Ангел и Бродяга. Глава 9

Глава 9
В которой герои пожинают горькие плоды своих действий.

В тот вечер Раулю виконту де Шаньи пришлось покинуть Оперу в одиночестве. Кристин стало плохо во время финального акта: в какой-то момент она напрочь забыла свою партию, начала бестолково метаться по сцене, выкрикивая бессвязные реплики, а потом упала в обморок. Обычные методы приведения в сознание не возымели никакого действия – девушка почти непрестанно бредила, шепча: «Я – предательница. Я предала его».   Вызванный врач поставил диагноз - тяжелый нервный срыв («Неудивительно, при том бедламе, что у вас тут творится») и порекомендовал полный покой. Мадам Жири ревностно взялась выполнять его предписания и не пустила виконта даже на порог комнаты своей подопечной, мотивируя это тем, что его присутствие может чересчур взволновать бедняжку, которая и так слишком много пережила.   
Пришлось Раулю уехать ни с чем, поручив Кристин Божьему Провидению и заботам ее приемной матери.

Смерть мсье Буке, в конце концов, списали на несчастный случай – достаточно было принюхаться к телу жертвы, чтобы понять: истинным виновником происшествия был алкоголь, употребленный на рабочем месте в неумеренных количествах. Правда, некоторые балерины утверждали, что видели у себя над головой какие-то странные тени – но можно ли доверять впечатлительным девицам с неокрепшими умами?

Однако, лимит несчастий для этого дня еще не был исчерпан, и последний аккорд грянул, когда Рауль выходил из экипажа и направлялся к дому.
Он был всецело поглощен мыслями о Кристин, о ее внезапной болезни, о странном жителе оперных подвалов, преследующем ее – и совершенно не думал о собственной безопасности. Да и казалось бы, здесь, на его территории, что ему может грозить? Дом надежно охраняется, район респектабельный, всяких асоциальных элементов сюда на пушечный выстрел не пустят, а монстр из рассказов Кристин, по ее же словам, никогда не покидает Оперы. Поэтому чутье на опасность сработало слишком поздно – когда огромная черная тень выскочила откуда-то из-за спины. Сильная боль ожгла лодыжку. Виконт плюхнулся на землю, некуртуазно чертыхаясь. Гигантская тварь с рычанием рвала зубами его ногу. Пытаясь отбиваться врукопашную и проклиная решение оставить оружие дома, Рауль отчаянно звал на помощь. На крыльце заметались фигуры, кто-то уже бежал в его сторону… Но тут пес внезапно оставил свою жертву и огромными скачками понесся прочь, мгновенно растворившись в ночной темноте.
Виконта перенесли в дом и уложили в постель. Вызванный врач обработал раны и наложил швы в нескольких местах.
 - Вам повезло, месье виконт, - сказал доктор, трудясь над изрядно порванной ногой Рауля, - пара месяцев – и будете как новенький. А ведь животное могло бы перегрызть вам горло или… еще что-нибудь жизненно важное. Полагаю, стоит уведомить об этом случае полицию. Подумать только: в наш просвещенный век одичавшие собаки терроризируют Париж! Просто возмутительно!

Меж тем, виновник происшествия резво бежал по темным парижским улицам, стараясь держаться в тени и не попадаться на глаза запоздалым прохожим. Найдя достаточно укромное место, пес встал на задние лапы – и меньше, чем через минуту, на его месте оказался человек: высокий, с темными, зачесанными в хвост, вьющимися волосами, одетый во все черное. По виду – художник, или музыкант, или, быть может, еще какой представитель парижской богемы – мало ли здесь таких. 
 - Шалость удалась, - сказал он сам себе по-английски.
Когда-то в юности Сириус Блэк слыл немалым забиякой (то, что вместо банальной «маггловской» драки он предпочитал магические методы воздействия, дела не меняло). Но время, проведенное в Азкабане по ложному обвинению в убийстве, сильно изменило его. Нет, пацифистом Сириус не стал (это было и невозможно, учитывая повышенную активность Волдеморта и его свиты), однако уважения к чужой жизни в нем прибавилось. Одно дело – уничтожить врага, покусившегося на него самого или дорогих ему людей. И совсем другое – затевать драку ради мелкой мести или по другой недостаточно важно причине, исключительно потому, что других аргументов не нашлось. А тем более – ради сомнительного удовольствия помахать кулаками или поточить зубы об кого-нибудь, кому не повезло оказаться на пути.       
Рауль де Шаньи никакой угрозы жизни и здоровью Сириуса не составлял.
Однако его наличие самым пагубным образом сказывалось на психическом здоровье Эрика.

