Полешки на дороге

Город» и прилегающие районы – будоражило. Не часто приезжают первые лица государства и главы министерств, и ведомств. Город-то известен, он и до сих пор закрыт, а жители его по режимной инструкции до сих пор вслух не называют, а только обезличено – «город». А районишко-то рядом, так себе, захудалый, дотационный. Но прославленный монастырем, а более – святым, спасающимся в здешних лесах два века назад. Да так случилось последние годы, что не только православные, но атеисты и иноверцы потянулись к святому, его мощам, его памятной мудрости, даже после его кончины прославляющим Бога чудесам. Да и где взять утешение от бед, болезней, измен, навалившейся неожиданно, как зима,  старости? Вот и повадились многие «чины» в монастырь облегчать душу. Хотя некоторые и стыдились еще по коммунистической привычке лоб в храме перекрестить, но взносы вносили немалые, за что их имена и писались на особой доске жертвователей, где, конечно, не было места  для вдовы с ее лептой.
 За неделю до приезда высоких гостей прилетела челядь и охрана; расписали по часам визит, начали срочно делать «ямочный» ремонт, стричь траву, убирать мусор. Разогнали особо непривлекательных грязных бродяг, согнали милицию с соседних районов, привезли из областного центра два автобуса ОМОНА, несколько пожарных машин и машин с бригадами скорой медицинской помощи. В день приезда от города до монастыря стояли на каждом перекрестке и под каждым кустом по два милиционера в форме, а также переодетые сотрудники спецслужб, были, как им и положено, – «невидимым фронтом».  Все пятнадцать минут дороги картежу были определены и жестко расписаны.
 Отец Захарий  в старенькой выгоревшей рясе семенил по обочине с  котомкой за плечами, помогая себе дубовым посошком. Да и как без палки? Одних собак сколько! Милицейские посты к нему относились по разному: кто гнал прочь, некоторые обыскивали брезгливо, вытряхивая на траву немудреный скарб странника, а другие, просто отворачивались равнодушно, скучая на привычной работе. Солнце припекало; хотелось снять когда-то черную рясу, окунуться в пруд, затянутый зеленой ряской с желтыми кувшинками над холодными Серафимовскими родниками. На очередном перекрестке, у заправки, на краю бывшей княжеской усадьбы с первым в губернии крепостным театром, стояло несколько милиционеров в парадной форме. Напротив заправки через дорогу стоял  большой крест, который обычно ставят на освященные места под храм или часовню. Отец Захарий истово перекрестился, покосился на не обративших внимание на одинокого странника, служителей порядка. Почти у знака «Stop!» перед главной дорогой лежало два березовых, ровно колотых, как для камина, полешка. Как бывший житель лесного поселка он не мог равнодушно пройти мимо всякого древесного материала. «Хорошая прибавка к сушняку будет»,- подумал он, заталкивая полешки в котомку: «Разведу сейчас костерок, наловлю карасиков для ушицы, да и заночую тут в овражке, под ветлой. С дороги-то тут меня и не видно, а всех лиходеев местных, поди, охрана разогнала. Сколько их нагнали для порядка!»
 В овражке под ветлой зной был не так силен. Трава была этим летом царицей: крапива под два метра, дикая конопля (как уж она сохранилась?) – не отставала в росте. Даже шум от дороги почти не прослушивался, хотя всего была она в трехстах метрах. Монах достал из ножен под рясой остро наточенную финку и срезал длинный ивовый прут и быстро смастерил удилище. Привязал  леску к удилищу; на удочке было три крючка при одном поплавке, насадил хлебные шарики и забросил в пруд. Поклевок не было. То ли еще рано было для вечерней зари, то ли место выбрано неудачно. Ноги не держали, но на ужин к хлебу так хотелось ушицы! Отец Захарий перешел на другую сторону прудка, не спуская глаз с котомки, оставленной под ветлой у костра с закипающим котелком. «Вода-то вся выкипит, пока я рыбы наловлю», - подумалось ему. Два полешка да сушняк потолще, лежали под деревом, запасом на ночь. На противоположном берегу, караси налетели, как комары: попадались зараз по две-три штуки. И хватило бы уже, да пошли крупные караси, граммов по триста. «Да ничего, в котомочке на этот случай пачка соли есть; что лучше может быть вяленого карася, особливо после долгого пути и перед чаем?»
 Шуму на дороге прибавилось: пронеслись машины охраны с «мигалками»  перед надвигающимся кортежем машин. Столетняя, двухметровой толщины ветла вдруг перевернулась  и рассыпалась на ветки как плохо связанный веник, а неодолимая сила швырнула кубарем в траву оглушенного монаха на вздрогнувшую раненую взрывом землю. Из ушей отца Захария шла кровь, но видимых ран не было. Он не слышал, о чем его спрашивали набежавшие милиционеры, когда несли в гамаке  в одну из сопровождавших кортеж «скорую». И лишь когда наклонилось над ним побледневшее от несостоявшейся беды «первое  лицо», сказал, не слыша себя: «Полешки я на дороге подобрал, они, видать, и рванули…»
 «Первое лицо» перекрестился, обратившись на золотые кресты последнего пристанища Старца, с вторично обретенными мощами. Как уже много лет,  Он, Старец  опять спас его от гибели, как когда-то - души, а сейчас и тела.