Невидимое Н. М. Кожуханов Глава 3

Глава 3. Праздник

Ночь практически вступила в свои права. Но июньская тьма неверна. На севере, у горизонта, она всегда освещена светлой полосой, отсветом не желающего спать солнца. В зените небо залило чернильно-черным цветом, на фоне которого ярко сверкали звезды.
Александр гостил у тестя почти сутки. Он сидел за праздничным столом уже который час, отмечая юбилей Василия Васильевича, и был сильно пьян, с избытком залив свои душевные страдания.
Стол ломился от угощения. Хозяин не жалел еды и потратился основательно. Так как было тепло, то столы установили прямо перед домом буквой «т». Родные и близкие сидели по левую руку от юбиляра, а друзья и бывшие сослуживцы – по правую. Отдельно, рядом с главным, стояли столы для соседей и прочих знакомых. Народу собралось человек двести, не меньше. Половину из них Александр знал лично, ведь в детские годы ему приходилось часто бывать в деревне, но были и незнакомые лица.
Застолье по своей широте напоминало свадьбу. Готовкой к празднику занимались еще с вечера предыдущего дня. В каждом из концов стола сидели гармонисты, которые наперебой играли и напевали разные песни. А еще негромко звучала музыка через колонки, вынесенные на улицу из дома.
Такого гуляния Александр не видел никогда в своей жизни. Он будто попал в какой-то балаган. Тут толи орут, толи поют, там поднимают рюмку, выкрикивая тост, кто-то уже лежит в салате, на площадке, где вчера были припаркованы машины, идет пляс. Старые друзья Василия Васильевича уже успели затеять пару потасовок, но дерущиеся тут же примирились и продолжали веселиться. Просто не верилось, что такое еще может быть в каких-то ста километрах от Москвы.
Саша сидел в головной части стола, напротив Полины и ее нового парня, которого звали Константин. Слева и справа расположились дальние родственники Мельникова.
Праздник шел своим чередом, а Саша не отрывал глаз от своей жены и не мог понять, как же так вышло, что он в какой-то момент променял ее на другую, лицо которой ему сейчас было и не вспомнить.
Пережив теплую встречу тестя и холодный прием Полины, Саша разместился в одной из многих небольших комнатушек, которые располагались в цокольной части дома, где, несмотря на поздний час, царила суета. Многочисленные женщины – сестры, тетки, племянницы и, конечно же, дочери – готовили еду к праздничному столу. Почти везде горел свет. Будучи освещенным, старый дом источал уют и миролюбие.
Полина ушла спать, закрывшись изнутри в своей комнате. Поэтому возможность поговорить с ней пропала. Да и не подходящий выдался момент. Ему все больше и больше хотелось позвонить Андрею, чтобы согласиться на его план примирения с Полиной, предложенный другом еще в автобусе. Сейчас Александра радовало только то, что Константин, сопровождавший ее, уехал по делам в город.
Александр устал с дороги и желал только одного – поспать, но не смог отказать тестю в просьбе попить с ним чайку в беседке. Небо вновь заволокло тучами, но дождя больше не было. Хотя где-то на западе время от времени сверкали отблески молний и громыхал далекий гром.
Беседка находилась за домом, на границе сада и огорода. Ее конструкция была проста и незатейлива – восемь основательных бревен были вкопаны в землю, толстые доски на деревянных лагах на полу и бруски вместо перил, от непогоды ее укрывала покрытая железом крыша. Посреди беседки стоял круглый дубовый стол, а вокруг, по сторонам света, стояли четыре лавки.
Когда Саша вышел в сад, уже стемнело. В беседке его дожидался не только тесть, но и дочка Алевтины, его тезка – Александра и шестилетний Кирилл, сын Ирины.
– Вам не пора спать, дети? – спросил Александр, заходя в беседку, которую освещал тусклый свет лампы. Теперь, все, что было вне освещенного круга, стало непроницаемой мглой.
– Не-е-ет, – отозвался, широко зевнув, Кирилл.
– Мертвые не спят по ночам, – меланхолично ответила тезка.
Тесть улыбнулся, обнажив свои не по возрасту белые зубы. Саше показалось, что они даже сверкают в полумраке. Свет горел таким образом, что в яркой части круга были все, кроме тестя.
