец… Секунда. Две. Не больше….  Гора. У горы стоит отец и призывно улыбаясь машет мне рукой… Иди ко мне… Отец умерший два года назад… Иди ко мне… Появляется мама.  Мама кричит на отца. Что-то ему объясняет. Отец, улыбаясь, уходит за гору. Скрывается из глаз… Исчезает мама …
      Из груди. Из живота. Осязаемо и ощущаемо вырывается вверх: «Спаси и сохрани», «Спаси и сохрани», «Спаси и сохрани» ….
      Впечатление, будто небо, расступилось передо мною….
      …Падаю лицом, телом, руками, ногами в утреннюю грязь дороги… Вперед летят толкаемые огнем моего автомата две последних пули… Успеваю услышать, как прямо над головой, в металл машины, щелчками вгрызаются только что рассматриваемые, летящие в меня пули…
     …И спас и сохранил…
      …И теперь только с большой буквы… БОГ….
      То, что он мне стал братом… Ничего не сказать… Елисеенко Александр. Николаевич….  Вчера не знакомый. Вчера неизвестный… Вставший… Не рискнувший, своей жизнью, а бросивший ее на кон… Или я, или он. Или повезет….
      Перекрикивая треск автоматов, перекрикивая шум боя, он встал… Стреляя от бедра из ручного пулемета, стоя на асфальте он кричал… а я не слышал его… Я чувствовал…
     Очередями он прижал к земле тех, кто хотел забрать мою жизнь… Тех, кто хотел забрать мою жизнь…
- Иваныч!!! Иваны-ы-ч!...
     И я переполз к своим…
     А все длилось несколько минут…

Сегодня снова вспомнил,
Как убивали меня.
Но оставлять мне не хотелось
Одну тебя.
А пули летели, что поймать
Их мог рукой,
Но ты молилась, и шли они
Стороной.
Жизнь пред глазами летела
Секундой вдаль
И все что было, мне стало
Чего-то жаль.
И с богом вместе толкала пули –
Все от меня.
Везде и всюду лежала незримо
Твоя рука.
И выжил, вышел из боя
назло судьбе
И совсем чужой - другой
Вернулся к тебе.
Я вернулся с теми, кто не пришел
из боя назад
кто жизни свои отдал
за других ребят.
И ты прости, что души
Сгорели в огне.
Где был огонь лишь белые стужи
Гудят во мне.
И преклоняю колени
Я пред тобой….
За то, что молилась… и как прежде
Осталась со мной

Спасибо тебе Мамо и прости меня……