Люди Добрые

Люди Добрые

- Здравствуйте, люди добрые, - обратился я ко всем.
Позади меня глухо клацнул большой ключ в замке массивной металлической двери.
Из коридора охранник указал мне:
- Проходи дальше, не закрывай видимость.
Сделав три шага, я повторил:
- Здравствуйте, люди добрые.
Встреченные мной взгляды сквозили холодным равнодушием.
Справа рябой с виду сорокалетний мужчина с чуть отросшими волосами после стрижки под ноль отозвался:
- Ты, стало быть, тоже добрый человек?
- Более-менее, - ответил я и, глядя на его синий физкультурный полушерстяной костюм, назвал его про себя – «пан спортсмен».
- И за что же доброго человека закрыли?
- Из-за случайного небольшого досадного недоразумения, - пояснил я и добавил, - могу предположить, что многие здесь находятся по чьей-то ничтожной нелепой ошибке, ни за что.
- Если бы было за что, то давно уже поубивали бы, - произнёс хрипловатый без интонаций прокуренный голос с верхнего яруса, обладатель которого глядел в закопчённый бетонный потолок и даже не удосужился повернуть голову в мою сторону.
- Не ошибается тот, кто ничего не делает, - отозвался рябой.
- Где же мне разместиться? А то левая рука отваливается.
Я посмотрел вопросительно на единственного разговорчивого.
- Или сюда.
Это произнёс тучный мужик с койки, которая находилась справа от единственного стола, расположенного по центру помещения. Он был в чёрной рубахе с черными пуговицами и в черных громадных трениках. Бритая голова мужика тоже была мощна, а разведённые губы выражали презрение, которое, как я посчитал, относилось ко всем и ко всему.
Подойдя к нему почти вплотную, я повёл затёкшей левой рукой и спросил отзывчивого человека:
- Куда мне положить матрас?
- Вот сюда, - он кивнул на правый от него край неряшливо убранной постели, на которой восседал.
Положив свои шмотки на указанное место, я спросил:
- Где же я буду спать?
- Жить ты будешь вот здесь под шконкой, - и он спокойно указал средним пальцем на пол между своими громадными темно-коричневыми ботинками без шнурков. Пальцы рук его выглядели толстыми и короткими.
- Здесь же должна быть пустая кровать для меня, - произнёс, заикаясь я.
- Не шуми, - с назидательной интонацией посоветовал кто-то с койки второго этажа, кого я не видел.
Здоровяк членораздельно сказал:
- Вон справа от двери водопроводная раковина, иди подмойся, как следует. А потом я тебя по-настоящему осчастливлю.
Понимая, что ситуация принимает неблаговидный нешуточный оборот, я принялся медленно ретироваться к двери в надежде постучать в неё и призвать на помощь надзирателя.
«Хотя, - успел подумать я, - надзиратель, возможно, и сам с удовольствием понаблюдает за процессом изнасилования новичка в хате».
Все же я намеревался позвать на помощь и ответил:
- Счастья у меня вполне достаточно, больше мне не надо.
- Ты что ерепениться будешь? – спросил здоровяк вставая. Под его тонкой одеждой рельефные горы жира и мускулов желали размяться.
И в этот момент моё левое бедро задело и чуть сдвинуло железную раковину с остатками белой эмали. Так как раковина совершенно запросто сдвинулась, мне стало понятно, что она совсем не закреплена.
При этом как-то неожиданно моя память абсолютно отчётливо вспомнила суровые слова из прочитанного в юношестве произведения, где речь шла о средневековых рыцарях: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой».
Приподняв раковину, я взял её за загнутые края и, словно щит, стал держать впереди себя, смутно представляя, что для здоровяка это мелочёвка, какую он преодолеет без особых усилий.
Я ожидал, что он вышибет раковину из моих рук, но он стал на неё давить всей своей массой и силой, из-за чего мне пришлось отступить. Я оперся ногами в угол, образованный бетонной стеной и бетонным полом, и на вытянутых руках держал раковину. Здоровяк же просто напирал на неё со своей стороны и постепенно усиливал давление.