Во всяком случае, реакция Призрака Оперы на известие о том, что виконт собирается увезти Кристин, была больше похожа на буйное безумие. Даже вроде бы успевшему привыкнуть к тяжелому характеру приятеля Сириусу в какой-то момент показалось, что Эрик окончательно распрощался со здравым рассудком. 
   
 - Этот мерзавец, этот гнусный вор не должен приближаться к ней! – хрипел он раненым зверем, - Останови его! Ты должен остановить его любой ценой!   
 - Ты хочешь, чтобы я убил его?  - Сириус поежился, - Эрик, я не наемный убийца, я не смогу…
 - Убивать? – взгляд разноцветных глаз обрел несколько большую осознанность, - Нет, это излишне. Достаточно, чтобы он не смог похитить Кристин. Пусть ногу сломает, что ли. Провалится куда-нибудь. Заболеет. Мне неважно, что с ним будет – главное, не допустить его к ней, пока я в таком ужасном состоянии. Потом я сам заберу ее. Проклятье, как же все это не вовремя!.. – Эрик закашлялся.
 - Я попробую что-нибудь сделать. Не гарантирую, но…
 - Сделай! Во имя Господне, сделай все, что возможно, или я взорву эту чертову Оперу! – Призрак откинулся на подушки и закрыл глаза.

К последней угрозе Сириус отнесся скептически – нынче у Эрика едва хватило бы сил, чтобы встать с постели (а в здоровом состоянии, как ему казалось, Призрак не стал бы уничтожать свой дом, тем паче, что это погубило бы Кристин). Однако мысль временно нейтрализовать Рауля показалась ему вполне здравой: это дало бы Эрику время и возможность объясниться с девушкой и выяснить, с кем она хочет остаться на самом деле (невзирая на некоторую деспотичность натуры Эрика, он, по мнению Сириуса, хотя бы не обесценивал чувства своей избранницы, в отличие от виконта, который, казалось, вообще считал ее слегка не в себе).

Задача оказалась простой только с виду: вместо того, чтобы вернуться досматривать спектакль в ложу, где его можно было бы атаковать незаметно, Рауль «окопался» за кулисами, на виду у актеров и прочего театрального люда. По-видимому, он всерьез опасался, что таинственный Призрак выкрадет Кристин прямо во время представления. Это перечеркнуло все планы Сириуса: при таком раскладе действовать в открытую он не мог, чтобы не привлекать излишнего внимания. Конечно, можно было наслать на противника приступ какой-нибудь болезни, не опасной, но неприятной, которую он потом спишет на что-нибудь съеденное. Но Блэк отчего-то был уверен, что третье за день серьезное магическое вмешательство в маггловскую жизнь не сойдет ему с рук (он ведь не единственный маг в Париже! А встречаться с волшебной полицией ему было совершенно без надобности). Поэтому оставалось только следить за ходом событий и надеяться, что рано или поздно Рауль окажется в более-менее уединенном месте, подальше от посторонних глаз, а там уж дело техники: обездвижить заклинанием, связать для верности, спрятать так, чтобы не нашли в течение нескольких часов… Кристин решит, что несостоявшийся жених обманул ее, и уйдет спать, а тем временем Эрик… Нет, действия Эрика пока планировать всерьез не следует. Похоже, он разболелся надолго. Надо будет порыться в похищенных у Северуса запасах, авось ингредиенты для целебного зелья найдутся. Если, конечно, хозяин подземелий разрешит ему очередной зельеварческий эксперимент, после того, что случилось в прошлый раз. Интересно, а чем они сами лечатся? Сириус был не силен в маггловской медицине (в магической, по правде говоря, тоже разбирался ненамного лучше), но от знакомых магглорожденных слышал, будто маггловские врачи научились по-настоящему лечить, а не калечить, только к середине двадцатого века. А нынче на календаре век девятнадцатый, когда, по слухам, людям приходилось надеяться не столько на искусство медиков, сколько на крепость собственного организма. К счастью, Эрик, несмотря на видимую худобу, далеко не слаб – Сириус убедился в этом на своей шкуре еще при их первой встрече.

