Как быть с Вероникой?

- Мама звонила из Бийска, - сообщил с порога Фимыч, вернувшийся с работы раньше обычного. – Доехала нормально, тетка в порядке – ложная тревога. Никакого инфаркта не было. Невралгия у нее.
- В такой холод потащилась, - сокрушенно ответила я. – У тебя не родственники, а сплошные кровопийцы. Как можно, сорвать пожилого человека с места и заставить лететь в такую даль?
- Сестра у нее одна, - назидательно продолжал муж. – А ты знаешь, что семья это все.
А как же, не знала я этого. Гордится старшинством и не упускает случая повоспитывать. Словно пять лет разницы дают ему такое право. Женаты мы недавно, еще и года нет, но наедине остались впервые. Свекровь улетела в дальние дали, и воспитатель теперь только один. Оттого и важничает.
Пока я подогревала ужин, Фимыч царственно сидел в кресле и молчал. Даже ни слова не сказал про то, что я не той рукой мешаю макароны и неправильно нарезаю хлеб. Не к добру такая тишина.
И предчувствия меня не обманули. Едва проглотив последний кусок котлеты, глава семьи окинул меня затаенным изучающим взглядом, словно собирался извлечь из рукава мышь.
Я забеспокоилась – такие взгляды обычно ничего хорошего не предвещали. Что он опять учудил – уволился на радостях? Поэтому, когда он заговорил, я сначала облегченно вздохнула, понимая, что самым страшным моим подозрениям сбыться не суждено. Правда то, что услышала тоже было не лучшей новостью в моей жизни:
- Мама пришлет к нам Веронику.
- Какую Веронику, - испуганно спросила я. -  Я никого из твоих родственников с таким именем не знаю. Фим, какую еще Веронику?
- Она теперь типа моя двоюродная племянница. Знаешь же, что брат женился, так это дочь его жены от первого брака.
- А твоя мама, - спросила я дрожащим голосом, - не подумала, что, может, мы хотим одни пожить? Своей семьей?
- Мы все одна семья, - грозно сдвинул брови муж. – Будет так, как лучше для всех.
У меня внутри все заклокотало. В такие моменты я понимала, что могу взорваться и, поэтому все свои душевные силы направляла не на источник раздражения, а на себя. Опасаясь, что не выдержу и огрею горячей сковородой по буйной головушке. К сожалению, в моей семейной жизни такие моменты происходили все чаще, но я обычно винила в этом свекровь. Она, мол, настраивает против меня своего обожаемого Ефима. И в этот раз, конечно, виновата была снова она. Надо же, из такой дали ухитряется доставать.
- Позвони ей, - посоветовала я самым холодным голосом, какой только сумела воспроизвести. – Позвони ей и откажи!
- Да ты в своем уме?! Ей уже билет купили, она завтра прилетает. Да не переживай, найдете вы общий язык, она же не маленькая, ей семнадцать сровнялось. Да и поможет, если что.
Да, прислать к нам здоровенную девицу – великолепная мысль. Трудно придумать что-то лучше, чтобы досадить мне. А мужу это словно бы даже нравится. Странный человек.
Вся наша квартира – две смежных комнаты и маленькая кухня. Незнакомую девицу придется поселить в той, где жила свекровь, а самим опять остаться в проходной. И снова сдерживать ночами каждый вздох, чтобы не возбуждать нездоровое любопытство постороннего человека.
Вероника прилетела в три часа дня. Я увидела щуплое создание в старом драповом пальто неопределенного цвета. У ее ног стоял древний чемодан с железками на углах, перетянутый веревкой. Пока она переодевалась и умывалась с дороги, я, скрывая слезы, делала вид, что очень занята приготовлением обеда.
Она появилась на кухне, одетая в линялый байковый халат красного цвета и в тапочках Фимыча. И только тогда я смогла рассмотреть ее. На вид ей было лет двадцать пять, а вовсе не семнадцать, она выглядела старше меня. Говорят, что жизнь в деревне тяжелая, может, и вправду они там старятся быстрее? Узкие светлые глаза, нос «с седлом», то есть совсем без горбинки, а словно бы провален, сивые редкие волосы.
- Привет, - сказала она и уселась за стол. – Давай знакомиться ближе. Я – Вероника, а ты тетя Саня, да?
Меня покоробила ее манера тыкать, да и обращение «тетя Саня» не понравилось. Обычно меня называли Сашей, и не знать этого она не могла, ведь сказали же ей, к кому едет. Да и какая я ей тетя? Всего на три года старше.
