Записки сельского еврея

   
Читателям "Записок".
  Почти все персонажи книги говорят не на чистом украинском,а на суржике - широко распространенной на Украине смеси украинского с русским. Я столкнулся с определенной проблемой -  что нужно переводить на русский, что и без перевода понятно российскому  читателю?   

  Поэтому буду очень рад вашим комментариям и замечаниям по этому поводу (да и любым замечаниям). Благодарю вас,друзья.


От редактора

     Эти записки попали к читателю по довольно странному стечению обстоятельств в котором, как теперь видится, все же чувствовалась рука всевластной судьбы. В селе Бычки учительствовал молодой еврей (что, согласитесь, не совсем естественно). Преподавал он русский язык и литературу и квартировал у бабы Кати. Доныне вспоминают бывшие колхозники, как часами лежал на диване или на старой раскладушке в осеннем саду, читал какие-то книги и, сквозь дремоту, слушал, как ударяют о землю поспевшие груши, а рядом блаженно жужжат вкушающие свежий сок осы. Иногда с серьезным видом записывал что-то в толстой тетради. Кто в селе может пройти мимо таких явных отклонений? Баба Катя с полным на то основанием полагала, что ее квартирант, как и многие люди с дипломом о высшем образовании, немного не в своем уме. Ни отремонтировать забор, ни наточить сапку он не умел, а если и пробовал, то проходившие мимо сэляны* долго и красочно рассказывали об увиденном. Иногда он слал в город телеграммы нехитрого содержания:«Зайчик, я приеду в субботу»,  или «Зайчик, я в субботу не приеду».
     После отъезда квартиранта баба Катя еще долго топила печь его бумагами, пока в селе не появилась молодая учительница. Долгими зимними вечерами дивчина со скуки увлеклась чтением тетрадей, написанных труднодоступным почерком, а потом показала их своей подруге. Вскоре записки попали в городскую литературную компанию и стали популярным чтивом в среде местных литературных гурманов. Наконец,  достигли столицы и, в конце концов, появились в печати и даже начали пользоваться успехом. Ибо что может быть экзотичнее, чем столкновение еврейского рационализма с языческой украинской чувственностью? И не удивительно поэтому, что даже пользуясь достоянием величайших еврейских умов – Маркса, Фрейда, Маслоу и М. Айнриса автор так и не сумел постигнуть бездны греха украинской женщины.


Сэляны - крестьяне

Записка первая.

                Знакомство

     Не без опасений приступаю я к описанию своего сельского "учителювання". Не был я, понятное дело, отличником народного образования, не награждался медалями и грамотами. Да не о том мои переживания! Начиная эту повесть, автор скромно мечтает об одном – не вляпаться в историю, где будут задействованы районо и разъяренные учителя. О-о-о ! Я очень, очень ясно вижу какую-то заслуженную учительницу, ее выпученные глаза и гневно раскрытый рот с золотым зубом, поставленным на льготных условиях. А там и до облоно дойдет! Только этого мне не хватало! Или меня мало тягали по разным «коврикам»?! Или мной еще не досыта занимались, или меня еще не вдосталь поимели эти откормленные дяди и тети?!
    А я ведь хочу открыть украинский провинциальный космос! Дайте мне свежее украинское язычество, давайте сюда купальских дивчат, заговоры, ведьму мне дайте, дайте домовика!
Я вам открою украинский провинциальный космос! Туда, туда, где проворные школярики зажимают одноклассниц, которые в ответ пронзительно и довольно верещат. Туда, где восьмидесятилетние бабы провоцируют на изнасилование!
    Автор, кажется, видит сельскую Украину несколько односторонне...
- Ну, жидюра, ты дограешся, б..! – выныривает морда с патриотически стилизованными козацкими усами.
    Доиграюсь, конечно! Но в самом-самом конце меня спасет украинский провинциальный космос!
В год короткого царствования Андропова я ступил на порог средней школы села Бычки. Ого-го-го! - не вчера эта было! Юность моя, ко мне!
    Директору было лет тридцать, он встретил меня дружеским пожатием руки и теплой улыбкой. Теплой?! Куда там! — в его глазах прямо-таки горел восторг, а рот то и дело раскрывался, словно директору от радости не хватало воздуха. Увидев перед собою такого потрясающе щирого и дружелюбного начальника я тут же согласился вдобавок к русскому преподавать в Бычках украинский и немецкий языки, физику и физкультуру. Да и вообще я пообещал директору по первому же зову преподавать в Бычках все предметы, кроме традиционно противопоказанных советскому еврею уроков труда.
    Как только директор получил мое согласие в нем тут же произошли неприятные изменения. Его улыбка стала кислее, а через несколько часов перешла в гримасу откровенной гадливости.
Я ничего не понимал - себя я считал «приятным во всех отношениях» молодым человеком.
    Чиновничья тварь! Если ты читаешь эти строки, постарайся понять, кто ты. Ты – скотина! В земной жизни ты непобедим и все последующие годы это полностью подтвердили. Но где то там, в небе, у господа, есть, думаю, какой-то специальный ад для чиновников. Там, там из тебя сделают человека!

    Моя первая зауч не была, быть может, идеальной красавицей, но для меня она была и сексбомбой, и полесской ведьмой. Когда знакомишься с молодой сельской украинкой, то сразу чувствуешь, что вскочил в лес, полный очаровательной нечисти. Я тут же ощутил знакомое страстное томление и восторженно впился в воинственно выступающие под блузкой упругие молодые груди и гордо поднятый чуть вздернутый носик – носики такого рода я всегда предпочитал часто более утонченным восточным носам моих соплеменниц. Что же до ее ног, о! - тут преимущества украинок были еще более очевидными! Да и вообще она была «мой тип» женщины – так я тогда называл особ, которые через два часа знакомства превращали меня в тряпку.
- Вы будете житы в сели чи йиздыты ?*  1. 
- Я хотел бы жить в селе... (так я буду ближе к тебе, моя мавочка)*  2.
- Тоди пидем, попытаемо, може хто визьме.*  3.
    И мы шли, и я смотрел на ее груди и ноги. И мы пришли к первой хате и из нее вышла баба и сказала,что «не визьму його, бо живу одна »   И я ничего не понял, и мы пошли ко второй хате и вторая баба сказал, что не «визьму його, бо одна». И третья баба сказала, что «взяла б, взяла, но одна я». И я понял – бабы боятся, что село припишет им горячую любовную жизнь с молодым учителем. И тогда мы пошли к деду и он взял меня на квартиру, не боясь сплетен, потому что украинские села даже в конце двадцатого века ничего не слыхали о гомосексуализме.


 1.Вы будете жить в селе или ездить?
 2. Мавка - образ украинской мифологии, прекрасная лесовичка. Героиня одного из  лучших произведений украинской литературы  - "Лесной песни" (автор - Леся Украинка)

 3 Тогда пойдем, спросим, может быть кто-нибудь возьмет




                Записка вторая

                Директор


    Мой первый директор представлял собой вечный, неуничтожимый ни при какой власти тип чиновника. Это был весьма "успешный" человек, как сказали бы сегодня. Учеба и воспитание детей для него не значили ничего – его страстью были педсобрания, разносы учителей, школьные построения и объяснительные записки.
Всем известно, что лица наших руководителей часто необыкновенно напоминают свиные хари. Один мистик мне вполне всерьез сказал, что это тайный знак – в следующем рождении они будут свиньями. Мой директор имел типичную раскормленную аппаратную физиономию и осанку с подчеркнуто выпяченным задом, как у многих сельских начальников.
Школу он воспринимал как временную неприятность. Сердце его принадлежало деньгам и власти, а такая мелкота, как учителя и ученики вызывали сильное раздражение. Он не отвечал, когда с ним здоровались, никто не слышал от него «дякую»*1 или "выбачтэ"*2 .
    Помню, как он распорядился золотом для протезирования зубов. Несколько учительниц пенсионного возраста, копаясь в опустевших ртах, не один год молились на все не нисходившего в школу золотого тельца. И вот появляется директор и торжественно сообщает:
 - У нас хороша новость ! В школу прыйшло золото для протезированья зубив.
Пенсионерки взлетают и обмирают.
- Предлагаю  виддать його мени*3. Хто "за"? Хто "проты"?
Несколько пенсионерок набираются духа и голосуют против.
- Единогласно! – показывая крепкие зубы украинского бюрократа и на десятилетие опережая эпоху смеется наш школьный олигарх.
       В начале учебного года я получил высокое и ответственное, но совершенно невыполнимое задание – изготовить  классный "куточок»4*. О том, что я сам сделаю этот «куточок» не могло быть и речи - ни разу в жизни я не мог правильно заполнить ни одну официальную бумагу, а тут нужно было создать ее самому! Я всегда был уникальным дебилом в формальных делах и, по сути своей, и не мог быть иным. Классный "куточок"! От одного только этого названия меня тошнило! Я попытался забыть о бюрократическом вздоре,  но куда там! – разъяренный рев директора не позволял мне этого сделать – на его глазах попирали святыню! Вскоре он и старые учителя жестоко вздули меня на педсовете.
       Дома я разрядился короткой рифмованной истерикой:

Они мне говорили
Все то, что говорится
Таким, как я обычно.

Гул громкий от пощечин
Стоял, мешая думать,
Ответить не давая.

Я передать не в силах
Законность их поступков,
Ответственность решений!

Их челюсти сильнее
Моих интеллигентских
Расслабленных коленей.

О, эта сила челюстей!
Набыченность могучих шей!
В них — опыт поколений!

       Непостижимым было то, что дети тоже начали злиться, хватали меня за руки и требовали «куточка». Их странная «ответственность» неприятно поразила меня.
Так начался мой конфликт с директором. К моему и его несчастью он в первые дни играл со мной роль современного раскрепощенного демократичного человека и теперь никак не мог убедить меня в том, что он таким человеком совершенно не является. Вдобавок, я заикнулся при нем о Сахарове и он мигом просек мою гнилую диссидентскую душонку.
       Беседы Щуки и Карася протекали примерно так.
— У мэнэ сложилось   впечатление, що вы - людина абсолютно  безответственна  и несерйозна. Дойшло до того, що диты приходылы до мене жалуваться на   вас — ихний клас единственый  не мае класного куточка! Диты хочуть знаты свои обязанности, а про ци обязанности  им  розкаже их куточок!*5
 - Михайло Степанович, то, что дети приходили жаловаться на такое, это, скажу вам честно, ненормально для их возраста. Зачем, спрашивается, им этот уголок  с расписанными обязанностями физоргов и старост? Они же прекрасно знают, что никаких физоргов и старост в школе не существует! Дети ненормально развиваются…И почему вы считаете,  что я не работаю? Я вам сейчас прочитаю стихотворение, которое написал у меня Бондарчук…
-  До мэнэ доходять слухи, шо вы учите дитэй неизвесно чему! Мени страшно за вас и за учнив!  Вы повнистю зныщили класный журнал!*6
-Ну что такое классный журнал, Михайло Степанович? Всего лишь бумага…Никакого отношения к развитию и воспитанию ученика она не имеет…
- А чому вы так говорытэ про бумагу?! З бумаги книжки делають, а книжки мають вэликэ воспитателнэ значение! Вы, як филолог, должны цэ понимать!7*
       Где мой директор  обучался софистике? Это естественная культура чиновников или они усваивают ее от какого-то  вышестоящего начальника?!
- Но, Михайло Степанович,  бумага, в таком варианте  настолько всеобъемлюща, что никакое частное применение ее невозможно.
- Що?!*8
- Лучше было бы дать ученикам саму бумагу, а не уголок, потому что функции бумаги намного шире.
-- - -Як цэ понять?
 Уголок, в отличие от бумаги, может влиять только на часть учеников. Всех он не воспитает. Априори!
- Кого?!
-  И тут возникает дилемма — полностью воспитать часть класса или частично воспитать весь класс?
- Шо вы мени...*9
-Справедливей, видимо,  частично воспитать весь класс. Но прогрессивней наоборот - полностью воспитать часть класса.
 - Як?!*10
 - Вот именно! Статистических исследований по уголку насколько мне известно, пока нет. Поэтому где гарантия, что эманации уголка можно однозначно интерпретировать в процессе формирования информационных потоков идущих на реципиентов?
 Куды?!*11
 - Реципиентов, - в эмпирическом контексте — детей. В европейском контексте, если угодно — киндеров. По крайней мере мягкая абсорбция невоспитанной части в воспитанную часть без рациональной интерпретации становится совершенно гипотетической.
       Вскоре директор перестал вступать со мной со мной в теоретические дискуссии и перешел на простое хамское : « Вы тут нихто! Замовчить и йдить на уроки!». *12
       Мне стало совсем туго. Сила чиновника в том, что он не боится выглядеть идиотом, а с идиотом - как спорить? На интеллигентские стенания он отвечает оскаленными клыками могучего вепря, с другой стороны – да, интеллигенция всегда проигрывает, но разве она когда-нибудь окончательно сдается?!

       Наблюдая за тем, как председатель колхоза и некоторые бригадиры общаются с рядовыми колхозниками я увидел замечательную физиогномическую игру, удивительно напоминающую мимику павианов в «Мире животных» и несколько недель ежедневно отрабатывал «лицо бригадира» Еще большее впечатление на меня произвела  лексика и интонации диалогов, которые ежедневно происходили между сельскими начальниками и плебсом. И, однажды, когда директор устроил мне очередной разнос, я набрал в грудь воздуха :

- Що  вы вид мене хочете?!*13  – гаркнул я
       Директор с интересом вгляделся в мою, излучающую теперь непроходимую тупость физиономию, словно заметив что-то родное и близкое. В его лице мелькнула даже тень уважения и тут же растворилась.
— Тильки одного, — щоб вы були ответственным  и училы дитей!*14
       Я отступил, побежденный примитивом, но фраза «Що вы вид мене хочете?!» уже была серьезным прорывом в взлелеянную в мечтах дебильность. Филолог я или нет? Овладеть идиотской манерой спорить и я буду выигрывать эти дуэли! И некоторое время спустя, когда директор в учительской в очередной раз громил меня я вкрадчиво спросил :

— Михайле Степановичу, я хотел бы конкретнее понять   — чего вы от меня хотите?
-Тильки однэ   – ответила бюрократическая машина, - шоб вы були ответственым   и училы дитей!
-А я так их и учу! – это была моя домашняя заготовка
- Погано учитэ!*15 – не задумываясь ответила Щука.
 - Нет, я добрэ учу! – я немыслимо напрягал в себе весь возможный кретинизм.
Директор на секунду задумался
 - Но можна лучше? 
. –Ну, конечно можно ! – радостно взвизгнулось, потому что был уверен, что победил.
—  А головне — потрибно лучше! И набагато  ответственнише! От этой  ответственности вам и не хватае! Ее у вас абсолютно нэмае! *16
       И Щука от удовольствия даже похлопала меня по плечу.
       Что до бумаг, то тут директор был кое в чем был прав. У меня обнаружился прямо-таки физиологический талант уничтожать школьные журналы. Я делал в них неописуемое количество нелепостей, всегда записывая что-то не туда и не то. Описки я старательно исправлял, делая при этом новую серию описок и так до бесконечности. Ни один двоечник не имел таких тетрадей, какими стали после моих записей школьные журналы. Тяжелее всех пострадал журнал шестого «Б» - этот класс удостоился чести иметь меня своим классным руководителем. Ярость директора, который каждый день видел мои бесстрашные упражнения в чистописании перешла в ужас – приближался день приезда комиссии из районо. Директор иногда даже терял способность скандалить, а когда открывал журнал шестого «Б», то застывал в каталептической неподвижности и остекленело смотрел в пространство. Школа трепетала - шли слухи, что во главе комиссии приедет сам Стецюра. «Вин може зйисты людыну»*17 - говорили учителя.
       Итак, день комиссии приближался и я все настойчивее работал с классным журналом. И, мало-помалу, мои мысли начали принимать вполне определенное направление – от неаккуратности я созревал к преступлению. Все ярче и ярче я видел, как изничтожаю этот журнал. Обычно я видел его в школьном туалете. В туалет – раз, и все!
       Опыта в таких делах у меня не было, и, конечно, все бы догадались, чья это работа – ведь ни у кого не было таких тяжелых отношений с журналом. Комедия, таким образом, имела шансы окончиться довольно драматично.
       Выручила меня наша уборщица. Каждый день эта пожилая женщина наблюдала за тем, как я насилую журнал, и, однажды, словно добрый ангел выросла у меня за плечами.
- Бувае*18  так, шо в школи пропадае журнал – напряженным голосом сказал она. -Так это не дай бог! В Михайловци пропав журнал, так прыихала милиция с собаками. Не дай бог, щоб пропав журнал – будуть шукать  *19
       Мы посмотрели друг другу в глаза.
       Доныне я благодарен этой женщине. Так называемые простые люди – большие психологи – в этом я не раз убеждался. А к маленьким слабостям человеческим – (украсть немного у государства или уничтожить журнал) они относятся спокойно.

 
1.Дякую -  Спасибо 
2.Выбачте - извините
3 Предлагаю отдать его мне
4 Классный куточок - классный уголок
5 У меня сложилось впечатление,что вы - человек абсолютно безответственный и несерьезный. Дошло до того,что дети приходили ко мне жаловаться на вас - их класс единственный не имеет своего классного уголка. Дети хотят знать свои обязанности,а про эти обязанности им расскажет их уголок.
6 Мне страшно за вас и за учеников. Вы полностью уничтожили классный журнал
 7 А почему вы так говорите о бумаге? Из бумаги делают книги, а книги имеют большое воспитательное значение. Вы, как филолог, должны  это знать!
8 Что?
9 Что вы мне...
10 Как?!
11.Куда?!
12 Вы тут никто. Замолчите и идите на уроки
 13 Чего вы от меня хотите?
14 Только одного - чтобы вы были ответственным и учили детей
15 Погано - плохо
16 Потрибно - нужно, набагато - намного
17 Он может съесть человека
18 Бувае - бывает
19 Прыихала - приехала,   будут шукать - будут  искать 

 
                Записка третья


Восьмой класс

       Доныне мне снится тот восьмой класс. В этом сне я часто вижу себя в поединке с Мыколой. В руке у меня молоток, Мыкола обороняется коротким поленом. Финал этого кошмара разный – иногда я вырубаю Мыколу, иногда он неотразимо лупит меня по голове.
       В школу после педагогического я шел внешне строя из себя скептика, но в душе не сомневался, что как только войду в класс и скажу:«Ребята, сейчас мы с вами войдем в неповторимый мир русской литературы», как целый конвейер Пушкиных, Шекспиров и Лесь Украинок заработает в школе благословенного села Бычки. Одного я не мог понять – почему этого до сих пор до не сделали мои предшественники?
       Учебный год начался с того, что всю школу отправили на уборку хмеля и там меня поджидали первые неприятные впечатления. Дело в том, что сельский ребенок может часами рвать хмель, втупившись в одну точку, при этом на лице его не отражается ни одна мысль, что никак не совпадало с моими грандиозными планами о беспредельном интеллектуальном развитии учеников. Сам я, как всегда, очень быстро почувствовал, что больше получаса физической работы в день не выдерживаю и привычно  переключился в сферу духа. Вскоре я нашел яркие исключения среди всеобщего однообразия. Это были восьмиклассники Степа и Мыкола. Мыкола был костлявый, задиристый парень с вечно наглым и  вызывающим выражением лица. Физически он был слабоват, зато дух... Уже потом, когда он съел все мои нервы, я стал замечать в его лице что-то от Керка Дугласа в роли Спартака. Мыкола так же задирал нижнюю губу, а когда Мыкола задирал губу все методы педагогики можно было засунуть в одно место.
       Степа был маленький шатен, с большими губами и зубами и узкими злобными глазками – такой себе колхозный чингизханчик. Итак, я обнаружил две демонические личности и вскоре появился на поле с томиком Байрона, надеясь всколыхнуть столетиями нетронутые глубины.
       Я прочитал во время обеда несколько стихотворений, которые понравились девочкам, но кто их заинтересовал – Байрон или молодой учитель сказать было непросто. Вскоре к нам подошли Степа и Мыкола.
       Девочки от моего чтения постепенно начали скучать, но на лице Степы я неожиданно увидел живое выражение. Он думал!

 
Я счастлив, пери Запада, что вдвое
Тебя я старше, что могу мечтать,
Бесстрастно глядя на лицо такое...

с большим подъемом прочитал я.

       В этот момент Степа неожиданно громко отрыгнул. Я мысленно искренне посочувствовал такому публичном позору и, не подавая виду, прочитал еще две прекрасных строки :

Что суждена мне жизнью благодать
Не видеть, как ты будешь увядать...

       С этого момента отрыжка Степы стала непрерывной и виртуозной, он владел ею, как курский соловей пением и я вскоре понял, что это – своеобразный вид художественной отрыжки. Я сказал:« Вы познакомились сегодня с творчеством великого Байрона» и захлопнул Чайльд-Гарольда.
       Но демонические стихии уже пробудились и в душах, и в природе – надвинулась гроза.
       Из всех народных примет самая надежная - примета о низком предгрозовом полете ласточек. И они таки появились. Причем летали настолько низко, что вызвали большой интерес Степы, который сбросил пиджак и сделал несколько попыток сбить ласточку прямо на лету. Мыкола готовился присоединиться к нему. Я собрал в себе остатки педагога:
- Степа, ласточка все-таки живое существо…
       Степа взглянул на меня, как на жабу, и, схватив камень, швырнул его в ласточку, но, к счастью для себя, не попал. Сухомлинский, который был непримиримым  врагом телесных наказаний, вмиг выветрился из меня и остался один Макаренко, который такие наказания, в принципе, признавал. Через секунду я уже был рядом с неординарной личностью и изо всех сил с огромным наслаждением тянул ее за ухо. Степа заверещал, как то особенно противно раскрыв свой большой рот. Но при этом он сумел свободной рукой стащить с меня берет и провыл,переходя на «ты»:
–Пусты!* Кину!
-Только...попробуй... паскуда!
-Кидаю! Кидаю!

        Мой берет на глазах у восьмого класса плавно опустился в грязь.
        Так мы и стояли со Степой некоторое время, образовав своеобразную скульптурную группу, которую можно было бы назвать, допустим,  так :
«Учитель, который тянет за ухо ученика, который только что бросил берет этого учителя в лужу».



 Пусты* - пусти



                Записка четвертая.

                Методика


       Каждый педагог проходит через гамлетовское «бить или не бить» учеников. Прошел через него и я. И решил вопрос однозначно – бить.
       Били в школе почти все учителя, причем у каждого был свой метод.
       Химик, преподававший старшеклассникам, бил короткими мощными сериями – два-три точных боковых по челюсти и завершающий прямой в подбородок. Дети очень уважали его и когда он начинал мордобой веселился весь класс, в то время как жертва обычно энергично и мужественно оборонялась.

       Учительница физики в мордобое сочетала непосредственность и какое-то прямо цирковое мастерство. Дети клялись мне, что она, не подымаясь  со стула, точно попадает  туфлей в голову  ученика, сидящего на задней парте.

       По-сути, недостойным было поведение только преподавателя гражданской обороны, у которого были несомненные садистские наклонности. Если кто-то приводил нашалившего ученика в учительскую, преподаватель гражданской обороны подкрадывался сзади и оттуда наносил жестокий удар по шее, при этом учитель- извращенец оргиастически выпучивал глаза.
       Впрочем, такие позорящие метод сцены случались редко - в основном все делалось гуманно, органично и даже творчески.
       Почему ученики у одного учителя ведут себя прилично, а другого имеют как хотят — вопрос трудный. Дети  ответа на него не знают и отвечают загадочно:
«Мы у нього балуемось» или «Мы у нього сыдымо тыхо». *1
       В школе был старый учитель, преподававший  астрономию, бывший партизан, человек уважаемый, очень неслабый, учеников, однако,  и пальцем не трогавший. Учителя и директор побаивались  с ним ссориться, тем не менее на уроках у него дети играли в настольный теннис и волейбол, а несколькими годами позже, во время перестройки приохотились   взрывать петарды.
       Люди, прошедшие войну, по особенному воспринимают звуки, о ней напоминающие. Самый большой   и хорошо подготовленный взрыв произошел во время урока астрономии точно в момент, когда старый партизан с большим  энтузиазмом повествовал о Большом взрыве. Астроном выполз из класса с  сердечным приступом.
       Попадались, конечно, в школе учителя, которые учеников вообще не били, при этом имели вполне сносную дисциплину. Увы, мне в первые годы учительства такого счастья не выпало.
 
