Сретение

 Солнце выплыло на небосводе и разлилось теплым золотом по Древнему Храму. Иерусалим  в эти часы уже был подпоясан. Пастухи вели своих овец  подальше от города, мимо оливковых рощ, то и дело окликая отбившихся молодых особей. Торговцы в ярких халатах спешили в свои лавки раскладывать товар, зазывая мимоходом  покупателей. Левиты шли, прихрамывая, в храм, погруженные в молитву и не различая ничего под ногами. Обычно за ними тянулся легкий шлейф песочной пыли, потому что они шли особой походкой. Тяжелая Тора, украшенная многочисленными золотыми фигурками херувимов, весила как два дюжих ослика и не давала ее владельцу хоть сколько-нибудь идти свободно и легко. По этому столбу пыли приезжие горожане узнавали час молитвы и резко сворачивали за левитами, чтобы воздать хвалу Израильскому Богу.

    -Ох, опять она омывает стены древнего храма,- недовольно вымолвил левит, оглядывая нищенку, стоящую на коленях возле стены Соломонова сооружения. - Здесь скоро образуется дыра от твоих слез, клянусь Всевышним. Едва вымолвив это, левит густо покраснел, поскольку ощутил как его Тора выскользнула из рук и грозилась упасть на ноги. Еще мгновение и его уставшие ноги ощутили бы тяжесть огромной каменной глыбы на себе. Он присел и, кряхтя, приподнял Тору - книгу Божественных Законов, чтобы можно было ее удержать на уровне груди. Так надежнее.
-Расщелину между фундаментом и землей будешь закидывать песком сама,- крикнул он женщине, которая с великой горечью и болью встречала восход жаркого солнца. В этот день оно казалось особенно огромным, будто опасно приблизившимся к земле. Лучи, даже в столь ранний час жгли огнем, но не обжигали. Это было тепло неведомого притяжения.
   Каждый день в течение трех лет она приходила сюда, на это место у храма и молилась Создателю. Именно здесь она однажды потеряла своего маленького, пытливого сына  Иосифа. Женщина отвернулась поприветствовать свою подругу, пришедшую в храм и вдруг увидела, что ее ребенок пропал. Какой плач и вопль она подняла тогда, в эти горестные и печальные минуты ее бытия. Как голосила эта обезумевшая от горя мать, в мгновение ока потерявшая свою кровинку и плоть. Йоси было шесть лет. Именно в этом возрасте в Иудее часто пропадали мальчики, которых отправляли на продажу в Грецию в дома аристократов или в римские деревни легионеров, чтобы готовить новых великих воинов для священной римской империи и ее триумфаторов.
-Будь проклят этот Рим,- шептала женщина, глядя на палящее солнце. - Весь мир лежит у его языческих капищ и страдает. А я оплакиваю моего единственного сына, ребенка мужа моего, покинувшего меня через год после цветочной церемонии в хупе. Лицо женщины озарилось розовым сиянием. Солнце словно благословляло ее в этот день и она зажмурилась. Слезинка застыла на ее щеке.
-Хоть бы голову покрыла, оборванка, - орали ей прохожие, увидев, что левит возмущается ее присутствием.- Не ты одна мужа похоронила. Здесь многие без мужей и с покрытой головой. А ты неверная... Женщины в платках начали бросать в ее сторону мелкие камешки, чтобы она обратила на них внимание.
-Да это ж соляной столб долины Сиддим,- выкрикнул кто-то из толпы. - И камнем ее не прошибешь. Гнать ее отсюда надо. Смущает юных дев своим растрепанным, срамным видом.
-Это от лукавого,- вторил кто-то...
   Женщина оставалась неподвижна. Ощущая, как высыхает на ее щеке слезинка, она почувствовала, как в сердце, против ее воли, возникла и разрослась до огромных размеров бурная надежда, похожая на предчувствие неминуемой радости. Словно какой-то мощный луч света озарил ее изнутри, заставив на миг позабыть все тревоги и скорби. Она смутилась и немного согнулась. Это чувство, что будто ее несет на крыльях радости никак не соответствовало ее печальной участи матери, потерявшей ребенка. Она не поверила своему новому ощущению и оттого ей стало нестерпимо больно от  неожиданно возникшего внутреннего противоречия... На коленях она отползла в тень, чтобы углубиться в свою привычную скорбь и молитву.