– Сейчас пойду уложу их, но на сон грядущий нужно перекусить. Моя бабка всегда меня перед сном поила чаем с малиновым вареньем и приговаривала, что, мол, для согреву. А ты садись, садись, в ногах правды нет.
– Логично.
Александр уселся напротив тестя.
– Нравится? – спросила девочка, показывая свою куклу.
Алевтина была права. С виду вроде бы барби, но какая-то странная. Саша присмотрелся, насколько позволял свет. На теле куклы были нарисованы десятки шрамов. Цвет ее кожи был как лоскутное одеяло – черное, белое, желтое, красное и т.п.
– Наверное, это барби «Франкенштейн»?
Тезка сморщила нос.
– Я спрашивала не кто это, а нравится тебе она или нет?
– Думаю, нет, – переведя взгляд с девочки на тестя, ответил Саша.
– Жаль, дядя Саша, очень жаль.
– Знаешь, я все-таки предпочитаю живых и целых. Они мне как-то симпатичнее.
Девочка обижено надула губки и вздохнула.
– Понятно, значит, мы с вами дружить не будем.
– Это еще почему? – удивился Александр.
– Потому что я, когда вырасту, стану вот такой.
Девочка выставила руку вперед, показывая свою ужасную игрушку во всей ее «красе».
– Вот такая пошла молодежь, – посмеиваясь, сказал тесть. – Иди ко мне, моя девочка, давай дядю Сашу чаем нашим угостим.
Тезка безропотно помогла дедушке разлить по белоснежным чашкам черный чай. Его аромат бодрил. Кирилл же тем временем уже клевал носом.
– Глаша! – куда-то в темноту крикнул тесть, – сестренка, иди-ка сюда.
Через некоторое время из мрака появилась маленькая, худенькая старушка в фартуке. По ее виду невозможно было предположить, что она была родственницей Василию Васильевичу. Он был на полголовы выше Александра, не уступал ему в ширине плеч, а жилистые руки смотрелись ничуть не хуже накаченных мышц зятя.
Василий Васильевич погладил свою густую седую шевелюру и сказал сестре:
– Забирай-ка ты нашего бойца. Он на сегодня пал в неровном бою с превосходящими силами сна.
Старушка отозвалась скрипучим голосом.
– Конечно. Я ж тебе и Ирке говорила, что Кирюше давно пора спать. Э-эх, старый ты черт.
Старушка бережно взяла на руки ребенка. В какой-то момент показалось, что она вот-вот уронит его. Саша хотел было встать, чтобы помочь, но тесть, нахмурив густые черные брови, жестом остановил его.
Старушка скрылась во мраке за кругом света.
Тесть отхлебнул чай и жестом предложил сделать то же Александру.
Чай был горячим, он тут же смыл остатки сна и заставил сердце биться немного быстрее.
– После такого чая уж точно спать не захочешь.
Тесть, взяв из пиалы, наполненной конфетами, «коровку», развернул ее и стал пить чай вприкуску. Он подмигнул девочке.
– Эй, Александра. А ты что не пьешь? Вот выпьешь и уснешь как мертвец. Пушками не разбудят.
Тезка тут же взяла чашку и принялась пить чай. Куклу она положила рядом с собой на стол. Вместо конфет она стала есть чипсы со вкусом лука и сметаны, пакет с которыми все это время незамеченным лежал на скамье.
– Как ты это можешь есть с чаем? – возмутился в очередной раз Александр, но девочка ловко и быстро опустошила весь пакет.
– Вот и хорошо. Попили чайку, а теперь и поговорить можно.
Тезка принялась после чая с чипсами есть зефир из пиалы.
– Саша, – обратился Василий Васильевич к зятю. – Завтра у меня праздник, а вот послезавтра будет разговор с моими детьми. Серьезный разговор. Приглашу и тебя. Но сейчас хочу я тебе кое-что наперед сказать. Но попрошу тебя о нашем разговоре никому ничего пока не говорить. Обещаешь?
– Обещаю.
Свет в светильнике мигнул, но тут же вновь загорелся.
– Стар я стал и хочу, пока еще в сознания и ясном уме, как любят говорить нотариусы, разделить все, чем я владею, между моими наследниками.
– Это я понимаю, но разве вы не знаете, что мы с Полиной в будущий понедельник разведемся? Так что я, наверное, вас огорчу, но этот разговор не по мою душу.