            Директор, который сразу понял, что без мордобоя я с учениками не справлюсь, поделился со мной личным опытом.
- Пидходьте ззаду, берить учня за вухо и сыльно тянить уверх. Учень починае пидийматись , тоди резко тянить вухо вниз. Со стороны почти ничого не видно, всэ виглядае солидно, а биль сильнишый, чим от удару 2 *
        Классическим, старым добрым приемом телесного наказания в украинской школе считается удар книгами по голове. Бьют как одной книгой, так и сложив вместе несколько учебников. Этим ударом знания, так сказать, символически вбиваются в  ученическую голову.Удар этот необыкновенно респектабелен, я не знаю случая, чтобы кто-то из учеников сильно обижался на учителя, который нанес его. К сожалению, после школы я был слишком настроен на оригинальность. Я считал, что этот удар слишком банальный, сельский, традиционный – тогда я еще не умел ценить таких маленьких, тихих радостей жизни. 
 
        Не менее общепринятой является атака ученического уха. В  украинской педагогической традиции считается, что с ухом можно делать что угодно – выкручивать, медленно тянуть, резко дергать, изо всех сил сжимать и т. д. Увы, ухо непонятно почему казалось мне органом драгоценным и хрупким и драл я его только тогда, когда меня доводили до белого каления. Не уверен, но, возможно, это какие –то бессознательные еврейские инстинкты, принуждающие видеть в каждом молокососе будущего выдающегося скрипача.
        Начало учебного года ознаменовалось оригинальными коллективными инициативами Степы, Мыколы и Богдана из седьмого класса. Ночью они подпилили во дворе одинокой бабы хату, притом так продуманно, что дерево упало на старенькую хибару и выбило окна.
        Этот случай привел меня к теории, которую я мысленно назвал концепцией «решающего воспитательного удара». Таким ударом мне представлялся удар не предельно сильный и не вредный для здоровья ученика, но и далеко не слабый и, при этом, наполненный каким-то особым глубинным смыслом. Под влиянием такого удара ученик склада Мыколы, Степы, Богдана должен был наконец осознать себя тем, кем он есть – маленькой свиньей. А еще – почувствовать себя слабым, беззащитным, обиженным, покинутым, ощутить потребность в любви и сочувствии. Но как не всякому дано дарить незабываемые поцелуи, так не всякому на роду написано наносить решающие воспитательные удары. Себя я не считал способным нанести такой удар – тут нужны были первозданные душевные cилы и свежесть.      
        Ученики, тем временем, долбали меня в хвост и гриву, а директор вопил, что во время моих уроков стоит крик на всю школу. Оглядевшись вокруг, я возложил свои надежды на молодого биолога, который только приступил к работе. Биолог пришел в школу уверенным, оптимистичным, свежим, нерастраченным и не мог не столкнуться на своем пути с нашими корсарами из восьмого класса.
       Первый контакт состоялся опять-таки на поле – биолог обнаружил в копне сена блаженно раскинувшегося Мыколу.
- Ты з якого класу? *3
- А яке ваше свиняче дило? *4
- Та я тэбэ…
- Вы мэнэ х.. догоните!
       Богдан оказался прав. Биолог, несясь за ним по полю, за что-то  зацепился , кувыркнулся, и чуть не остался без глаза.
       Несколько уроков в восьмом классе биолог провел, не жалуясь и ничего не рассказывая в учительской. Наконец, на перемене он отвел в сторону Степу

- Степан, кончай ерундой займатись, бо...
- Пошов ты на... коротко ответствовал Степан
- Ага… Ну, то пидэмо в майстерню.*5
- Пашли!

        Степа всегда принимал вызов! Я, исполненный надежд лицезреть решающий воспитательный удар, пошел за ними.
        В мастерской биолог не стал заниматься морализаторством, оно было ему чуждо – он был свежий естественный молодой человек и сразу же нанес Степе отменный удар в живот. Степа тут же не  упал, а прямо-таки подрезанным деревом замертво рухнул на пол, и начал  не корчиться, а буквально биться в диких судорогах.
- Стьопочка, ты шо, ты шо ?!!- взвыл потрясенный биолог
- Грыжа...вызывай скорую…здыхаю!
        Биолог пытался заговорить Степу, становился перед на колени, но тот пустил слюну и перешел к агонии! Немало мы пережили за те короткие минуты.
        Сдался Степа только тогда, когда биолог предложил ему сигарету с угольным стержнем. Тут он устоять не мог, потому что никогда не видел такой сигареты, но много слыхал о ней. Степа не спеша прекратил агонию, поднялся, важно принял из рук биолога сигарету и долго курил, глядя вдаль и, наверное, представляя себя тем непобедимым суперменом которым он станет, когда вырастет.

***
        «Скажи мне, как ты бьешь, и я скажу, кто ты», «Стиль битья – это сам человек! » - таких афоризмов можно создать бездну. Поняв, что решающий воспитательный удар не для меня, и обдумывая, как  справиться, точнее - расправиться с учениками я с грустью увидел, что авторитет директора и большинства учителей держались на занудном морализаторстве и ненавистной мне чиновничьей надутости. Важно - нудотные интонации воспринимались моими маленькими колхозниками за чистую монету, я же выглядел в их глазах человеком совершенно несолидным и сомнительным.
        Официозное морализаторство было мне противным, применять его я не хотел, но все же, убедившись в том, что нотации – большая сила я начал продумывать еще одну, специфическую методику. Испытал я ее на Мыколе, опять таки на колхозном поле, только в этот раз на сборе картофеля.
        У нас как раз появилась молодая учительница математики – высокая стройная девушка с длинными русыми волосами. Мы сидели на стволе поваленного дерева, рядом тихо шелестел лес, настроение у нас было довольно романтическое, чего наблюдательные Степа и Богдан не могли не заметить. Они шепнули что что -то подошедшему Мыколе и вскоре мы увидели поблизости три ехидные физиономии, услышали наглое ржание и фразу : «Нэпогана баба! Я б ее…!» *6 - поразительно, что, сельский подросток в свои 14 лет нередко высказывается и рассуждает, как уставший от жизни и алкоголя сорокалетний жлоб.
        Юная математичка растерянно и испуганно улыбнулась и с надеждой посмотрела на меня. Я промымрил что-то типа:
- Мальчики, ну где ваша культура? - в те времена я еще верил в то, что каждое слово и движение учителя навсегда запоминаются учениками и вечно будут играть роль в их взрослой жизни.

         Хлопцы отошли и…начались состязания в метании картошки, которая, само собой, летела в нашу сторону. Наконец, Мыкола больно попал мне в ногу.
         Я поднялся со ствола дерева и подошел к нему.
- Николай, - сказал я тихим, мягким голосом. - Ты, вероятно, попал в меня случайно. В таких случаях надо сразу же извиниться…
- Ну ни фига соби!- цыркнул Мыкола. - Буду я перед всяким извиняться. Вы багато захотилы!  *7 
         Я почувствовал, что пробил час испробовать мою новую методику. Мне даже показалось, что эхо от пощечин, которые получала Мыколина физиономия пошло по всему лесу. Математичка отошла в сторону. но в ее глазах светилась тихая радость. Богдан и Степа бегали вокруг меня и верещали:
- Нэ маете права! Мы идэмо в милицию! 8 * – и т. д. - все то, что ученик во все времена считает самым эффективным в своей извечной борьбе с учителем.
        Ну, а педагогически новым было то, что лупя Мыколу я, насколько позволяло  дыхание, поучительно вещал:
- Николай… прошу тебя…будь хорошим… ! учись… государство дало тебе все…! ты скоро станешь сменой своих родителей… только занятия спортом!... только учеба…!
        Мыкола вырывался, приседал, уклоняясь от ударов, одновременно с этим, как я заметил, с интересом прислушивался. По-моему, этот наполненный идеологией мордобой на какое-то время довольно положительно подействовал на него.


1. Мы у него балуемся . Мы у него сидим тихо.

2.  Подходите сзади, берите ученика за ухо и сильно тяните вверх. Ученик начнет подыматься, тогда тяните вниз. Со стороны ничего не видно, все солидно выглядит, а  боль сильнее, чем от  удара
3 Ты из какого класса?
4 А какое ваше свинячье дело?
5 Пидемо в майстерню - пойдем в мастерскую
6 Непогана - неплохая

7 Ни фига себе. Вы много захотели.
8 Нэ маетэ - не имеете

                Записка пятая.

                Дед


        Прозвище деда, у которого я жил на квартире, было Миттеран. Бычки были наполнены прозвищами масштабными и амбициозными. Тут жили Менделеев (крупный местный самогонщик), Пеле, Одиссей, Капица, Геракл, Изаура и другие известные личности.
      Прозвище было удачным – дед очень увлекался политикой, более того - он был политиком в самих глубинах своего сердца. .
Первое впечатление от деда было колоссальным.
Устраиваясь на квартиру, я спросил его об оплате. Дед несколько секунд с какой-то невыразимой нежностью смотрел на меня и вдруг решительно воскликнул :
-Грошей -  нэ визьму!*1
         «Простой человек!» - подумал я, млея от восхищения, и с большим трудом всунул старому десять рублей.
          Дед был разведен, годами жил одиноко и это выработало у него привычку разговаривать с домашними животными. Наши комнаты были рядом и я часто слышал дедовы монологи и диалоги:
-Мяу!Мяу!Мяу! – обращался к деду голодный кот.
-Подождеш! – сурово обрывал его дед, - та подождеш! Ни х.. нэ робиш!2*
        Дед, по его словам, только раз в жизни имел контакт с людьми с высшим образованием. Это было пятнадцать лет тому, когда два заезжих пьяных райцентровских журналиста ночевали у него и «пообсцикали постель».
        Несколько недель мы жили с дедом душа в душу, но вскоре в воздухе начало витать что-то непонятное. Я поинтересовался, - не следует ли мне платить за квартиру больше денег? Дед приоткрыл мне свой замысел.
- Еврейчики люблять поисти нэ багато, но вкусненько. Ви пойисте и я коло вас пойем.*3
        Но поесть около меня деду не было суждено. В то время я увлекся радикальным сыроедением – я ел крапиву, листья смородины, весенние листья березы, а о мясе и речи быть не могло. Потрясенный дед некоторое время по инерции все еще восклицал :"От, я так и знав!, - еврейчики любят пойисти не багато, но вкусненько!" но вскоре понял, что взлелеянную в мечтах дорогую колбасу он при мне не попробует. Да и как я мог предложить яд своему дорогому хозяину?!
        Когда же я посоветовал деду пророщенные зерна пшеницы в качестве средства борьбы с лысиной он воскликнул :
- Я що – пташка?!*4
        И на некоторое время перестал со  мной разговаривать. Если же я пробовал заговорить с ним о его любимой политике дед холодно молчал или отвечал одной и той же фразой:
-Моя политика – в тарилци*5
        Без сомнения, старый плут ни на секунду не верил, что я питаюсь так для здоровья, но, ненавидя меня, возможно и восхищался «хитрою жидивською экономиею».
        Однажды я проснулся от голоса деда. Дверь в его комнату была открыта и я увидел, что дед сидит на постели и разговаривает сам с собой:
- Не по адресу попав, та не по адресу попав! Вин знае полежать, почитать книжку… вин хоче и квартиру иметь, и денежки зберэгты ?!* 6
И, энергично рубнув воздух ладонью, дед резюмировал :
-Так нэ буде ! Та так не будэ!7*
        Вечером я попробовал всучить деду двадцать пять рублей.
-Грошей - не визьму! 
Но спустя некоторое время дед взял деньги, ласково посмотрел на меня и сказал :
-Нэ переживайтэ. Изменений в поведении нэ будэ.   
        Это была любопытная тайна его души. У деда была странная и испорченная натура, чем-то очень похожая на натуру политиков. Он никогда не вел себя открыто, а играл в серьезную дипломатическую игру. Денег из рук он у меня не брал – для него это было бы слишком просто. Я должен был оставлять деньги на столе и просить забрать их. Некоторое время они лежали на виду и дед только время от времени спрашивал:
- Цэ ваши гроши? 
- Мои. Прошу вас, заберите их.
        Миттеран отрицательно покачивал головой, но потом деньги исчезали и я несколько дней плавал в садомазохистской любви деда. Но вскоре изменения в поведении повторялись и все начиналось сначала.
        Такие же маневры дед проводил со своими знакомыми и даже с домашними животными. Как-то мы сидели при свечке и со двора донесся вой нашего пса Бельчика.
  - Бельчик вые*8 - многозначительно сказал дед.
-  Почему?
- Як бы цэ вам, як образованному человеку объяснить…Ну, знаетэ.. весна.. она воздействуе на його организм… и вызывае  в нем  разные потребности...Таково повеление прыроды…
-О-о-о! Так давайте выпустим его погулять!
- С одной стороны вы правы…а с другой – чого я должен потакать його слабости?!
        Бывшая супруга деда жила рядом. Дед ненавидел ее и все время повторял, что у нее, в отличие от него, «до х-ща грошей».Но когда баба поехала в город и попросила его постеречь хату, дед согласился – частная собственность была для него священной. Вечером около бабиной хаты появилась компания хлопцев-алкашей, которые всегда не прочь что-нибудь спереть. Дед взял вилы и всю ночь дежурил под хатой. Баба вернулась из города, сказала «спасибо», но не выставила даже самогонки. Через некоторое время ей нужно было написать письмо в город и она обратилась к деду, который считался в селе большим грамотеем. Дед с улыбкой счастья согласился, но пожаловался на боль в глазах, потом откладывал и откладывал написание письма и, наконец, написал неправильный адрес на конверте.   
        Постепенно я пришел к выводу, что Миттеран день и ночь следит за поступками односельчан, анализирует их и постоянно стремится быть «политически адекватным» по отношению к их «положительным» и «отрицательным» действиям.  Приятели его постоянно менялись, он то и дело "приближал" и "удалял" их, то ласково улыбался, то делался как кремень, давал в порядке стимула какую-то лопату, а потом, вводя  санкции, забирал ее и так бесконечности. 
        Видя, что я не перехожу на «людську еду *9 дед сосредоточил свою политику на том, чтобы я обеспечил его дровами, которые учителям доставалось бесплатно. Естественно, сказать об этом прямо  для него было совершенно немыслимо. Через некоторое время я понял, к чему  неутомимый интриган стремится на этот раз, пообещал привезти дрова, но тут же забыл о таких мелочах. Дед перестал топить печь, мы не готовили и сидели при четырех-пяти градусах тепла, что нисколько не беспокоило мою бомжевато - философскую душу. Я за своим чтением даже не замечал, что в квартире нет вареной еды и можно врезать дуба от холода.
С того времени дедовы утренние монологи стали однообразными:
- Вин що, цей хвилолог, озвирив ?!!*10
        До меня, в конце концов, дошло, я привез дрова, но было уже поздно. Мы стремительно наполнялись ненавистью и презрением друг к другу. Дед, очевидно, понимал банальную простоту моей натуры – все-таки он был человеком деятельным и демоничным, сельским Миттераном, а я -  всего лишь школьным учителем, который имел какие-то никому не нужные книжные знания. В сельской хате книги ничего не значат, да и почти везде они значат очень мало. У деда были свои духовные ценности - ненависть к бабе, интриги с односельчанами, мечты стать сельским богачом. Дед понимал свой огород, дом и вещи своего дома, а во мне было что-то, что легко обходилось без огорода, вещей и дома и даже было против них. Кроме того дед был немалым садомазохистом – ему хотелось отомстить мне и понести дальше свои оскорбленные мечты. Не знаю, что сделало деда таким – то, что он не стал главой дипломатической миссии или какой-нибудь Эдипов комплекс, но я, увы, тоже чувствовал немалую злобу к старому, сумасшедшему сельскому иезуиту.
         Получив дрова, дед через несколько дней со сдержанным торжеством сказал мне:
- Вам доведеться  шукать иншу квартиру?*11



1 денег не возьму
2 Нэ робыш - не делаешь
2 еврейчики любят поесть немного,но вкусненько.Вы поедите и я около вас поем
3 моя политика - в тарелке
4 Я что - птичка?!
5 Моя политика - в тарелке
6 Он попал не по адресу.Хочет и  квартиру иметь и сберечь денежки
7 Нэ будэ - не будет
8 Вые - воет
9 Людську - 
10 Он что, этот филолог,озверел?!
11 вам придется искать другую квартиру



                Записка шестая.


                Баба .


        Баба, у которой я жил на квартире после деда Миттерана, не умела ни читать, ни писать и никогда не была замужем.
        Когда живешь на квартире вдвоем с женщиной, то не переспать с ней почти невозможно. Осмотрев бабу, я решил, что на сей раз вариант бесперспективный – ей перевалило за семьдесят, у нее была желтая кожа и хриплое дыхание. Впрочем, выглядела она довольно стройной и почему-то всегда ходила по селу в спортивном костюме и кедах.
        Эта баба уже умерла и я не хотел бы, чтобы ее дух пострадал от той иронии, с которой я теперь к ней отношусь, но…ведь и мне с ней было не до смеха!
        Когда я собирался к бабе на квартиру, мне говорили, что у нее  "зверский характер». Такие предупреждения от колхозников, которые не придают особого значения изысканным манерам значили немало, но, на беду, я не почувствовал опасности.
– Хароший хлопец! – осмотрев меня, сказала баба. - Буде робыть так, шо аж ноги будуть пидлитать! 1*
        Эта довольно странное для квартирной хозяйки заявление ничуть не смутило меня. Я только внутренне улыбнулся – заставить меня работать физически еще никому не удавалось!
          Первый вечер прошел спокойно, меня только иногда удивлял голос бабы – то он напоминал далекий гром, то в нем ощущались интонации тигра.
        Утро началось с крика бабы над моим ухом. Но нет, это был не крик, а рев могучего зверя.
– Вставай! Вставай!!! – ревела баба.
         Я не шевелился, сразу почувствовав, что меня ожидает долгая и нелегкая борьба.
– Вставай, а то получишь! – ревнула баба еще раз.
– А что... ? Что случилось ? –- бормотал я будто бы сквозь сон и пытаясь каким-то образом сохранить  достоинство.
– «Что?!» «Что?!» – передразнила меня баба. – Гавно! Бегом до Дурня! Возьмы у нього мешок! Картоплю перебирать будем! Вставай, й-п твою мать!
– Куда идти?
          Я тогда еще не знал, что в селе есть Дурень.
– Да пошов ты к е-ной матери! – обижено гаркнул тигр и, махнув рукой, вышел из  комнаты.
           С восьми утра до двенадцати я перебирал картошку – таким образом четыре часа находился в непрерывной работе. Когда картошка была перебрана, баба, мощно дохнув мне в лицо, прохрипела :
– Тепер бижы в Колодне - там в магазине гречку дають! Та будь трохи смилиший *2 – може кого надо толкнуть! Бигом!!!
            Бегом не бегом, но я голодным поперся в Колодное и вернулся  к вечеру, нагуляв километров пятнадцать. Обеда в хате не было, более того – баба приказала приготовить картошку для нас обоих
            Я варил картошку и мне казалось, что я брежу. Я, который и самому себе  ни  черта не готовил, теперь варил картошку вполне трудоспособной сельской бабе, которая, вдобавок, ревела, как дикий зверь. Но если бы я в первый же день распрощался с бабой, то заработал бы в селе такую репутацию, что черта с два кто-то вообще взял бы меня на квартиру.
            Я внес картошку в бабину комнату
 – Ты не розимяв  картоплю! *3 - гаркнула баба.
            Услышав такое я чуть не пожелал, чтобы это была последняя картошка, которую баба ест в своей жизни. Гордый статус сельского учителя стремительно выветривался, я размял картошку и, с ужасом ощущая себя кем-то совершенно немыслимым  -   советским сельским пажом,  снова вошел в комнату. Баба возлежала в постели, важно ожидая. Думаю, что такого случая в ее жизни отродясь не было и в этот момент она чувствовала себя необыкновенно высокопоставленной особой. Исполненным неимоверного величия движением она взяла картофелину, надкусила хлеб и…
-Ти не подогрив мени хлиб!*4 – заревела старая идиотка. - Ты не учитель, а г –но!
            Не знаю, какое в этот момент у меня было выражение лица, но то,что какие –то внутренние глаза души вылезли наружу и чуть не лопнули – это точно! Если бы мои мысли материализовались, – тут бы бабе и мученический конец.
            А как мне хотелось пролить в село свет образования! Готов я был его нести и своим квартирным хозяевам! Да куда там! Если Миттеран видел во мне загадочного еврея -- Ротшильда, который должен был накормить его сказочными яствами, то баба мечтала о денщике, казачке, паже. Себя видела герцогиней, княгиней или еще кем-то в этом роде. А о чем ей было мечтать в селе?! Да уж наверное не об образовании!
            Хозяйством баба почти не занималась. У нее не было ни коровы, ни свиней, – только куры и огород, на котором работал ее пятидесятилетний племянник – баба называла его Сцикуном. Она любила смотреть «кино про багату жизнь» -- фильмы, в которых были выезды на тройках лошадей, балы, красиво одетые герои. Когда баба смотрела такой фильм могучий темперамент заставлял ее принимать в нем деятельное личное участие .
– Чего вы от меня хотите?! - восклицал какой –то слабохарактерный русский «лишний» человек, преследованный решительной героиней.
--Чего?! Чего?! – передразнивала баба,вступая в диалог.  - Тэбэ!*5
 
             Я с юных лет имел неприятный дар высвобождать в садистах их склонности, а потом долго и героически бороться. И теперь старая дьяволица старалась ежедневно показать мне свою неимоверную силу и ярость. Я пожаловался на свою нелегкую долю некоторым сэлянам. В селе баба считалась целочкой и мне советовали помочь ей в этом вопросе, но предупреждали, что «там, наверно, и дрель не возьме».
             Врожденная ярость бабы усугублялась еще и тем, что я не нравился ей как мужчина – для нее я был слишком слабохарактерным. Думаю, если бы я действительно повел себя «смилывише» - хорошо выматерил бы ее, или сделал бы еще что-то в этом роде, то баба вела бы себя спокойнее. И все же совсем не обращать на меня внимания баба почему-то не могла и часто появлялась в моей комнате именно тогда, когда я начинал раздеваться. Я выразил ей свое недовольство.
- Ой-ой! – злобно буркнула баба. – Оно мени надо!
              Но заходить в комнату продолжала, что навело меня на некоторые мысли. Надумав решить бабины сексуальные проблемы я пригласил в нашу хату Дурня.
             Дурень был в некотором смысле эффектной особой. В качестве большого любителя футбола он приходил во двор нашей школы играть с учениками.Это был один из тех хлопцев-алкашей, которые не выехали в город, потому что самогон дешевле водки и бродили по селу, как не привязанные бычки. Играл он очень своеобразно – ему, например, ничего не стоило на полном ходу врезаться головой в штангу – казалось, он даже к этому стремился. Врезавшись лицом или головой, Дурень несколько минут лежал неподвижно, закрыв лицо руками, а потом еще с большей энергией бросался в игру – бил по ногам,снова врезался головой в штангу, бил головой в чью-то голову или лицо. В общем, создавалось впечатление, что голова для него ровно ничего не значит. Постоянным соперником Дурня был еще один, такого же типа, хлопец. На полном ходу они врезались друг в друга, проверяя первобытную каменную крепость своих черепов.
            Дурень был алкашом в свои двадцать два года, обладал сильным  телосложением и, как я заметил, нравился бабе, которая иногда почти даром продавала ему самогон.
            В селе и городе связь молодого алкаша со старой бабой - обычное дело. Традиционным сельским вариантом является также изнасилование старых баб молодыми хлопцами. Само собой, настоящее ли это изнасилование, или организованное бабами мероприятие надо очень серьезно выяснять.
             Я не сомневался в том, что Дурень, если его хорошо подпоить, может клюнуть на бабу. После этого сексуальные проблемы старой девы должны были смягчиться, она стала бы добрее, была бы благодарна и мне.
              Итак, я пригласил Дурня к себе, мы сидели в моей комнате и пили. Баба не появлялась, хотя я не сомневался, что она видела через окно, как мы вошли в хату.
              Дурню я не объяснял чего от него жду, - такие мысли в селе понятны без слов.
              Мы выпили приблизительно по стакану, когда дверь открылась. На пороге стояла баба. На этот раз она была не в спортивном костюме, а в ночной рубашке и неизменных кедах. Гнев и гордость пылали на ее лице, в каком-то смысле она была даже прекрасной. Она все поняла.
             Дурень, который хорошо знал о симпатиях бабы к нему, окинул ее мужественным взглядом сельского питекантропа, словно говоря :
- Если ты хочешь,то я можу тоби кое-шо сделать!
            Я же не нашел ничего лучшего, чем ляпнуть стандартное:
- О! Я вижу, что у вас, Ганна Степановна, прекрасная фигура!
            Не говоря ни слова старая весталка бросилась на меня, расставив руки и ища мое горло, словно панночка-ведьма, которая сгубила Хому Брута.
            Руки были немощными, но сила ее духа вновь поразила меня. Ей нравился Дурень, может быть она даже была влюблена в него, но не унизилась, попыталась отстоять достоинство, самовыразиться, а самовыразиться она могла только в бою!
             Боролась баба настолько самозабвенно, что я был вынужден положить ее на кровать, и она продолжала борьбу лежа   на спине, причем из под ночной рубашки выглянули спортивного типа синие трусы.
              Для села это, конечно, было крутой эротикой, но стало ясно,что любовь бабы с Дурнем сегодня не состоится. Дурень сказал:
- Ну вас, баба Ганя, на ...! и ушел.
             Из иезуитского чада Миттерана я попал в адский огонь сатанинской бабы и будущее казалось мне беспросветным. Правда именно в этот момент загадочные силы, которые всегда отводили от меня любую физическую работу нежданно повернулись лицом к своему любимцу. Я ощущал их незримое действие еще с юности, когда работал на производстве и прораб уже с утра требовал, чтобы я бросал работу и шел домой. Теперь баба на себе испытала их могущество. Вскоре у нее совершенно отпала всякая охота чего-то от меня требовать, я же сам нашел себе  работу по дому – играться с цуциком, которого баба завела.
             И все же близкий финал наших отношений ощущался во всем. Баба уже не требовала трудов, но ела меня поедом. У нее была астма и когда она чувствовала себя хорошо, то ревела, как исполненный силы зверь, когда же ей становилось плохо, то молча шла в свою комнату, сраженная несоответствием   между своим могучим духом и немощной плотью.
             В конце моего пребывания на квартире баба взяла за правило обращаться ко мне нарочно тихим голосом и на вопрос «Что?» отвечать коротким и громовым : «Говно!»
             Наш последний скандал был коротким. Однажды утром я увидел в коридоре большой бачок с классическим сельским запахом. Самогонщиков в те времена еще штрафовали.
             Баба, проходя мимо меня, что - то пробормотала под нос :
–  Что? – спросил я, чувствуя приближение бури и заклиная ее.
- Говно! – торжествующе заревела баба. –Ты – говно вср – е!
- Ах ты, старэ  падло! –сказал я, надвигаясь на бабу. –Я – учитель. А ты кто?
           Баба испуганно попятилась к своему бачку.
– Ты знаешь, хто ты! – резюмировал я - Ты – г-но!
           Никогда в своей жизни я не смел так разговаривать с простыми людьми, которых, в общем-то  уважаю в чем-то больше, чем «не простых». Но теперь все стало на свои места и на лице бабы появились страх и уважение. На этом надо было поставить точку, но я уже закусил удила и пообещал бабе милицию и штраф за самогоноварение.
           Это был неэстетичный и неверный ход. Правда, если бы я выполнил обещанное, то, может быть, и начал выглядеть в глазах бабы «сурьезным человеком», но что такое квартирные проблемы в сравнении с нечистой совестью?!   
Через несколько дней баба выпроводила меня.
            Уйдя с квартиры я мстил бабе, рассказывая о ее жутком характере, она же утверждала, что я бегал перед ней голый.
Вспоминая своих квартирных хозяев я думаю, что и баба, и дед Миттеран были сильными личностями, которые весь жар своих душ растратили в стиснутом пространстве украинского сельского космоса.Одному судьба приносит Ватерлоо, теорию относительности, Майкрософт, другому - сельскую хату, но натура человеческая всюду одна и та же, всюду она ищет смысл жизни и борется за него. Какая, в некотором смысле, разница — ешь ты поедом своего ближнего или сотрясаешь народы?
             Баба уже умерла, дед, думаю, еще жив. Из жизнь была по – своему насыщенной, искренней. Эти сельские демоны боролись, ненавидели, проигрывали, по идиотски, но пытались проявить себя.