Появилась боль в позвоночнике и в суставах рук. Я предположил, что сейчас начнут трещать межпозвонковые диски.
И я сказал себе: «Все, хватит».
Последние остатки сил я потратил на то, чтобы отскочить в левую сторону. Я плюхнулся на бетонный обшарпанный не первой чистоты пол, а здоровяк по инерции вместе с моим щитом – облезлой раковиной всей своей массой протаранил стену. Раздалось бряканье железа раковины о бетон стены и глухой шлепок его головы о бетонную стену.
Но это было бы пол беды, он со всего маха воткнулся промежьем в один из двух ржавых железных кронштейнов, на которых лежала прежде антикварная раковина.
Лёжа, я видел, как кронштейн пройдя через правую ягодицу, оттопырил конусом громадные треники здоровяка.
 Он громогласно заорал:
- Ёёёёёёё.
Попробовал сняться с кронштейна, чем вызвал еще большую боль, заскрежетал зубами и вновь заорал:
- Оооооо.
Затем он зарычал, как медведь, заматерился. В это время его хлопчатобумажная материя его треников обильно наполнились кровью, а под ним уже образовалась маленькая лужа алой крови.
Все сокамерники оторопев слушали брань и орево и смотрели за происходящим со своих коек – и из партера, и с галёрки.
Наконец сквозь стоны и матершину он произнёс:
- Снимите же меня отсюда.
Люди добрые повыскакивали с коек и облепили, как муравьи, здоровяка – двое взялись за ноги и приподняли их, двое подставили плечи под руки здоровяка, а один в попытке приподнять зад держался за ягодицы и его руки сразу же обагрились кровью, которая стекая частыми каплями, пополняла лужу на полу. Ещё троим не за что было уцепиться, и они стояли поблизости, как бы на подхвате.
Кое-как общими усилиями в сопровождении стонов, рычания и матершины здоровяка сняли с кронштейна и положили на бетонный пол вблизи меня. Любое его движение, похоже, вызывало боль, и, может быть, поэтому он принялся лежать без каких-либо движений - спокойно. Хотя, вполне возможно, его покидали недюжинные силы.
Прошло не менее двух минут напряжённого молчания и осмысления катастрофической шоковой ситуации до того времени, как кто-то вполголоса безнадёжно произнёс:
- Лепилу надо.
Все перебивая друг друга истошно истерично заорали:
- Лепилу! Лепилу!
Через бесшумно открывшееся квадратное окошко в металлической двери камеры надзиратель спросил:
- Что у вас там?
- Лепилу надо.
Добрые люди чуть расступились, показав беспомощно лежащего в своей крови здоровяка.
- Кто это его так?
- Новенький.
Надзиратель более внимательно посмотрел на здоровяка, затем с лязгом закрыл форточку и, видимо, удалился.
- Отомстите за меня, - тихо прошептал доходяга-здоровяк, а лужица вкруг него разрасталась, по-видимому была повреждена какая-то важная артерия, откуда хлестала кровь.
Запах свежей человечьей тёмно-красной крови перебил общий устоявшийся смрад помещения
Сообразив, что речь идёт обо мне, я наконец встал.
- Этому малахольному фраеру наглы буркала повышибать мало, - сказал кто-то из добрых людей.
Вразнобой посыпались и иные угрозы.
Я пытался объяснить, что только защищался, никому ничего плохого не желая, но меня никто не хотел слушать, все озабоченно смотрели на истекающего темнеющей кровью сокамерника.
Врач появился не сразу, он неторопливо, чинно и благородно подошёл к лежащему сидельцу и констатировал смерть от потери крови.
Какой-то старческий голос неуверенно предложил:
- Может реанимация поможет?
- Ага, - отозвался врач. – Сейчас вызовем реанимационный вертолёт. Всякие отребья здесь будет убивать друг друга, а вся страна, засучив рукава, будет на них работать?