Старик самодовольно ухмыльнулся, опять обнажив свои белоснежные зубы. Пригладил волосы и продолжал:
– Все я знаю про твои похождения и их последствия. Не рад я этому, но по-мужски тебя понимаю! Зла на тебя сейчас не держу. Знаю, что все ты осознал и пытаешься исправить. Вот только доченька моя ужасно упрямая и тяжело ее переубедить будет. Но время еще есть. Все изменится, помянешь еще меня. Бывает за день, да что за день, за час все в жизни меняется.
Саша и хотел бы верить словам тестя, но что делать со своей бедой, не знал.
– Да и неважно для меня, если честно, муж ты моей дочери или нет. Приглянулся ты мне. Вот и хочу я оставить тебе в наследство кое-что очень дорогое, важное, но очень опасное. Потому и решил наперед с тобой поговорить.
Саша был заинтригован. Что такое может быть важным и опасным, что мог бы передать ему тесть?
Тем временем Василий Васильевич снял с указательного пальца правой руки перстень и протянул его зятю.
– Возьми себе!
– Зачем мне это?
Александр растерялся, но тесть продолжал протягивать перстень, и ему ничего не оставалось, как принять его под пристальными взглядами деда и внучки.
– Спасибо. И что мне с ним делать?
Золотой перстень был очень старым. Его поверхность была испещрена множеством мелких царапин и парой глубоких борозд. Внутри перстня находился плоский пятигранный, идеально отшлифованный камень черного цвета.
– А ты примерь, примерь.
Саша скептически посмотрел на перстень. Пальцы тестя были толстые, мясистые, не в пример его. Перстень вряд ли поместился бы даже на среднем пальце руки Александра, он, скорее всего, слетел бы с него.
– Не сомневайся. Надевай на указательный палец левой руки. Он теперь твой.
Саша, соглашаясь, кивнул головой. Он не стал спорить и просто последовал совету тестя. И, о чудо! Перстень проскользнул по пальцу и встал на свое место, плотно облегая его, как влитой. Александр удивленно заморгал и уставился на перстень, пытаясь понять, как это вышло. Старик и внучка дружно засмеялись.
– Поноси пока. Если понравится, отдам насовсем, как и многое другое.
– Другие кольца, что ли?
– Почти, разные антикварные штучки.
– А что же в этом кольце опасного? Вроде с виду кольцо как кольцо. Или тут есть какой-нибудь хитрый отравленный шип, который выдвинется, когда я попытаюсь его снять? В чем подвох-то?
Внезапно Александр обратил внимание на то, что темнота за пределами беседки, как ему показалось, сгустилась еще больше и стала абсолютно непроницаемой, превратилась в стену. Саше даже захотелось проверить свою догадку, но он не сдвинулся с места, посчитав свою идею глупостью.
– Да нет подвоха. Нет и шипов. Просто красивая вещь, а красота, как все знают, страшная сила.
«А еще она обманчива», – подумал про себя Саша.
Тесть подлил всем чаю. И пока внучка и Александр его пили взял со стола куклу девочки и, что-то бубня себе под нос, стал заплетать ее распущенные волосы вставляя в них какую-то светлую травинку.
– Деда, зачем ты сено ей в косу вставляешь? – запротестовала внучка.
– А кто сказал, что это сено? Да и потом, почему, если ее кожа сшита как лоскутное одеяло из кусочков различного цвета, нельзя сделать и волосы разноцветными?
Тесть закончил свое дело. И показал девочке творение своих рук.
– Смотри, совсем другое дело.
Она сморщилась.
Тесть продолжил свою затею. Он взял куклу и стал разыгрывать сценку с участием игрушки, комментируя свои действия.
– Жила-была Саша. Не слушалась она маму и папу. Раз пошла она купаться ночью в море, хотя родители ей запрещали делать это…
Василий Васильевич поставил куклу на стол и подвел ее к самому краю.
– Прыгнула Саша в море и поплыла.
Тесть перенес куклу в темноту, за пределы беседки.
– Но шел по берегу великан, увидел девочку и захотел с ней поиграть. Поймал ее, схватив своей огромной рукой. Саша стала брыкаться и пытаться освободится. И тогда сжал ее в ладони великан и раздавил.
Василий Васильевич сжал грудь куклы.