1.Будет работать так, что аж ноги будут летать
2 будь немного смелее... Бегом!
3 Ты не размял картошку
4 Ты не подогрел мне хлеб
6 Тебя
          Записка седьмая.

                Национальность.

                В детях Бычковской средней школы чувствовалась незаурядная антисемитская подготовка.
                Приезжаю зимним утром в школу. Учителей еще нет, учеников тоже не видно. Захожу в учительскую, собираясь подремать.
За дверью шепот.
-В школи хто е?  *1
- Е
-Хто?
-Жид.
                Я вышел из учительской и, направившись вслед за стремительным топотом детских ног, вошел в восьмой класс, где сидел запыхавшийся Васыль, изо всех сил изображая из себя овечку, которая мирно дремлет.
– Як справы, *2 Васылю? – ласково спросил я (школа быстро превращала меня в иезуита).

– Ничого... *2 – подозрительно впиваясь в меня вякнул Васыль.
– Цэ добрэ... - и я изо всех сил наступил ему на ногу.
Васыль завыл.
– За що - знаеш?
– Знаю – с библейской простотой ответил он.
Стоило нам выехать на уборку хмеля, как на все поле слышалось
– Жи-и-ид!
И из копны то появлялась, то исчезала голова Богдана.
                Катя Василенко, встретив меня на перемене, начинала тихонько напевать:
– Зид!Зид! – она считала,что поменяв « ж» на «з» выдерживает какую –то норму и обеспечивает себе алиби – дети – невероятные формалисты, когда им это выгодно.
               Даже Сергей Коваль – самый безнадежный двоечник восьмого класса получив у меня три балла за четверть выстрадано и мужественно изрек:
– Жид е жид!
               И вид у него был такой, словно он всю жизнь промучился с жидами, между тем как он их – кроме меня – и в глаза  не видел!
               Мыкола, этот божий бич школы, как ни странно, не употреблял слово «жид» - его ему заменяло невесть где приобретенное «нацмен». Подумать только – сельский троечник, не знавший ни одной кавказской столицы уверенно и постоянно употреблял слово «нацмен». Я был потрясен такой подкованностью в национальном вопросе при полной темноте во всем остальном.
               Окончательно я обалдел, когда во дворе школы трехлетний пацан пролепетал мне:
– Зидочок ти! Зидочок!
                Постепенно у меня сложилось впечатление, что «папка», «мама» и «жид» - три первых слова, которые усваивает украинский ребенок. Как ни странно, я не был всем этим слишком огорчен, потому что настоящего злобного антисемитизма в детях не было, не считая, может быть, Мыколы, Степы и Богдана, да и их антисемитизм был просто продолжением врожденных садистских наклонностей. Со взрослыми мои отношения в национальном плане складывались даже как - то уж слишком хорошо. Евреи, как известно, в селах не водятся, поэтому учителя и колхозники седла Бычки встретили меня с тем огромным интересом, который сопровождает любую особу моей национальности, которая неизвестно как залетела в село. Думаю, что учительство еврейчика навсегда вошло в историю Бычков и в местные легенды и мифы.
                Помню, как я собирался на первый звонок. Выяснилось, что старые туфли уже не годятся для выдающихся событий , а новые немилосердно жмут. Я одеваю старые туфли, а новые кладу в портфель. Автобус подъезжает к школе. Снимаю старые туфли и, скрипя зубами, одеваю новые.
                В автобусе со мной ехала учительница, которая и так всю дорогу ела меня глазами, а тут прямо-таки молния сверкнула у нее под очками. Объяснить это явление я не смог, но, немного погодя, проходя мимо учительской услышал взволнованный голос моей попутчицы .
– Що то значить еврей! Всю дорогу йихав в старых туфлях, а пид кинець одивае нови и йде !*3
- Экономна нация! – поддакнул басок географа.
  -О-о-о! Ну ви що – еврейчики! – прокудкудахтал женский голос.
           Я ожидал традиционного : «Ну, жиди!» – но этого не случилось – украинцы – нация эстетов и не любят резких дисгармоничных переходов.
            Сельский украинец с детства слышит экзотические легенды о евреях, а потом  всю жизнь не может понять, где правда, а где вымысел.
          Любопытство взрослых бычковцев было неуемным. 
– Знаете ... я хотила вас спытаты… е ризни нации…*4
– Да…
–  Ну, так у вас тоже е своя нация..
– Угу…
– Ну, а вы можете сказать як ця нация называеться… я дуже добре отношусь до вашой нации…
  - Спасибо…Эту нацию можете называть «евреи»
  -  От- от, евреи! – восклицала потрясенная моей откровенностью собеседница.-- Вы не ображаетесь на це слово, а кажуть, що багато хто з вашои нации ображаеться...*5

       - Обижаются на слово жид..., - говорил я, чувствуя очевидно вошедшее в гены утомление от этой многовековой беседы евреев с аборигенами всех стран мира
  - От-от – жид ! А вы не скажете, чого ваши ображаються на це слово?
               Бесконечное число раз я слышал фразу о том, что мой очередной собеседник «лежав в больнице з евреем – и ничого! - цэ – була хороша, спокойна людина».
              Некоторые сельские украинцы, которые поработали в городе, говорили мне, что:
-Я лучче буду маты дело з еврейчиком, чем з мужиком»!
Часто я слышал также успокаивающее:
-Ну, чеснэ слово, вы зовсим*6 не похожий…
             А наиболее откровенным и простым обращением удивил меня один механизатор, который несколько минут смотрел на меня с непередаваемым выражением лица, в котором соединялись ужас и восторг и выдохнул:
      -Я чув, шо вы – еврейчик, или, если вам так приятнише – жидок!


1 Хто е ? - Есть кто?
2 Як справы? - как дела?
3 Что значить еврей! Всю дорогу ехал в старых туфлях, а под конец одевает новые и идет!
4 я хотела вас спросить ...есть разные нации...
5 Ображаться - обижаться
6 Зовсим - совсем



                Записка восьмая.

                Военкомат

Вспоминаю свои школьные годы.
          В те времена я был по-советски уверен в том, что между украинцами и евреями не существует никакой разницы, кроме слов «еврей « и украинец».
-Разница есть, - сказала мне мама.
-Какая? Все народы равны – почему ты этого не понимаешь? Я, ребенок, понимаю, а ты –нет!
-Вот ты вчера остался дома. Почему?
- У меня была температура!
-Ты воспользовался тем, что температура чуть-чуть поднялась, разнежился и не пошел в школу.
-И при чем тут разница между народами?
- А украинский  мальчик пошел бы .
         Я вспомнил, как мучился на уборке картошки и почувствовал знакомый неприятный холодок – сомнение в своей мужественности.
            Вскоре я нашел этому подтверждение. Случилось это в день, когда наш девятый «А», а вместе с ним девятые «Б» и «Г» проходили медкомиссию в военкомате.
           Хлопцы выходили от врачей веселые и возбужденные.
- Ну, шо там проверяють?- спросил я у Коли Турчинюка
-Як шо? … - Коля произнес слово из трех букв.
- А  як його проверяють?
- Знимаеш труси и вин должен  у тебе сразу встать.
- При всих?
- Канешно при всих! Там для этого специально е дви молоди бабы –медички. Ты на них дывышся и вин зразу встае. 1*
- У тэбэ встав?
- Ну, а шо ж! Там же дви бабы-медички!
            Я начал подозревать, что в армию не пойду – не пройду комиссию. Попробовал представить себя без трусов напротив двух молодых медичек в белых халатах – бесполезно. Потом что-то, кажется, шевельнулось… Но для армии этого, наверное, будет мало...
-У тэбэ проверяли …?- спросил я у Саши Сивченка.
-О-о-о! Ну його в баню, с такимы проверками!
- А як проверяють?
-Захожу, тильки зняв трусы, як Слабошпицкий (наш местный хирург) як дасть ногою по …
-И шо?! – я изо всех сил надеялся на чудо.
  - Як шо? Встав, как миленький. Шо ще може  буть?*2
           Мне было шестнадцать лет и весь мой скромный сексуальный опыт свидетельствовал о том, что дело безнадежно. А у них вставал! Я сидел, горестно  вжимаясь в стул, думал  о мужестве украинцев и русских и проклинал тот день, когда родился на свет евреем.
           Сексуальной легендой школы тех времен считался Гена Зайнчуковский. Он был парень смелый, прекрасно дрался, сексуальную жизнь начал с пятого класса и не просто зажимал девок, как мы, а умел не без элегантности приударять за ними - настоящий  донжуан. За Геной тянулся шлейф мифов. Согласно с нашими тогдашними юношескими фантазиями о половой жизни он мог прямо в медицинском кабинете, при хирурге Слабошпицком совокупиться с двумя девушками- медичками и они не захотели или не смогли бы ему отказать. Я с нетерпением ожидал выхода Гены – тут явно что-то должно было случиться. И вот Гена вышел, оделся, и, ничего не говоря, ушел.
            Но Витя Журавский, который проходил комиссию вместе с Геной, выскочил от врачей очень возбужденным.
- Гена пройшов комиссию? – спросил я, изо всех сил на что-то надеясь.
- Ох, шо там було! Хлопци, сьогодни ще такого не було!* 3
- Ну?

-Заходыть Гена, побачив медичок, стоить и мовчить. Слабошпицький йому :
- Знимай трусы!
А Гена йому :
         - Чого це я должен перед каждым знимать трусы? Сами свои знимайте,  як вам надо!
           Тут Слабошпицкий як кинеться на Гену, як рвоне трусы, так у Гены в руках тильки резинка осталась! *4
- И у Гены встав? – спросил я, возвращаясь к проклятому вопросу.
- Нэ встав.
- У Гены?!! – все мои надежды сразу ожили.
  -Ну. А Слабошпицький як побачив *5 його хазяйство, а у Гены – ты ж чув  який вин* 6 – так аж закрыв лыце руками и як крикне: « А-а-а!» Потом кричить медичкам : " Не, вы подивиться на цэ!»  - хватае Гену за це дило , тяне до столу и з усього розмаху, всим хазяйством об стил!* 7
-И шо?
- И вин при дивчатах -медичках встае... А здоровенный…
           Я решил, что в армию не пойду, а стану ученым, тем более, что среди евреев много выдающихся людей, а встает у них или нет никто не спрашивает. И кем бы я был в армии рядом с такой мощью?
          Но я прошел комиссию и некоторое время не мог понять    почему меня не били по… Может быть это было связано с врожденной национальной слабостью моего организма?
            И после я не раз стыкался со склонностью украинцев к специфическим розыгрышам, в которых смешиваются фантазии и правда и которые проводятся очень серьезно и обычно до конца. Их было много в моей жизни и я не помню случая, чтобы не попался.

1 Там есть две молодые бабы-медички. Ты на них смотришь и он сразу встает
2 Что еще может быть?
3 Сегодня еще такого не было
4 Как рванет трусы, в руках в Гены только резинка осталась
5 Як побачив - как увидел
6  Ты же слышал, какой он
7 Закрыл лицо руками, кричит медичкам :"Нет, вы посмотрите на это!" хватает Гену за это дело, тянет к столу и со всего размаха всем хозяйством об стол!


                Записка девятая

                Сельский эрос.




             Теперь я хочу коснуться такой вечнозеленой темы, как украинский сельский эрос.
             В реальной жизни сексуальное ханжество не присуще сельским украинкам. Думаю, мало кто из них упустит свой шанс и «не удержит ее никакая сила нас свете» - как сказал бы, думаю, Гоголь. Но поистине нет в селе дураков рассказывать о своих счастливых минутах – болтовня учительниц на опасные темы была нестерпимо ханжеской – каждая клялась, что « в жизни б не изминила мужу».          
         Между тем, по некоторым полным языческой силы и энергии высказываниям, а также по тонким и точным замечаниям можно было, без всякого сомнения, убедиться в том, что дела идут совсем не так плохо. Но такими были лишь отдельные, редкие замечания учительниц, а в основном я был буквально задолбан сельским учительским морализаторством типа : « Я б цю суку, схопыла б за ноги и роздерла  б  пополам!" *1  (по поводу очередной гулящей ученицы). Настоящей чумой школы была 40-летняя математичка. Вот уж чья наблюдательность и любознательность были неистощимыми и все это направлялось исключительно на мужской пол. У одного учителя она замечала расстегнутую ширинку, другой много пил,третий ничего не ел, а автор этих строк «учив дитей нэвидомо чому». *2 Я в каком-то смысле действительно учил детей неизвестно чему, но разве не были такими все духовные революционеры?!
           Ханжество математички было безграничным. На всех переменах в стенах учительской, подымаясь до самых верхних нот звучал ее противный голос, который от критики мужчин – этого  "негативного примера» по всем правилам педагогики переходил к примеру позитивному – подвигам ее и ее мужа на семейной ниве. Этот же голос нудно вещал об идеальном состоянии ее гусей, качек и кур . Что до мужа, то он был воплощенным совершенством – день и ночь работал на огороде, пил мало, ходил все время вымазанным в гное и т. д.
           Понятное дело, мужская часть школы ненавидела математичку за ее язык, женская недолюбливала за образцового мужа.
--Я б цэ чорноротэ падло своимы руками б задушив, – говорил мне учитель физики Петр Семенович – тихий, незлобивый алкоголик.
           В эротических вопросах математичка было предельно бескомпромиссной – она прямо таки боролась против свободной любви и заслуживала божественного наказания. И оно пришло – учительнице математики изменил муж.
           Как только мужская часть школы узнала эту приятную новость, во всех сердцах поселилось блаженство. Несколько дней подряд мужчины ходили в прекрасном настроении и ожидали интересных и колоритных подробностей.
           Измена в селе – событие вселенского масштаба. Три дня подряд каждый входящий в учительскую замирал, не в силах оторвать глаз от феерического зрелища. Бедная математичка молча сидела в углу, закутавшись в черный платок, из под которого блестели трагически торжественные глаза. Три дня вела себя как на настоящих похоронах. На четвертый все рассказала.

- Вин не думав, шо я так рано прииду з Житомира. Захожу в хату – нэма. Чую – хто-то на чердаку шепчеться. Беру лестницу, вылизаю, бачу – вин обнимае голу Савченчиху, а та уже, падло, розкинулась… Я говорю " Мыкола, що ти робыш?!" Вин як стрыбне *3 з чердака прямо на мене, мы так и впали в огород! У мэнэ до сих пор позвоночник болить! От такий позор! Шо делать, як отомстыть йому, людоньки?!
– Цэ горе! - простонала биологичка, цэ - велике горе!
 – Вин став, як звер, – продолжила математичка.-А через день каже: «Вона мене опоила. Я не знав, шо делаю». А я йому кажу: «Так чого ты не зализ *4 на корову?!»
          В мужчинах-бычковцах я не замечал ханжества, скорее их высказываниям был свойственен грубый физиологизм и какое-то производственно - техническое отношение к эротике. Как-то во время чисто  мужской пьянки я взялся просветить их в сексуальном плане. Некоторое время учителя без всякого интереса слушали мои рассуждения о Кама-сутре, садизме, мазохизме и эрогенных зонах.
– Кстати, Танька Марченко сама лизэ *5 на чоловика,- сказал преподаватель гражданской обороны.
Учителя оживились.
– Як – сама?
-Не лягае на мужика, а вылизае  на нього.
– Хто бачив?
– Витька Михайленко заходыв до ных у хату.
         Пораженный такой  теоретической наивностью я продолжил свой просветительский монолог. В ответ – равнодушное молчание. Когда же я дошел до темы «скотоложство» физик поддержал меня :
– А от таке точно есть!
– Вы бачилы? – спросил преподаватель труда
– Бачив.
– Кого?
– Нашого голову колгоспу.?6
- Та вы шо!7*
– Ты дывысь, яка гадость!
– Та не того, шо зараз, а того, шо був зразу после войны. Иду я раз з охоты и захожу на ферму. У мэнэ в руках ще й винтовка була. Бачу – голова жарыть.
– Что? – поинтересовался я
– Корову. Я молодой був, идейный. Вера була! Навожу винтовку и кричу: «Прекратить немедленно!». Вин бросае корову и до мэне:
 - «Коля, ты ничого не бачив!»
А я ему:
- Да шо это такое?!! Цэ мы до чого так прийдэмо??!!*8
А вин:
 - Коля, мы мужчины!».
 - Ну и що?!» - кажу.
-Всьо, ты ничого нэ бачив!
 - Кстати, это запрещено законом, - сказал историк.- Можэ получиться наполовину людина, наполовину корова.



1 я б эту суку схватила бы за ноги и разодрала бы пополам
2 Нэвидомо чому - неизвестно чему
3 Як стрыбне - как прыгнет
4 Почему ты не  залез на корову?
5 сама лизе на чоловика - сама лезет на мужчину
6 Голова колгоспу - председатель колхоза
6 Та вы шо - да вы что
8 Это к чему мы так прийдем?!


                Записка десятая

                Украинки.



          Дивчата моей юности! Это семидесятые годы, слава богу! Вы одеты во все советское, вы краситесь отечественной косметикой, у вас не такие длинные ноги, какие в моде сейчас, но у вас неплохие ноги, черт побери! Где, где вы, мои райцентровские девчонки, где ваши юные груди, где ваши поцелуи? Вас сменили эти бездушные триперные горожанки и ничего лучшего не предвидится!
          В микроскоме моей души, в Эдеме моей памяти я сохранил вас, дивчата и хлопцы моей юности, наивные и естественные, как сама жизнь. Через года я слышу доносящийся из кустов ваш счастливый шепот:
- Ну, ще палочку!
- Не, Коля, на сьогодни харош,*1 -- пора додому!

          О,моя юность! Я согласен на все, чтобы вернуть тебя. И я буду бегать трусцой, прыгать в холодную воду и частично верну себе юность, но девчонок моей юности я не верну никогда.
          И, однако, сознаюсь, во мне живет идиотическая вера в счастливое и сладострастное воскрешение – когда-нибудь, в следующих рождениях, я всех вас перекохаю, я перетрахаю вас всех!

          Думая о главном эротическом конфликте моей жизни я с грустью вспоминаю, что имел в юности весьма смазливую мордочку и девчонки постоянно влюблялись в меня и поодиночке, и целыми стайками. Но так как вместо того, чтобы гладить штаны и держать в порядке волосы я все больше и больше тянулся к чтению Гегеля и трансцендентальным медитациям, то вскоре около меня вместо моих божественно свежих селючек остались только житомирские интеллигентки – нестерпимо нудные, с вечными разговорами о Цветаевой.
          Перед простыми, сельскими (а стало быть демоническими, языческими дивчатами ) я неизменно стою на коленях, более того, в их лице я, в некотором смысле, склоняюсь перед Украиной.
          За что я так влюбился в эту персонифицированную мистическую Украину не трудно догадаться. Раздраженный некоторыми антиромантическими качествами сельских украинок – в первую очередь их слишком  земной натурой, я никогда не был равнодушным к их эротике. Тут-то Украина одержала надо мной полную и окончательную победу –  много лет я не помнил случая, когда спал с настоящей классической сельской украинкой – у моих девушек обычно явно преобладала польская кровь. Если я и мог время от времени затуманить головы гордым, страстным дочерям Польши разговорами о латиноамериканской прозе или немецкой философии, то сельским украинкам это, как правило было до…
          Анализируя свой конфликтный роман с Украиной я замечаю,что никогда не считал ее матерью. Я был неудачливым любовником Украины – в этом есть, если хотите, определенное трагическое величие – таким образом Украина должна искупить передо мной свою вину –- но как и когда – бог знает. С сельскими украинками я, к превеликому сожалению, переживал не телесные, а духовные приключения. Одно из таких  приключений случилось  с казалось бы, обычной сельской бабой.
          Украинская баба –это настоящая дикая кошка любви! Ох. бабы, бабы! Слышал я как-то ваше пение на Купала и многое понял…Ох, и мучится без любви и страсти ваша языческая душа!
           Это был своего рода хор-парад семидесяти -восьмидесятилетних баб со свечками в руках. Их дикие голоса пронизывали летний воздух и я уже тогда почувствовал, что эдакая баба, быть может, вполне могла бы разделаться с душой и телом такого горячего поклонника украинского эроса, как я.