-Голову травой покрой, истукан, - крикнул сердито кто-то.
-Я не живу,- тихо промолвила она и закрыла лицо руками. В спину она получила удар маленького комка земли. - Прах мы, и в прах обратимся,- шепнула она, оглянувшись на своего последнего обидчика.
    Толпа людей вошла в храм. Магда, по годам еще молодая, но по виду состарившаяся на десятки лет, возвела свои очи к небу.
-Помоги мне, Отче. Пошли весточку от моего милого голубка. 
   В этот миг  женщина  почувствовала какое-то странное прикосновение к волосам, будто что-то их слегка зацепило и потянуло вниз. Это была крошечная веточка оливы, которую выпустил на нее из клюва пролетевший белый голубь, таинственно исчезнувший в лучах невероятно огромного и палящего солнца.
   Приложив прохладный листок к губам, женщина прикрыла глаза, пытаясь представить в своем воображении лицо пропавшего сына...
-Какой ты, Йоси, сейчас, - заскорбела и застонала снова она...
     Дунул резкий ветерок. В одном из кварталов раздалось громкое улюлюканье, похожее на базарный дерзкий клич.
-Труха, труха идет!!! Сторонись! - резкие возгласы словно разрывали гармонию солнца с землей и храмом. - Грязная труха!!!
Сила воплей увеличивалась. Закутавшись в голубую накидку из узкой улочки выскочила хрупкая фигура. По браслетам на ногах можно было понять, что это юная девушка из не очень богатой семьи. По свисту,  ее сопровождавшему - было ясно, что с ней что-то приключилось скверное.
-Не тряси браслетами, мчись быстрее гиены мимо храма, недостойная дочь недостойного отца,- орали ей вслед почти остервенелые пожилые женщины. Уж мы-то знаем, кто ты. Твой позор ни один человек не покроет. Ни динариев, ни чести не хватит... Язва семьи...
    Девушка по имени Хусни, прошептала короткую молитву у храма и спряталась за его колоннами. Место возле колонн было неприкосновенно для любого обиженного, преследуемого. Даже преступник на время мог в спокойствии постоять у колонн храма, будучи уверенным в том, что его никто здесь не тронет. Закон такой - у Бога под крылом.
    Улюлюканье стихло. Девушка опустилась на колени и заплакала.
-Скорби мои не прекратятся, Господь,- молвила она,- так зачем мне жить? Забери душу мою в эту минуту. Пусть мои силы будут отданы той женщине, что оплакивает свое малое дитя. Мне уже не лицезреть солнца, улыбаясь ему... Уведи меня в свой горний мир... Я стала ненужной здесь, словно увядший раньше времени цветок...
   Хусни, едва достигнув совершеннолетия, в силу своей нежной красоты и скульптурного изящества была похищена  бродячими арабами. У них были свои счеты с заносчивыми иудеями. Ровно три дня и три ночи она не ночевала в доме своих родителей и была доставлена на утро четвертого, закутанная с головы до ног в красное покрывало, словно использованная для убранства пиршества чужая статуя.
   Непрестанно оплакивая свою горькую участь, она повязала на шею кожаную нить - символ поруганности и бесчестия. С таким позором, по обычаям Израиля, семью сразу выставляли за ворота города.  Однако правитель Иерусалима, прознав о красоте девушки велел остаться ей и жить, как сама захочет. Приказал не преследовать ее никому под страхом высшего наказания. Но разве злые языки этим запугаешь? Родителям пришлось от нее  отказаться, пересуды и возможная расправа над всеми членами семьи были реальной угрозой... Девушка осталась совсем одна в шумном, пестром, набожном Иерусалиме. По вечерам, когда ночь накидывала на дома жителей свое серое покрывало, она уединялась на лобном месте за воротами города. Там, где казнили самых отъявленных преступников, злодеев и прелюбодеев ей было спокойно и совсем не страшно. Мысленно она общалась с теми, кто недавно покинул этот мир, виновный или невиноватый. Она желала поскорее присоединиться к их сонму, поскольку понимала, что теперь никто и никогда не возьмет ее в свой дом, не назовет своей женой, возлюбленной, матерью - жизнь окончена... События той жуткой ночи, когда ее схватили арабы навсегда перекроили карту ее жизни. Думая о грядущей скорой смерти в будущем, девушка на улицах города появлялась с подведенными особым образом глазами, давая понять прохожим, что она помнит о своем позоре. За это ее прозвали "сосуд с сурьмой".