– Плохая это сказка, – закапризничала внучка и потянулась, чтобы взять ее обратно.
Тесть подмигнул зятю и бросил ему куклу.
– Лови. Теперь это ты.
Саша машинально поймал куклу. Девочка метнулась к нему и взяла из его рук свою игрушку. Грудь куклы заметно вдавилась внутрь.
– Ты испортил ее! – кинулась к деду с обвинениями внучка.
– Не ее, а его.
Старик пригладил волосы, его губы расплылись в хищной улыбке.
– Па! – от дома донесся голос Алевтины, – Сашеньке пора спать, хватит ей с вами сидеть.
Тесть с наигранной досадой ударил себя по коленке и нахмурился.
– Ну, никак не дает мне с внучкой пообщаться!
Потом развел руками и обратился к зятю:
– Отведи внучку к дочке, сделай доброе дело.
Тесть в качестве примирения протянул девочке конфету, но она сморщила нос, показала ему язык и, отвернувшись, пошла в темноту.
Старик только усмехнулся в ответ.
Саша поспешил за девочкой. Сначала он чуть было не упал, зацепившись за что-то на земле. Но глаза быстро привыкли к темноте. Тьма, оказалась не такой непроницаемой. Догнав девочку, он взял ее за руку и повел к матери.
Пока они шли по садовой дорожке Саша затылком чувствовал тяжелый, недобрый взгляд Василия Васильевича, но когда он, отдавая девочку Але, обернулся, в беседке уже никого не оказалось.
Саша отправился спать и провалялся так до самого обеда следующего дня. Тесть с утра уехал на торжества в свою честь на работу, где трудился всю свою жизнь, а к пяти вечера вернулся с частью своих товарищей домой, где его уже ждали члены семьи и соседи. Праздник разом набрал обороты и разошелся на славу. Уже скоро за столом появились и те местные жители, кого даже не приглашали. Стали приезжать запоздавшие гости, им не хватило мест и потому со двора принесли еще столы и лавки.
Вино текло рекой. Трезвые успели захмелеть, а пьяные протрезветь и опять набраться спиртного.
У Саши голова шла кругом. Чтобы не нырнуть носом в салат, он придерживал ее руками, уперев локти в стол.
Полина не могла не замечать, что он на нее смотрит, но упорно избегала его взгляда. Костя тем временем, приобняв, что-то говорил ей на ухо. Она улыбалась его словам, что ужасно раздражало Александра.
Сквозь какафонию звуков раздалась какая-то современная мелодия, гармони смолкли. К Полине подбежали какие-то девушки и потащили ее танцевать с собой. Она не очень-то и сопротивлялась, только бросила вопросительный взгляд на Константина, но тот отмахнулся, давая понять, что останется на месте.
Полина упорхнула. Уже по пути к танцплощадке она двигалась в ритме, заданном подвижной мелодией.
Танцевало много красивых девушек, но Александр видел только одну, ту, что потерял. Ее танец был вызывающим. Движения рук, бедер завораживали. Они будто что-то обещали, манили к себе. Изгибы ее тела заставляли кровь закипать в жилах.
Саша поднялся из-за стола и направился в ее сторону. Он шел, пошатываясь, земля предательски ускользала из-под ног. Тошнота душила, подступая к горлу.
По пути Александр пару раз утыкался в чью-то спину, его бесцеремонно отпихивали в сторону. Сашу попыталась закружить в танце какая-то далеко не худенькая женщина бальзаковского возраста, одетая в облегающее летнее платьице. Из ее объятий ему пришлось вырываться силой.
Но вот и она – богиня. Ее ярко-красное платье с глубокими вырезами подчеркивали все достоинства молодого тела. От нее веял такой знакомый, приятный аромат духов «Пятое Авеню», который еще больше кружил голову, заставлял трепетать. Девушка была спиной к нему, ее распущенные темные волосы откинуты, обнажая белую тонкую шею.
Саше с непреодолимой силой захотелось поцеловать жену. Он схватил ее за плечи и прильнул к шее губами, ощущая тепло ее разгоряченного тела. Блаженство, как раскаты весеннего грома, прокатилось по его телу, достигая самых отдаленных его уголков. Он почувствовал легкость, его тело стало не тяжелее пушинки. Время замедлилось, а может, и вовсе остановило свой неумолимый бег. Счастье, радость переполняли его сердце. Забылись, исчезли все мучения, нахлынувшие на него в последний год, растворяясь в безбрежном океане радости.