Дежурный врач медленно развернулся и пошёл в тюремный коридор, что-то говоря о людской совести.
Надзиратель строго приказал мне:
- С вещами на выход.
- Куда вы его переводите? – спросило сразу несколько оживлённых заинтересованных голосов.
- До выяснения в ШИЗО.
В одноместный номер мне разрешили взять полосатый матрас, темно-серое тонкое одеяло и не пойми, чем набитую подушку. Все расстелив на железной одноярусной кровати, и я улёгся дремать прямо в одежде, предполагая, что спать мне вряд ли дадут.
Примерно через час дверь открылась. Вошли моложавый старший лейтенант и сержант в пятнистой форме, который поставил принесённую тяжёлую деревянную табуретку и молча удалился.
Старлей уселся на табуретку, поправил, спадающую на лоб прядь русых волос и из потёртой жёлтой кожаной папки достал бланки протокола.
Он записал мои данные и мою версию произошедшего.
Перед уходом он сказал:
- Будь повнимательней и осторожней, эти добрые люди, как ты их называешь, захотят исполнить последнюю волю безвременно усопшего. И обязательно поплотнее поужинай.
Забравшись на кровать и принялся дремать.
Стемнело, в ночное царство сквозь узкую щель окна пробивался светлый луч благодаря безоблачности и полнолунию.
Вспоминая слова различных песен и сквозь полузакрытые глаза наблюдая за узким светлым лучиком, я боролся со сном. При этом произошедшее днём возбуждало и будоражило меня.
Наконец уже под утро я услышал шаги. Кто-то остановился у моей двери и послышался шёпот. Бесшумно дверь отворилась, о чём свидетельствовал тусклые остроугольные треугольники, появившийся на потолке и на полу от едва светившей электрической лампочки в коридоре. Кто-то вошёл и дверь также тихо затворилась.
Сквозь прищуренные, уже привыкшие к зловещей темноте глаза я пытался разглядеть силуэт. В полоске лунного света блеснул продолговатый предмет, принятый мною за нож. Кто-то настороженно приближался с вытянутой вперёд правой рукой.
Отодвинув тёмно-серое одеяло ближе к холодной бетонной стене, я освободил ноги, чтобы быстрее спустить их с кровати, и обоими руками судорожно вцепился в подушку.
Вошедший находился уже в полутора метрах от моей головы, и тогда я скинул ноги на пол, сел на кровать, а подушку выставил вперёд и вверх навстречу посетителю и встал, ориентируя подушку так, чтобы удар предполагаемого ножа пришёлся по её центру.
Действительно нож воткнулся в подушку, и, возможно, острие, прошив её насквозь, вышло наружу.
Но об этом я не думал. Я, приподняв подушку, юркнул под неё вниз и очутился с боку за спиной вошедшего. Затем я развернулся на 180 градусов и потянул скрещенными руками подушку вместе с рукой доброго человека вниз. – Вначале сопротивления не было вообще, а когда оно стало возникать, я обоими руками резко рванул подушку вверх за спину вошедшего.
Послышался отчётливый противный хруст сломанного локтевого сустава, а за ним сдавленный хрип.
Я выпустил спасительную подушку из рук и она, вместе с переломанной половиной правой руки сползая вниз по спине вошедшего, доставила ему, по всей видимости, сильные болевые ощущения.
Крепкий мужик оказался на пол головы выше меня и, пожалуй, он смог бы придушить меня одной левой.
Быть может, он хотел развернуться или от шока оступился и потерял в темноте ориентацию. Но он свалился с разворотом вниз, ударившись именно левым виском о прямой угол железной кровати. После чего всё его грузное тело шмякнулось о бетонный пол камеры.
Сняв его левую руку с матраса, я вновь лёг на кровать лицом к двери.
Лишь минут через пять надзиратель вошёл, осветил фонариком мою койку и лежащее возле неё бездвижное тело верзилы и спросил с неподдельным удивлением:
- Что здесь произошло?