   Сейчас, греясь у колонны храма в лучах сверкающего солнца она наслаждалась тишиною и внутренним созерцанием. Казалось, что все бури в ее душе улеглись, лютые звери позора перестали раздирать ее на части. Тихий монотонный ход молитвы иудеев, доносившийся из храма на улицу убаюкивал ее словно нежные и ласковые куплеты матери...
  Плеча девушки кто-то коснулся. Она вздрогнула и обернулась. Кто мог побеспокоить ее здесь, в самом безопасном месте на свете даже для обреченных преступников?!
   Перед ней стоял старец необыкновенной, благообразной наружности. Высокий, с серебристо-седой бородой, в белой накидке с колпаком, подпоясанный простой, но крепкой веревкой, с посохом в руке - будто праведный Авраам сам явился, отлучившись на мгновение от Божественных Гостей у Мамврийского дуба.
-Старец Симеон,- с облегчением и улыбкой выдохнула девушка.
-Хусни,- сказал он, - не печалься. Я вижу как горюет и сокрушается твое сердце. Но ты ведь добрая девушка, доверь свою судьбу Богу. Он - Всемогущий Владыка, знает как кого извести из беды. Поверь моему слову... Ведь я прожил на этой прекрасной земле почти триста лет и знаю, что говорю. Симеон вдруг хрипло вскрикнул, словно теряя голос или нужную интонацию для разговора с юной собеседницей...
Он любил эту милую девушку, поскольку она выросла у него на глазах. Ее отец - сосед Рамон, был его любимым собеседником. Часто они уединялись у него в саду, чтобы побеседовать о том, когда придет Мессия на землю Израильскую... Симеон часто вспоминал, как он по указанию египетского правителя Птолемея Филадельфа в составе еще 70 мудрецов Закона и слова, переводил Священное писание евреев на греческий язык, чтобы и другие народы просветились светом Божественного Слова... Его удивили слова, что "Дева должна родить младенца, а не Жена..." Желая исправить единственное слово в Писании для греческого перевода, он вдруг почувствовал, как окаменела его рука, словно чей-то могучий перст надавил на его ладонь и она перестала слушаться Симеона. В душе было воззвание: "Не ошибся пророк Исайя, и ты не умрешь пока в этом не убедишься..." Именно этим таинственным событием он объяснял свои долгие лета жизни, свои глубокие морщины на исхудалом лице, свой удивительно мудрый и проницательный взгляд... Его историю знали все евреи, потому почитали за пророка и праведника. В тот день, когда он являлся в храм, народ особо радовался и прославлял Бога...
 Хусни засмущалась. С ее позорной репутацией не пристало праведника порочить.
-Я отойду,- тихо сказала она.
-Но ведь тебя там затопчут. Будь здесь со мной. У колонны храма, с праведником Симеоном никто не посмеет даже подумать о тебе плохо. Все знают, что твой отец Рамон - достойнейший человек и мой друг.
-Да, отче,- Хусни расплакалась и опустила голову ему на грудь. Я теперь не знаю ни отца, ни матери, и никогда не узнаю мужа.  Я стала призраком, миражом, никому не нужной соринкой...
-Дочь моя, верь! Когда придет Тот, Которого ждут иудеи, в этом мире все поменяется. Зло назовется злом, добро засверкает как алмаз. Твои добродетели откроются и будут твоим почетом, а твоя поруганность вызовет сострадание и сочувствие. Ты примешь любовь в свое сердце от людей. Верь и жди!
Симеон нежно поцеловал Хусни в лоб, как свое дитя.
