Ангел и Бродяга. Глава 6

Глава 6
В которой Пандора открывает ящик бедствий, а магия оказывается совершенно бессильной.    

«Бывают дни, когда все идет не так, и лучшее, что можно сделать – это лечь спать пораньше» - в который раз за сегодня Кристин повторяла про себя одну из отцовских поговорок, старательно орудуя ножницами. День не задался с самого утра. Во время занятий у нее совершенно не звучал голос, срываясь в самых, казалось бы, несложных местах (что, конечно, не ускользнуло от слуха ее придирчивого учителя). Потом, после обеда, ей захотелось прогуляться, но попытка отпроситься на прогулку успехом не увенчалась: в ответ Эрик выдал развернутое устное эссе на тему «Опасность парижских улиц для юной одинокой девы». Сам он сопровождать Кристин отказался наотрез под предлогом работы над фрагментом своего сочинения. Он не отпустил девушку даже ненадолго в ее «верхнее» жилище за недоделанной вышивкой, которую Кристин вздумалось закончить именно сегодня (правда, через некоторое время сам принес ее ридикюль со всем необходимым). Но и на этом злоключения не кончились. Шелковые нитки постоянно путались, завязывались узлами, а к вечеру Кристин обнаружила, что ошиблась на несколько крестиков, и узор исказился. Пришлось потратить остаток дня на исправление последствий собственной невнимательности.
- Целый день, как сказала бы Мэг, коту под хвост. Пожалуй, в самом деле лучше лечь спать, - вздохнула Кристин, гася свет.

Среди ночи какая-то необъяснимая сила разбудила ее. Девушка промаялась битый час, но заснуть вновь не получалось. Не помогал ни подсчет воображаемых овец, ни такой испытанный способ как прочесть десяток молитвы Розария в постели (почему-то, когда молишься лежа, всегда клонит в сон – во всяком случае, Кристин в таких обстоятельствах засыпала раньше, чем заканчивала молитву).   
«Наверное, сейчас полнолуние. В полнолуние всегда не спится. Ах, я так давно не была наверху, что даже не знаю, какая сейчас луна».

Неизвестно, кто вложил в голову девушки мысль о том, чтобы немного прогуляться – но это явно был не ее Ангел-Хранитель. Разумеется, она даже не помышляла о том, чтобы выйти наверх – во-первых, жилище Эрика было отгорожено от остальной территории оперных подвалов коваными решетками, ключ от которых был только у него, а во-вторых, она бы не рискнула в одиночку идти по темным запутанным коридорам. Но вот пройтись по уже знакомым комнатам – почему бы и нет? Конечно, есть места, куда Эрик строго-настрого запрещал ей ходить без сопровождения, однако, едва ли он станет возражать, если она выйдет в гостиную. Кстати, а где его собственная комната? Учитель никогда не приглашал Кристин туда. Должно быть, в «доме» еще много помещений, сокрытых от поверхностного взгляда. Интересно было бы обследовать их… Нет, конечно, не сейчас – Кристин девушка благоразумная, а благоразумные девы не занимаются поиском ночных приключений на свою голову. 

«Я только до гостиной и обратно», - сказала она сама себе, наощупь нажигая свечу.