Лёжа на железной кровати без подушки с подсунутыми под голову руками, я ответил равнодушным тоном:
- Вот человек оступился или поскользнулся, упал.
- Ты что замочил его?
- Это ты убил его, запустив сюда.
Надзиратель поскрежетал зубами и вышел. Вскоре пришла заспанная в белом халате медсестра с двумя санитарами. Она констатировала смерть, а санитары вперёд ногами вынесли тело на носилках.
Через полчаса после завтрака, ко мне пришёл тот же следователь, записал мои показания.
Он сообщил:
- Ночной надзиратель совершенно серьёзно утверждает, что вы напали на потерпевшего в коридоре.
- Во-первых, как оказался потерпевший в коридоре? Во-вторых, как я мог оказаться в коридоре? В-третьих, санитары сознаются, что здесь вот загрузили тело на носилки и выносили тело именно отсюда. В-четвертых, обратите внимание на свежую красную кровь погибшего на железе угла и ножки кровати, да и на полу.
Следователь достал фотоаппарат с выдвижным объективом и со вспышкой сфотографировал с нескольких ракурсов застывающую кровь. Он также отколупал маленькой ложечкой кусочки крови и положил их в специальный прозрачный пакетик.
Больше ко мне никто не заходил.
Когда настала ночная пора распахнулась дверь и ко мне вошли два сержанта. Судя по лычкам, она была старшим, а он младшим. На руки были надеты кожаные перчатки. Вооружением их являлись черные дубинки - демократизаторы. Её дубинка выглядела длиннее. Старший сержант не отличалась худобой, колени её прикрывала юбка-миди, хотя все женщины-сотрудницы заведения, видимые здесь мною, носили брюки.
Кроме коридорного тусклого света камеру освещали два ярких луча от фонариков, прикреплённых спереди на униформу.
Привыкшие к темноте мои глаза щурилась.
- Вставай, - произнёс сиплым повелительным голосом плюгавый мужчина возрастом лет за тридцать.
Я беспрекословно встал.
- Иди сюда, ко мне, - скомандовала старший сержант прокуренным голосом с хрипотцой.
Я без рассуждений подошёл.
- На колени, - потребовала она.
Я несколько замешкался.
- Или ты будешь подчиняться приказам или переломаем сей час все твои кости и сделаем из тебя отбивную.
Жгучее непреодолимое желание превращаться даже в самое замечательное, самое изысканное блюдо у меня отсутствовало целиком и полностью, и при безысходности обстоятельства я опустился на колени.
- Отсосёшь у него и у меня полижешь. Понятно тебе это?
- Да, - ответил я, все еще представляя: какая из меня получится великолепная аппетитная отбивная.
- Я уступаю первенство даме, - просипел подобострастно напарник.
Подойдя ко мне, она положила свою длинную дубинку на моё левое плечо и провела ею по моей голове, зацепив оба уха. Затем дубинка поползла обратно, также задирая уши. После того как дубинка вновь легла на левое плечо, она серьёзным тоном спросила:
- Ты хороший мальчик?
Подумав, я тихо ответил:
- Да.
Дубинка ползла по моей голове, угрожая превратить меня в мясное незнакомое мне блюдо.
- Ты послушный мальчик?
- Да, - отвечал я ещё тише.
- Ты будешь моментально исполнять все мои команды, как по-настоящему послушный мальчик?
- Да, - шептал я, находясь в напряжённом состоянии.
Она без всякого сомнения с наслаждением упивалась собственной властью, подобно Омфале.
- Открой рот и покажи язык.
Я повиновался, считая, что любое моё «нет» спровоцирует моё избиение и предположил, что после выполнения всех их требований всё равно окажусь отбивным блюдом.
Она приблизилась ко мне вплотную взяла пальцами одетым в чёрную кожаную перчатку мой язык и потянула на себя и сказала:
- Вот чем ты будешь работать, понятно?
- Да, - ответил я.
Она чуть шире расставила ноги, двумя руками задрала подол юбки и опустила его у меня за затылком.