Видимо, в этот вечер Бог был на стороне Сириуса (и Эрика), и ситуация обернулась по принципу «не было бы счастья, да несчастье помогло». Если, конечно, внезапную болезнь Кристин можно было назвать счастьем («совесть замучила» - поставил ей диагноз Сириус). Однако этого было достаточно, чтобы Рауль оставил свое намерение нереализованным и уехал в одиночестве. По сути, можно было возвращаться в Эриково жилище с чувством выполненного долга – Кристин осталась в стенах театра, ее состояние, судя по всему, неопасно, а что дальше будет с Раулем – не его, Блэка, собачье дело. Однако в Сириусе внезапно пробудился подлинный охотничий азарт. Во-первых, хотелось выплеснуть нервное напряжение сегодняшнего вечера, а во-вторых, после почти годичного вынужденного заточения в доме на Гриммо-плейс, его активная натура жаждала действий. Дичь следует загнать окончательно, по крайней мере, чтобы оная «дичь» не показывала носа в Опере ближайший месяц, пока Эрик выздоровеет и что-нибудь придумает.         
И тогда Сириус решил действовать жестко и наверняка. Мощный укус уложит Эрикова соперника в постель надолго, а разыскивать за совершение «преступления» какую-то собаку никто не станет. Мало ли этих животных по Парижу бегают. Поди угадай, кто из них покусился на здоровье виконта де Шаньи.

Реализовать план удалось без малейшей шероховатости. Благо, Рауль был не вооружен, а пока его вооруженные слуги выскакивали из дома, Сириус был уже далеко и успел принять человеческое обличье.
Никто не преследовал его.
Шалость определенно удалась. 
 
***
 
 - Эрик, ради всего святого, не мог бы ты быть хоть немного поосторожнее? – вещала мадам Жири, одной рукой опираясь на свою всегдашнюю трость, а другую уперев в бок, - Я понимаю твои чувства к синьоре Джудичелли: не хочу знать, как ты это сделал, но бедняга до сих пор не опомнилась от шока, слово сказать боится. Но скажи, зачем понадобилось убивать старину Буке? Неужели на этого пьяницу не нашлось бы другой управы? Твое счастье, что на сей раз все списали на несчастный случай, но если в следующий раз кто-нибудь другой встанет на твоем пути, и ты продолжишь в том же духе – не знаю, будут ли у меня шансы защитить тебя.
 - Успокойся, Антуанетта, - хрипло ответил Эрик, картинно держась за голову, - и избавь меня от твоих причитаний. Как видишь, мне и так несладко.
 - Успокоиться?! Да я едва с ума не сошла, представляя, что тебя будут преследовать как убийцу. Кстати, что там на самом деле произошло? Дай угадаю: месье Буке выследил тебя? Погнался за тобой, и тебе ничего не оставалось, кроме как столкнуть его с мостков?    
- Понятия не имею. Я здесь совершенно ни при чем, - сказал Эрик чистую правду, - может быть, его проспиртованным мозгам что-то и показалось, а ноги не удержали. Этого давно следовало ожидать. Алкоголь – плохой приятель.
 - Эрик, я в любом случае не стану осуждать тебя, - слегка нахмурилась балетмейстерша, - мои девочки изрядно натерпелись от этого похотливого сатира, так что я даже в какой-то степени рада, что он… обезврежен. Но прошу, на будущее будь аккуратнее. Ты слишком рискуешь. И вообще, береги себя. Где тебя угораздило так охрипнуть?
 - Да вот, прицепилась какая-то хворь, - Эрик звучно чихнул, - раньше такого не было. Видимо, старею. Ничего, как прицепилась, так и отцепится, от этого не умирают. Лучше скажи, как там Кристин? Я не смог поздравить ее вчера…
 - Кристин… Я не хотела тебе говорить, но…
 - Что еще, черт побери, ты от меня скрываешь?! – взвился Призрак, о чем немедленно пожалел, так как в голове снова загрохотали невидимые молотки, а в горле отчаянно запершило.
 - Эрик, умоляю, успокойся. Девочка жива. Но, видимо, она слишком переволновалась из-за того, что ей пришлось подменять Карлотту. Или еще из-за чего-то. Врач прописал ей полный покой на неделю. Не бойся, это неопасно, отлежится – и будет в порядке.   
 - Кристин! Она там, одна, бедная моя птичка… Я должен пойти к ней! Мое присутствие поможет ей выздороветь, - Эрик спустил ноги с кровати, нащупывая туфли.
 - Куда это ты собрался? – Антуанетта раскинула руки, преградив ему путь, - Сперва себя в порядок приведи, а потом визиты к девушкам устраивай.
 