           Набоков в «Лолите» высказывает мысль, что девочки - подростки излучают демоническую сексуальную энергию, я хочу высказать дополнительную гипотезу – такую же энергию излучают старые бабы – особенно худощавые, жилистые, старые, как мир.
           Когда-то мой приятель – Казанова Житомира Игорь Д. сказал мне, что в селах повторяется один и тот же сюжет – изнасилование старых баб молодыми парнями.
-Это ясно, - ответил я, самодовольно считая себя знатоком села. – Девки переехали в город, хлопцы ходят, как не привязанные бугаи.
-Так - то оно так, но есть и еще одна причина – главная.
- Какая?
- Старые ведьмы провоцируют на изнасилование.
           Как-то я в очередной раз искал квартиру. Мне посоветовали обратиться к бабе, которая работала в селе почтальоном. Я встретился с ней и мы пошли смотреть жилище. Ей было за шестьдесят, она носила валенки с галошами, была небольшого роста, худощавой и подвижной.
- От в ций комнати можэтэ й жить, если пондравилось , - сказала баба.
В комнате стоял собачий холод.
- У вас всегда так холодно?
-Як буде холодно, я натоплю, ми ляжемо на пичь и нагриемось .*2
          Ее голос был юным, горячим и в нем был темный призыв. Неожиданное желание ударило мне в голову – я почему-то сразу представил ее без сорочки и баба, видимо чувствуя это, усмехаясь, выпрямилась, выставив груди.
          Воцарилась тишина, пошла тихая вечность. Что-то излучала ее сорочка, но что? Ее сорочка излучала ее свободу, ее энергию и смелость, а еще- Украину! Украину излучала ее сорочка и эта Украина желала и знала, что ее стоит желать!
           Я стоял, втупившись в наше любовное ложе – высокую и широкую печь. Если я с этой дьяволицей, с этой бабой в галошах окажусь на печи, то нас. ожидает много горячих и адски сладких ночей. Если я сниму ей сорочку, то эти впалые груди окажутся, вероятно, вовсе не впалыми, если…
В какой-то мере я торжествовал. Наконец-то, наконец -то Украина пожелала меня – впрочем, может быть, у нее не было другого выбора!
          И, однако, страх перед связью молодого парня с бабой в галошах победил -  я сбежал от этого романа.
           Не год и не два я боролся за то, чтобы увлечь Украину в свою постель – точнее, залезть в постель к ней. Я воспитывал демоническую волю, менял свою индивидуальность, надеялся и проклинал. С годами я поставил крест на своем эротическом романе с Украиной.
           И тогда появилась она. Была она учительницей, ее муж работал на Севере и она не любила его. Мы все чаще болтали с ней и вскоре она оказалась в моей холостяцкой квартире. Там я прочитал посвященные ей стихи, она же сказала, что я нравлюсь ей тем, что со мной «можно по-людськи поговорыты».*3   
           Присмотревшись к ней, я с удивлением заметил, что она буквально дрожит от желания, а, может быть, и влюбленности. И вот мы уже лежали на диване и я настойчиво стягивал с нее свитер, преодолевая традиционное сельское сопротивление. До отъезда ее поезда оставалось не так много и мы оба посмотрели на большие часы, которые висели у меня на стене.
- Без пятнадцяти чотыры –сказала она. – Через пятнадцать хвылын ты мене роздягнеш. *4
           Когда же я раздел ее, то увидел тело прекрасной юной статуи с грудью и ногами из металла и был поражен. Если бы горожанка имела такие совершенные формы, то обязательно демонстрировала бы их, но эта девушка одевалась, как и все девушки моей юности, во все советское.
            Я смотрел на нее и думал. С ее рук, плеч, грудей и бедер текли энергия и свежесть, которые все ее прабабки вдохнули за столетия сельского труда. Она отдавалась мне, шепча слова любви и страсти и вместе с ней меня целовала и ласкала вся сельская Украина. Я спросил, нет ли в ней польской крови. Она ответила, что «не в курсе». Я решил, что на этот раз меня любит настоящая украинка и мой пессимизм касательно эроса с Украиной не совсем оправдан. А, может быть, она была просто оригиналкой, ну и я, понятное дело, в ее глазах был оригиналом...
               
                Эпилог
             На этом обрываются «Записки сельского еврея». То ли продолжением растопила печь баба Катя, то ли автор не успел их дописать, спеша в Израиль. И, быть может, где-нибудь в Хайфе он теперь вспоминает далеких Лесь и Оксан? И когда в библейском небе заблестят звезды, он дожидается, чтобы сорвалась с неба золотая искорка и перед тем, как она рассыпется  под ногами полицейского около банка, загадывает сумасшедшее желание купить на ночь пахнущую лесом и полем девушку, чтобы умереть от сердечного приступа в ее горячих объятьях.

            Но составителю определенно кажется, что герой никуда и не поехал. Что интересного за границей? А в наших джунглях, согласитесь, столько всего!

1 На сегодня хватит, пора домой
2 Если будет холодно, я натоплю, мы ляжем на печь и нагреемся
3 можно по-человечески поговорить
4 через пятнадцать минут  ты разденешь меня

                Часть вторая

                Записка одиннадцатая 

                Возбудитель.

           Сексуальные грезы и мифы моего детства и юности! Вас - море, бескрайнее море - стоит только начать вспоминать, и вы надвигаетесь, словно девятый вал.
           Я узнал о существовании сексуальной жизни невероятно поздно, в классе пятом, кажется. Думаю, такое возможно только в оторванной от живой природы еврейской семье.
     А, между тем, в эти годы в моей душе жила высокая любовь – такая высокая, что, полагаю, даже Петрарка – да что Петрарка! –он, быть может, просто использовал чувство к Лауре для сонетов, а я-то  действительно любил эту Люду Волошину до безумия, я  и до сих пор  не отошел!
        И вот живу я, как Адам в Эдемском саду, и вдруг в моей душе зарождается странное смутное подозрение – одногодки то и дело о чем-то тарабанят, а о чем - не понимаю. И вот в пионерском лагере хлопец моложе меня на два года стонет :  «Ох, як я хочу…» и он повторяет это непонятное слово. Я переспрашиваю.
- Що?! Ты ще нэ знаеш?!!
          И он раскрывает мне глаза. Он говорит о зверях, птицах, насекомых. Я беспомощно стою в пионерском галстуке, который пылает вместе со мной. Меня мучит стыд и боль за взрослых, за детей, за животных, за себя, за своих родителей – вот таких…Я замечаю, что моего знакомого совсем не волнует эта проблема – он воспринимает все мужественно и грубо.
- Вси на свити...  ! И качки..., и гуси.., и кони... То треба вже й нам трохи ...! *1
          Я чувствую подозрительную возвышенность и женственность моей натуры.  Что-то во мне надломилось и не свяжется больше никогда!
         Но все связывается очень быстро и новое знание даже придает жизнерадостности и мечтаний. И вот весна, шестой класс, мы окружены ежедневными сенсационными сексуальными новостями. То и дело появляется какой-то хлопец-эксперт из класса седьмого-восьмого и рассказывает что-то, от чего трепещут, от чего замирают наши возбужденные маленькие сердца.
Ты як думаеш – бабы хочуть?
        - Не.
- Козел, як нэ знаеш. Ты чув, як вони пищать? Цэ  вони намекають нам, що хочуть. А ты, наверно, ще ни разу нэ -!
- Я нэ ...?! Я...!!
-А ты знаеш, що у того, хто занимаеться онанизмом ростуть на руках волосы? Ага-а-а!Глянув на руки!Значить,занимаешься онанизмом!
-Я занимаюсь?!!
         Конечно, мы все занимаемся онанизмом. Это наша ужаснейшая тайна и постоянная безгранично сладкая работа.
         Побороть онанизм было невозможно, хотя мы, советские дети, ожидали от него смертельных болезней, импотенции, бесплодия. В шестом классе мне попала в руки небольшая просветительская книжечка – называлась она : «Мальчик, юноша, мужчина» . Приговор учебника был суровым, но справедливым:
         «Онанизмом занимаются, как правило, безвольные подростки и юноши. Они боятся, что не смогут иметь детей, замыкаются в себе, боятся заболеть, отрываются от коллектива, плохо учатся»
          Какая пронзительно-точная мысль, словно кто-то видит меня насквозь! Да. да,- безвольный подросток, который отрывается от коллектива. Да я вообще безразличен к коллективу! Учусь вроде хорошо, но из-за онанизма уже начал хуже. А почему не сказано или я буду бесплодным? Да и так ясно…
        «Чтобы победить онанизм надо отвлечься, поиграть в шахматы…»
          Тут я с учебником был не согласен. Я был  чемпионом школы по шахматам, однако мудрая игра никогда не могла отвлечь меня от рукоблудства и занимался я им не меньше, чем те, кто не отличали ферзя от короля. 
         И все же, хотя мы уверены, что онанизм обрекает нас на бесплодие и смертельные болезни, нам по тринадцать лет и мы каким-то образом умеем забывать обо всем на свете и радоваться жизни.
          Современный ученик, этот ленивый и холодный потребитель порнографии никогда не поймет нас, тогдашних.
         Мы ни разу не видели обнаженной женщины – ни в кино, ни на фото. Мы хотим знать, видеть, лапать. У наших девочек появились маленькие грудки и мы используем каждый удобный момент, чтобы до них добраться. Уроки проходят во вторую смену и какая неожиданная радость бывает зимой, когда рано темнеет и во время урока физкультуры в спортзале гаснет свет! Мигом пол-класса хлопцев бросается лапать дивчат, которые дружно верещат на всю школу! Тут такие блаженства!
         А более циничные ребята не забывают и о счастливых возможностях школьного туалета.
          Миф, который царит сегодня называется «Возбудитель». Да, да - оказывается, в мире существует такая вещь, как возбудитель, причем используется он исключительно для лошадей. Если конь принимает возбудитель, то бросается на кобылу и день не слезает с нее. А если не догонит, то сдыхает.
         Разводится возбудитель так:одна таблетка на два мешка овса.
          Как вам это нравится? Меня потрясла необыкновенная мощь возбудителя – одна таблетка на два мешка овса! И как это ее разводят овсом?
          В тринадцать лет чудеса всегда рядом. Абсолютный авторитет школы в сексуальных вопросах - Гриша Криворучко на следующий приносит в школу - что бы вы думали? – возбудитель!
         Почему Гриша - абсолютный сексуальный авторитет? Потому, что его мать – акушерка, а для подростка тех времен это что-то куда более табуированное , сексуальное и непристойное, чем для нынешнего ученика - хозяйка публичного дома.
        И вот фантастический миг – перед нами вырастает Гриша Криворучко, вынимает какие-то таблетки и говорит просто и весело :
- Цэ – возбудитель.
           Восторг соединяется во мне с национальной осторожностью – я отказываюсь не только попробовать возбудитель, но и коснуться его. Если конь, съев такую таблетку с двумя мешками овса сдыхает или дуреет, то что будет, если мельчайшая частичка попадет в незащищенный еврейский организм? Менее осторожные и вдумчивые украинцы берут в руки таблетки, рассматривают, но не глотают. То есть сами-то не глотают, зато бегут в столовую – подбросить возбудитель дивчатам в суп или кашу. Саша Сивченко подбрасывает, дивчата замечают это, поднимают крик и возбудитель не едят. Сивченко подбрасывает возбудитель в школьный бачок с водой.
      Ничего не ведаюшие  дивчата пьют воду. Я дрожу – дело, судя по дозам,  идет к убийству, но не может же советский школьник подойти к учительнице и сказать :
  - Віро Петрівно, обэрэжно, в бачку - возбудитель.
      Я заглядываю в бачок. Не растворилась, лежит на дне. Подействует не очень сильно — девочки, скорее всего, останутся в живых, но, наверное, будут нас насиловать.
      Мы впиваемся в одноклассниц. Оля Сокирко напивается из бачка, смеется и брызгается водой .
- Вона уже починае,*2 - мечтательно шепчет Сивченко.
        Набрызгавшись, Оля идет в класс. Слабая концентрация, не подействовало.
         Неожиданно появляется хлопец по прозвищу Оглобля – двоечник, вечно голодный и не склонный к долгим рассуждениям. Коварный  Криворучко предлагает ему попробовать «конфеток». Я делаю Оглобле предупредительные знаки, но поздно – он одним махом глотает пять или шесть таблеток.

          Математика – один из моих любимых предметов и теперь я точно знаю, что Оглобля - мертвец, тем более, что он не закусил эти шесть таблеток двенадцатью мешками овса. Неясно только, что он выкинет перед смертью.

Гриша Криворучко хлопает Оглоблю по плечу и ласково говорит :
    - Цэ– возбудитель

 Звенит звонок и мы идем на урок. Через пару минут весь класс знает, что Оглобля принял возбудитель.
            Начинается какой-то немыслимый урок, потому что сопротивляться силе возбудителя не в человеческих силах. Оглобля сидит красный, как буряк, весь класс смотрит на него,  с нетерпением ожидая. Оглобля почему-то без конца перекидывает ногу на ногу, явно разминаясь перед сексуальной атакой.   
            Учительница вдруг внимательно всматривается в него и тут же, без всяких объяснений выгоняет. Мы смотрим в окно – он бежит, как конь, – то ли подыхать, то ли искать себе дивчину – бог знает.
           Через несколько дней Криворучко признался, что это были аскорбинки.




1. Так надо уже и нам немного
2. Она уже начинает



                Записка двенадцатая.
 
                Погром.

         Сейчас я, взрослый, вовсе не отягощен своим еврейством – оно для меня и загадка, и романтика, и юмор, и самоирония, и призвание. Но совсем не так было в детстве и юности.
        Неимоверно, но и в брежневские времена мне пришлось в миниатюре ощутить, что такое погром.
         Это было в школьные годы, когда нас, учеников трех девятых классов отправили из родного райцентра в военную часть, на предармейскую подготовку.
         И вот военная часть, настоящий старшина, молодой и энергичный. Он строит нас, ведет в лес, усаживает на траву. Первым военно –патриотическим причастием становится антисемитский анекдот в его исполнении.
         Советский еврей комсомолец – в праведном гневе. Поднимаюсь и демонстративно выхожу. Плутая в лесу, добираюсь до лагеря. Позже выяснилось, что по дороге я преодолел какие-то необыкновенные укрепления. Преодолел, пришел в свою палатку и заснул нервным сном беглеца.
          Но хотя ушел я демонстративно демонстративности моей, как и меня самого, никто не заметил, хотя мне казалось, что я ухожу под ехидное антисемитское ржанье трех десятых классов. Вскоре сержант сделал перекличку, обнаружил исчезновение  и начал поиски. Хлопцы несколько раз прочесали лес, вернулись в лагерь голодные и злые и нашли меня спящим в палатке.
         Вечером ко мне подсел пьяный старшина.
- Тебе что-то не нравится, да? Тебе не нравится что-то?
-Да, не нравится!
-От-так от, да?! Вот за это вас люди и не любят…
-Нас люди не любят?! Мы где – в Советском Союзе или в фашистской Германии?!
-Я, значит, не советский? Ну, теперь тебе…Так что тебе не нравится, что?!
-Ваши антисемитские анекдоты!
          Старшину аж отбрасывает назад и он одурело смотрит на меня. Антисемитизм для него – естество, а разве рыба может не любить воду,  птица - воздух?
           Старшина потрясенно смотрит на выродка и из покрытой значками груди вновь вырывается стон; 
 - Вот так вот… Вот за это вас люди и не лю-ю-бят…!

           Мои одноклассники не держали на меня зла, но вскоре я увидел старшину около хлопцев из параллельного класса и почувствовал, что он взялся за дело по военному серьезно .
          Друзей у меня было много, но все они куда-то делись. И, однако, в такие минуты слабые и обиженные мира сего объединяются – мальчик-белорус со странной фамилией Драпеза передал мне - сегодня ночью Коля Данильчук исполнит приговор – будет бить меня и, заодно моего товарища-еврея связанным в узел полотенцем.
           Погромная доблесть пробудилась!
           В те годы я еще не имел малейшего понятия об элементарной рукопашке и все чуть-чуть прикоснувшиеся к спорту ребята казались мне необыкновенными бойцами.
           Я завистливо разглядываю Данильчука и в мою голову почему-то лезет униженная литературщина - «Один из тех, кто выдержал испытание на мужество». Коля небольшого роста, но широкоплечий, очень крепко сложенный. Руки и ноги мускулистые, короткая сильная шея. И этот взгляд молодого неандертальца! И что бы я только не отдал сейчас, чтобы быть похожим на него.. Да... такой хлопец не забивает себе голову книжками, а готов среди бела дня сцепившись с противником валяться в пыли, бросаться камнями, грызть врага! Иногда мы обмениваемся взглядами. Данильчук маскируется, но его мощь ощущается во всем!
           Время тянется нестерпимо медленно, подходит вечер, приходит ночь. В воздухе растет тревога, обида, ненависть. Мы с приятелем-евреем идем в палатку.
            «Знаете ли вы украинскую ночь?Нет, вы не знаете украинской ночи!»   
            Звенит божественно прекрасный Чумацкий шлях*1,гоголевский месяц рыдает в блаженном изнеможении, а два жидка с ужасом и каким-то непонятным нетерпением ожидают, когда им пообрывают несуществующие пейсики.
Я почему-то все-таки задремал в ту ночь, но сразу же проснулся от легкого шороха и почувствовал - неандерталец влезает в палатку!
В темноте надо мной вырастает мощная фигура. Я мигом сползаю с подушки. Данильчук не видит меня и сразу же несколько раз подряд лупит по подушке, не чувствуя, что она пуста. На всякий случай я позорно взвизгиваю.
Еврейские многовековые инстинкты выживания – в действии. Вдохновленный Данильчук стремительно опускает оружие национального возрождения на голову моего одноплеменника, который, несмотря ни на что почему-то сладко храпит. Но в темноте мститель теряет национальную ориентацию и попадает ниже пояса спящему Валере Морозу.
А Валера Мороз -это не еврейский мальчик, а украинский хлопец, взращенный на сельскохозяйственном труде и парном молоке – настоящий бугай! Валера с ревом раненого циклопа вскакивает и в палатке начинается райцентровский панкратион.
Странные закономерности бывают в жизни. Оказывается, Валера имел на Данильчука зуб и уже бил его за какие –то обиды.
- Ты давно всырався в моих руках?!!- ревет разъяренный Валера.- То ты ще й сюды влиз?!! *2
Данильчук вырывается и пытается объяснить что-то насчет жидов, но Валере в темноте не до еврейско-украинских проблем – он зажимает под мышкой голову Данильчука и долго бьет в лицо. Данильчук плачет и просит отпустить.
-Ни хера, ти должен почувствовать настоящу мужску силу!
Валера в воспитательном экстазе берет Данильчука за горло и душит.
-Ой, Валерочка, я уже почуствовав!
-Это ще не боль!
Утро. Весь лагерь выходит на зарядку. Валера Мороз при ходьбе широко расставляет ноги. Данильчук весь опух, на лице – выражение обесчещеного  благородства. А два еврейчика пытаются изобразить пострадавших, но погром закончился и продолжения не будет - украинская душа отвела душу.
Остаются мелкие антисемитские упражнения. Старшина приказывает всем копать, я, как всегда, когда доходит до физического труда только изображаю, что работаю и тут же со всех сторон несется:
-Ты подывысь – Иван робыть, а жид – стоить! 3"
- Ты бачиш, яки  у Ивана руки  чорни ?!! Не хочешь копать  - йидь в свий  Израиль!*4
– Хлопци, я ж на цих жидкив не выроблю!*5
Сначала я киплю, но неожиданно все это начинает меня все больше веселить. Со всех сторон сыплются юмористические перлы, я умираю со смеху. Хлопцы это замечают, им тоже становится смешно, они уже не злятся, а стараются меня рассмешить и… сходят с еврейской темы!
Приехав домой я, на свою голову, рассказал все отцу. Мой отец был человеком сильным и решительным и радости мое поведение у него не вызвало.
– Мне стыдно и противно, - сказал отец, - очень противно!
– А что я мог сделать?
– Да, ты ничего не смог, а я бы смог. Сколько раз я говорил тебе – занимайся спортом, качайся!
На следующий день отец, несмотря на мои протесты, пошел в школу. У нас был крутой и принципиальный классный руководитель. Александр Каллистратович не поленился зайти в параллельный класс, произнес там речь о ку-клукс-клане, концлагерях, Гиммлере и, в завершение, неплохо отметелил нескольких  хлопцев. И мне, и им было стыдно.
  Именно с тех времен я совершенно спокойно слушаю любые анекдоты о евреях. Думаю, собственно антисемитских анекдотов почти не существует – все это всего лишь юмор. Вот только в анекдотах о погромах я почему-то никакого юмора не вижу, хотя тот погром был еще смешным!

1  Чумацький шлях = Млечный путь
 2 Ты давно уделывался в моих руках? Так ты еще и сюда влез?
3. Ты посмотри - Иван работает,  а жид стоит
4. Ты видишь, какие у Ивана черные руки? 
5. я же на этих жидков не наработаю


                Записка тринадцатая.


                Ментальность.


           Лишь раз в жизни я смог познакомиться с русским сельским менталитетом, да и то  на Украине.
           Я приятельствовал в перестройку с одним молодым институтским преподавателем – Сергеем Васильевым. Сергей был человеком чувствительным к новым веяниям и вскоре приобрел небольшое психическое отклонение — без конца копался в своих русских и украинских корнях. Постепенно дошло до национального раздвоения -- то он становился русским, то украинцем, а он и был русским по отцу и украинцем по матери .

           Войдя в русскую или украинскую индивидуальность Васильев делался твердым и непоколебимым националистом. В его украинские периоды я слышал от него :

- Ты подивысь, наскильки украинська икона колорытниша, яки свижи яскрави фарбы! *1
- А великая русская икона?
- А росийська уже не тэ, нема чуттевости… *2
           Через пару месяцев  в нем пробуждался русский:
- Боже, какой здесь низкий уровень!Заглянул недавно в Шевченко – ну, примитив примитивом!
-  Я всегда удивлялся, Сереженька, - зачем человек с твоим вкусом лезет заниматься литературой?А ведь ты мог бы быть неплохим заскладом...
- Ну, село, ну что ты сделаешь с селом!
- Кто село? Я?
- Шевченко. И ты около него. Знаешь, это еврейское желание идти в ногу со временем…Не перестарайся, дорогой!
Через полгода он тем же непререкаемым тоном вещал:
-Ты знаеш, почитав Шевченко…Боже, яка могутня* 3 душа…
- Ты же недавно не мог жить без Пушкина…
- Пушкин!Поривняв гладеньки и солоденьки виршики з первозданною библийною силою! Ты знаеш  – в евреях ця вична любов до Росии…вы все-таки шоста колона! И терпиты цього не можэ жодна нация! *4
           Неожиданно я тоже начал копаться в себе и определил, что у меня, как минимум, три Родины — Израиль, Россия и Украина. Но кто на каком месте? Израиль напоминал мне отца и мать вместе, но таких, с которыми меня разлучили с детства. Россия ассоциировалась с женой и литературой, Украина ощущалась, как языческая любовница. Кроме того, я с юности испытывал сантименты к Гейне и  Гете, к немецким социалистам  и Германия, пожалуй, напоминала мне умную бабушку — интеллектуалку. Невыносимо банально, но в качестве братьев и сестер грезились все славянские страны.
          Но не одними родственниками полна жизнь! Какой утомленный книгами еврей не хочет быть пламенным латиноамериканцем, допустим, Кастро и Че Геварой?
         Нет уж, лежа на диване вопрос национальной идентичности не решишь!Такое узнаешь только  когда на кон поставлены жизнь и судьба!
          В наших местах есть и такое невероятное явление, как русскоязычные села. Живут там наследники беженцев-старообрядцев, разговаривают по –русски, сохраняют…что –то сохраняют, что – не знаю.
          В одно из таких сел, в которое Сергей привез своих студенток собирать русский фольклор, он пригласил и меня.
          Первым, кого мы встретили, подходя к селу, был босоногий пацан лет четырнадцати и в разорванных штанах — с созерцания их и началось наше исследование русской ментальности. Сергей впился в него проницательным взглядом, а я задал первые глубокомысленные вопросы.
- Ты местный?
- А откеля же?
 -А ты знаешь, почему в вашем селе живут русские?
- Здесь русская земля сколько свет стоит!
- Кто тебе это сказал?! – гаркнул Сергей.
- Батя.
           Мы пошли дальше, и Сергей бурчал дорогой :
- Цэ хвора …не нация… орда! Жахлывый агресывный народ! *4
         Следующим, кто заговорил с нами, был седобородый дед, ведший на поводке кавказскую овчарку. На вид деду было около восьмидесяти, он ласково и зачарованно смотрел на горожан. Мы поинтересовались, не знает ли он русских народных песен.
         Петь песен дед не захотел, но с охотой заговорил о политике, потом перешел на темы истории и выяснилась невероятная вещь – простой сельский мужик знал русскую и украинскую историю вдоль и поперек.
           И вот мы сидим, вылупив глаза: дед говорит не на привычную тему украинских крестьян – не о том, как Екатерина Вторая склещилась с медведем и он порвал ей все внутренности. Дед читал Карамзина и Ключевского, видит слабые места в реформах Петра Великого, предрекает крах западничеству Горбачева и пророчествует о продвижении НАТО на Восток.
         Сергей, само собой, выходит на улицу великороссом.
-Ты можешь представить такого деда в украинском селе?! И сравни российское телевидение и наших болванов!Сейчас мы узнаем, где он работал, у меня тут есть знакомая  украинка. 
          Мы в украинской хате. Хозяйка от деда не в восторге.
- Та ниде воно в житти не робыло! * 5
- Ну, как это?
-Вин буде на руки дышать, а печку не ростопыть!
-Но огород же есть…Что-то он там делает?
-Там уже ужи водяться! Там водяться ужи!
- А что это с ним за пес…он любит собак?
-О, цэ да! Вин з собакою днями ходить туды-сюды, днями прогулюеться... Вин представляе, шо вин цей… граф!
         Настроение Сергея упало:
- Русскую лень не способно победить даже пространство сельской Украины. Как это соединить с образованностью?
- Закон сохранения энергии. Мы с тобой такие же работяги.
- Да, наверное.