В темноте гостиная выглядела совсем не так, как при свете множества канделябров. Сейчас это было самое настоящее царство тьмы, где на каждом шагу может подстерегать опасность. Шевелящиеся на стенах тени пугали Кристин, не сразу осознавшую, что это всего лишь игры ее собственной тени. В какой-то момент из темноты проступило… ее собственное лицо, что почему-то в первый момент вызвало страх. Зеркало? С чего бы ей бояться зеркал? Девушка вытянула руку, ощупала поверхность – шероховатый холст. И краска, похоже, совсем свежая – не наставить бы пятен на новенький пеньюар! А ее учитель, оказывается, еще и талантливый художник – есть ли вообще предел его дарованиям? Кристин осторожно подсветила свой портрет – лицо почти дорисовано, а вот одежда выполнена без детализации, лишь набросок того, что станет белым платьем и алой шалью. Почему именно такое сочетание? Она не слишком любила красный цвет, предпочитая более нежные оттенки. Красный – это для взрослой страстной женщины, вроде Карлотты, а она еще слишком юна, чтобы позволить себе подобный наряд. Тем паче, что мадам Жири не раз отчитывала некоторых своих воспитанниц за чрезмерную приверженность к красному, говоря, что в подобных нарядах они выглядят слишком неприлично. А теперь ее учитель, которому никак нельзя отказать в хорошем вкусе, изображает ее в белом и красном. В одеянии непорочной чистоты и пламенной страсти.   
У Кристин отчаянно забилось сердце. Продолжая смотреть на свое изображение, она сделала шаг назад и на что-то наткнулась. Обернувшись, увидела тахту, на которой, вытянувшись во весь немалый рост, мирно спал Эрик.
Девушка невольно залюбовалась своим спящим Ангелом, разглядывая в неровном свете свечи его худощавые руки, рассыпавшиеся по подушке волосы (в темноте они казались почти черными, а не пепельными, как днем). Его лицо, закрытое белой шелковой маской. О, что же вынуждает его прятать лицо даже ночью, когда никто не видит его? Почему он так ревностно блюдет свою тайну? Кто он на самом деле? Сын какого-нибудь герцога или даже короля? Святой, давший обет? Заколдованный принц? Нет, конечно, это глупо, разгадка должна быть более реальной. 
«Сейчас ты можешь узнать это» - шепнул ей внутренний чертик-искуситель, - «Сними маску, и ты увидишь то, чего желаешь».
Маска!
Всего лишь жалкий кусочек шелка. Одно движение руки – и тайна учителя откроется.
Нет, так нельзя! Он же велел ей никогда не касаться маски. Каковы бы ни были причины – она не вправе нарушать просьбу. Может быть, в самом деле ее любопытство совершит непоправимое, как в старой сказке о прекрасном юноше, которого злая королева троллей превратила в медведя, а одна девушка случайно узнала его тайну и едва не погубила и его, и себя?
«Кристин, ты уже взрослая девочка, в твоем возрасте смешно верить в сказки. Над твоей наивностью вся Опера смеется. Подумай сама, кто может скрывать лицо от молоденькой девушки? Только пылкий влюбленный, который стесняется открыться».   
Влюбленный… конечно, с чего бы постороннему мужчине приглашать ее к себе, заботиться о ней и рисовать ее портреты. Рано или поздно он сам раскроет инкогнито. А она своим преждевременным интересом только испортит себе сюрприз.
«Мужчины бывают такие нерешительные. Ты должна действовать сама», - продолжал нашептывать внутренний чертик, - «Ну же! Сейчас или никогда!»
Кристин боязливо оглянулась – где-то здесь должен быть Сириус, который наверняка возьмется защищать хозяина, хотя, видит Бог, она не причинит ему никакого вреда, но эти собаки слишком часто видят опасность там, где люди ее не замечают. Однако пса нигде не было – видимо, ушел куда-то по своим собачьим делам.
Все складывалось как нельзя лучше.

Боясь дышать, девушка протянула руку…
Секунда – и белый кусок шелка у нее в руках.

Но, Господи, что это?!

Кристин ожидала увидеть что угодно, но только не то, что открылось ее взору. Мало сказать, что левая половина лица Эрика была некрасива – она была уродлива настолько, что самого буйного воображения не хватило бы, чтобы это представить. Это было лицо не человека, а скорее гротескной горгульи, вылепленной сумасшедшим скульптором. Излишне ломаные черты, словно изрезанные зазубренным ножом. Подобие кожи в свете свечи казалось местами пепельно-серым, местами желтоватым, частично струпья наслаивались друг на друга как грубая кора дерева, будто пытающаяся принять очертания человеческого лица. Вместо щеки под скулой - провал, словно затянутый огрубевшими жилами. Верхняя губа чуть вздернута, обнажая зубы в кривой ухмылке. Не человек – монстр, чудовище. И вместе с тем, было в этом жутко деформированном лице что-то, притягивающее взгляд, заставляющее смотреть снова и снова, невзирая на отчаянный страх, плещущийся в сердце.

Кристин вскрикнула помимо воли и тут же зажала себе рот.
Поздно.
Обладатель страшного лица мгновенно проснулся. Резко сел на постели. Два глаза (один голубой, другой желтоватый, как у совы) уставились на дрожащую девушку. Эрик осторожно провел рукой по лицу – и издал такой вопль, что Кристин в ужасе ретировалась в тень, стараясь слиться с окружающим пространством.