- У меня все… апчхи!.. в порядке… апчхи!
 - Угу, вижу, - поджала губы мадам Жири, - даже не вздумай к ней сейчас идти. Если ты заразишь ее, то…
 - Я хочу только взглянуть на нее! Уж через зеркало не заражу.
 - Эрик, я понимаю, что тебя тревожит. Не беспокойся, мальчишку де Шаньи я вчера спровадила и не подпущу его к Кристин, во всяком случае, до тех пор, пока вам обоим нездоровится. 
 - Это я и сам знаю. На ближайший месяц о виконте можно забыть.
 - Откуда такая уверенность? – женщина внимательно посмотрела на Призрака, - Ты все-таки что-то натворил?
 -  Нет, просто… - Эрик замолчал, глядя куда-то мимо мадам Жири. Та, проследив за его взглядом, обернулась – чтобы увидеть Сириуса, замершего на пороге (превратиться в собаку, как было условлено, ему мешала чашка чего-то горячего и дымящегося, которую он держал в руках).
 - Заходи, - нарушил Эрик «минуту молчания», в течение которой двое пристально разглядывали друг друга, - это мадам Антуанетта Жири, самый страшный человек в этой Опере. Не считая меня, конечно. Нетта, это мой друг Си… Сириль. Он принес мне лекарство, чтобы я не покинул этот мир слишком скоропостижно. Сириль, давай сюда свою отраву.
 - Рад знакомству, мадам, - Сириус галантно поцеловал руку мадам Жири, одновременно передавая чашку с целебным зельем Эрику.
 - Взаимно, - острый взгляд горохово-зеленых глаз на несколько мгновений задержался на лице нового знакомого, - Что ж, вижу, все не так плохо, раз твой неподражаемый юмор вернулся к тебе. Я покину вас, у меня репетиция. Постараюсь наведаться завтра.   

 - Кажется, я не слишком вызвал ее доверие, - сказал Сириус, когда силуэт мадам Жири растворился в темноте, - очень уж подозрительно она на меня смотрела. 
 - Не переживай, раз уж я тебе доверяю, то она и подавно будет. Что до ее опасений… видишь ли, я впервые при ней назвал кого-то другом. В течение моей, несомненно, увлекательной жизни, у меня было не так уж много друзей. По правде говоря, меньше, чем пальцев на руке. Антуанетте известно об этом, как никому другому. К слову: имя Сириль возбудит гораздо меньше нездорового интереса, чем твое настоящее имя. Я достаточно путешествовал, но ни в одной известной мне стране мира не встретил человека по имени Сириус.   