- Никаких теть. – Отрезала я. – Я просто Саша. а ты просто Вероника.
Она шмыгнула носом и кивнула.
- Хорошо у вас тут, - Вероника завела традиционный разговор, - все удобства, не, что у нас в деревне. И магазины, какие хочешь, и кино.
- Зачем тебе кино, - удивилась я. – Телевизор есть и Интернет. Смотри, сколько влезет. Что у вас там телевизоров нет?
- Есть. Интернет тоже есть в библиотеке. А кино… Ну как ты не понимаешь?
- Не понимаю, - пожала я плечами. – Охота в одиночку по кинотеатрам бегать, да еще в мороз?
- Ты, Санька, такая наивная. И почему это в одиночку? – гостья округлила свои мелкие глаза. – В кино же темно
- Ну и что?
Она мерзко хихикнула:
- А для чего нужен свет? А? Для поцелуев свет не нужен, для секса свет не нужен.
Эта девица была немного странной. Хотя не немного, а основательно. Если бы я не знала, что ее прислала свекровь, то подумала бы, что приютила сумасшедшую. Именно этот факт увел мою интуицию в сторону, и я расслабилась, хотя разумом понимала, что одно другого и не исключало.
Вспомнились слова Фимыча, что это и есть «наша семья». И я вся внутренне сжалась, понимая, что если гостья окажется недовольна моим приемом, то вечером я получу очередную порцию грубостей.
Резко зазвонил телефон. Я торопливо вышла из кухни в прихожую, аппарат висел на стене рядом с зеркалом. Был и второй, в комнате свекрови, но мне не хотелось оставлять Веронику надолго в одиночестве. Пока я отбивалась от настырного продавца кабельного телевидения – повадились трезвонить целый день - в кухне было тихо, хотя в какой-то момент мне показалось, что хлопнула дверца холодильника. Наверное, гостья проголодалась. Вот пусть сама себя и обслужит, найдет, что сожрать.  Интересно, что ее привлечет? Я неслышно опустила трубку на рычаг и на цыпочках подкралась к двери. Вероника стояла посреди кухни, припав к горлышку бутылки с белым вином, которое я держала в холодильнике для готовки. Она осушила добрую половину, а потом вернула вино в холодильник. Когда я вошла, она уже сидела невинной кошечкой на прежнем месте, разве что не облизывалась.
- Санька, ты долго по телефону болтаешь. С любовником небось? Вот я мужу расскажу… Когда сам-то придет?
- Через час, - ответила я автоматически. Неужели это красавица намерена рассорить меня с мужем? В моей веселой жизни не хватало только такого раздражителя. Но Вероника вдруг засобиралась.
- Теть Сань, я погулять пойду, осмотреться хочется, по магазинам пройтись. Вы мне ключики дайте, чтобы вас не дергать к двери попусту.
Я отдала ей запасной комплект ключей, который она опустила в карман своего задрипанного пальто. К моему ужасу она еще и повязала голову огромной цветастой шалью. Впрочем, ее дело. Может, у них так принято. Спасибо, что не попросила сопровождать – опозорила бы на весь район.
К вечеру она не появилась, не появилась и к ночи. Фимыч нервничал, порывался идти ее встречать, но ведь он ее никогда не видел – как узнать? И, к тому, куда идти? Я уговорила его лечь, мотивируя избитой истиной, что «утро вечера мудренее». И оказалась права. Мы еще и глаз не сомкнули, когда услышали скрежет ключа в замочной скважине.
Мимо кровати протопала тощая тень, распространяя по комнате тяжелый спиртной дух. Когда она удалилась в свои покои, Фимыч шепнул мне в ухо:
- Что это было?
- Твоя новая племянница, - так же тихо ответила я. – Теперь доволен?
- Завтра с ней поговорю.
Но назавтра поговорить не получилось. Дверь в комнату была заперта изнутри и оттуда несся переливчатый басовитый храп.
Выходили мы вместе, она на работу, а я в магазин за молоком, но, когда вернулась, дверь в спальню была открыта, но Вероники и след простыл. Вернулась она глубокой ночью и в том же состоянии.  Я решила никуда не выходить и отловить племянницу, а заодно и высказать все, что думаю о ней и ее поведении. Несколько минут я послушала храп и, убедившись, что скорого подъема ожидать не приходится, решила хотя бы принять душ и почистить зубы. 