- Что ты натворила, глупая девчонка?! – бесновался Эрик, швыряясь в стену всем, что попадалось под руку, - Зачем? Зачем ты это сделала? Разве я не дал тебе все, о чем ты только могла мечтать, разве не об одном просил тебя? Кто, какой дьявол заставил тебя нарушить мой запрет? Или ты думала, что увидишь красавца вроде этого твоего виконта, а? Вот, вот она, моя красота! Ты довольна? На, смотри, смотри! – он схватил слабо упирающуюся девушку за руку и притянул ее к себе, - Хорошенько смотри! Ведь ты ЭТО хотела увидеть, не так ли?   
 - Но… я… не… - только и могла лепетать Кристин, расширившимися от ужаса глазами глядя на жуткое, вдобавок искаженное яростью и слезами лицо своего учителя.
 - Что ты говоришь, девочка? Разве я не прекрасен? Разве не обо мне премудрый Соломон говорил: «Мой возлюбленный прекраснее любого из сынов человеческих?» Или ты полагаешь, он мог ошибиться? – Эрик то заливался безумным смехом, то всхлипывал, потом сполз на пол, уткнувшись в подол Кристининого платья.
«О Боже милостивый, неужели он сошел с ума?» - пронеслось в голове у девушки, - «Что же делать?»
 - Я прошу вас, не надо так, - шептала она, поглаживая его по растрепанным волосам, - Лицо не самое главное в жизни. Вот был у нас в селе Йонас Олафссон, его еще в молодости на охоте покалечил медведь. Поверьте, вы по сравнению с ним – красавец. И ничего, это не помешало ему с Магретой – очень даже симпатичной женщиной – завести пятерых славных ребятишек. А уж как сельчане уважали его! Никто не говорил: «Вот идет безобразный калека Йонас», но все говорили: «Вот идет Йонас, Гроза Медведей». У вас достаточно достоинств, чтобы…
 - Какое дело мне до этого человека? – взревел Эрик, - Разве он любит мою маленькую Кристин? А бедный Эрик любит тебя, да! Бедный Эрик думал, что… что ты привыкнешь, и… будешь моей женой, настоящей женой. Но теперь маленькая Кристин не захочет со мной оставаться. Маленькой Кристин захочется уйти к своему красивому виконту, а несчастный Эрик умрет один в этих подземельях, - он тихо заплакал, пряча лицо в складках ее платья.
 - При чем здесь Рауль? – в душе Кристин всколыхнулось возмущение, - Я еще ничего не обещала ему. Вам, кстати, я тоже ничего не обещала. Вы мой учитель, мой друг, но… мы ведь знакомы всего лишь несколько дней! Разве мы на Востоке, чтобы решать мою судьбу, не спросив меня? 
 - Ты так говоришь, потому что видела мое лицо. Это мое уродство отравило нашу любовь! Уродство, на которое ни одна женщина не могла взирать без содрогания, даже моя собственная мать! - Эрик схватил девушку за руку и провел по своему ужасному лицу, будто пытаясь соскрести безобразные рубцы, - И ты теперь не сможешь, Кристин. О, если бы ты выполнила мою просьбу, если бы прежде времени не раскрыла мой секрет! Я бы мог дать тебе то, о чем другие женщины даже не смеют помыслить. Ты была бы счастливее этих принцесс в своих дворцах. Но увы, ты сама, своими руками разрушила наше счастье, - он с силой выкрутил ей запястья.
 - Отпустите меня! – взмолилась Кристин, - мне больно!
 - Отпустить? О нееет, теперь ты останешься здесь навсегда, хочешь ты этого или нет. Ты станешь моим совершенным инструментом, который, наконец, донесет до мира мою Музыку и мою боль. Не для того я столько времени обучал тебя, чтобы ты, неблагодарная, бросила меня здесь, в этом аду, в котором я пребываю заживо не за смертный грех, а всего лишь за причуду природы! Я думал, ты – Ангел, посланный мне Богом в награду за мои страдания, Ангел, который сделает мою проклятую жизнь чуточку светлее. Неужто ты столь жестока, что готова променять мою любовь на блеск суетного света? О-о-о, неужто я ошибся в тебе, и ты – не Ангел, а такая же близорукая любительница земных удовольствий, как все прочие женщины мира? Кристин! Кристин, если ты покинешь меня, твой Эрик умрет.