            На следующий день мы познакомились с добродушной и компанейской русской сэлянкой лет шестидесяти. Она сразу же пригласила нас купаться – у нее была собственная банька «по-черному». Сергей в экстазе:
- Ты слышал когда-нибудь о парных в украинских селах?
- И не очень-то украинцы будут вот так приглашать.
- Русская открытость.
          Парились мы не одни - с нами были две студентки с украинского филфака. Одну из них звали Оксана и это была самая очаровательная девушка из всех, которых я когда-либо встречал в жизни. С ней была ее подруга – тоже очень красивая, а рядом с Оксаной – как нимфа при богине.
Я и представить себе не мог, что такая девушка, как Оксана пойдет с нами париться, но она и подруга согласились. Впервые я не хотел, а, наоборот, боялся, что девушки полностью разденутся – может быть исчезли бы все чары, или сталось бы что-то непоправимое с моей и Сергея душами.
          Парились обе в купальниках.
           Хозяйка, увидя с нами в парной девушек, онемела, но перед людьми с «выкшим образованием» не посмела, конечно, и слова сказать.
На Оксану мы боимся даже открыто смотреть, поливаем наших богинь водой, дивчата смеются, хозяйка то и дело вбегает в баню, с ужасом ожидает «разврата», но видит,что никакого разврата нет и успокаивается.
            Сергей выходит в восторге и от Украины, и от России.
- Язычницький дух украинок створюе сыльнишу любовну энергетику, ниж росийське православя,*6 ну, а русские – добрейший и благороднейший христианский народ!
           Вскоре мне еще раз повезло. На выходные мы с Оксаной поехали в город – ей нужно было зайти в институт. Я провел с ней два вечера в Житомире, а потом она вернулась в русское село, оставив меня наедине с моими чувствами. Я начал писать ей целую поэму, но нацарапал только несколько простоватых и восторженных строф, чувствуя полнейшую неспособность выразить ее образ:
1
Она смеется, стоя у березы,
И юные хоть беззащитны плечи,
Но все равно на Украине вечны
Смех женский и мужские слезы!

2
У нее такие, брат, глаза,
Что душа и умереть готова.
А со мной в них темень и гроза,
И стою, боюсь сказать ей слово.
3
Опустила очи, не глядит
О, кохана, ты ж звала намедни!
Жарко дышит, тихо говорит,
А целует — душу тянет...Ведьма!
4
Украина вечно хороша!
Украинки — и ее прекрасней!
Молодость со мною .И душа.
Счастья нет. Но кто же видел счастье?!

Есть лишь губы, что пьянят и жгут,
Волосы, в которых искры меди.
Гоголь, торжествуй, еще живут
На земле благословенной — ведьмы!

           Через неделю я вернулся в русское село. Шел последний день студенческой практики и я надеялся еще раз увидеть Оксану. Но приехал под вечер и узнал, что сегодня в соседнем селе танцы и все девушки там. Автобусов уже не было, единственный способ добраться – одолжить велосипед.
            Выяснилось, что велосипед тут только один – явление абсолютно невозможное в украинском селе. Вот только далеко не каждый вам его там даст!
- Знаешь, - промымрил Сергей, - это русское нищенство все-таки задалбывает!
- Н-да…
- Может, сбегай в украинское  село…
- Неудобно там просить…
          Счастливый обладатель единственного велосипеда был, как и все жители русского села, компанейским и открытым.
-Вы извините, мне говорили, что у вас есть велосипед…
- Есть такой!
-Простите…
-Да бери, что ты …!На... он мне сдался!
           Мое сердце наполнилось горячей любовью ко всему русскому.
Но увидеть Оксану в тот вечер мне не было суждено. Очень быстро я почувствовал, что колесо не накачано, потом начал вихлять руль и слетела цепь. А, главное, не тот я был человек, чтобы самостоятельно решать такие немоверные технические проблемы. Непрерывно надевая и снимая цепь я вымазался, как свинья, и повернул назад. Держа в руках цепь, я шел ночной дорогой, грезя Оксаной и матеря русское разгильдяйство, украинское куркульство *7 и еврейские трудовые навыки.
          Перечитывая эти воспоминания, я почему-то замечаю, что они подозрительно напоминают заезженные представления о национальных характерах и ментальности. Все, что я сумел увидеть в загадочном русском селе было настолько хрестоматийным, что я наполовину уверен в том, что мы с Сергеем незаметно для себя стали жертвами концепции. Были ли реальными впечатления, которые мы тогда вынесли? Может быть и да. А может быть национальная ментальность и все, что мы о ней думаем – по большей части лишь искусственный туман из придуманных философами и нужных властям теорий, литературных фантазий и мистических  грез.




1 Посмотри, насколько  украинская икона колоритнее, какие свежие яркие краски
2 какая могучая душа
3 сравнил гладкие и сладкие стишки с первозданной библейской силой
В евреях эта вечная любовь к России...Вы все-таки шестая колонна И терпеть этого не может ни  одна нация 
4 Это больная не нация - орда .Ужасный агрессивный народ
5 Да нигде оно в жизни не работало
6 Языческий дух украинок создает более сильную любовную энергетику, чем русское православие
7 Куркуль - кулак, куркульство - кулацтво.
               
Моей дорогой тетушке Светлане Бронштейн с любовью  посвящаю


                Записка четырнадцатая
 
                Карате


Комплекс

         Cтать сильным (точнее — быть суперменом ) я мечтал с детства, что, конечно, далеко не оригинально.
         В детстве и юности я был физически не слабым и не сильным - средним и отличался необыкновенной мордобойной озабоченностью. Эту озабоченность я пронес через всю свою юность, несу и сейчас. Думаю, что для мужчины это нормально. Правда, не в таких дозах, как это охватило меня в  юношеские годы. 
          И все это началось с отца. В детстве он повредил ногу и прихрамывал, что не помешало ему стать дружинником и принимать участие во всевозможных милицейских драках с хулиганами. Отец по-своему понимал в мордобое и был смелым и сильным мужчиной.
          Когда мне было лет пять, отец научил меня делать бросок с упором стопы в живот. Ему, наверное, и не снилось, что я смогу выполнять его по-настоящему. Но в детях живут  непредвиденные таланты. Я заметил, что одногодки буквально лезут на этот бросок, научился делать его прямо-таки виртуозно, и в детском саду проклюнулся малолетний  Харлампиев!1* При любом удобном случае, иногда по нескольку раз в день я исполнял свой бросок, наводя страх и восхищение на одногодков. Кулачную драку я считал жестокостью, а то,что бросок, тем более с упором стопы в живот опаснее любого удара, до меня не доходило. Помню дикий бросок, который я сделал какому-то мальчику, который рыпнулся ко мне  толкаться - он перелетел через невысокий  забор и свалился на спину - надеюсь, это обошлось для него без последствий. В детском саду моя мордобойная репутация была высокой - благодаря броску с упором стопы в живот я с гордо поднятой головой прошел свои  первые годы.
           Но в школе дела шли, увы, не по - суперменски - с подростками повторить свой бросок я не мог. Я был школярик невысокого роста , не столько трусливый, сколько тревожный, зацикленный на мордобойных проблемах и постепенно начал мучиться национальным комплексом физической неполноценности. Позже мне пришлось  видеть еврейских ребят, которые не  умели ездить на велосипеде - таким образом у комплекса основания были.
          В начале семидесятых никакого карате в райцентре у нас еще не водилось -  только бокс, вольная и классическая борьба и самбо - им я и занимался - лениво и без особого энтузиазма.Подлинный ключ к решению проблем, как обычно и бывает в жизни, находился перед самым носом - но где там! - в такой примитив, как бокс и борьба уже не верилось — невидимыми тропами к нам приближалось карате.

1 Один из легендарных создателей самбо 


Эпоха

             В конце 70-х весь мой райцентр пришел в движение — великая эпоха карате, которая победно пришла в СССР, добралась до нас. Пацанячьи души пронзил вечный зов, доблесть вошла в сердца, не один давал себе клятву посвятить жизнь восточным единоборствам.
           Карате в СССР было запрещено, по телевизору его не показывали,оно лишь изредка появлялось  в кино и самиздате. Кино и книги и стали нашими первыми наставниками в карате и помогли "поехать" на нем полностью и бесповоротно. 
         Вообще-то существовало два разных карате - элитарное карате и карате настоящих пацанов. 
          Элитарное карате тех времен не имело ничего общего с тем обычным карате, которое более-менее популярно сейчас и которое позволяет при серьезных тренировках довольно успешно помахаться на улице. 
          Наше элитарное карате было безграничным. Против его мастеров были бессильны толпы и полчища наемных убийц, оно давало владение гипнозом и телепатией, а на его высоких уровнях появлялась способность растворяться в пространстве. Оно иногда делало бессильным и пулеметы, потому что при правильно напряженном прессе от него отскакивали пули. А что вы скажете насчет вечной юности и любви прекраснейших женщин? Элитарное карате решало все проблемы! 
           В среде ребят,которые читали книги и хорошо учились в школе царило  элитарное карате. Я, само собой, был его горячим последователем.


           В райцентре же бушевало карате настоящих пацанов.

           Стал популярным мужественный девиз: «Лучче   дать и получить, чим не дать и не получить!». Каждая дискотека прерывалась торжественными выходами на  улицу и грандиозными поединками. Сама танцевальная площадка то и дело превращалась в гладиаторскую арену. Иногда казалось, что кроме мордобоя в жизни не существует ничего вообще. Дрались и вечером, и ночью, и среди белого дня. Милиция уже не обращала внимания на мордобой - он стал признанным видом молодежного отдыха.
          Заводишь в те времена в райцентре разговор со своим сверстником, а он молчит, держит руки в карманах, только глаза, как у совы,  внимательно следят за каждым твоим движением и подозрительно поблескивают. Наконец:
— Оцэ пока ты пи…ел, я мог тебе  раз десять   въе…ть!
           Нельзя сказать, что среди наших пацанов не было самоуглубленных поисков, которые характерны для восточных единоборств. У нас был свой Восток! Я знал хлопца, который набивал руку, загоняя гвоздь в колоду ладонью. Другой демонстрировал специфически натренированную голову - выше лба у него была шишка величиной с добрый орех - парень запросто разбивал головой кирпич. Другой вырабатывал "железный пах"- вариантов было множество.
           Дух времени не обошел и среднее, и старшее поколение нашего Макондо - мужики проснулись от долго обывательського сна. Настоящие каратисты в райцентре не водились, но многие отлично разбирались в мордобое. Тот служил в десанте, тот занимался борьбой или боксом — всех их тоже охватил всесильный мордобойный энтузиазм.
           Помню одного такого бывшего военного разведчика, уже шестидесятилетнего, который долго крепился и не выдавал себя, но как-то под градусом не выдержал -  вывалял в песке нескольких милиционеров, а когда они пришли к нему домой -  словно птичка выпорхнул в окно, выбив стекло головой.
          Теперь, когда та эпоха давно прошла, все это может казаться странным массовым сумасшествием. Но пусть нынешний умник вспомнит, за кого он голосовал на очередных выборах, во что верил, что понял через полгода и успокоится. Перед коллективным психозом эпохи не устоишь! Философия и литература покинули мою душу — ее заполнили мечты о грядущих мордобойных успехах.
          Я немало пережил из-за своей трусости во время "погрома" в военной части, позже несколько раз сильно оскандалился в мордобойной ситуации в присутствии  дивчат, снова выявив жуткую трусость, про которую никогда никому  не расскажу. Все мои знакомые из интеллигентских семей ничем от меня в этом отношении не отличались.Теперь вся надежда была на карате — конечно, самое элитарное.
          Я с приятелями понемногу начал махать руками и ногами в ближнем сквере. Моя тетушка — один из умнейших людей, которых я когда либо знал
неожиданно сказала:
— Драться вы не научитесь.
— Почему?
— У вас нет жестокости.
Я очень обиделся.
         Наставника по карате в райцентре не было и я начал искать его в Житомире, где уже появились первые Колумбы восточных единорств.
        Долго искать настоящего сэнсэя мне не довелось. По всем правилам мистической встречи вскоре я увидел горящие загадочным огнем глаза наставника и услышал слова:
— Как говорят на Востоке: «Если ученик готов, то долго ждать Учителя не придется»!

                Сэнсей

             Уже первая тренировка принесла мне ощущение непостижимой тайны, таящейся в карате. Спортзал, сэнсэй стоит, окруженный учениками, они наносят ему множество ударов, которые он с легкостью отражает.
 
— Цуки! — приказывает сэнсэй и мне.
— Куда?
— В меня, — легким детским смехом восточного мудреца смеется сэнсэй — нанеси цуки в меня!
           Я осторожно бью и тут же подбиваю сэнсэю глаз.
— Это что, б…дь, такое?! — ревет сэнсэй.
— Это... Вы же сказали «цуки»...
— Это цуки?! Это х… знает что!
         Сэнсэй прикладывает к глазу холодное лезвие ножа, дуется и молчит.Я окончательно убеждаюсь, что ничего не понимаю в карате.
          Секцию посещала самая разнообразная публика - бородатые интеллектуалы, бывшие спортсмены, солидные чиновники, красивые романтические девушки. Из бандюков иногда заходил только Толик Богданов — неистовый городской уличный боец, которому карате нужно было, как медведю бокс — иногда Толик, чтобы развлечься, предлагал трем - четырем желающим в полную силу атаковать его и, в отличие от сэнсэя, легко выдерживал любые удары!
Сэнсэй учился у какого-то загадочного тренера с Востока, от него и получил посвящение в карате.
          Секция боготворила сэнсея, его считали почти сверхчеловеком. Шли разговоры о том, что скоро он будет способен убивать взглядом, о нем рассказывали легенды,например, такую историю.
         Секцию как-то посетили городские братки,которые считали карате "разводом лохов"  Один бугай подошел к сэнсэю вплотную.
— Давай помашемся, дятел!
           Сэнсэй спокойно отказался. Бугай снова и снова предлагал "долбалово", жаловался на душевную тоску:
— Мне облом не помахаться!
И, наконец, провозгласил:
— Ну че, погнали!
          С этим призывом бугай рванул на сэнсэя, но тут появились очень симпатичные каратистки. Увидев «центровых телок» бандюган решил обойтись финансовыми санкциями. :
— Понты лохам колотил?! Висишь бабки, олень!
          Сэнсэй спокойно кивнул, но на прощание мягко стиснул руку бугаю, при этом слегка коснулся какой-то точки. Через неделю отморозок превратился в живой труп и братки, видя, что он "склеивает ласты", прибежали в секцию, гда "давали зуб" и кричали "гадом буду", обещая молиться на сенсея , если он спасет корифану жизнь. Сэнсэй нажал бугаю точку на шее и через пять дней все пришло в норму, а бандиты стали обходить сенсея десятой дорогой, чтобы не нарваться на какой-то энергетический удар.
             Сэнсэй почти не тренировал - в основном давал теоретические консультации. Если же набивалось много желающих тренироваться, он брал акваланг и шел купаться, а занятия проводил какой-нибудь его ученик. Мне сэнсэй посоветовал вообще не ходить на секцию, объяснив, что там — примитивное карате и пообещал, что будет учить меня сам.
             Сэнсэй рассказывал удивительные истории и я все ярче начинал осознавать, в какой грандиозный мир я пришел. Сэнсэй рассказал о том, как Брюса Ли привели ради эксперимента в американскую тюрьму, где сто осужденных на смерть зеков кинулись на него, а он взлетел в воздух и бежал по головам нападающих,на ходу убивая их. Рассказал об экзотических направлениях в карате, о "школе крика,"которая позволяет развить крик, способный сломать железобетонный столп.
             В железобетонном столпе я засомневался и сказал,что это - нарушение законов физики. Сэнсэй с грустью взглянул на умственно ограниченного ученика и поведал, что легенда о Соловье-разбойнике, который свистом ломал деревья и уничтожал криком армии отнюдь не выдумана - Соловей - мастер школы крика.
              Иногда сэнсэй демонстрировал мне какое-то упражнение - всегда под абсолютным секретом и с категорическим требованием никому не рассказывать об увиденном. Показал даже упражнение, позволяющее предсказывать судьбу - для этого нужно было несколько раз плямкнуть губами и глотнуть слюну.
             Карате сэнсэй почти не учил, при этом зарабатывал немалые деньги на беседах. У меня денег не было, но я расплачивался с  наставником очень неплохо - драгоценными камнями! Мой родной райцентр считался маленьким Уралом, у наших шахтеров водились в собственных коллекциях топазы, бериллы, и другие самоцветы, которые всегда оседали и, пока живет благословенная Украина, будут оседать в уютных домашних шкафах. Мне не составило труда подбить начинающих каратистов райцентра повытягивать у пап и мам украденные у государства драгоценности и направить этот сияющий поток к сэнсэю. За это я по крупицам привозил из города в райцентр бесценные знания.
            Сэнсэй с большой охотой брал топазы и бериллы, восхищался их красотой и чем больше брал, тем меньше показывал мне приемы. Зато с удовольствием вел со мной беседы - меня он считал способным мистиком.  Сам он тоже был искателем ирреального. Его взгляды представляли собой удивительную смесь старых и новых мистических концепций с самобытным мышлением городского  чувака, который твердо опирается на свой жизненный опыт 
              Как-то я рассказал сэнсэю о том, как впадал в транс, но в последний момент почувствовал страх и вышел из необыкновенно яркого и необычного состояния.
— Чуваки тебя пошлют на ... — сказал сэнсэй.
— Какие чуваки?
— Которые тебя тянут.
— …?
— Понимаешь, ТАМ, — сэнсэй показал на небо, — есть КОНТОРА. Понимаешь?! КОН-ТО-РА! Чуваки тебя тянут, думают — вот неплохой чувак, способный. А ты что сделал? Ты засцал! И они тебя просто пошлют — скажут, на…й нам нужен такой чувак!
           Никогда в жизни я не слышал такого самобытного изложения мистики, как то, которое делал сэнсей. Иногда мне кажется, что он был в чем-то прав. Никому не дано быть в этой жизни чем-то большим, чем классный пацан. Все святые, все махатмы вместе взятые - все они, в первую очередь, просто классные пацаны. И не дай бог, чтобы они  послали всех  нас... 
          В другой раз он сказал мне:
— На хера я с тобой занимаюсь? У тебя свой эгрегор, у меня — свой.
— А что такое эгрегор?
— Это по типу как энергетическое облако. Вот ты, к примеру, вступишь в коммунистическую партию — тебя защищает партийный эгрегор, это сейчас очень мощный эгрегор. Если работаешь в комсомоле — комсомольский эгрегор, послабее, но очень выё…стый эгрегор. Вот такое энергетическое облако... Занимаешься карате — поддерживает эгрегор карате: он сейчас очень окреп, это древний эгрегор. Ты там пописываешь какие-то стишки — они на… никому не нужны, но тебя уже поддерживает эгрегор стихов. Эгрегоры борются между собой — каждый хочет перетянуть тебя на свою сторону.
— Но почему вы не показываете мне приемы?
—А я откуда знаю, какой у тебя эгрегор? Вот я тебе все это объясняю, а мне твой эгрегор за это п…ы даст!



Смерть мечты.

           Сэнсэй неизменно повторял «Приемы — херня, главное — дух». Я был с ним согласен, тем более что духа во мне не было вообще. Восток не принимал меня, медитации не давали ничего, хотя, благодаря своему тренеру, я почти не занимался карате - только медитировал, а, высказываясь обычным языком, - грезил.   
           Грезы длились несколько лет и спастись  от них было невозможно.Гениальный, но по-дебильному понятый нами восточный образ мыслей  грозит превратить в медитации-грезы всю жизнь. Черт побери того, кто первый завез этот идиотизм на ни в чем не повинную умеренную Украину! В те времена я благополучно утратил всякую способность думать- только представлял себя собакой, кошкой, обезьяной, драконом и вырабатывал тот или иной стиль. Это было несложно! Стоит представить себя любым животным, растением или даже вещью, как в тебя что-то вселяется и ты начинаешь прыгать, как обезьяна, или колебаться, как белый лотос. Можно создать любой стиль. Стоит только осмотреть комнату — стиль зонтика, мухи, комара, вентилятора, телеантенны. И потом, ко всему этому, к тебе очень быстро прилипает что-то из внутреннего мира комара или мухи.
         В элитарном карате я оставался несколько лет - настолько долго, насколько мог — жил им, дышал, ради него безумствовал и остался при разбитом корыте. 
          Такова вообще судьба большинства медитаций и озарений - после сказочных миров вас обычно ждет полный скромный ноль.Тот, кто собрался в потустороннее, кто хочет разговаривать с духами, должен хорошо подумать о том, ждут ли его  там!
            Сэнсэй недалеко ушел от меня — четверть из тех, кто ходил на секцию, могли расплющить его, как муху, примерно столько же дрались бы на равных, а, может быть, даже и хорошо наклепали бы ему в настоящем бою. Это его совершенно не смущало. Ведь все равно он был необыкновенным человеком и рядом с ним сверкали сказочные миры карате.
          В конце концов я понял, что пацанячье карате, которое я гордо презирал, намного ближе к реальности. Хотя я так-сяк освоил элементарную технику, главное не далось - во мне не было боевого духа.
         О, Господи, обходились же без тренеров и приемов все эти берсерки, пираты, дикари, индейцы, городские уличные бойцы и ...обычные настоящие райцентровские пацаны!
          Да, пацаны и были настоящими бойцами, а я - типичным несчастным фантазером.
          Я все реже появлялся у сенсея , а потом совсем оставил карате. Не смирился, но отложил занятие, которое не давало уже никаких плодов.

Явление богов.

          Всю жизнь я был книжником и помощь опять пришла из книг.
           Через несколько лет после того, как я оставил карате, мне попалась на глаза книга, в которой говорилось об архетипах Юнга.
         Среди ясного летнего неба прогремел тихий гром. Я впился в эту туманную книгу и тоже очень туманно, но все-таки почувствовал, о чем тут речь. Нет, я не был согласен с такой трактовкой мистики, но рядом все же прошел слабый, отраженный луч истины, намек на то, что творилось с этими бесстрашными воинами, с этими берсерками и дикарями, как и какие боги и демоны входили в них
Я снова подался на секцию и через несколько дней продемонстрировал всем полную непробиваемость пресса и очень слабую чувствительность к боли - удары во время спаррингов не производили на меня почти никакого впечатления. 
Многих это поразило, некоторых - не особенно. Нет, не был я единственным заклинателем духов - это, на свой лад, было дано и другим.
И все же секция впервые вместо снисходительности выражала мне восхищение. Толик Богданов пожал мне руку. Сэнсэй похлопал по плечу и объявил, что недаром со мной занимался.