Но минут через пять, через шум воды расслышала, как хлопнула входная дверь. Схватив на бегу полотенце, я вся мокрая, выскочила в прихожую, но там, конечно, уже никого не было. Я не самоубийца, чтобы преследовать чью-то племянницу голой и мокрой в самый мороз. Честно говоря, мне было на нее плевать. Фимыч, все равно, долго не выдержит и отправит ее обратно, а я буду не при чем. Потому что самое главное – сохранять нейтралитет.
Но мысли о нейтралитете выветрились, как только я поняла, что исчезло мое кольцо с рубинчиком, которое я оставила в вазе на столе, собираясь в душ. При беглом осмотре не обнаружились и деньги «на жизнь» и еще, почему-то статуэтка пастушка с овечкой китайского производства. Пастушка было не жаль, он всегда раздражал меня, но свадебный подарок от друзей должен находиться на виду. Никуда не задвинешь и не выкинешь.  С деньгами было проще, до зарплаты оставалось пять дней, да и я должна была получить кое-что за переводы. Кольцо было жаль до слез. Не так уж много у меня драгоценностей, чтобы ими раскидываться.
Вечером я рассказала обо всем Фимычу, да еще и пригрозила, что если у него все родственники такие, то я уйду жить к маме, причем без него. Он лишь виновато посмотрел на меня, но грубить, впервые за все время нашего сосуществования, не стал. И у меня даже забрезжила надежда, что сумею перевоспитать эту ошибку слепой материнской любви.
К приходу Вероники мы приготовили засаду. Ложиться не стали, но выключили свет и уселись на кровати так, чтобы легко можно было дотянуться до выключателя. Ровно в половине первого ночи хлопнула входная дверь. Заметив на пороге силуэт, слегка подсвеченный из окна уличным фонарем, Фимыч крикнул противным голосом:
- Сюрприз! – и включил свет. – Черт!
Я не поняла к чему относился последний вопль. Неужели его так поразил вид пьяной племянницы, которую он в жизни не видел?  Я внимательно ее оглядела. Стоит пошатываясь худоба. Помада размазана по всей физиономии. Юбчонка новая ядовито-зеленого цвета, вот на что пошли наши обеденные денежки. Я обернулась к мужу, чтобы выяснить причины такой неадекватной реакции и остолбенела. Никогда мне еще не приходилось видеть на его лице такую глупейшую улыбку. Блаженную, можно сказать. Потом радость сменилась удивлением, даже грусть какая-то пробежала. И все это в течение нескольких секунд. Встретившись со мной глазами, он вдруг приосанился, словно павлин, грозно свел брови и… выдавил какой-то писк:
- А…Э… Ве…Вероника, нельзя себя так вести.
- Если продолжишь, - подхватила я,- мгновенно вылетишь обратно в свой свинарник!
Фимыч, словно подавился собственным языком, а Вероника нагло усмехнулась и, слова не говоря, направилась к себе. Все это казалось странным, даже неприличным, и я решила отложить в сторону свой гнев и спокойно, без лишних эмоций, проследить за обоими.
Случай представился только в субботу. Несмотря на то, что работаю дома, в субботу очень люблю поспать, потому что всю неделю приходится будить Фимыча и готовить ему завтрак. Поэтому приходится вскакивать в половине седьмого и это не очень справедливо, потому что мне лучше всего работается глубокой ночью. В ту субботу я решила поваляться подольше, хотя глубокий сон уже перешел в фазу дремоты. Сквозь сон я слышала, как поднялся Фимыч, громко зевая и потягиваясь. Слышала, как он натягивает свой обожаемый спортивный костюм столетней давности. Потом вроде снова отключилась и даже увидела сон.
Топаю я себе по какому-то полю. Небо низкое, темное, почти фиолетовое, и на поле только вывернутые комья черной земли и кое-где высохшая ботва, как бывает, когда картошку уже выкопали, а ботва еще валяется, сохнет. Потом ее, конечно, сожгут. И понимаю, что жечь-то ее придется мне, а сначала собрать в кучу. И никто-никто не поможет. И до того мне стало обидно, что я прислонилась к какому-то забору – откуда там посреди поля забор – и вижу за ним деревянную баню, покрытую вагонкой. А оттуда голоса…
- Ты зачем приехала? – настойчиво спрашивал мужской голос.
- Замуж за тебя собираюсь. – Отвечал женский, хрипловатый.
- С ума сошла? Я женат.
- А мне плевать. Я твою супругу одним пальцем… Сам знаешь, повязаны мы с тобой любовью.