Мой открытый рот наполнился волосами и женской плотью.
- Давай! – приказала она.
Поскольку с моей сторону движения отсутствовали она влепила мне дубиной прямо вдоль позвоночника, что и послужило сигналом.
Толи инстинктивно, толи рефлекторно мои челюсти начали сжиматься. Она попыталась отстраниться, но плотный подол юбки помешал ей сделать это своевременно. Когда же она схватилась за низ юбки, чтобы поднять её мои челюсти сомкнулись, вызвав у неё невероятную боль.
Она находилась в состоянии шока и не могла пошевельнуть ни единым пальцем, когда я, сдвинув челюсти, рванул головой вниз и оторвал от ее плоти часть откушенного естества.
Старший сержант медленно присела, с тихим шорохом шмякнулась боком на пол и хрипло с придыханием застонала:
- А-а-а…
Вытащив окончательно голову из-под прочной юбки старшего сержанта, я откатился в сторону железной кровати и выплюнул то, чем оказался набит мой окровавленный рот.
Лёжа на боку я видел при тусклом свете, что она попыталась свести ноги, что доставило ей новую боль и простонав громче она прекратила эти попытки. Нижняя часть подола юбки переполнилась кровью, которая широким фронтом двинулась на бетонный пол.
Младший сержант все это время полагал, что его непосредственная начальница находится в желаемом прекрасном экстазе и предвкушал личные удовольствия. Он не почувствовал приторного запаха свежей крови.
Поэтому он совершенно не сразу понял, о чём идёт речь, когда сквозь её душераздирающие сдавленные стоны услышал:
- Вызови врача.
- Это для чего?
- Этот убийца укусил меня, - простонала она, возможно, сама до конца не представляла суть случившегося или скрывала от напарника то что произошло на самом деле.
- Да-а? - просипел он и сделал пару шагов ко мне, чтобы лупануть по мне своей короткой дубиной.
Его остановил её вопль:
- Быстрее вызови врача. Ты подонок понимаешь, о чём я говорю. Быстрее вызови лепилу.
- Так надо же тебя вытащит в коридор.
- Быстрее вызови врача, - она орала уже от боли и добавляла для понятливости матерные изречения.
Несмотря на ее стенания, он все-таки, взяв ее под мышки кое-как поволочил к выходу из камеры. Чувствовалась, что сия ноша ему великовата. У двери он передохнул секунд десять и вновь потащил, как муравей, тело сослуживицы от места события.
Когда он притащил её в коридор, она лишь чуть постанывала, а говорить уже не могла. Он затворил дверь в камеру, поглядел на меня сквозь форточку, закрыл форточку и только тогда направился приглашать лекаря.
Достаточно быстро дежурный ночной врач констатировал смерть старшего сержанта от потери крови.
В форточку младший сержант просипел:
- Не доживёшь до следующего утра.
Уже традиционно через полчаса после завтрака появился следователь.
После всех бумажных дел он сообщил:
- Надзиратель сказал, что вы напали на них в коридоре.
- Он, наверное, объяснит: как я очутился в коридоре. Кроме того, вот на полу след от её крови. Сюда посылали какого-то шныря убрать, но он не мыл шампунем, а чуть размазал кровавый след мокрой тряпкой. Так что, если чистой белой бумагой или бязевой салфеткой провести здесь по цементному полу, на бумаге или на бязи обязательно останутся частицы её крови. А кусок её плоти валяется вон в углу. Можно посмотреть и мою спину, где по позвоночнику я получил существенный удар. – Возможно у садо-мазохистов это является авансом или поощрением.
Следователь в большой прозрачный пакет вложил кусак старшего сержанта, затем маленькой ложечкой отколупал с пола несколько частиц с её кровью и определил их в маленький пакетик.