***
Кристин Даэ провела в постели целых две недели. Первые два дня она почти не приходила в себя: ее разум блуждал в мрачных безднах бессознательного, и один Бог знает, какие демоны поджидали ее в этом царстве теней. Еще несколько дней девушка пролежала, безучастно глядя в стенку и не реагируя ни на какие внешние события. Потом силы понемногу стали возвращаться к ней – но не интерес к жизни. Стоило ей взяться хоть за вышивку (ту самую лилию, которую она никак не могла закончить), хоть за какое-нибудь легкое чтение, как ее волной затапливали воспоминания о днях, проведенных в гостях у Эрика. А следом приходили и горькие терзания от ее поступка, которому Кристин сейчас не могла найти оправдания.
О, если бы ее Ангел пришел! Она на коленях умоляла бы его о прощении. Она сделала бы все, о чем он попросит, только ради того, чтобы ее прегрешение было отпущено. Но Ангел молчал, будто его никогда не существовало за пределами девичьего воображения. А больше у Кристин не было никого, кому она могла бы излить душу. Был бы жив отец – он бы ее понял, но отец давно на том свете… Конечно, еще есть мадам Жири, которая, насколько ей позволяли обязанности, все это время ухаживала за больной. Но можно ли ей довериться в отношении Эрика? Довольно того, что она невесть чего наговорила Раулю, и второй раз повторять преступную ошибку не собирается. 
Однажды Кристин все-таки не выдержала и осторожно спросила у приемной матери:
- Матушка, а выдать чужую тайну – это большой грех?
 - Смотря в каком случае, дитя мое. Иногда вовремя рассказанное может предотвратить большее зло, даже если этим ты нарушаешь обещание молчать. А бывает и так, что из-за чужого суетного пустословия люди лишались всего: репутации, имущества, даже самой жизни. Слово и молчание – великое оружие, которым не все умеют пользоваться… Но нет такого греха, который не смыло бы искреннее покаяние. Христос простил блудницу и разбойника – думаю, Он простит и чересчур длинный язык. Но, разумеется, впредь следует поостеречься, чтобы не повторять этот грех. И попросить прощения у того, кому твоя неосмотрительная болтливость повредила… Не отчаивайся, сейчас не время изматывать себя грустными мыслями, тебе нужно выздороветь, - мадам Жири участливо улыбнулась воспитаннице.   
 
«Ангел, мой бедный Ангел, где ты, когда ты так нужен?»

Иногда приходила Мэг, с удовольствием пересказывая свежие театральные сплетни. Большей частью Кристин слушала подругу в пол-уха, даже не пытаясь изобразить интерес к тому, что за Клер Ревиаль ухаживает какой-то богатый старикан, Жанетт Ле Пти располнела на целых три с половиной килограмма, так что едва ли теперь может именоваться «малышкой», пожилого хорового тенора месье Шовэна видели с какой-то молодой девицей (и что она в нем нашла!), а синьора Карлотта Джудичелли наконец-то обрела прежний голос (которому сопутствовала прежняя скандальность) и даже вышла на сцену в «Травиате», хотя ее пришлось долго уговаривать. Все эти глупости совершенно не интересовали Кристин, однако она не решалась подать виду, что ей скучно, чтобы не расстраивать Мэг, которая искренне старалась развлечь ее. Тем более, что во время визитов подруги она хоть на время могла отвлечься от беспокойных мыслей и угрызений совести.