                Пробы

            Теперь юношеская тревожность уменьшилась, я начал энергичнее сопротивляться насилию, - иногда успешно, иногда - не очень. Духи то появлялись, то покидали меня. Однажды подбил глаз высокому и злючему крепкому парню, который долго ко мне прикапывался. В конце концов мы вышли один на один и хлопец ушел с фингалом. Потом поединок состоялся с борцом неплохого уровня. В драке я залепил ему по интимному месту, борец завыл, но, в итоге, мои ноги все-таки мелькнули в воздухе. Добивать меня борец не стал.
             Однажды я нарвался на мордобой, который точно должен был закончиться больницей - трое незнакомых уличных хлопцев ни с того, ни с сего напали на меня около подъезда, потом драка перенеслась в сам подъезд. Поводов не было, вероятно, с кем-то перепутали. А, может быть, это была просто классическая хулиганская тренировка с первым встречным? Били меня сильно и довольно умело. Под ливнем ударов, которые сыпались со всех сторон, меня начало шатать,я сползал на колени, падение означало одно - обработают ногами, а дальше...- "дальше"не просматривалось! В конце концов я заорал на весь подъезд, призывая на помощь, но, как часто бывает в наших местах, ни одна дверь не открылась и не появился ни на одном пороге хозяин с традиционным солидным общенародным требованием - не прекращать мордобой, а всего лишь перенести его в какое-то другое место.
             Но тут-таки мои языческие демоны вошли в меня! - из груди вырвался чуть ли не рык тигра, боль исчезла, тело наполнилось силой, руки начали неистово бить, а ноги брыкать. Страх сменился безграничным презрением, энергией и яростью.
       Эти неожиданные метаморфозы, появление демона и мое довольное урчание, которое это появление красноречиво свидетельствовало, не вызвали особенного мордобойного подъема у моих бандючков - движения у них стали какими-то вареными, удары слабыми, да и вообще вскоре начало чувствоваться, что все трое мечтают только об одном - смыться.
Наедине всего-навсего с тремя перепуганными городскими придурками новоявленный берсерк (пусть и с генами советского еврея) теперь чувствовал себя могучим быком, окруженным меленькими злыми зверюшками. Воинственный дух, который сидел во мне, без слов, но очень целеустремленно командовал "за барки и коленом в яйца!", "ломай палец!", "головой в морду!","обеими руками - по ушам!" Теперь начали жалобно визжать, попавшие в переплет бандючки. Один выл, схватившись за нос, другой стонал, держась за палец. Компания рвалась прочь, но в узком пространстве подъезда не так-то легко было пробить себе путь на улицу. 
         Тем временем крыша у меня быстро съезжала, демон разошелся и настойчиво рекомендовал разбить ближнюю голову об стену подъезда.
         Слава богу — судьба не забывает и о хулиганах! Вскоре я уже настойчиво пытался догнать недавних храбрецов,но где там - дух, который вселился в меня хорошо дрался, но бегал довольно посредственно. 
          Я не раз перекрестился после этой истории. Гордился собой, хотя, собственного, что тут было нового?! Парадокс жизни — мужчины годами безуспешно мечтают научиться тому, что было известно еще с тех времен, когда наши предки ящерами вышли на берег.
         Запомнился также мордобой, можно сказать, производственного характера.
          Мистик, поэт и к тому же еврей - очень плохая смесь для овладения рабочими специальностями. Я тогда трудился на производстве и был, думаю,  наихудшим работником того дорожного участка за все времена. Это меня не особенно волновало, потому что я находился в состоянии непрерывных медитаций. Люди копали, грузили, пилили, я был среди них, но ничего не видел и не слышал. Иногда я прямо посреди работы бросал лопату и начинал медитировать. Кое-кто из рабочих уже справедливо постукивал пальцем по лбу, особенное же внимание мне уделял здоровенный сорокалетний дядько - присмотревшись ко мне этот простой человек приступил к опять-таки простым и нехитрым садистским развлечениям.
         Подъезжает, например, подъемный кран, надо что-то зацепить, а я, как всегда, не разберу что и куда.
— Куда здесь вставить крюк? — кричу я.
— В сраку! — радостно смеется дядько и пробует воткнуть мне крюк в соответствующее место.
          Частенько дядько прятал мою сумку с едой или ложку, иногда ловко закрывал в каптерке и ежедневно докладывал о моем трудолюбии начальству .
          Стою как-то посреди своего дорожного участка и, как всегда, медитирую. И вдруг чувствую,что кто-то сзади очень сильно ухватил меня за мое "мужское достоинство». С натугой и страхом чуть разворачиваюсь назад — никого! Несмотря на боль пару секунд стою очарованный - есть в мире сказка! Разворачиваюсь дальше - в нескольких метрах мой мучитель. В руках у него длинная пилка, а подцепил он меня ручкой, которую продвинул мне между ног. 
           Дядько быстро наращивал свои «шутки», и, наконец, дело дошло до поединка. Физически он был сильнее меня, намного выше и тяжелее и рассчитывал, очевидно, на свою медвежью стать и какие-то жестокие уличные приемы. Наши отношения разрешились на очень своеобразном ковре - стекловате - именно на нее дядько ни с того, ни с сего надумал меня посадить .
            Минуты три бригада с наслаждением следила за нашим поединком. Дядько мертвой хваткой ухватил мою голову и попробовал крутануть - мог бы и шею свернуть. Я тоже сцепился с ним с необыкновенной охотой, чувствуя, что так можно, наконец, немедленно развязать гордиев узел проблем. Искусство победило силу - дядько, сделав что-то похожее на совершенно не присущее производству сальто, полетел на стекловату, а я торжествующе оседлал его и покрыл с ног до головы единственно понятной ему вещью - матюками. Дядько был в фуфайке и от стекловаты у него пострадали только ноги, но поединок сильно подорвал его садистскую уверенность и при малейших попытках вернуть старое я начал весело посылать подальше моего когда-то всемогущего обидчика.
           Это был один из самых приятных моментов в моей жизни. Мордобой - вещь серьезная, куда более серьезная для мужчины, чем думают женщины. В каком-то смысле для того мы и живем, чтобы иногда одерживать такие простые, но незабываемые победы.

                Мордобой как политпроект

            Не часто, но и не редко встревал я в дела мордобойные и постепенно заметил одну интересную особенность - сильно меня, как правило, не били. Со временем по этому поводу у меня возникла одна гипотеза. Сформировалась она во время футбольного матча Украины с Израилем. Матч я смотрел у уже упомянутой моей дорогой тетушки. Так вот, в довольно жесткую по стилю сборную Украины откуда-то вселилась неправдоподобная мягкость и деликатность - украинцы боялись даже  коснуться израильтян.
— Такого футбола я еще не видел, — сказав я тетушке, которая смотрела матч вместе со мной.— Что они бегают, как балерины?
— Они, кажется, боятся, что от прикосновения израильтянин может рассыпаться.
— Что же это такое?
— Молодцы украинцы…
— Да уже хоть раз бы кого-то подтолкнули...
— Это уже будет антисемитизм.
«В них пробудился стыд за погромы былых лет, -подумал я. -Потому не бьют и меня!"
          Странно, но и теперь, много лет спустя, я полностью сохранил мордобойную озабоченность. Она, правда, приобрела другие формы - в моей голове время от времени пробуждается какая-то новая фантазия — например, синтезировать крав магу*со славянскими единоборствами и создать стиль, который объединил бы еврейский и славянский мир. Кстати, ни Кулиш, ни Костомаров, ни все Кирилло-Мефодиевское братство до этого не додумались!
          Иногда вижу сэнсэя. Он торгует на Житнем  рынке.
 
*Крав-мага — система рукопашного боя, принятая в израильськой армии.




                Записка пятнадцатая

                Восьмая заповедь


               Самым симпатичным и интересным человеком в школе был, пожалуй, Михайло В. – молодой преподаватель истории. Он поражал меня какой-то прямо-таки неправдоподобной честностью и был по-своему религиозным, хотя никаких церквей, кажется, не посещал.
Как-то мы разговаривали с ним о том, существует ли воздаяние.
-Ты веришь в карму? – спросил я.
- Верю в воздаяние, а это та же карма, только на украинский лад.
 -Вся Украина верит в воздаяние за грехи. А разве мало негодяев дожили до глубокой старости ?!
 - Плохой человек иногда заживается на свете. А карму я ощутил на себе.
- Расскажи
 Только это не скоро.
- Ничего.
- В первые годы своего учительства, во времена перестройки я преподавал в селе М. Там меня и поймала рука кармы.
           В том селе была неплохая библиотека. Я ходил в читальный зал, читал день и ночь. И вот, однажды прихожу утром в школу, а там меня ожидает милиционер. Через полчаса я уже у следователя и тот мне заявляет:
 - У меня к вам непростой разговор. Украдена Большая Советская Энциклопедия!»
Тридцатитомная БСЭ была одной из немногих книг, ради которых поднимали на ноги милицию.
          Я ничего не понимал и следователь прошипел:
-Кроме вас в библиотеку никто не ходил!
- Ты смотри, я не знал, что у нас уже хватают за посещение библиотеки!
- Мне говорили, что вы – философ. Так вот, хватит ломаться - раскрывайте свою настоящую сущность!
- Я не знаю своей настоящей сущности. И если вы мне ее раскроете…
          Тут следователь поднял такой крик, что иронизировать мне сразу расхотелось. В руках он держал папку, в которой было «все доказано», бил ею по столу и дико кричал. Потом меня посадили в милицейскую машину и возили черти где, потом привезли в лес. Я быстро терял остатки здравого смысла. Когда въехали в лес, я почему-то решил,что сейчас милиция будет копать землю и найдет Большую Советскую Энциклопедию. Я уже был готов сознаться – подозревал себя в шизофрении и в том, что украл энциклопедию. Но сказать куда ее дел все равно не мог.
            Иногда следователь по-отцовски, доброжелательно советовал :
- Сознавайте, сознавайтесь!
- Ну как сознаться, -плакался я. –Это же грабеж.
- Ну почему грабеж, - подбадривал следователь, – это - кража.
-И чем все закончилось?
- Через полгода энциклопедию обнаружили в Одессе.
-А при чем тут карма?
-А при том, что в юности, задолго до этого случая, я был неистовым книжным вором. Правда, Большую Советскую Энциклопедию я не крал никогда – эти книги в пазуху не влезают.
-Ты крал?!
-Я крал.
-Много?
- Море книг.
-А как ты крал книги?
-Не делай вид, что ты не знаешь, как крадут книги.
- Я не знаю, как крадут книги?!
-Ну так зачем спрашиваешь?
- Хочу обменяться опытом.
 - Я крал самыми разнообразными способами. За пазуху или под ремень – это классика. Иногда набивал портфель или сумку и шел мимо библиотекаря с суровым и недостижимым видом. Или записывал в библиотеке три книги, а потом с ними прихватывал и четвертую. Улучив момент, вычеркивал нужную мне книгу из моей библиотечной карточки. Можно прийти со своими книгами, а выйти со своими, и с библиотечными. В конце-концов можно записать и просто не вернуть кучу книг – особенно сельским библиотекам и никаких проблем у тебя не будет – книги спишут.
-Не попадался?
- Ни разу. Библиотекарь, как правило, девушка тихая, интеллигентная и стыдится открыто следить. Через некоторое время после кражи ты увидишь ее грустные глаза, которые, по понятным причинам, стали несколько больше. Милиция такими кражами не занимается, может быть потому, что ощущает – книжный вор по духу абсолютно не преступник, а наоборот – глубоко одухотворенная личность.
- Это самый благородный вид воровства!
- Скотство, конечно, и все же...Юная душа крадет не для того, чтобы по-мещански набивать полочки. В юности я крал книги, потому что искал ключи к тайнам бытия и воровство было оборотной стороной фаустианства.
-Если ты вспомнил Фауста, не забудем и Прометея – ведь он тоже украл священный огонь знаний!
- Собственно говоря, можно ли дышать воздухом наших мест и не быть в душе вором? Когда у нас говорят «Ох и живе!» - это сразу же означает «Ох и крадет!» - жить и красть у нас – одно и то же.
-Знаешь, я иногда думаю - сколько еще в мире стран, чье население поголовно состояло бы из воров? Но ты чего-то главного не досказал...
- Угу.Так вот, крал я себе книги, но когда мне исполнилось двадцать четыре со мной случился нравственный переворот – такой классический, словно им руководил сам Лев Толстой. Я каялся и плакал и это было всерьез. Во многом, о чем никому не скажу, я раскаялся, проклял и свое книгокрадство. Я был должен одной библиотеке несколько брошюрок и решил этим воспользоваться – вернуть книги в десятикратном размере. Я отдал библиотеке Маркеса, Шескпира, Эдгара По, Стивенсона, Джека Лондона, Кьеркегора.
             Заведующая библиотекой сразу поняла,что бывший книжный гангстер начал думать о душе и впервые за долгие годы приязненно взглянула на меня.
             С того времени я изо все сил старался быть честным. Денег я никогда не крал, теперь же начал отдавать все, что находил. Как-то нашел на рынке бумажник и занес его администрации. Служащий, который принял у меня находку, сраженно провизжал, что это единственный случай на рынке за всю его жизнь. Сам он не успел прикарманить бумажник – я потребовал, чтобы о потере объявили по радио. Я даже немного подежурил в кабинете и через несколько минут хозяйка денег – какая-то бабка, словно танк ворвалась к нам.
           Как-то вернул лишнюю сдачу в городском гастрономе. И что ты думаешь? Продавщица охнула :
- Мужчина, вы такой честный??!
И на ее нагловатом лице появилось странное выражение, в котором соединились благодарность, удивление и…отвращение!
- Знаешь, ты самый честный и искренний человек, которого я знаю. За это, Сократ наш, все тебя и любят.
-Не говори такого, просто противно. И, скажу откровенно, абсолютная моя честность тоже уже в прошлом. Так вот - пришла горбачевская перестройка. Я жил тогда в однокомнатной квартире в Житомире, а работал по селам. И тут-то я ощутил прелесть и силу молодой демократии. Постоянно приходилось делать выбор. Если покупал веник – нужно было обходиться без мяса, выбирать - или сахар, или чай.
         Осенью появилась новая проблема – картошка. Ее, как известно, в сельской Украине стараются не покупать, а выращивать или красть. Учителя обзаводятся картошкой осенью, когда их с учениками отправляют на поле.
И вот идет сбор картошки, ученики пакуют для наставников огромные мешки, а я стою, думаю о голодной зиме и мешков не заказываю.
-Мыхайле Антоновичу,- спрашивает меня преподавательница украинского, - вы принэслы свои мешки?
- Я не ..
- Що??!
            Поднялась настоящая буря, - я замахнулся на святое! Меня и так считали немного юродивым, а тут… Зауч лично созвала учеников, которые запаковали меня так, что я в тот год всю зиму и весну кормил картошкой вечно голодную городскую богему.
А в ту же ночь, когда я согласился на кражу картошки, мне приснился грустный Спаситель. Хочешь верь, хочешь нет, - сам Иисус Христос, печальный и сочувствующий предстал предо мной. Христианином я никогда не был, но он мне всегда нравился. Говорил Иисус на чистом украинском языке
-Господи,- завопил я – я вкрав!
-Ну і що ? – спросил он.
- Але це ж заповідь!  – застонал я, - заповідь «не вкради»!
- Сину , -сказал Иисус.- хіба ти не знаєш, що я відмінив цю заповідь для ваших місць? *1

 
1. Сын, разве ты не знаешь, что я отменил эту заповедь для ваших мест?



                Записка шестнадцатая



                Студия



         А теперь о литературной элите провинции....
         Но... что, что же сказать о вас? Я — сделан из того же вещества, что и вы, я от самой природы знаю о вас все. Я знаю о чем вы мечтаете, и как любите, во что верите и кому продаетесь. Я видел вас во всех позах и ракурсах. Я слышал ваш щебет с детских лет и поклялся слушать его вечно.
         Если я у кого-то учился, так это у вас. Если я кем-то восхищался, так это  вами.  А еще... еще я чувствую  к вам  зависть и презрение, иронию и злость. Что ж - это значит лишь одно -  я — один из вас.   
           Начну с давних времен.

                Поеты-колхозники

           Почему-то сразу же вспоминаются уже вымершие типы поэта-колхозника, романиста-рабочего, критика-чиновника. Да-да, я начинаю вспоминать и тут же всплываете именно вы — косари рифмы, столяры сюжета, ревизоры вкуса. Вы клепали вирши, вы пилили и строгали повести, вы правили свои  критические статьи, как годовые финансовые отчеты. Разве вы виновны в чем-то? Считалось, что рабочему и колхознику после полного трудового дня хорошо пишется, что партийный функционер - эстет и литературный критик. Как обнадеживающе это звучало:
 
— Як добре помахаеш лопатою, то пидуть и проза, и вирши! *!
— Писля косовыци и поэму про косовицю напишеш! 2*
— Я — инструктор обкома партии, кандидат философских наук!

          Вы верили в свое предназначение. Ваши глаза горели огнем вдохновения, надежды.А муза была с вами суровой. Неистовая, вечно юная, прекрасная и гордая аристократическая стерва оттолкнула покрытые липким   чиновничьим потом, вымазанные в земле и солярке пальцы от своих холеных пламенных цыцек, потому что вы посмели думать, что разгадали ее загадку. Так вам и надо!
          Литераторов-чиновников я, боюсь, не прощу и на том свете, но работяги... Я вновь вижу ваши широкие искренне добрые лица — ваши поэмы, ваши романы уносит, смывает беспощадная река литературы. Могу ли я унизить вас? Вы садили сады, вы строили дома, вы... вы писали... Никто не помнит ваших поэм и романов, никто и не помнил их, но обычный земной труд ваших честных рук попадет в Вечность, а без литературной славы вы уж как-нибудь обойдетесь!
             Куда больше меня теперь злит самодовольная литературная братия — та, что не садя садов и огородов, полезла в литературу, как в огород, и там осталась. О, с этими хлопцами стоило бы разобраться, но руки коротки! - они сами с кем угодно разберутся.

1.Если хорошо помахаешь лопатой, то пойдут и стихи, и проза
2 После косовицы и поэму про косовицу напишешь
 
                Студия «Животоки»
 
          Еще в брежневские времена, восемнадцатилетним, я попал на занятие студии «Животоки» и впервые увидел целую компанию живых литераторов.  Тут сидели критик Заславский, областной классик — поэт по прозвищу Полищук, парторг пединститута Кислый, школьные преподавательницы украинского языка, несколько студентов и студенток. Парторг Кислый осветил роль партии в литературном процессе. Заславский загадочно и как-то угрожающе добавил:

—   Мы, диты партии.  вично зобовязани йий за материнську любов,  и задаток  цэй рано чи пизно довэдэться повэрнуты...*1
             Тогда был вечер «молодого поэта» —лет тридцяти пяти — сорока, он презентовал свой первый сборник. Стихов уже не помню,  но в основном они были о родном крае — поэт клялся в верности родному селу, а порой, и всему Полесью. 
              Поэт закончил  и началось обсуждение

— Нэстандартно, — сказала пожилая библиотекарша, — дуже нэстандартно.
— А я б ще й сказала, що патриотично, е велики знання з истории ридного краю, *2 — прибавила немолодая учительница украинского.
— И цэ нэ дывно- людына закинчила    культосвитне училище,а там дають и  литературни знания *3 — провозгласила  важного вида женщина — инструктор райкома партии.
          Самой величественной особой студии был высокий седой Заславский. Пока шло обсуждение он молчал и только внимательно слушал, пристально вглядываясь в выступающего, а потом переводя взгляд вверх и вдаль. Стильным признаком значительной государственной персоны было тогда высоко поднятое чело и важное молчание — Заславский тоже так   закидал голову и смотрел куда-то вдаль, в синеву неба. Как это меня бесило! — с какой стати - теперь уже непонятно. 
          Постепенно голоса ораторов смолкли и все взгляды остановились на критике. Заславский не спеша оглядел аудиторию и тихим, вкрадчивым голосом начал:

— Друзи! Мы багато говорылы тут  про вирши Виктора... Сказано багато доброго ...И всэ-таки .. 
Заслваский снова поднял чело в небесную даль и продолжил, вглядываясь туда:
 
— Всэ це добре... алэ...выбачте, друзи, тэпэр  залышаеться  ще пытання ... и пытання цэ..*4
Заславський сделал паузу, пронзительным взором обвел студию, и вдруг страшным  голосом закричал: 
— Залишаеться пытання - поэт цэ, чи ни??!!! *5
Лицо и интонации критика не обещали ничего хорошего. В студии воцарился ужас ,студийцы влезли в стулья, а поэт втянул голову и  побледнел, как смерть.
            Удовлетворенно, не спеша, критик оглядел аудиторию и остановил взгляд на поэте.
— И мы тэпэр  можемо  сказаты... — угрожающе прошипел Заславский.
Напряжение выросло до предела, поэт склонил  голову еще глубже. 
— И мы повынни сказаты...*6
Еще одна длинная пауза —и торжествующий рев Заславского:
— Так,  цэ -  поэт!!! *7
             Публика облегченно вздохнула, а красное, широкое сельськое лицо поэта счастливо засияло.
— Просто не вирыться   що так може пысати людина, яка живе серед нас!*8 — простонала какая-то дамочка
— Откуда это к нему?!
— Дывовыжно!*9 Фантастично!
— Почему одному человеку дается так много?!
— Як просто и як входыть у саму душу!
— Це великий поэт!
— Цю людину поцилував Бог!
— В сраку! — тихо, но выразительно послышалось сзади.
Воцарилась  странная пауза, а потом Заславский продолжил дальше.
          После того, как занятие студии закончилось, я пошел знакомиться с мужчиной, который произнес ужасные слова. Внешне он напоминал интеллигентного иностранца - был высокого роста, элегантный, носил традиционный - писательский берет. Фамилия его была Мещерский и он работал переводчиком.
 


1 Мы, дети партии, вечно обязаны ей за материнскую любовь и задаток этот рано или поздно придется вернуть.
2 А я бы еще сказала - патриотично,есть большие знания по истории родного края
3 И это не удивительно -человек закончил профтехучилище, а там дают и литературные знания
4 все это хорошо,но,извините, друзья, остается еще вопрос
5 Остается вопрос - поэт это или нет
6 повынни сказаты - должны сказать
 7 Да, -  это  поэт  
8 Просто  не верится,что так может писать человек, живущий среди нас
9 Дывовыжно - удивительно




                Демон

          В следующий раз я встретил Мещерського в «перестройку» в редакции городской газеты. Мещерский топтался в коридоре редакции и возбужденно переспрашивал молодого поета:
— Полищук прибегал? Не прибегал?!!Точно?
Поэт отрицательно покачал головой.
— Что же это такое... — озадаченно бормотал Мещерський.
Но через минуту в коридоре послышались быстрые шаги, Мещерский куда-то исчез, на пороге вырос озверевший яростный Полищук и впился в молодого поэта взглядом Отелло, который явился окончательно разобраться с Дездемоной. Пауза, взвешенное, глубокое молчание Полищука и драматический крик :

— Сдохны, гадюка!!! — и пальцы областного классика мертвой хваткой сомкнулись на горле представителя нового поэтического поколения.
            Отрывали Полищука вчетвером, словно покрытого медалями бульдога, которому его слава и достоинство просто не позволяют вот так вот легко отпустить жертву.
            У Мещерського был прекрасный литературный вкус и оригинальный переводческий стиль. Он знал несколько языков, во многом разбирался, а по призванию был выдающимся  литературным скандалистом. От него я услышал фразу «Литература жива только скандалом!».
          Это было кредо — скандал был его святыней.
         Представьте, например, солидного столичного члена Спилки писателей, привыкшего к лаврам, премиям, оплаченным поездкам, писательским домам отдыха и всякого рода торжественным обедам к которому с утра прибегает его  внук со свежей газетой и криком :

— Ты що, — здурив?! *1
          И тычет в нос интервью, в котором дедушка жалуется на высокую цену презервативов , а также  на их низкое качество, да и вообще,судя по интервью, ни о чем, кроме презервативов, думать не желает.
          Член Спилки прибегал в газету, редактор тут же куда-то на минутку  выходил и не возвращался. Писатель начинал носиться по Києву, чтобы вынюхать негодяя, написавшего эту гадость, в то время как Мещерский названивал в редакцию и переспрашивал :
— Ну, что слышали? Бегает по городу? Прекрасно!!
           В конце концов писатель брал неверный след - начинал всех  подозревать, а потом и  мстить какому-то другому члену Спилки, который не мог понять в чем дело, обижался и вдруг получал и о себе статью, в которой  искренне признавался в том,что сейчас ничего  не пишет, потому что еще не отошел от белой горячки. После этого начиналась многолетняя война бывших хороших знакомых.То,что Булгаков делал с деятелями культуры в "Мастере и Маргарите" Мещерский стремился повторить в реальной жизни.
         Из-за своего неконформисткого поведения Демон( так назвал его молодой житомирский  интеллектуал Славик Гончар) должен был бежать из Киева и после шестидесяти доживал в городе, где его нередко били, однажды - очень жестоко. Этот случай произошел у него с одним местным культурным деятелем, которого Мещерский назвал банальным прозвищем "Баранчук". Литературные таланты у Баранчука были точно такие же, как у Михайла Поплавского, но личность он был нестандартная - бандит в лагере культуры. Прославился Баранчук тем, что первым смело поднялся над интеллигентскими условностями и начал организовывать избиение непослушных художников, писателей,театралов.
          Мещерский, зная натуру Баранчука тем не менее написал о нем несколько разгромных статей, прибавил и анонимок. Баранчук коротко предупредил - добром это не кончится. Мещерский продолжал в том же духе.К нему приехали, долго били ногами, переломали нос и ребра. В больнице Мещерский написал письмо Баранчуку, в котором предупредил, что накладывает на культурного деятеля проклятие, после чего у "успешного" Баранчука начались большие неприятности и беды. Случилось это из-за магических способностей Мещерского или из-за суеверного страха Баранчука - кто скажет?
         Демон викидывал фокусы не только в городе, он добирался и до районных литераторов. Как-то мы случайно встретились с ним на чисто шароварной райцентровской студии - такие студии могут называться даже не "Животоки", а "Вишиваночка". Демон сидел почему-то очень грустный и бледный.
            И вот идет занятие студии, районная мавочка  читает стихи

Я чекаю тэбэ на галявыни,
Де зозуля нам щастя куе... 2

        Публика аплодирует, пьянеет от наслаждения, а Демон сидит бледный,как смерть. Его спрашивают:
— Чого цэ вы, Мыколо Ивановичу, нэ в настрои? *3
            Демон отвечает, что умерла молодая и необыкновенно красивая дивчина из нашего полесского края которая нигде не печаталась, но стихи которой он хочет прочитать. Публика затихает, а Демон достает тоненькую девичью тетрадь и читает стихи покойницы :

Розпусты мою косу, коханый,
Я для тебе плекала   йии... *4


        Глава студии, районный литературный авторитет встал, держась за сердце.
 