- Уезжай, еще не поздно. Не порти жизнь ни мне, ни себе…
Женщина завизжала, противно так, на одной ноте:
- Нехороша теперь для тебя? А бывало…
- Да что бывало? Сама мне на шею вешалась. И все, хватит, уезжай…
Я проснулась так же внезапно, как и заснула. Но сон продолжался. По комнате гулял визг:
- Предатель! Обманщик!
- Дверь-то прикрой, дура, - рявкнул мужик, и я узнала голос Фимыча.
- А пусть ее слышит!
Утро явно переставало быть томным. Я вскочила, и не находя от волнения пеньюар, завернулась в одеяло. Оно было тяжелое, ватное. Обязательно нужно будет купить синтепоновое, а то в этом и на ноги не поднимешься, к полу клонит. Пока я путалась в одеяле, дверь в соседнюю комнату уже закрыли, да еще я услышала, как заперли на защелку. Конечно, защелка слабая, поднажать немного и вывалится, а можно просто ногами попинать, чтобы перепугались и сами открыли. Все это пронеслось в голове как-то не задерживаясь, я замерла, как соляной столб посреди комнаты, выискивая глазами что-то потяжелее, чем можно было бы прибить сладкую парочку, продолжавшую переругиваться теперь в несколько приглушенном варианте. Нет, все-таки тяжелое одеяло на плечах отрезвляет, или, по крайней мере, сковывает движения, защищая от молниеносных решений и дурных поступков. Волосы рвать на себе я тоже не стала, руки были заняты все тем же проклятым одеялом, но минутная слабость прошла, и решение созрело, само собой.
Твердой поступью я вышла в коридор и набрала телефон свекрови, с мобильником она не расставалась.
- Да, - раздался надтреснутый старческий голос. Он звучал из дальней дали, перебиваемый помехами.
- Это я. Звоню сообщить, что ваша новая родственница сейчас пытается увести у меня мужа – вашего сына.
- Сашенька это ты? – удивилась свекровь. – Какая родственница?
- Вероника, какая же еще? – довольно грубо ответила я. Бессовестная, делает вид, что не в курсе.
- Вероника? Она здесь, с нами. Тут такое несчастье произошло, вот звонить собиралась, чтобы не ждали ее.  Мы уже в аэропорт собрались, да хватились – нет ни билета, ни паспорта. Вот девочка и осталась дома, теперь придется паспорт новый делать, а уж потом…
- А кто же тогда уже три дня живет в моей квартире? – заорала я в бешенстве. – Кто ворует мои вещи, напивается каждый день и сейчас охмуряет моего мужа?
- Кто? О ком ты? – в голосе прозвучал испуг. – Кого вы впустили?
- Она назвалась Вероникой, паспорт я не проверяла. Тощая, глаза узкие – светлые.
- Постой… Так это же… Это же Нюрка.
Здрасти – приехали. Я прижала трубку к уху так, словно желала срастись с нею, как сиамский близнец.
- И что я теперь должна с этим делать? Кто она вообще такая?
- Ах ты господи. Бывшая она…
- Бывшая что?
- Фимина бывшая. Со школы еще встречались. А потом она по пьяни в тюрьму угодила, а мы уехали отсюда. Ой, я дура, она же к нам на той неделе заявилась. Только освободилась – и сразу к нам. О житье-бытье расспрашивала, а я, старая дура, расхвасталась и про вероникин отъезд наплела. Гони ее, шалаву такую. Пусть обратно летит.
И вдруг я ощутила странное облегчение, будто камень с плеч свалился. Как перед смертью прошел перед глазами весь последний год. Знакомство, короткий месяц свиданий, свадьба, на которой были только родственники и пара друзей, медовый месяц в загородном пансионате. А потом рутина и вечный страх оказаться в чем-то виноватой.  Разве я ждала его с работы, радовалась его приходу. Да нет же, всякий раз лишь внутренне сжималась, ожидая очередного скандала. Я повесила трубку, не дослушав ахи, охи и извинения. Заглянула в сердце, ожидая нащупать там если не любовь, то хотя бы каплю сожаления, но не нашла ни того и ни другого. Даже ревности не обнаружила. Только облегчение и затаенную радость. Та причина, которую я бессознательно искала многие месяцы, образовалась без моего вмешательства, тем ценнее она была. Причина моего ухода. И главное – никакого чувства вины.
Я запахнула одеяло, словно королевскую мантию, и отправилась паковать чемодан.