Это длилось вечность, хотя прошел только миг. Потом последовал удар – жесткий, сильный, уверенный и точный, прямо в висок. Саша рухнул на землю как подкошенный. На какое–то время мир потемнел, а разум провалился в небытие.
Очнулся он от боли. Его голова сотрясалась от серии беспощадных ударов, наносимых ему в голову. Перед глазами все шло кругом и Александр смутно понимал где верх, где низ и что с ним происходит.
– Сволочь!
«Бух» – в нос, «бух» – в висок, «бух» – в лоб и тут же – в подбородок, а потом еще раз в висок.
– Она больше не твоя!
«Бух», «бух», «бух».
Где-то завизжала женщина, другая кричала, требуя прекратить избиение. Сразу несколько мужчин требовали крови, а еще кто–то ехидно смеялся, хотя это больше походило на блеянье.
– Я тебя отучу руки распускать.
«Бух» – в подбородок, «бух» – в скулу, «бух» – в лоб и потом опять по кругу.
«Стоп, стоп, стоп, – взмолился про себя Саша, одновременно пытаясь поднять руки, чтобы защититься, и приказывая себе, – приди в себя, соберись, тряпка»!
Неожиданно мир перестал кружиться. Саша тут же сориентировался в происходящем. Над ним, распластавшимся на земле, нависал Костя и колошматил беспрестанно по лицу кулаками. Боль от ударов беспокоила, но отошла на второй план. Теперь Сашу захлестнул гнев. Хмель вмиг выветрился, как будто бы он и не пил вовсе.
Он, изловчившись, перехватил руку Кости и дернул его на себя, а когда тот пошатнулся, то ухватился и повис на противнике, притягивая его к земле. Ловкое движение – и теперь уже Саша наверху, а Костя под ним.
Александр со всего маху саданул врага левым кулаком в челюсть. Большего Саша сделать не смог. Но Кости и того хватило. На указательном пальце левой руки Александра красовался широкий и увесистый перстень – подарок Василия Васильевича. Он сыграл свою роль, в разы усилив удар, играя роль кастета. Костя провалился в нокдаун. Сашу же схватили за руки и стянули с поверженного противника мужики.
– А почему его-то не тащили, когда он меня в винегрет крошил?! – заорал он. – Несправедливо!
Саша не особо старался освободиться, лишь обозначая свое недовольство небольшими рывками.
Полина тем временем подбежала к лежащему на земле Косте и, что–то говоря ему, помогла сесть. А потом она посмотрела на Александра. Раздражение и злость читались в ее глазах.
Саша именно сейчас понял, что это конец. Ему никогда больше не быть с этой девушкой, никогда.
Что происходило потом, он помнил смутно. Александр закрыл глаза и, сгорая от обиды, безысходности и стыда, сдался на волю судьбы. Его оттащили куда–то за угол дома и бросили на траву, под куст бузины.
– Остынь, драчун, – услышал он чей-то басистый голос, после чего его окатили ледяной водой.
У Саши перехватило дыхание, он открыл глаза и вскочил на ноги.
Вокруг стояли мужики – соседские и кто-то из гостей. Все смеялись.
– А ну вас!
Александр повернулся к ним спиной и пошел в сторону сада.
– Смешно им!
Куда и зачем он шел, Саша не отдавал себе отчета. Быстро достигнув беседки, Александр направился в заросли старых плодовых деревьев, кроны которых скрывали свет звезд, в их тени царил полный мрак.
Ветки хлестали его по лицу, за ноги цеплялся кустарник, руки обжигала метрового роста крапива. Он уже начал жалеть, что поддался дурацкому желанию идти, куда глаза глядят, тем более, что они в темноте сада никуда не глядели, когда черная стена листы расступилась и Саша вышел к какому–то дому.
«Соседский, наверное», – буркнул он себе под нос, а потом, немного подумав, добавил. – Надо возвращаться. Ушел куда-то, а зачем? Лучше пойду лягу спать у тестя дома, а завтра, с утра, уеду домой. Вот черт меня дернул поехать сюда. Ведь знал же, что ничего не получится, что Полина не простит меня».