Когда младшая Жири в очередной раз наведалась, с порога пообещав «нечто очень интересное», Кристин встретила ее полностью одетой.
 - Надоело мне лежать, - объяснила она свой внешний вид, - Я возвращаюсь на репетиции.
 - Но достаточно ли ты окрепла? Тебе было так плохо, я ужасно испугалась.
 - Я в полном порядке, - в доказательство своих слов, Кристин закружилась по комнате, что-то напевая, - м-да, голос что-то не очень. Я так давно не пела, придется хорошо позаниматься, чтобы вернуться в форму. Что у нас нынче репетируют? Ты говорила о «Травиате».
 - Завтра вроде бы «Фауст». Но Маргариту поет наша жаба, - Мэг смешно надула щеки, изображая Карлотту.
 - О, милая Мэг, меня вполне устроит роль хористки. Лишь бы не киснуть в этих четырех стенах. Еще немного – и я сойду с ума, если не выйду отсюда. И как только древние отшельники жили в пещерах, не видя ни одного живого человека…
«А некоторые и сейчас так живут. И не где-нибудь, а здесь, несколькими уровнями ниже» - подумала она, но озвучивать свои мысли не стала.
 - Ну прекрасно. Кстати, тебе письмо, - балерина сунула ей в руки конверт.
 - О, это от Рауля! – Кристин пробежала глазами надпись на конверте, - кстати, он не появлялся в театре, пока я болела?
 - Нет, я его в глаза не видала с того самого вечера. Он так о тебе беспокоился! Матушка едва убедила его ехать домой. А потом – как сквозь землю провалился. Вот только сегодня посыльный принес письмо.
 - Странно… Ладно, думаю, в письме он все объяснил, - девушка принялась распечатывать конверт.
 - Мэг, ты вознамерилась опять опоздать на репетицию? – раздался недовольный голос мадам Жири, - с таким пренебрежительным отношением тебе никогда не стать великой балериной.
 - Уже иду, мам. Кристин, ты идешь?
 - Ага, иду, - Кристин положила письмо на столик и поспешила за подругой.
 
Мысль о Рауле разом всколыхнула в душе девушки воспоминание о ее недостойном, предательском поведении. Ну кто тянул ее за язык? Зачем она выболтала другу все, что знала об Эрике? А чего не знала, то успешно досочинило ее воображение, разгоряченное страхом. Что она говорила там, на крыше Оперы? Что Призрак Оперы – кровавый убийца, ему ничего не стоит лишить жизни любого человека… Откуда она взяла это? Разве она видела, чтобы он убивал? Потеря голоса у Карлотты – явно его штучки, но ведь примадонна не пострадала и даже вернулась на сцену. Что до месье Буке… С чего ей вообще взбрело в голову, что ее Ангел замешан в гибели злосчастного рабочего сцены, если даже полиция сделала вывод о несчастном случае?

«Если бы мой бедный Ангел знал, что я наговорила о нем, он бы никогда не простил меня».
Кстати, он так давно не появлялся. Все это время, пока она страдала – его не было.
Ему что-то известно? Он решил наказать вероломную ученицу? Что ей теперь придется сделать, чтобы вернуть его доверие?
С Раулем, похоже, тоже придется объясниться. Он был так напуган ее рассказами – неудивительно, что ее тайный друг показался ему жестоким бессердечным монстром, от которого ее надо срочно спасать. Хорошо, что виконт не увез ее сразу! Как бы она жила без Оперы, без Музыки… без Эрика? Рауль прекрасный человек, из него выйдет муж, о котором можно только мечтать – но он не заменит все, что ей дорого. Нет, им просто необходимо поговорить. Спокойно, без лишних эмоций и треволнений. Рауль благороден и рассудителен, он поймет, он должен понять, что ей в театре ничто и никто не угрожает. Ох, внезапно осенило Кристин, ведь он вполне мог полезть в подвал Оперы сводить счеты с ее мнимым обидчиком! Оттого и нет вестей от Эрика… Нет! Не думать об этом, только не сейчас, сейчас надо репетировать. Ангел и раньше порой мог отсутствовать месяцами, никак себя не проявляя. Он говорил ей о своих сочинениях, которым суждено потрясти человечество – должно быть, сейчас он в порыве творческого вдохновения забыл и о ней, и о внешнем мире. Да. С ним все в порядке, иначе она бы почувствовала… Что до Рауля, в письме наверняка содержится ответ. Только дождаться до конца репетиции, каких-то пару часов – и она все узнает.