Кулаки. Часть 1 Детство. Глава 1 Безотцовщина

                Повесть посвящается моим предкам,
                раскулаченным, униженным,
                отдавшим жизнь за Родину.


                Часть первая
                Детство.
                Глава 1
                Безотцовщина.

    Вспоминаю своё детство через призму желания что-нибудь поесть. Мать часто уговаривала меня:
- Ну, потерпи: вот закончится война, и мы заживём - отец вернётся с войны.
- Мам, а он мне привезёт ружьё? - по детской наивности спрашивал я.
- Зачем тебе ружьё, сынок? Он и без ружья нас защитит.

        Помню как-то в мае 1945 года, узнав от матери об окончании войны, я целыми днями сидел у радио-тарелки - это такие были передатчики: круглая чёрная бумажная тарелка, а в середине - винтик. Так вот этот винтик покрутишь - и через шипение репродуктор начинает издавать звуки. Конечно, было много бравурной музыки, и за редкостью приёмник замолкал, а затем раздавался голос диктора: «Внимание, внимание! Работают все радиостанции Советского Союза!..»
 
                И вот где-то с 9 на 10 мая 1945 прозвучал голос Левитана о том, что Германия капитулировала.  И я своим детским умом, а мне было тогда семь лет, понял, что война закончена, и отец  скоро должен прийти с фронта,  и никакие уговоры матери,  чтобы я  отошёл от окна и не стоял в ожидании отца, на меня не действовали, пока мать со слезами, перешедшими в женскую истерику, обняв меня, не сообщила страшную весть, что отец не придёт, что он пропал «без вести».  Мы так ревели с мамой, что, не заметив, заснули, обнявшись на нашем кожаном диване.
 
     Очнулись поздно ночью. Мать вскипятила на примусе чайник, налила в стаканы, выдала по кусочку колотого щипцами сахара и сказала:
- Давай, сынок, вспомним нашего папу:  если он погиб – пухом ему земля, вечная память,  а если жив, может в плену, то мы с тобой его дождёмся. 
Молча допили чай. Я за щеку положил кусочек сахара, чтобы дольше испытывать сладость во рту.
- Давай, сынок, раздевайся, ложимся спать.

        Утром я проснулся уже безотцовщиной. В голову лезла одна и та же мысль «Ну, почему так несправедливо! Моего папы больше нет, а вот у Дашки из нашего детского садика отец пришёл с фронта живенький и здоровенький, да ещё привёз всякой всячины».
         Эта Дашка-хвастунишка нам показывала какие-то полотенца из Германии, картинки, сумочку. Но самое главное для нас было угощение. Отец её принёс коробку шоколадных конфет, открыл - и каждый из десяти  гостей взял по конфетке. Дети тут же засунули конфетки в рот и только после этого рассмотрели Дашкиного отца -  бравого офицера в ремнях, хромовых сапогах с медалями на груди, которые позванивали, когда дядя Коля, так звали Дашкиного папу, двигался или наклонялся.
 
         Наша воспитательница, обращаясь к офицеру, сказала, что дети прочтут стихи в честь героев, победивших фашизм. И Игорь, пухленький, но башковитый малец был поставлен на табуретку Дашкиным отцом: он с выражением прочитал стихи, за что получил ещё шоколадку, которую тут же засунул в карман своих широких штанин. Распрощавшись громким общим «До–сви-да-ни-я!» колонной по два, мы отправились в свой детский сад. Я шёл в паре с Игорем и решил применить наш пароль:  «Игорь, сорок!» Это значит, он должен поделиться со мной шоколадкой - таков наш негласный мальчишеский закон. Но Игорь и не думал делиться: он объяснил мне, что шоколадку несёт своей больной сестрёнке. А я слопал свою конфетку, мне как бы и довольно. Я согласился: «Сестрёнка – это святое!» Была бы у меня сестрёнка,  я даже не стал бы есть конфету, а отдал бы непременно ей.   Но я – «безотцовщина» - так мне сказала моя мать, и мне обидно, что идём из гостей, в семье которой радость, а у нас с мамой - горе. И это горе стало преследовать нашу маленькую семью.