— Я йиду до неи на кладовыще!  — прохрипел он. — Цэ гениальне   обдарування! *5
— Йидемо!!! — заревела студия.
              Впервые я увидел слезы на глазах у Демона:
— Спасыби, друзи! Нэ любыв   я ранише  вашои студии, а теперь бачу, що помылявся... Прыиезжайте до моеи  Иванки, а я вас там буду чекаты, биля калины йии улюбленои.*6
Шароварные *7 интонации Мещерского неожиданно вызвали у меня ужасное подозрение, но я отогнал его. Через несколько дней разомлевшие от трагических чувству студийцы приехали на кладбище. но Мещерского там не оказалось, никакой Иванки не существовало, как не существовало и ничего святого (кроме скандала) для Мещерского.


 1Ты что - сдурел?

 2 Я   ожидаю тебя на поляне,где кукущка кукует нам счастье
 3 Что это вы не в настроении№?
 4 распусти мою косу, любимый, я для тебя лелеяла ее
 5 я еду к ней на кладбище - это гениальное дарование
 6 Не любил я раньше вашей студи, а теперь вижу. что ошибался.Приезжайте к моей Иванке, я буду вас ждать возле ее любимой калины
 7 Так на Украине называют псевдопатриотические вкусы . Аналог - "кинжально-шашлычный Кавказ", "пейсато-ермулочное" еврейство  и т.д.



                Житие студийное

          Литературная студия «Животоки» имела свою легенду.Критик Заславский часто и с охотой рассказывал ее :
—  Ви ж розумиете, що сам таку дывовыжну и прекрасну назву - Животоки -николы не выгададаеш. Так от, наш Полищук (а у нього поэзия - сами   знаете - чиста и цилюща,як та вода з полиського  джерела)  ще  й дуже  любить пить воду  з джерела  в Коровинцях.  И ось якось вин припав до нього губами, тильки-но но встыг торкнутись, як прямо з глибин до нього прийшла, булькнула ця дывовыжна назва - Животоки.*1   
          Полищук во все времена -  и в советские , и в перестройку, и позже всегда был при должностях, что очень не нравилось Мещерскому. Между Мещерским и Полищуком вообще постоянно случались всевозможные скандалы.Полищук как-то однажды, во время писательской выпивки начал клясться  в верности полесской природе. Там оказался и Мещерський и он жаждал крови - на этот раз в прямом смысле слова.
— Якщо забуду природу нашу, землю нашу — нэ жить мени! — сказал пьяный Полищук.
— Да куда вы динэтэсь… забудэтэ!*2 
— Нэ жить, нэ жить...
— Забудэтэ, забудэтэ… От тильки визьмэте закордонну путивочку *3 путевочку...
— Та що ж вы таке кажете?! Та ще й при студийцях!*4
— Клянитесь  кровью!
        Тут поэт хватает кухонный нож, пронзает руку, его кровь стекает на березку, и он неистово клянется не забывать родную природу.Кровь течет по белому стволу. И с того времени студия не раз собиралась  около березки, на которую поэт пролили свою кровь.
       Заславского в городе называли «пламенным интернационалистом». И вот почему. Как-то ему из самого Киева заказали статью против украинского буржуазного национализма. Заславский сидит дома, творит, волнуется, курит, при этом бросает черновики и окурки за спину. В этот момент входит инструктор райкома партии - узнать, готова ли статья. И видит инструктор - у Заславского за спиной пылает целый костер, а критик так расписался что ничего не чувствует. С тех пор Заславского называли "пламенным интернационалистом". Позже, когда Заславский стал ничуть не менее заметным буржуазным националистом он очень любил рассказывать историю как образец своего шестидесятничества и утверждал, что КГБ хотел сжечь его живьем в его же, Заславского квартире. 
           Власть поддерживала  «Животоки», и все же студия иногда имела политические неприятности. Однажды, на занятии молодой поет прочитал стихи, в которых была строка

- И ты пишла. Зосталася печаль *5

Решающее слово, как всегда, было за Заславским.
Критик сказал только :
— Цэ - песимизм
На этом все могло бы и закончиться, если бы поэт не выкрикнул задиристо:
— Так,але цэ  - революцийный песимизм!
            После этого студию полгода в тягали в КГБ — разобраться, что за революционный пессимизм там пропагандируется. Слухи были разные.Одни говорили, что очень пострадал Заславский, другие — что сам Заславський на всякий случай первым и сообщил о «революционном пессимизме"

1.Вы же понимаете, что сам такое удивительно прекрасное название - Животоки - не выдумаешь. Так вот, наш Полищук, а у него - сами знаете -поэзия целительная и чистая, как вода из полесского источника еще и  очень любить пить воду из такого источника в Коровинцах. И однажды он только припал к нему и тут же оттуда прихлынуло, булькнуло это удивительное название.
2 Да куда вы денетесь - забудете
3 Вот только возьмете заграничную путевочку
4 Да что же вы такое говорите!Да еще при студийцах!
5 И ты ушла.Осталась печаль

                Демон-классификатор

         Демон почти не употреблял слово «поэт» — я слышал он него загадочные слова: «связист», «орелко-бизнесмен», «кофейный авангардист». Это была его собственная литературная классификация. Поэтов -мужчин он классифицировал так :
литературный шпак *1;
защитник Родины, или орелко-бизнесмен;
связист
кофейный романтик;
городской мученик
хрустальной чистоты графоман;
кофейный авангардист

— Литературный шпак — говорил Мещерський, — если верить его стихам занят тольки тем, що пьет березовый сок или родниковую полесскую воду, гладит спелое жито, ходит  по росам босиком, расплетает или заплетает девичьи косы, при необходимости вяловато  клянется в любви державе, иногда борется против войны.
          Защитник родины или орелко-бизнесмен - поэт суровый и приципиальный. . Его легко определить, если рядом есть кто-то из высоких начальников. Когда орелко видит начальство его глаза возбужденно округливаются, а из груди вырывается оргиастический стон. Орелко раньше любил СССР, боролся за мир во всем мире, против национализма и американского империализма, в перестройку зазвонил в чернобыльские колокола, начал защищать ридну мову и т.д. У него  есть хорошая копейка на сберкнижке, должность в какой-нибудь "Просвите" и дача под Киевом.
           Венец его мечтаний - попасть в Верховуную Раду. Все поеты, которые попадают туда становятся орелками-бизнесменами - исключений не существует.
          Городской мученик - городской русскоязычный поэт, которого никто никогда не напечатает.
           Связисты появились у нас относительно недавно. Связист сообщает вам,что он никогда раньше не писал стихов, но совсем недавно на него нашло и он начал принимать сигналы из космоса. Он говорит о Рерихе, Блаватской, Гюрджиеве. При знакомстве интересуется - принимаете ли вы сигналы из Космоса? Вы не принимаете сигналов?До свидания!
           Связисты пишут мало и скоро оставляют литературную ниву, чтобы уступить место другим связистам. 
           Кофейный романтик — плаксивый хлопец, автор стихов, среди которых обязательно есть строка «И ты пришла, и ты зажгла свечу». Проживает жизнь в дешевом городском кафе.
           Хрустальной чистоты графоман - очень сильная и целеустремленная личность. Внешний вид - длинные волосы и борода, взгляд мудреца.В поведении  копирует писателя из детского мультфильма. Легко пишет по пять книг ежегодно. Делает выдающиеся исторические открытия - чаще всего доказывает,что село,где он родился, является главным истоком мировой цивилизации. Живет и умирает с пером в руках.
         О кофейных авангардистах Мещерский  говорил:
— Это мелочи, даже говорить не стоит!
Как он ошибался!
          Поэтесс Демон классифицировал  по-другому.
— Как правильно заметил ваш любимый Бердяев : «мужчина сексуален, но у женщин вообще  нет ни одной клетки несексуальной". Потому литературных дамочек я классифицирую по сексуальным признакам, а конкретно так:

литературная мавка *1
литературная молодыця;
старая литературная мавпа *2
         Литературная мавка — это дивчина лет четырнадцати - восемнадцати, которая напечатала в городской газете примерно такие оригинальные строки:

Украино моя, моя ридна земля!

           И так далее. Мавочка после этого считается в городе перспективной поэтессой. Она смела и сексапильна. У нее тонкая талия, красивые груди, стройные и упругие ноги или, по крайней мере, что-то одно из этого. Глаза ее туманятся мечтой и гордостью.
           Большинство литературных мавочек отходят от поэзии, самые упрямые переходят в стан литературных молодыць. 
            У литературной молодыци больше груди, шире талия и лицо. Стихи у нее точно такие же, как у мавочки. 
         Старая литературная мавпа — прежняя мавочка и молодыця.
          Когда литературная мавочка читает стихи, старая литературная мавпа раздувает ноздри и молчит, ожидая, пока очередь дойдет до нее. Потом она стонет или поет:

— Моя дорога! Моя дытынко! Хочу сказаты тоби: поэзия починається з сильного болю... Тоби потрибно ще багато зрозумити и вистраждати. Зараз я тоби прочитаю деяки свои...* 3
           Все ненавидят литературных мавп и звереют от их любовных стихов :
«Цилуй мэнэ, едыный мий, цилуй!»


1 Мавка - прекрасная лесовичка, образ украинской мифологии, главный персонаж драмы Леси Украинки "Лисова писня"
 
2 Мавпа (укр) - обезьяна
3 Мое дитятко, поэзия начинается с сильной боли. Тебе надо еще много понять и выстрадать. Сейчас я почитаю тебе некоторые свои...



                Конец «Животоков»

       Много лет не бывал я на студии "Животоки". И вот уже в девяностых я снова пришел сюда. Все изменилось к худшему.
          Царил в студии Полищук, но это уже было ненадежное царствование. В студии завелись плюгавые молодые люди, которые вместо того, чтобы ласкать  березки в полесских лесах, годами сидели в кафе и потому твердо считали себя гениальными.
         Демон сказал мне:
— Заходит полесский месяць, пришел час кофейной поэзии. Полесские шпаки и мавки могут передохнуть все, как один.
           Нет, он не выглядел счастливым, а, скорее, потрясенным. А ведь как он всегда ненавидел шпаков!
        Теперь студия делилась на полищуков (которые включали в себя себя шпаков, мавок, молодыць и мавп) и кофейных авангардистов. Спереди,ближе к сцене сидели мужчины - шпаки и те же, что и в советские времена, но уже постаревшие учительницы, хорошенькие мавки, молодыци и мавпы. Величественный, но уже совсем седой, постаревший Заславський разместился, как всегда, в стороне от поэтов. Около него сидели критик Сабанский и прозаик Скляренко.
          На галерке разлеглись кофейные авангардисты — компания жуткого вида молодых людей в залатанных джинсах, и с такими прическами и пирсингом, что иногда невозможно было разобрать - поэт это, или поэтеска. Ряди авангардистов были усилены переходом нескольких мавок и молодыць - мигрирующих типов, о которых говорили, что они не против «и в лис сходыти, и кавы попыти» *1.
         Уже не интересовались полесской школой ни администрация, ни спецслужбы — все подались в коррупцию.
           Первое действие,с которого началось занятие студии можно было бы назвать : " Полищуки прилетели" 
            На сцену под восхищенные взгляды мавочек, мавп и молодыць вышел сам Полищук - торжественный, радостный, в вышитой в полесском стиле сорочке и прочитал свои новые стихи:

Ти — моя писня, моя дывна писня.
Ти — моя радисть, и клянуся знов,
 Що лиш тоби, тоби, мое Полисся,
Я все виддам — и серцэ, и любов. *2

           Какая-то мавпа , услышав такие кованые стихи, ответила на них пронзительным воплем,  похожим на жабий - что-то между : «Мо-о!» и «Бо-о!».
           Не одна мавочка, не отрываясь, смотрела на поэта и многое было в ее взгляде... Молодыци молчали, зате их гордые груди, вздымаясь, говорили без слов.
           Читая, Полищук иногда срывался и начинал плакать от счастья и наслаждения. За ним в зале пускал слезу прозаик Скляренко. Заславский молчал , и только чело его то сияло, как радуга, то темнело, словно грозовое небо.
           Потом свои стихи читали мавочки - прекрасные, стройные и юные.

Я люблю тэбэ, ридне Полисся,
И за тэбэ життя виддаю. *3

И еще:

О, ридна земле, я тоби клянуся
Косою, що нихто ще не розплив.*4

             Полищук то и дело искренне хватался за сердце и выкрикивал в сторону кофейных авангадистов 
— И що? Може, скажете, цэ не поэзия?!! *5
           А прозаик Скляренко без прелюдий подбегал к мавочке, чтобы вроде бы поздравить ее, а в на самом деле сразу налапывал цицечки и присасывался к юным медовым устам.
        Подходил и молодой критик Сабанский — с виду вроде пожать руку, а в действительности тоже совал руку к цицечкам и лапал их.
         Второе действие ознаменовалось натиском темных сил. В зале все громче ржали кофейные авангардисты, кривляя образы, рожденные в глубинах полесских лесов. Авангардисты жевали жуйку, пили пиво, звучала и громкая отрыжка, которая только входила в моду. А во время мавочкиных чтений извращенцы шипели :
— Ну, кугуты! Ну що ты зробыш з кугутами!!! 6*
          Мавочки дрожали. Они не понимали,на каком они свете.
          Молодыци не здавались. Гордо вздымали крутые груди и высоко держали головы, не удостаивая авангардистов взглядом
          Мавпы боролись. Поворачивал свои пожелтевшие, обесчещенные лица в сторону кофейных авнгардистов, напоминали им о земле, которая их вырастила, бросали взвешенные, пережитые, выстраданные слова:
— Безбатченки!
— Зрадныки!
— Потоптатися по молодий поэтэси! Нэ дать  йий статы на крыло! *7
          Кажется, если бы мавпы могли, то привязали бы авангардистов к полесским березам и те разорвали бы предателей надвое.
          Лицо Полищука делалось плачущим, на нем выражалась боль, обида,безнадежность. Полищук вставал и снова садился, выбегал и прибегал,  курил, кричал, что прикроет эту лавочку. Наконец, вышел на сцену и страшным голосом произнес :
- Студия працюе сьогодни востанне! *8
           К Полищуку подбежал критик Сабанський, обнял поета и молил не забывать, кто такой Полищук и кто такие авангардисты. 
        А прозаик Скляренко повторял;
— Ваши вирши — наче ковток, а то й циле видро чистои  воды з полиського джерела!*9
— Ни, — отвечал Полищук, — студия «Животоки» померла!
          Следующий сюжет следовало бы назвать «Встреча с мавкой». Хорошенькая юная мавочка подбежала к поэту, касалась рукой, смотрела в глаза, ее молодые груди дышали быстро и тревожно и на них вздымалась национальная сорочка.
          Всем известно, что поэт —  примитивнейшее существо на свете - всегда можно догадаться на что и как он будет реагировать. Грудь поета расширилась, морщины расправились, лицо самодовольно и весело порозовело и он торжествующе осмотрел зал. Потом прибежала и литературная молодыця - эта плотно прижалась к поэту грудью и бедрами. А старые литературные мавпы душили его в объятиях и говорили, говорили...После этого на лице поэта прямо таки большими буквам вдоль всего лба появилась надпись -«То чого ж мени ще хотиты?!».*10
           Потом начался  шабаш — слово взяли  кофейные авангадисты
           Посреди зала появился очень похожий на орангутанга поет, который, ко всему, совершенно точно копировал обезьяну.
«Ом!» — заверещал поет, высоко подпрыгнул и стал на все четыре лапы. 
«Ом!» — заревели авнгардисты — Ом! Ом! Ом!
          А поет-обезьяна сладко потянулся,сделал еще один прыжок и приземлился опять на четыре лапы,но теперь уже задним местом к публике. Потом кокетливо покрутил к залу ягодицами и, после эффектной паузы, прогундосил :

Чорна кава* Кафки пид кайфом кайфово пишла мени в кайф!*11
Ом!
Чорна кава вам не Окуджава!

— Талант! — выдохнули с галерки.
— Боже, який дар!
— Виртуоз!
          Полищуки бессильно воздымали руки к небесам, а тем временем авангардисты вызывали кумира своей тусовки:
— Берию на сцену! Берию!
         В бериевских очках, действительно похожий на Берию и на барсучка поэт вышел на сцену. Не менее минуты он чрезвычайно подозрительно осматривал зал и, явно сделав неутешительные выводы,  не торопясь изрек:
— Я нэ буду дэтально знайомыти вас з моею творчистю, бо не бачу тут интеллектуально пидготовленых людей, а я не звык тратити дорогоцинный час. Прочитаю лише одне хайку зи своеи книгы «Завары мени каву на Фудзи». Постарайтеся хоч трохи вдуматись, щось зрозумити... *12
Беспредельно брезгливое выражение, которые выразили губы поэта, напугало не только мавочек, а даже молодыць и мавп. Вся полесская тусовка замерла. Поэт коротко и дико провыл :

В старому озери
Втомылась жабка вид чекання.
Дэ ты, — Йоко Оно? *13

После этого поэт обессилено пошатнулся и упал бы,если бы его не свела со сцены подруга, похожая на сорокалетнего ковбоя, который зачем-то одел коричневого цвета колготки.
— Гений! — заревели на галерке
— Звичайна людина николи не напыше такого!
— Он объединил Восток и Запад!
— Я б хотила буты його Йоко Оно!
— Ни одын китаець *14 не писав таких хайку.
        И авангардисты ревели от восторга и наслаждения, обнимались и
снова и снова называли друг друга гениями.
        Мавочки метались, мавочки чувствовали, что приходит их конец.
         Полищук рыдал, иногда бросался к какой- то молодыце и прижимался к ней отяжелевшим пенисом, словно пытаясь набраться сил от матери-земли.
         Против природы, против полесской природы восстало все.
         И тут поднялся высокий, седой Заславский. Взглядом старого аппаратного орла критик окинул молодую публику и неспешно произнес:
— Друзи! Мы багато говорили тут про поэзию наших землякив.  И тепер залишаеться одна, основна  проблема...
          Старый (тепер уже буржуазно-националистический) парторг еще раз победно осмотрел  зал — его таки слушали!
— Основна проблема... поэзия цэ,  чи ни?!!
— А нам начхать! — крикнула толстая авангардистка з покрашенными в зеленый цвет волосами.
— И мы можемо сказаты... так, цэ поэзия! Высока поэзия! Цэ набагато выще, ниж вирши претензийного *15   москаля Воскресенського! 
  — Молодець, старпер! — донеслось с галерки.
          Заславский тяжело сел и вытер пот с высокого руководящего чела.
          Очевидно, Заславский имел в виду Вознесенского. Но поскольку кофейные авангардисты о Вознесенском не слыхали, то никакого значения его ошибка не имела.



1 Кава - кофе. И в лесок сходить, и кофе попить.

2
Ты моя песня, моя удивительная песня
Ты - моя радость и клянуся вновь,
Что лишь тебе, тебе мое Полесье
Я все отдам - и сердце, и любовь


3
Я люблю тебя,родное Полесье
И за тебя жизнь отдаю


4
 О, родная земля, я тебе клянусь
Косой, которой еще никто не  расплел

5 И что?! Может,скажете,это  не поэзия?"

 6 Кугуты - селюки, деревенщина

7 Безотцовщина! Бесстыдники!Потоптаться по молодой поэтессе! Не дать ей стать на  крыло!
8 працюе восстанне  - работает в последний раз
9  ваши стихи - глоток, или целое ведро чистой воды из полесского источника
10 Так чего же мне еще хотеть?
11Черный кофе Кафки под кайфом кайфово пошел мне в кайф

12 Я не привык тратить драгоценное время на неподготовленных людей. 
 Завары мени каву  - завари мне  кофе . Фудзи - вулкан в Японии

13 В старом озере
  Устала жабка от ожиданья.
  Где ты,Йоко Оно?
 
Стихотворение представляет собой комическое подражание знаменитому хайку Басе :

    Старый пруд заглох.
    Прыгнула лягушка.
    Слышен тихий всплеск.

14 Хайку - жанр не китайской, а японской поэзии 
15  претензийного - претенциозного


                Ностальгия

         Эх, как все-таки любили природу в советские времена! А какой экстаз был весной, когда вся студия ездила пить березовый сок!Дивчата одевались в самые короткие юбки, в дорогу брали вареники в сметане, сало, пироги, яблоки и груши, хрен, кровяную колбасу, бабушкину наливку.Видели бы вы молодых поэтесс студии "Животоки" в ее, студии, расцвете! Настоящие языческие богини - не иначе!Юность, вышитые сорочки, черные брови, карие очи, собирание зилля, поцелуи, а то и страстные ласки.Тут тебе и чары, и заговоры, и Купала.
          И что же — вместо того, чтобы пить родниковую полесскую воду, целовать березки и есть вареники в сметане я равнодушно смотрел на всю эту красоту! Я познавал не прекрасные пламенные груди мавочек, а их постные строки. Я не видел никакой разницы между полесской природой и любой другой. И как можно быть таким влюбленным в родную природу? А если бы поэт родился где-то около моря?! Равнодушный и холодный проходил я мимо полесских источников, а березовый сок казался мне водой — сладкой и однообразной, как стихи Полищука.
          Но не одолевает ли меня наш ни с чем не сравнимый полесский менталитет? Хочу видеть мавочек, слушать шпаков!Теперь мне, признаюсь,  совершенно по барабану, кто, что и и как пишет! Я вернулся в природу, я поднялся над своим книжным еврейством! В чем-то я тот же Полищук, ох, много в чем!
       Хочу опять в студию, которой нет, но которая обязательно возродится, потому что лучше ее ничего не может быть на свете этом! Наклюкаться наливки, зайти с мавками в лес, выйти на опушку и услышать счастливый визг Полищука:
— Тут е жива крынычка!*

1. Тут есть живая криница



                Записка семнадцатая

                Мистика (отрывки)


             Какой странной кажется теперь мне моя юность, как далек я от самого себя, тогдашнего. И не находил я себе места. И терзали меня страх смерти и бессмыслица жизни. И все мне хотелось чего-то и тянуло куда-то в неведомые миры.
              Иногда, бывая в райцентре, в котором родился, я вижу себя - того, еще шестнадцатилетнего. Происходят какие-то сдвиги времени, оживают тонкие тела или что - то подобное. Может быть это просто моя фантазия.
Юность
         Первой его любовью была Люда Волошина, второй — поэзия, третьей — философия.
           Ему шестнадцать и глаза у него загадочные, мечтательные, гордые. Он сидит в своей комнате и пишет в дневнике. Я, нынешний, для него невидимка, фантом и могу спокойно заглянуть ему через плечо и весело читать его ( как мне представляется теперь) детскую трепотню.
 “Это далеко не первый дневник. Но я намерен сделать именно этот дневник орудием познания — себя, людей, мира. Я хочу пожертвовать своей индивидуальностью во имя коллективного начала. Я — марксист, но очень далек от рабочего класса, а я должен слиться с ним. Но я не знаю как с ним слиться!Мое замкнутое бытие отрицает самое себя. Мне необходимы железная воля и фанатизм».
 (Юный осел? А сейчас? Все вопросы остались нерешенными и ты, по сути, все тот же).
          На столе — русская классика, "серебряный" век, советская поэзия, "Лисова писня", Гейне. Но жар души он тратит в основном на марксизм-ленинизм -- читает «Анти-Дюринг», первый том «Капитала», «Философские тетради»,”Материализм и эмпириокритицизм”, «Диалектику природы».
«Я не могу понять, почему у нас на выборах никто не входит в кабинку для голосования. Я считаю, что войти в кабинку он должен, и там должна быть специально приготовленная ручка — ради торжества свободы. Черт знает что такое — можно подумать, что кто-то чего-то боится!»
Вечерами, отдыхая от занятий философией, он прогуливается. Рядом с ним— симпатичная пятнадцатилетняя девочка-еврейка. Они бродят осенним райцентром.
— Куда ты будешь поступать? - она смотрит на него с нескрываемым восторгом. 
— Не знаю. Евреев сейчас что-то опять никуда не берут.
— Да, мне мама то же сказала.
          Он и сам был в душе немалым антисемитом. Она была яркой, страстной натурой, и все же что-то отталкивало его от еврейских девушек. В них ощущался покой, надежность, а он боялся чрезмерной правильности и скуки еврейской семьи. Его тянуло к демоничным, языческим славянкам, а еврейки казались ему недостаточно близкими к стихиям. И все же его другом была именно эта милая смуглянка, и все наивно считали их образцовой еврейской парочкой. И в их дружбе все было еврейским — чистота, покой, но еще и— книги и идеи, от которых трепещет душа.
        Его религией был марксизм, а главным мучающим вопросом – все никак не оборетающийся смысл жизни.
        Как не любить Свободу, как не любить Справедливость, как не любить всечеловеческое Братство!Но...смерть, смерть, смерть... Как быть со смертью? Как обосновать категорический императив долга и добра, если нет бога и души?
Одним летним вечером он докопался до сердцевины и книги наполнили его смертоносной пустотой. Он еще раз обдумал суть доктрины – да, он не ошибся, в центре зияла пустота.
        Простые люди жили без всяких теорий и их жизнь имела какой-то известный лишь им смысл. А у него не было этого смысла. И его любимый Маркс поднял руку на смысл жизни, добро, бессмертие души, красоту, любовь. Маркс не побоялся, Маркс был титаном, Маркс поднял руку. Или он его не понял?
А сам он не был титаном. Он был безоружным перед философией юношей. Он был всего лишь райцентровским еврейским мальчиком – он только бессильно, безнадежно, с натугой поднял голову и посмотрел в окно. Был вечер.
Он вышел в город, встретил свою подружку. Она засияла, увидев его. А ему как-то расхотелось жить.
— Ну, что ты сегодня прочитал у Маркса?
       Она смотрела на него,как на гения, — по собственной воле Маркса не читал никто в райцентре
— Все... Жизнь бессмысленна...
— Почему?
— Все определяется экономикой. Я это сегодня узнал... Религия, мораль, философия, любовь, все наши взгляды, чувства... — все это, в конечном счете, — от экономического строя. А мы, как дураки, верим, что это и есть истина, правда.
— И даже любовь? Ты уверен?
          Ему нравилось, что она не очень похожа на классическую еврейку - глаза у нее были немного раскосыми и она напоминала юную таитянку. Они гуляли по райцентру, была яркая осень, но он всегда мало замечал природу, да и эту девушку почти не замечал .
— Уверен. Ничего нет — ни добра, ни зла — все это условности. Понимаешь, какой это ужас?
         Ее темные глаза потемнели еще больше, лицо стало серьезным и волевым. Все, что он говорил она старалась воспринимать всерьез. И она не хотела чтобы он страдал.
— А зачем же тогда жить? — спросила она.
— Я думаю, что можно жить ради славы, хотя бессмысленна и она…
— А зачем жить ради славы?
— Так, быть может, можно стать выдающейся личностью. А вообще-то жизнь кончена.
        В тот вечер его жизнь действительно неожиданно как бы окончилась. Но подожди, дорогой, она все-таки только начинается.