-Когда Он придет, твой Мессия?- задумчиво и смущенно спросила девушка, с силой сжимая в ладони его льняную рубаху, точно амулет.

-Святая, Святая идет,- вдруг раздался чей-то голос за храмом,- пустите!  Дайте дорогу!
Хусни и Симеон выглянули из-за колонны. Медленно, по направлению к храму двигалась большая группа людей, охваченная необъяснимым трепетом и восторгом. В центре шла молодая девушка в длинных одеждах с младенцем на руках. 
Симеон, прихрамывая направился к толпе. Возле девушки с ребенком шел старец.
Кто-то в толпе огласил:
-Иосиф Обручник идет со своим семейством...
   Праведный Симеон пошатнулся. В это мгновение на него нашло словно облако неизъяснимой благодати, сердце его в груди вострепетало и возрадовалось так, будто он почувствовал, что приближается его встреча с Богом.
-Что это?- изумленно подумал старец и уставился на Деву и младенца. Они не шли. Их словно плавно несли чьи-то крылья, невидимо восхваляя и вознося. Никто не слышал ангельского пения, но у всех людей было такое ощущение, что неслышное ангельское пение заполнило собой весь Иерусалим. Души всех словно парили вокруг этой Девы с ребенком. На лице ее читалось такое совершенство духа и нравственная высота, что долго нельзя было на него смотреть. Лик младенца еще более уподоблялся материнской чистоте и духовному величию. Казалось, что это не ребенок, а воплощение Вселенской Божьей Любви в человеческом обличии.
-Дайте дорогу Матери с младенцем. Она несет его в храм посвятить Богу!
Иосиф поддерживал молодую мать под руку. С удивительной кротостью она ступала по земле Израильской. Радостный младенец на руках, похож был на маленького Владыку Ангелов, столько в Нем было Божественной Сладости, Красоты и Могущества.
   Мария  нежно придерживала покрывало младенца, чтобы он покорно лежал на руках. Однако, он возжелал смотреть на людей, слегка присев на руки Матери. Словно взрослый, Он сознательно и благоговейно смотрел на окружавших Его людей и взгляд Его благословлял их, словно своих самых близких друзей и родственников. От этой Любви и Сострадания во взгляде младенца у Симеона пришло прозрение:
-Это Бог мой, которого я три века от своего рождения ждал. Ангел Господень был прав...

   Сокрушенно заплакав, старец Симеон направился к Божественной Матери, чтобы поклониться Младенцу.
Хусни, забыв свое несчастье побежала за ним.
    Дева с младенцем, подойдя к храму, поцеловала маленькую ладошку сына. Симеон, подошедши к Святому Семейству, поклонился до земли. В слезах, он стал лобзать руки и лобик младенца, отчего этот прекрасный ангел радостно залепетал и положил свою пухлую ручку на высокий, морщинистый лоб старца, словно благословляя его.
  Откинув свой посох, Симеон громко сказал, оглядев собравшихся людей:
"Ныне отпускаешь раба твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля".
   Смущенные и удивленные иудеи сомкнулись в круг, видя это поразительное зрелище. Кто этот Младенец, что великовозрастный и глубоко почитаемый всеми Праведник преклоняется перед ним?!
   В этот момент послышалось легкое пение ангелов, точно мужской хор прекрасных голосов разлился над головами всех присутствующих. Солнце засияло с необыкновенной силой. Казалось, что безмятежно-райское и благословенное мгновение растворилось в воздухе над  многострадальной, грешной землей Израиля, ожидающей Спасителя.
Хусни встретилась взглядом с блаженным Младенцем и радостно возликовав, заплакала, как ее друг Симеон.
Не вынеся обуревающих ее возвышенных чувств, она низко поклонилась Ребенку, Его Матери и помчалась за колонну, уже сотрясаемая рыданиями. Едва спрятавшись за колонной и переведя дыхание, девушка почувствовала, что ее руки кто-то нежно коснулся. Приятная дрожь пронзила все ее существо неведомым сладостным чувством. Не переставая умиленно плакать, она испуганно оглянулась и увидела перед собой богато одетого, прекрасного юношу.