Откуда-то слева доносилась музыкальная какофония, сопровождающая празднество тестя. По всему выходило, что Саша ушел не так далеко.
Он уже собирался отправиться в обратный путь, как его взгляд упал на перстень, подарок Василия Васильевича. Саше показалась, что оно излишне сильно сдавливает палец. Подчиняясь сиюминутному желанию, он снял кольцо с пальца и в порыве гнева швырнул его в соседский дом, а сам направился на звуки музыки, чтобы провести в ненавистном доме тестя остатки ночи.
«Хотя нет, в дом не пойду, там же я могу встретить ее», – подумал Александр. – На улице не так холодно, лучше на веранде переночую».
Саша уверенной походкой шел на звуки музыки вдоль соседского дома, идти через сад он больше не решился. В этот момент внизу живота неожиданно появилась ноющая боль. Рассудив, что это последствия выпитого в изобилии вина, он переждал немного и двинулся дальше.
Александр быстрым шагом дошел до угла дома и завернул за него. По его предположению он должен был выйти на центральную улицу, где-то недалеко от дома Василия Васильевича, однако перед ним открылась небольшая полянка, поросшая бурьяном, за ней стоял еще один старенький одноэтажный домик с покосившейся крышей.
«Тьфу ты! Куда я попал? Наверное, не в ту сторону пошел».
Саша прислушался, пытаясь определить, откуда доносился шум праздника, на который нужно было идти, но не услышал ни музыки, ни криков. В округе стояла гробовая тишина. Ветер стих, даже листва не шелестела, а трава не шуршала.
«Не понял! Как это? Только что слышал баянистов. Куда они подевались»..?
Неожиданно стало трудно дышать. Каждый вдох сопровождался болезненным уколом. Саша коснулся груди, что отозвалось болью.
«Надо поскорее убираться отсюда».
Он обернулся и направился в обратный путь, предположив, что спьяну пошел не в ту сторону, перепутал направление. Александр быстро вернулся к тому месту, где ему удалось выбраться из сада тестя, после чего отправился в противоположном направлении.
Тишина звенела в ушах сильнее, чем гром деревенского оркестра. Вот и другой угол дома. Саша завернул за него и оказался в палисаднике, усаженном кустами благоухающих пионов, за ним виднелась улица. Александр облегченно вздохнул, от сердца отлегло. Хотя покалывание, сопровождавшее дыхание, только усилилось. На радостях он без разбору, напролом пересек палисадник, топча кусты с цветами и, перемахнув через невысокий забор, оказался на узкой улочке. И она была незнакома ему. Саша хорошо знал деревню, но этой улицы он не видел никогда…
Он протер глаза, пытаясь найти что-то знакомое в окружающих его домах, чтобы понять, где он теперь находится, но его попытки были безуспешны.
Сердце часто заколотилось.
«Может, я с ума сошел или у меня белая горячка»?
Ответа не было.
На него пристально, внимательно смотрели через глазницы-окна безмолвные старые деревенские срубы, прижавшиеся практически вплотную друг к другу. На улице отсутствовали фонарные столбы и линии электропередач, чего просто не могло быть, ведь к деревне уже лет как сто тому назад было подведено электричество. Дорога, разделяющая ряды стоящих друг против друга домов, была узкой и поросшей травой, не было привычной, оставляемой автомашинами колеи.
«Черт, черт, черт..! Где же это я? Так, телефон..! Нужно включить карту и посмотреть, куда я попал.
Но телефона в кармане брюк не оказалось.
«Вот засада! Наверное, я его выронил, когда дрался с этим Костиком».
Александр подошел к ближайшему зданию, им оказался дом, стоящий напротив палисадника, его фасад выходил прямо на улицу. Саша поднял руку и постучал в окно. Стекло задребезжало в рассохшейся оконной раме. Этот противный звук прокатился по всей округе, словно колокольный набат.
Громкий звук порадовал Александра. Сейчас его абсолютно не волновало то, что он стучится поздней ночью в дом, где живут незнакомые люди, и тревожит их сон.
– Где вы там! Просыпайтесь!
Шло время, никто не подходил к окну и в доме не зажегся свет. Тогда он подбежал к другому дому и стал стучаться в его окно. Потом дальше и дальше. Саша уже не дожидался, когда кто-то откликнется на его призывы, а просто на бегу стучал в окна. Он бежал, а недлинная, казалось бы, улица все не кончалась.