                Неудачник


          Главным вопросом после школы было:«Куда поступать?».
— Мама, я хочу поступать...
— Куда?
— В Киев, в университет. На журналистский, или на философский, или на иняз… или на филфак…
— Ты знаешь, один еврейский мальчик туда уже поступал.
— И что?
— Ему сказали: «Тут университет Тараса Шевченко, а не Шолома-Алейхема».
         Это был миф, в котором, по сути, все было правдой.
Советский еврей считался породой, которая слишком быстро размножается в науке, культуре, образовании, медицине и торговле и популяцию это бдительно контролировали. Оставался доступный провинциальный филфак — в школу евреев допускали в неограниченных количествах. Но он сбился с толку и сдуру поступил в автодорожный техникум. Это была катастрофа.
        Я вижу его уже в Житомире, восемнадцатилетнего. Он бродит около филфака, в который ему не удалось поступить, иногда выпивает с приятелями, а гуляя с девушками морочит им головы философией. Он худой, измученный, в глазах горит гордость, надежда, отчаяние. Тут его никто не понимает и он тоже ничего не хочет знать об этой скучной Земле. Черт побери, это настоящий романтический типаж!
        Он в читальном зале. Рядом снова «Капитал», «Философские тетради». Я тихо подхожу и начинается беседа двух людей - фантомов разного возраста, да еще и живущих в разных эпохах.
— Марксизмом увлекаетесь, молодой человек?
        Он удивленно оглядывается и с интересом осматривает меня с ног до головы.
— Да. А вы тоже интересуетесь философией?
— Интересуюсь.
          Он радостно улыбается, всматривается, что-то ищет во мне и я знаю — ему подавай демонизм! А я так хотел бы посоветовать ему что -то совсем другое, но ничего, ничего из этого не выйдет!
- Ну, как твои успехи?
- Не знаю даже с кого начинать - так много великих философов!
- Ну да. И у каждого в кармане Вселенная.
          Он морщится, ему не нравится эта мысль, я задеваю его богов. Но собеседника он не упустит и с надеждой смотрит на меня.
- Как вы относитесь к Марксу?
- Спроси чего попроще... Жаль, что он не имел религиозного опыта. И потому ты так мучишься.  Но когда нибудь все соединится.
 - Как это возможно?
- И сам не знаю. Но ты это почувствуешь.
- Религия и социализм могут сочетаться??!
 - - Должны. И будут.
- Тогда я хотел бы вас еще спросить... Я никак не могу понять гегелевской диалектики...
 
           Я не могу удержаться от смеха и его лицо становится раздраженным, разочарованным. Еще чуть-чуть и он будет считать меня мещанином. И действительно, я в сравнении с ним — звероподобный мещанин. А, между прочим, я и теперь живу твоими находками и ошибками, малый!
- Не обижайся, но... слишком доверчивым людям лучше вообще не заниматься философией...
           Его лицо искажается, он готов заплакать.
 - Мне иногда кажется, что философия это вообще не мое. И почему-то ничего не могу написать.
- Напишешь.
           Он весь вспыхивает от радости. 
— Откуда вы знаете?
            Я исчезаю. Он несколько минут сидит счастливый, зачарованный, а потом опять втупливается в "Философские тетради".

                Искатели



         Беседы с собственным фантомом — интересное, но тяжкое для нервов занятие и я погружаюсь в обычные воспоминания.
         В свои техникумовские годы я дружил и жил на квартире с одним странным, исключенным из филологического факультета двадцатидвухлетним молодым человеком — Виктором Литвиновым. В наше время сказать «жил на квартире» означает вызвать сомнения в традиционности сексуальной ориентации. И она у нас была действительно нетрадиционная, но не гомосексуальная, а онанистически-монашеская. Мы стояли на краю этого мира, заглядывали в его бездну и старались не замечать представительниц женского пола - мы копались в философских и религиозных системах. В ужасном, насквозь прокуренном подвальном помещении, расположенном в довольно мистическом месте - неподалеку от двух христианских церквей наши с Витей мозги рождали дикие химеры, которые для их обладателей были намного реальнее скучной серой  действительности.
Дорого бы я отдал, чтобы вернуться туда на машине времени и увидеть это экзотическое зрелище — Витю и себя тех времен.
         Я бросил ходить на занятия в техникум, Витю выперли из пединститута.
Голодные, прокуренные, мы день и ночь болтали, спорили или сидели в читальном зале и занимались, а точнее - молились по учебникам  древнеиндийской и древнекитайской философии, по Гегелю и Канту. Баня, парикмахерская, выглаженные хоть раз в месяц штаны, студенческие прогулки с девушками — все это было уже не для нас, а если к одному из безумцев прибивалась какая-то возвышенная женская душа, то мы от счастья теряли рассудок и вели себя очень оригинально и дико. Витя говорил девушке, что она — его абсолютная идея, я выяснял, в каких рождениях с этой девушкой встречался. Я был невинным и побаивался секса. Витя имел передо мной колоссальный перевес: у него была единственная в жизни сексуальная связь со своей первой любовью — Леночкой Сммирновой, с которой он переспал сразу же после ее выпускного вечера.
           Философия не шла нам на пользу а постепенно сводила с ума. Родители трепетали и мучились, мы же, дрожа от нетерпения, ожидали — абсолютная истина должна была вот -вот явиться.
        Одновременно с занятиями философией мы быстро впадали в самую примитивную магию.
          Ворожили на книгах, давая им медленно раскрыться и трактуя прочитанное. Скоро мы заметили, что все это далеко не бессмысленно, а интересно и страшновато. В газетах тоже появились всяческие намеки и предупреждения для нас обоих, - стоило только вдуматься в заголовки. В общем, мы явно становились объектом воздействия каких-то тайных сил.
          Как-то в студенческой компании мы спорили о том, возможно ли двигать вещи на расстоянии. Спор в разгаре, я решительно утверждаю что можно, и тут замечаю проходящую мимо симпатичную юную житомирянку. Повторяю еще раз:
"Это возможно — можете не сомневаться!" и разворачиваюсь лицом к девушке - рассмотреть. Она спотыкается и падает. Компанию охватывает ужас, все уверены, что падение — моя работа и долгое время меня боятся и избегают.
Когда в те времена я по настоящему влюбился,то пришел к выводу, что мяо любовь по сюжету уже описана в одном фантастически-мистическом романе Олеся Бердника* — таким образом обо мне знали. Девушку я тоже увлек мистикой и убедил ее том, что мы — персонажи этого произведения.
          Это была самая чистая, самое безумная и необыкновенная любовь моей юности. И, сколько ни иронизируй, в этой любви впервые была настоящая мистика, была настоящая магия, о которой я не хочу говорить здесь.
         В те годы по Житомиру шлялось немало гениальных талантов, которые не поступили в вуз и теперь составляли элитарный городской мистический люмпен-пролетариат.
          Элита спекулировала, писала стихи, музыку, картины, медитировала, замирала в йоговских позах.
       То и дело кто-то из наших знакомых попадал в психиатричку. В те времена к этому высокоинтеллектуальному заведению мы относилась не так, как относятся сейчас, не мещански. Психиатричка была Гималаями духа, там искали Шамбалу, и попасть туда означало быть человеком незаурядным, особенно если ты выходил с серьезным диагнзом. Если мы говорили о ком-то: «Он лежал в психиатричке», — это означало, как минимум: «Это глубокая неординарная личность". Чем серьезнее был диагноз, тем более незаурядным считался человек.
           Я приятельствовал тогда с одним книжным спекулянтом, который и сам баловался йогой. Он всегда знал все новейшие городские мистические новости и мог ответить на любой вопрос. 
— Где сейчас Володя?
— В дурдоме.
— Как попал?
— Очень сильный чувак... продвинутые медитации...
— Достиг транса?
— Транса?! Почти достиг самадхи!
— Самадхи?!!
— Вышел в Космос... но потом все-таки не выдержал: при возврате — шизофрения.
— Ты смотри... в Космос... от...!
      И душа моя рыдала над своей посредственностью, и тяжко завидовал я выходу в Космос, психиатричке. Да и вообще мы инстинктивно тянулись к психиатрам и психиатричкам - там нас понимали. Над одним из психиатров я не в силах иронизировать.Назову его старым добрым условным и банальным именем — Гуру.

Олесь Бердник - известный украинский фантаст

                Гуру


        Нам было по восемнадцать-двадцать лет. Ему — около тридцати. Он был довольно известным врачом-психиатром и невероятной силы гипнотизером, но свои настоящие возможности не демонстрировал среди коллег - свидетелем их были мы. Нам он показывал совершенно необычный гипноз - повернувшись спиной, молча, через оконное стекло. Но был и мистификатором, и доныне я не знаю, где обман, где правда, где розыгрыш, а где фантазии в том,что он говорил.
          В райцентре у меня был знакомый инженер М. - приятный нормальный мужик, но алкоголик, при этом четыре раза женатый. Как-то я рассказал Гуру   о нем и спросил - эффективен ли гипноз при алкоголизме.
          Гуру вынул из кармана небольшой согнутый кусочек проволоки - я тогда еще не знал,что это называется "рамка", да и про экстрасенсов тогда еще никто не слыхал.
- Представь себе этого человека ,- сказал Гуру.
         Я смутно представил себе лицо инженера.
— Четче, — попросил Гуру, встряхивая рамку.
          Через минуту он произнес:
— Лет пятнадцать тому назад ему неудачно сделали операцию на прямой кишке. У него импотенция. Поэтому он пьет и расходится с женщинами.
Я поехал к инженеру и все рассказал. Тот подтвердил, что это правда и был потрясен.
          Я мечтал узнать о своих прошлых рождениях. Гуру проронил только пару слов:
— Это можно узнать случайно, к этому не надо стремиться.
             Как-то я увидел на поле табун лошадей и почувствовал какую то странную тоску.Встретившись с |Гуру я поделился с ним своими подозрениями:
— Мне кажется, в прежнем рождении я был лошадью.
— Нет, ты не был лошадью.
— А кем я был?
— Ты был адвокатом. И брал взятки. И в наказание за это родился евреем.
           Я никогда не мог понять, шутит ли Гуру, или говорит всерьез,  во что он верит и над чем смеется. Не уверен, что мой Гуру сам был таким уж нормальным и точно знаю, что не одним клиентом психиатричка пополнилась благодаря его наставлениям. Но как бы там ни было, мы от мистики "ехали", а ему все сходило с рук, хотя именно он и был настоящим духовидцем.
         Иногда Гуру угощал нас афоризмами,- то ли восточными, то ли собственными:
      «Чтобы видеть тот мир, надо умереть в этом.»
      «Прежде чем цветок завянет, он должен расцвести»
            Словом, все сводилось к полному самоотречению. А после этого должно было начаться какое-то неимоверное цветение.
         Я прочитал традиционные буддийские тексты и поплакался Гуру на равнодушие и мертвый покой нирваны.
— Да ты знаешь, что ты сможешь делать после нирваны?! Вот тебе не нравится это дерево — ты сможешь создать другое! Тебе не нравится вон то женское тело — ты можешь создать для себя лучшее! Будда и другие просветленные могут творить миры! Хотя даже Будда пока всего лишь на четвертом луче... А есть и седьмой луч.
         Я подсознательно чувствовал,что лично для меня стать  ортодоксальным буддистом или йогом означает  полный  крах и спросил Гуру, почему Гете не любил и даже боялся Индии
— Многие боялись Индии. Но ты знаешь, чем хороша Индия? Тем, что там нищий может лежать под забором и рассуждать о таких вещах, которые тебе и не снились!
         Я снова думал о своей посредственности, бездарности и о том, как это прекрасно - лежать в пыли под забором в Дели и думать, например, о каких-то тонких проблемах теории познания в абсолютном идеализме Шанкары.
— А что означает эта мысль в Ведах: «Этот путь ведет к тому, кто выше всякой истины, и другого пути нет»? Кто это — тот, который выше всякой истины?
— Ты не поймешь.
       Куда делся этот удивительный, такой далекий  от самоотречения  демон? Мне говорили, что он живет в Росии, стал професором. Как бы там ни было, я бы не рискнул увидеться с ним еще раз.  В жизни иногда встречаются фатальные люди - те, перед которыми мы бессильны.

                Тупик

      Я захожу в зал городской библиотеки и снова вижу его — тех времен, когда он окончательно "поехал", на мистицизме.
Он еще больше похудел, в глазах проступает уже отчаяние и безумство — теперь диалектику ему заменяет поиск самадхи.
 Малыш, — шепчу я, — привет, малыш, привет…
— Кто вы? — спрашивает он.
— Я философ, литератор.
Никакой я не философ, но так ему будет интересней..
— А ты, судя по книгам, интересуешься индийской философией...
Он вспыхивает о радости. У него такие глаза, боже мой!
- Да. А вы тоже?
Насколько же я суше и скептичнее его! 
 -Очень.
 - Вы никогда не пытались достичь самадхи?
 - Мистика шире одной индийской философии.
- А что же еще есть?
 -Есть и современные европейские талантливые мистики. Есть, например, такой философ — Бердяев . Или Юнг.
 -Они просветленные? Они достигли нирваны?
О господи, в этом он - непобедимый, безнадежный осел.
 -Видишь ли, мистический контакт с Бесконечностью — это не совсем то, что ты думаешь.
—А что это?
-  Видение. Но, поверь, после этого ты совсем не будешь знать столько, сколько ожидаешь. Просто ты будешь больше верить в то, что жизнь имеет смысл, что есть бессмертие души, бог, абсолют.
 -А вы верите?
 -Если существует одушевленная бесконечность, — а она существует, — то, скорее всего, и многие другие откровения мистиков тоже не пустые разговоры. А вообще... брось пока все это — о матери подумай...
Мне так хочется схватить  его за астральные барки!
       Он бледнеет ,думает.
        Что я могу ему сказать?Что бы я не советовал  — все бесполезно. А Бердяева и Юнга в семидесятые нет в библиотеках.

                Безумство

         Гимны Ригведы окончательно раздавили его старое мировоззрение. Он решил, что Маркс и Ленин кое в чем были все-таки недотепами и не обладали    религиозной чувствительностью. Разве можно было оставаться атеистом, читая такие внешне атеистические стихи?!

Тогда не было ни сущего, ни не-сущего;
Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.
Что в движении было? Где? Под чьим покровом?
Чем были воды, непроницаемые, глубокие?

Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было
Различия не было между  днем и ночью
Без дуновения само собой дышало Единое,
И ничего, кроме него, не было.
 ......
Откуда взялось  это мирозданье?
Создал ли кто или само возникло?
Кто видел это там, на высшем небе
Тот это знает или же не знает.

Он купил на последние деньги нужную книгу, прибежал домой и открыл Дхаммападу:

"Если хотя бы мгновение умный связан с мудрым, быстро знакомится он с дхаммой, как язык с вкусом похлебки.

Если глупец связан с мудрым даже всю свою жизнь, он знает дхамму не больше, чем ложка - вкус похлебки.

Когда же глупец на свое несчастье овладеет знанием, оно уничтожает его удачливый жребий, разбивая ему голову."

            Вторая и третья дхаммы, особенно третья  были от нем -это он чувствовал всей душой - он явно сходил с ума. Рядом с ним жило тайное и всесильное знание, но оно ему не давалось.  И он решил овладеть им чего бы это ему ни стоило.

             Витя

           Витя Литвинов был яркой русской натурой. Не знаю, где он сейчас и живет ли еще на свете этом, но память о нем и наших поисках священна для меня. Магизм, восточные медитации были не для него. Он любил Достоевского и философствовал, как я теперь думаю, на чисто русский лад. После того как Витю выгнали из пединститута за пьянство и непосещение занятий он пошел работать грузчиком. Ежедневно он приходил "на бровях". Диалоги, которые Витя вел с собой были необыкновенно откровенными. Как-то я в очередной раз проснулся от его голоса.
— Ну что, Виктор Степанович, как дела?
— Херово... дела…
— Философствуете, Виктор Степанович?
— Философствуем.
— Бога ищете, Виктор Степанович?
— Ищем.
— Ищите-ищите, не вы первый, не вы последний.
— Да, не первый...
Бульканье водки..
 -А Ивана Карамазова помните?
  -Помним, помним.
 -И все-таки ищете?
 - Ищем, ищем.
         Опять бульканье и Витя,не закусывая,выпил и зажег сигарету. Вскоре опять донеслось :
 -А знаете, почему вы так х…во живете, Виктор Степанович?
 -Очень интересно, почему?
— А потому, что никого вы в своей жизни на двадцать четвертом году не ...!
Молчание .
— Нет, извините... все-таки... была… одна связь... Леночку Смирнову … свою любовь... на выпускном балу...
Молчание
 — Самое противное в вас, Виктор Степанович, — ваша доходящая до патологии лживость, доведшая до неспособности признаться самому себе, что никого, никогда вы не ...!

                Выход

         Ах, мистика, мистика! Я был твоим, любил и люблю тебя, но ты - горячая страсть, и как с тобой не перейти все границы! Кто и куда нас зовет, почему проходит эта мука и ты смеешься над тем, без чего не мог жить? Никто не знает этого, никто не скажет, чего хотят бессмертные духи, которые живут в нас.
Как это жутко, дико, интересно, безумно — ощущать себя китайцем, индусом — притом не современным индусом, а древним. Как это поражает окружающих - люди видят,что ты "едешь" , видишь это и ты, а все равно чувствуешь себя необыкновенной особой.Шляешься по городу,, все заняты, все добывают деньги, а ты задаешь  им мудреные вопросы ты — мудрец — Шанкара, Лао-цзы, Будда.
А между тем, все это был , по сути, наверное, совсем не отрекшийся от страстей Восток, а замаскированное от самого себя европейское фаустианство. Теперь я прозрел по поводу своей натуры и вряд ли уже   вернусь туда, в индийскую веру. (Хотя, кто знает - все возвращается на круги своя) 
Как ни странно, теперь в древнеиндийских текстах я рядом с  неимоверной гениальностью вижу нечто от родных советских парторгов и современных политиков. Одурманить меня с помощью абстрактной философии довольно легко, но обойти мою литературную интуицию не по силам даже Священным книгам. Я отлично вижу кто,  как и зачем пишет.  И вот я снова беру эти Веды, которые волновали меня так сильно и (о,ужас!) ясно вижу - да ведь эти поэты, мистики, йоги, пророки кое в чем (да и во многом!) - древнеиндийские парторги. И тогда слабых парторгов не держали!
              Даже своим врагам не пожелал бы пережить то, что я пережил в те годы. Я провалился в мистику, рухнул в нее - живой человек полетел в бездонную нескончаемую пропасть. Коротким был мой путь к мистике, но долгим выход и выход этот пролегал через Китай, Индию, дзен-буддизм, карате — бог знает что я только тогда не читал и чем не занимался( скорее - думал, что занимался!) и все это, как правило, было ничем и заканчивалось ничем.
И все-таки, все-таки, все таки! Несколько взлетов оправдали все! Что сравниться с прикосновением Бесконечности! Кто ощутил его - тот уже никогда не скажет, что жизнь бессмысленна! Гремит гром, разверзаются все пропасти и рядом с тобой - Душа Мира. Ты дрожишь от восторга и ужаса, но бояться нечего - вообще нечего и некого бояться! Рядом с тобой трепещет голубой цветок - Вечная Женственность, тебя целует Ангел, а весенний лист на твоей ладони сияет, как перстень на руке царя Соломона.
              Разве я вправе посмеяться над богами моей юности? Я был бы циником, лжецом, пошляком, примитивом. Там перед нами открылась Безмерность, там мы обрели веру в то, что жизнь имеет смысл, что смерть - не всесильна.
Выход из мистики ознаменовался первой девушкой, которая, словно апсара перед древним аскетом, появилась передо мной - впервые за долгое, долгое время.
Что она нашла во мне - не знаю. Быть может прислали ее какие-то высшие силы, чтобы спасти меня от окончательного безумия? Или мода на мистику коснулась и ее?. Или просто благодаря моей юношеской рожице она сумела не заметить немытую голову и полубезумную речь?
           Она была стройной и смелой, хорошей спортсменкой - по
каким видам спорта не помню, помню только, как прижал ее к себе, впился в щедрые и горячие губы и покрыл поцелуями одуревшего монаха ее упругие ноги. Сжимая ее в объятиях я почувствовал, что потусторонние миры оставляют меня в покое, что Ад возвращается в Ад, Рай в Рай, а сам я наконец ощущаю под еще слабыми ногами благословенную и прекрасную Землю.
           Как же я разорвал путы мистики? Скажу откровенно - это было озарение. Оно долго не приходило, и ему предшествовало безумство.  А спас меня деятельный Гений Бытия, — кажется, тот самый, который явился доктору Фаусту, а, быть может, и самому Йогангу Вольфгангу Гете. В конце концов он все-таки предстал перед мной во всем своем безмерном могуществе и если уж так случилось, то ему я и буду служить, а говорить больше не к лицу мистику, подобно тому, как порядочному человеку не к лицу слишком много говорить о морали...

Содержание

Записки сельского еврея
От редактора
Записка первая. Знакомство
Записка вторая. Директор
Записка третья. Восьмой класс.
Записка четвертая Методика.
Записка пятая. Дед.

Записка шестая. Баба.
Записка седьмая. Национальность.

Записка восьмая. Военкомат.

Записка девятая. Сельский эрос.
Записка десятая. Украинки.

Часть вторая

Записка одиннадцатая Возбудитель.
Записка двенадцатая  Погром.
Записка тринадцатая. Ментальность.
Записка четырнадцатая Карате
Запиская пятнадцатая Восьмая заповедь
Записка шестнадцатая Студия
Записка семнадцатая Мистика