«Остаться? Здесь? Навсегда?»
Никогда больше не увидеть ни Мэг, ни Рауля, ни мадам Жири, никого из прежней жизни?
Остаться в этих подземельях с человеком, который бесконечно пугает ее?
И – бесконечно – притягивает?
Если она уйдет, ее Ангел Музыки погибнет. Сможет ли она пережить это? Он был так заботлив к ней… теперь ее черед стать добрым Ангелом для этого израненного телесно и душевно человека. Это будет достаточная плата за голос, которым он одарил ее, и за открытую великую тайну Музыки.
 
 - Прошу вас, успокойтесь. Я… я останусь с вами столько, сколько вы пожелаете.
«Потом я что-нибудь придумаю, но сейчас – я пообещаю все, только бы ему не было больно!»
 - Ты так говоришь из жалости, да, Кристин? Я не нуждаюсь в твоей жалости. Ступай к себе, оставь меня в покое, маленькая ведьма!
 - Так мне уйти или остаться? – Кристин отчего-то не ко времени вспомнились истерики Карлотты, которая своим «Я ухожу навсегда!» и «Как вы посмели поверить, что я уйду?» доводила до белого каления весь театр. Только со стороны мужчины подобные противоречивые желания смотрелись не просто нелепо, а ужасно. Особенно когда неизвестно, чего от этого мужчины ждать.   
Эрик не ответил, неловко взмахнул рукой и завалился на бок.
Кристин в тревоге кинулась к нему и поняла, что учитель крепко спит, измученный нервным припадком.
Она попыталась поднять его, чтобы донести до тахты, но, несмотря на видимую худобу, Эрик оказался неожиданно тяжелым для ее слабых рук. Тогда Кристин ограничилась тем, что подсунула ему под голову подушку, заботливо укрыла пледом и ушла к себе, молясь, чтобы ковер был достаточно теплым – еще не хватало, чтобы ее учитель простудился!

***
Кристин смогла заснуть только под утро. Когда же она пробудилась, часы показывали полвторого. На столике ее ждал поднос с кофе и давно остывшими булочками. Из-за двери не доносилось ни звука.
Воспоминания о событиях прошедшей ночи внезапно навалились на нее всей своей тяжестью.
«Что же я натворила! Он был так добр ко мне – а я своим преступным любопытством едва не лишила его рассудка! Мой папа, мой бедный папа, что ты скажешь, глядя с Небес на свою грешную дочь?»

«Ты должна попросить у него прощения!» - стучало у нее в висках.
«Но… я боюсь! Слишком тяжелую рану я нанесла ему» - сопротивлялось сознание Кристин.
«Твой запоздалый стыд не поможет, а только повредит. Будь мужественной!»
«Да уж, натворила я дел… придется искупать вину», - девушка решительно поставила ноги в туфли. 

Эрик обнаружился в гостиной. Но в каком виде! Обычно гладко зачесанные волосы были растрепаны, из-под халата выглядывала заляпанная чем-то красным рубашка. Открытая часть лица выглядела так, будто его хозяин несколько ночей не спал. Эрик рассеянно вертел в пальцах бокал с вином, рядом стояла початая бутылка, еще одна – пустая – валялась под столом. На явление Кристин он не отреагировал никак, скользнув по ней невидящим взглядом и вернувшись к своему прежнему занятию.
«Господи, да он пьян!»
Кристин застыла на месте, отчаянно борясь с желанием уйти, исчезнуть, раствориться в воздухе. Ей было и горько, и страшновато, и неприятно видеть своего учителя в таком состоянии. Одно дело чужие подвыпившие мужчины, а иногда и женщины, которых она видела на ярмарках и в трактирах, когда странствовала с отцом, или не расстающийся с бутылкой рабочий сцены месье Жозеф Буке, великий любитель приставать к молоденьким танцовщицам и хористочкам. А другое – ее Ангел, ее друг, человек, к которому она успела привязаться всем сердцем. Инстинкт подсказывал ей: беги, беги, иначе попадешься под горячую руку, ведь это ТЫ виновата, что ему сейчас больно. Но голос иного чувства, название которого она не вполне сознавала, напрочь заглушал любые опасения. Да, виновата она. И именно ей придется делать что-то, чтобы прекратить этот безобразный сеанс саморазрушения. И Кристин, набравшись мужества, решила рискнуть:

 - Что вы делаете?
 - Какая тебе разница, чем занимается такое чудовище как я? – холодно процедил Эрик.
 - Это же ужасно вредно! Вы погубите себя!
 - Я УЖЕ мертв! Тот, кто уродлив настолько, что человеческий глаз не в силах вынести его безобразия – не может быть живым. Тот, кто живет в этой бездне – не может быть живым. Так в состоянии ли мне повредить ничтожная бутылка вина? Х-ха!   
 - Это уже не первая бутылка. Вы пьете с самого утра или даже с ночи! Вы вообще хоть что-нибудь ели за это время?
 - Твое-то какое дело? – грубо ответил мужчина, - или боишься, что я сдохну с голоду, и ты так и не станешь Примадонной, а? Зря боишься: я на редкость живучий, - он неприятно расхохотался.
 - При чем здесь моя карьера?! Мне вас жалко!
 - Ах вот оно что! Ей меня жалко! Ну да, естественно, - саркастично ответил Призрак, - Я – мерзкий урод, которого милая дева решила одарить своей драгоценной жалостью. Как же я мог забыть свое место в этом грешном мире. Благодарю за напоминание – и извольте засунуть свою жалость куда-нибудь поглубже. 
 - Это вовсе не так! Я каюсь, я виновна перед вами, только не надо так себя ненавидеть! Вы… вы вовсе не… не тот, кем себя называете!   
- А мадемуазель мастерски научилась лгать, - Эрик, недобро прищурившись, долил себе еще вина, - только вот разве я учил вас этому? А? Разве бедный Эрик учил тебя обманывать, Кристин? Нет, ты учишься не у Эрика. Ты учишься у самого Дьявола! – он горько засмеялся.   

 - Зачем вы так говорите обо мне? Сколько можно видеть зло там, где его нет? Разве не вы меня учили видеть, прежде всего, лучшее, что есть в этом мире? Почему же сами вы предпочитаете верить в худшее? Правильно ли – говорить одно, а поступать по-другому? Почему вы не хотите явить своей ученице благой пример?

Эрик поднял на нее покрасневшие от гнева, слез и вина глаза. Хуже всего то, что его маленькая ученица права. Он бы понял это, не будь его разум затуманен ядовитой смесью алкоголя и горькой обиды. Сейчас же каждое слово Кристин, сам звук ее голоса вызывал в нем только отчаяние, способное довести до полного безумия. Казалось, еще немного – и он потеряет контроль над собой.
 - Девочка, уйди, не доводи меня до греха, - зловеще прошипел он.
 - Но я вовсе не…
 - ВЫЙДИ ВОН! – заорал Призрак, швыряя в стену опустевший бокал.
Кристин, ойкнув, убежала. Эрик, пошатываясь, встал, посмотрел ей вслед.
Потом скорчился в углу, вцепившись руками в волосы, и тихонько завыл как зверь.

Черный пес подошел и лизнул его в руку, словно утешая.
 - Я больше не выдержу, - простонал Эрик, - Давай, готовь свое оборотное зелье. Иначе она до конца дней будет смотреть на меня, как на раздавленную жабу. Лучше чужое лицо, чем… чем никакого.
 