В груди горело огнем, покалывание сменилось резкой тягучей болью, и уже скоро Александр понял, что не сможет дальше двигаться бегом вперед, да к тому же у него закололо в правом боку. Выдохнувшись, он остановился перевести дыхание и встал, уперев руки в колени. Под ногой Саша приметил увесистый камень.
– Не хотите по-хорошему, так будет по-плохому.
Он поднял камень и запустил в окно. Звон бьющегося стекла согрел душу. Александр прислушался, но никто не спешил выходить на улицу, ни в одном из домов не зажегся свет. Тишина вновь поглотила мир, а звезды укоризненно поглядывали на него с небес.
Саша подошел ближе к разбитому окну и постарался разглядеть что-то внутри дома, но как он не старался, ничего увидеть не смог.
Вдруг Александр вздрогнул: за оконной рамой не просто темно, за ней зияла бездонная пустота, и что-то из этой пустоты глядело на него с ненавистью. По сути, он не видел ничего, но на уровне животного инстинкта чувствовал, что это что-то – беспредельно темное, злое и вечно голодное – смотрит на него из пустоты.
Кровь в жилах похолодела. Теперь стало не только больно, но и страшно дышать: звук биения собственного сердца казался грохотом едущего по рельсам поезда.
Неожиданно часть стекла, что чудом висела в верхней части поврежденной оконной рамы, скользнула вниз и разбилась вдребезги о подоконник. Это привело Александра в чувство.
Он сломя голову помчался назад, к месту, где ранее выбрался из сада Василия Васильевича. Ему казалось, что кто-то преследует его, неумолимо настигая, но обернуться не было ни сил, ни желания, ни храбрости. Боль разрывала грудь, но Саша не останавливался, превозмогая ее. Добежав до дома, у которого начались его злоключения, он полез через изгородь палисадника и за что–то зацепился. Раздался треск, его правая брючина порвалась от колена до самого низа. Поцарапалась и нога. Не обращая на это внимание, Александр мчался вперед.
Оказавшись у начала своего пути, он неожиданно споткнулся и кубарем полетел в траву. А попытавшись встать, ощутил пронзительную боль в спине, которая парализовала движения. «Неужели что-то со спиной?!»
Саша ощутил приступ паники. Казалось, преследовавшее его нечто вот-вот набросится и разорвет его в клочья. Хотя нет, не разорвет, это слишком просто, оно сделает что-то такое, что он даже в самом страшном ночном кошмаре представить себе не может. Но пока нечто чего–то ждало, притаившись в ночном мраке. Животный страх на мгновение буквально сковал его волю. Тело покрылось липким потом, на коже выступили мелкие мурашки. Руки, голова вдруг начали чесаться, захотелось просто сорвать с себя кожу. Грудь стало сдавливать, словно он попал под пресс, воздуха не хватало.
Александр, собрав волю в кулак, перевернулся на спину и со всего маху дал себе пощечину, после этого закрыл глаза и сосредоточился на своем дыхании. Вдох, болезненный укол, задержка, выдох и вновь вдох, укол... Когда дыхание стало ровным, незаметно отступил и страх. «Все хорошо. А теперь открой глаза и вставай».
Больше его никто не преследовал. Саша открыл глаза и, уперевшись рукой о землю, попытался встать. Боль в спине все еще была, но казалась не такой ужасной и больше не сковывала движения рук и ног. Он ощутил, что в ту руку, которой упирался, что-то больно вонзилось.
Александр сел и поднял с земли непонятный предмет. Он поднес его поближе к глазам, чтобы разглядеть. А рассмотрев, вздрогнул. Перед ним было кольцо тестя. Повинуясь непонятному чувству, он надел его на палец. При этом объясняя себе свой поступок так: «Все-таки неправильно было бросать его, ведь перстень нужно вернуть».
В тот же миг звуки вернулись в его мир: и грохот колонок, и раскаты баяна, и зашелестевшая под легкими порывами ветра листва, и лай потревоженной собаки. Это придало уверенности и заставило устыдиться своего страха.
Он встал, в груди больше не болело, ничего не мешало дышать и, окинув взглядом стену из деревьев не без опаски, все-таки шагнул вперед, исчезая в их густой мгле, порожденной стеной листвы.