После его ухода через час пришёл среднего роста человек в приличном темно-синем в полоску костюме в белой рубашке с синим галстуком и со спокойным каменным лицом, и бегающими карими глазами. Когда его сатанинский взгляд упирался в меня, создавалось впечатление, что кто-то в его глаза уже справлял малую нужду. Его плотная фигура говорила, что он по утрам выполняет зарядку. Он сказал, что из безопасности. И предложил сотрудничать. Пообещал, что без работы не останусь и всегда буду под наблюдением и прикрытием с разными именами и паспортами.
Каждая его фраза завершалась плотным сжатием тонких губ.
Я попросил время на обдумывание столь лестного предложения, памятуя о последних словах сиплого младшего сержанта.
Безопасник поведал, что времени у меня мало, поскольку скоро ко мне заявятся грушники, у которых все происходит намного жёстче и нарушители дисциплины или просто оступившиеся вполне могут оказаться куклами или не успеть прочесть последнюю молитву.
Он пояснил также:
- Предполагаю, что тебя ночью шлёпнут из табельного Макарова с глушителем, потом подвесят, а утром местный врач, констатирует смерть от удушения – самоубийство, и твоё тело без вскрытия захоронят.
Он обещал вернуться.
Действительно через час после его ухода пришли очаровательные мужчина и женщина также в гражданском. Они выглядели лет на тридцать и приветливо и радушно профессионально улыбались.
Миловидная привлекательная светловолосая женщина заигрывающим доброжелательным тоном произнесла:
- Мы хотим с вами познакомиться поближе.
Я удивился:
- С чего бы это?
Мужчина популярно разъяснил:
- У моряков есть архиважное понятие – живучесть корабля. Если применить данный термин к человеку, например, к вам, вы окажетесь фартовым, словно Джеймс Бонд.
Она добавила:
- Этим вы нам и интересны.
Я молчал, а она продолжила:
- Нам нужны такие люди. И мы тотчас же возьмём вас с собой, после того как убедимся в вашем здравомыслие, в вашей адекватности, о чём нам сообщил следователь, который общался с вами.
Я поспешно буркнул:
- А если я от вас убегу?
Он сказал серьёзно:
- Разумно ли бежать от защиты, от крыши? Вас ведь будут кроме нас искать различные правоохранительные органы и «люди добрые». Кто первый найдёт, отправит вас в мир лучший без сантиментов.
С напряжением и недоверием я спросил:
- Как вы будете убеждаться в адекватности?
- Расслабьтесь, успокойтесь, - попросила она мягким даже нежным голосом и объяснила, – мы проведём с вами тестирования. Просим отвечать на вопросы правдиво - это и в наших, и в ваших интересах.
- Здесь был безопасник, чем вы отличаетесь от него?
- Более разносторонним подходами и научным обоснованием, - многообещающе и ободряюще улыбнулась она. Её тон пронизала достоинство и самоуверенность.
- Ну, а если я окажусь в лежачем положении на пляже, и кто-то спросит: почему у меня большая задница, что я должен ответить.
- Что это военная тайна, - сказал он откровенно смеясь.
- А если симпатичная молоденькая девушка спросит меня: откуда, куда, чем занимаюсь?
Она все еще улыбалась, но ответила серьёзнее:
- На пляже вы просто так лежать не сможете, вы сможете лежать на пляже лишь по заданию. Девушку вам лучше подобрать из нашей системы – у нас получаются очень прочные браки, не смотря на любые катаклизмы. А при лежании на пляже по заданию у вас будет легенда, и вы, к примеру, сможете ответить, что приехали с уральского индустриального города Челябинска, где работали инженером, отчего зад и отрос.
После данного её высказывания мужчина подсунул мне лист, полностью заполненный мелким шрифтом:
- Но для начала вы должны подписать бумагу.
Я поинтересовался:
- Любопытно о чём это?
- С той минуты время которой вы поставите рядом с подписью, вы не имеете права ничего никому никогда нигде рассказывать о вашей дальнейшей деятельности или о той информации какую вы могли бы узнать в нашей организации.
Я завизировал обязательство о неразглашении в 12 часов 32 минуты.