***
 
 - Все, можно начинать, - возвестил уставший, но совершенно трезвый Эрик, заходя в кухню, где Сириус сидел за рюмкой коньяка, - Кристин спит и до утра точно не проснется, у нее не особо чуткий сон. Сколько времени займет приготовление этого зелья?
 - Профессор Слагхорн говорил, что самым успешным волшебникам удавалось приготовить его за двадцать один день, а менее успешным – за месяц…
 - Что?!! Так это мне месяц сидеть и ждать результата? Почему ты раньше не сказал, что это так долго? А побыстрее ничего нет?
 - …если нет заранее подготовленных ингредиентов, - закончил Сириус, - А у нас-то они есть!
С этими словами он извлек из кармана мантии какую-то кожаную сумочку, напоминающую кисет для табака. Сунул туда руку и вытащил на свет Божий некоторое количество свертков, мешочков и пакетиков. Потом еще и еще.
 -  Она что, бездонная? – пробормотал Призрак, наблюдая за процессом.
 - В самом настоящем смысле слова. Такие штуки даже в магическом мире веще нечастая, - Сириус с некоторым трудом извлек из сумочки солидную пачку пергамента, - Так, что тут у нас? Это не то, это тоже… ага, вот оно! Рецепт Оборотного зелья. «Вам потребуется: три пучка водорослей, два пучка спорыша, две меры сушеных златоглазок…» Та-а-ак, сейчас поищем, - он принялся перебирать свертки и мешочки, подписанные убористым почерком, - Хорошо, что Сопливус… то есть, Северус само воплощение пунктуальности, все-то у него подписано… О, вот оно! Что у нас дальше? «Три меры шкуры бумсланга, одна мера рога двурога»… а, ну это потом, сперва оно отстояться должно. Так, давай котел, - обратился он к хозяину подземелий.
 - Сейчас, - стараясь громыхать посудой потише, Эрик достал небольшой котелок, - такой подойдет?
 - Да, вполне. Давай сюда. И воды туда налей, чтобы на пол-ладони до верха не доходило.
 - Надеюсь, для этого не нужна вода из источника, где омылись тридцать три девственницы? – съехидничал Эрик. 
 - Да любая подойдет. Не мне же это пить…  - Сириус поежился под колючим взглядом Призрака, - То есть, я хотел сказать, лишь бы чистая. Из твоего озера черпать не советую.
 - Нет проблем, - Эрик плеснул в котелок чистой воды. Сириус еще раз сверился с инструкцией, высыпал в воду содержимое двух свертков, потом добавил какой-то светло-зеленой настойки из флакона, взмахнул палочкой, досыпал еще какого-то порошка, помешал… в котле забулькало что-то, цветом напоминающее болотную жижу.
 - Так, теперь ставим на огонь на тридцать минут. И, пожалуй, я выпью еще рюмочку коньяка.
 - На здоровье, - Эрик наполнил гостю бокал, - и часто тебе приходилось варить подобное зелье?
 - Конкретно это? По правде говоря, всего пару раз, когда в Хогвартсе учился. Это школа у нас такая, для волшебников. Не бойся, у меня по зельеварению лучшая отметка. И на память не жалуюсь. Как будто это вчера было… Ну и инструкция имеется. У Северуса позаимствовал, на всякий боевой случай, вместе с ингредиентами. Надоело в собственном доме узником сидеть, - Сириуса передернуло, - а из дому мне носа казать запретили, я ж в розыске. Вот и приходилось идти на хитрости… Ну а что, разве я менее боеспособен, чем остальные?! Мой племянник в опасности, а мне в конуре отсиживаться, как какой-нибудь клуше, только потому, что у старика Дамблдора приступ паранойи? Я, между прочим, из самого Азкабана бежал, в собачьем обличье, и потом еще год скрывался – и ни одна министерская ищейка меня не обнаружила! Да и вообще…
 - Какой интересный оранжевый цвет, - прервал его откровения Эрик, сунув нос в котел, - то есть, уже терракотовый…
 - ЧТО?! Зелье должно быть бирюзовым! Я это хорошо помню, у нас двоих с Ремусом только сразу получилось правильно, а профессор говорил… Мерлинова борода!!! – Сириус схватился за голову. 
 - Так. И что ты туда не того намешал? – казалось, что Эрик сейчас закипит похуже котла.
 - Тридцать секунд. Не минут. Секунд, - застонал незадачливый зельевар, потихоньку сползая под стол.
 - И что теперь? Делать все заново?
 - ЛОЖИСЬСЕЙЧАСОНОВЗОРВЕТСЯ!!!!      
 
Эрик отшатнулся от плиты, змейкой ныряя в укрытие стола. Вовремя.

БУМ!!! – зелье фонтаном взметнулось к потолку, судя по грохоту – вместе с котелком. 
Твою ж…! – хором ругнулись оба (один по-французски, другой по-английски). 
Звяк! – это котелок отлип от потолка и шмякнулся на пол, обдав оранжево-коричневыми брызгами все, что каким-то чудом еще оставалось не заляпанным.