    Похожий на мифологического бога красоты юноша преподнес Хусни букет из веточек белой акации, обмотанных нитью из редчайшего золотого  жемчуга.
-Что это?- в ужасе воскликнула она и отскочила от него. - Кто ты? Что ты здесь делаешь? Это место для изгнанных и неприкаянных!
-А я такой и есть, неприкаянный в Любви!
Хусни перестала осознавать что происходит.
-Я - Арес,- сказал юноша, очарованно уставившись на девушку, - ближайший родственник правителя Иудеи. Мои родители  живут вон на том холме в огромном доме, похожем на дворец. Я давно наблюдаю за тобой, за твоей скромностью, красотой и смирением. Таких девушек как ты, я никогда не встречал. Ты лучше всех израильских дев. Прошу, войди в дом родителей моих, отца моего и матери моей, разреши взять твою руку и назвать тебя моей женой, о, прекрасная Хусни. Если ты откажешь мне, мое сердце разобьется на веки. Я твой. - Слегка порозовев от своих пламенных речей Арес, склонил голову перед пораженной девушкой, и замер в ожидании ответа.
Хусни, не веря своим глазам, посмотрела в сторону Симеона и толпы, уже скандировавшей на всю улицу:
-Иисус! Иисус! Иисус!
-Да! - сказала она тихо  Аресу - я войду в дом родителей твоих, в дом отца твоего и матери твоей, и ты назовешь меня своей женой. Пусть Бог благословит наш брак, благородный Арес. После этих слов она протянула ему свою руку, на которой молодой влюбленный восторженно запечатлел свой первый поцелуй...
-Иисус! Иисус! - усиливались крики восторженной толпы у храма.
-Пророк! Пророк!
   Божественную Мать с Младенцем окружило столько людей, что казалось весь Израиль до дальних границ своих оповещен о том, что в Иерусалиме происходит что-то важное и торжественное.
  Услышавшая радостные крики Магда, сокрушавшаяся о своем пропавшем сыне у боковой стены храма, направилась посмотреть, о каком младенце Иисусе кричат эти люди, недавно беспощадно забрасывавшие ее камнями.
Чудом пробравшись через толпу, Магда прильнула к ногам Богородицы, почувствовав небывалую ее нравственную чистоту и совершенство..
-Боже, какая счастливая мать,- немного завидуя подумала она о Ней. - Ее сын с Ней.
 В это мгновение Младенец Иисус радостно протянул свои ручки к Магде. Они встретились взглядами и измученная терзаниями женщина заплакала так, будто увидела своего потерянного сына.
-Иисус! Иисус! - все громче стали скандировать люди, видя как истово молится в этот момент старец Симеон, благословляя всех собравшихся людей и воздевая руки к небу, на котором не было ни облачка.
  Магда не выдержала нахлынувших на нее благоговейных чувств и пошатнувшись, упала. Она не ощутила боли от удара. Только родной и давно знакомый запах тела пронзил ее сознание и она невольно застонала. Опустившийся пред ней на колени юный мальчик, лет девяти, заботливо положил ее голову себе на влажные, дрожащие ладони. 
-Женщина, очнись, - обеспокоенно залепетал отрок, думая, что она медленно умирает...
   Магда повернула голову, подняла взгляд на мальчика и замерла. Глаза и лицо его, пышные волосы до плеч и гордый стан каждой своей линией напоминал ей умершего мужа, отца ее пропавшего сына Иосифа.
-Йоси,- с горечью и болью в голосе вскрикнула женщина, точно задыхаясь.
Мальчик смутился, глядя на женщину, затаил дыхание и, дрогнув всем телом, сокрушенно воскликнул:
-Мама... Черты лица своей матери он не забывал никогда, каждый вечер выводя их пальцем на песке в том месте, где был вынужден жить в разлуке с ней долгие три года...
    Старец Симеон окончил свои молитвы и снова, поклонясь, прекрасному Младенцу Иисусу направился в свой сад, где любил вспоминать с собеседником Рамоном случай, когда он переводил Священное Писание на греческий язык и рука его окаменела, когда он захотел исправить слово "Дева" на слово "Жена"..