Первым из-под стола вылез красный от стыда Сириус, за ним – еще более бледный, чем обычно, Эрик. 

- Прости, я, кажется, подвел тебя… - робко подал голос волшебник, в душе готовясь получить «по шляпе», - И что теперь делать?
 - Для начала – потушить плиту, иначе мы в самом деле взлетим на воздух, - с мрачной невозмутимостью ответил Эрик, перекрывая газ, - А теперь - тряпки в зубы, то есть, я хотел сказать, в руки, и оттирать это безобразие. Надеюсь, этот составчик не имеет свойства разлагать камни.
 - Не должен бы, - сказал Сириус, мысленно радуясь, как студент, чудом избежавший нахлобучки от сурового преподавателя, - Сейчас будет порядок.
 - Швабра в углу, - Эрик говорил так же ровно и мрачно, хотя тяжелое дыхание выдавало с трудом сдерживаемый гнев, - Тряпки там же.
 - Зачем швабра? Я сейчас магией быстренько…
 - Нет уж, на сегодня магии с меня хватит. По старинке как-то надежнее и… СГИНЬ!

Сириус и сам услышал быстрые шаги и успел скрыться под столом, на ходу превращаясь в пса. Через секунду на пороге нарисовалась лохматая Кристин в пеньюаре:
 - Что здесь происходит? – спросила она, наблюдая открывшуюся ей картину: кухня, напоминающая поле боя, и учитель в грязной рубашке, тяжело опирающийся на швабру.
- Марш спать! – рявкнул Эрик.
- Но я слышала, что-то взорвалось…Вы не пострадали?
- МАРШ!!!

- Ну уж нет, я вам помогу. У меня как у женщины больше опыта в такой работе. Давайте сюда швабру,  – Кристин схватилась за «орудие труда» и принялась усердно оттирать липкую жидкость, не обращая внимания на ворчание учителя.
 - Лучше начни с потолка, - внезапно вполне миролюбиво посоветовал Эрик, - все равно оттуда накапает.
Кристин послушно переключилась на потолок, до которого едва доставала, даже встав на цыпочки.   
 - Дай лучше я. Я все-таки выше ростом.
 - Ничего, сама справлюсь, - девушка свободной рукой заправила за ухо выбившийся локон, - лучше воды принесите.
Вздохнув, Эрик взял ведро и потопал в сторону ванны.

***
На приведение кухни в порядок «в четыре руки» ушло около часа. Кристин даже перемыла грязную посуду и поменяла скатерть, отыскав в Эриковых запасах самую красивую, с яркой бордовой с золотом вышивкой.
 - Зачем ты это делаешь? – спросил Призрак, с некоторым удивлением оглядывая результаты трудов.
 - Захотела вам помочь.
 - Помочь такому как я? Почему?
 - Потому что Бог создал женщину в помощь мужчине, - рассмеялась раскрасневшаяся Кристин, - Кстати, что это вы варили?
 - Крысиный яд, для особо любопытных личностей, - не удержался от ехидства Эрик, и, заметив, как изменилась в лице его ученица, добавил: - Надеюсь, ты понимаешь шутки? Это был кулинарный эксперимент. Супчик из водорослей. Такой едят жители одной дальневосточной страны. Видимо, чертов торговец обманул меня и подсунул испорченный ингредиент. Ну что ты опять отводишь, глаза, какая еще мысль посетила твою головушку?
- Учитель, я… я хотела вам что-то сказать, - девушка не договорила, залившись краской.
 - Ну, говори, раз уж начала.
 - Кажется, я страшно голодна, - прошептала Кристин.
 - Всего-то? Это не проблема. В самом деле, почему бы нам не устроить ночное чаепитие?

Из-под стола высунулся любопытный собачий нос, как будто выражая надежду на то, что и ему перепадет кусочек чего-нибудь вкусненького.
 - Ой, нам же еще собаку купать, наверное, он тоже перемазался. Если хотите, я могу помочь.
 - Нет уж, - отрезал Эрик, - пусть сам моется. В озере.

И он рассмеялся счастливым смехом. Воистину, ничто не примиряет людей так, как совместная ликвидация последствий происшествия.