А на улице плачет дождь

контрольная для взрослых


Дайджест «Лучшие пьесы России 2016 г.»
Шорт-лист Международного конкурса современной драматургии «Время драмы. 2016 г.»     в номинации «пьеса малого формата»


Аннотация
Настя и Маша – ровесницы, им по семнадцать.  Казалось бы, самый прекрасный возраст. Но он постоянно возвращает их в прошедшее время и заставляет думать о том, что одной именно сейчас так не хватает света, теплоты и, самое главное, маминой заботы. А другой эти теплота и забота доставляют одни неприятности. 
А еще у них есть дождь. Один на двоих. Оказывается, он тоже может плакать. Как ребенок, крупными-крупными слезами.  Только и дождь плачет для каждой из них по-разному.
Но жизнь прекрасна даже тогда, когда рушатся прежние надежды — надо лишь понять, что в ней по-настоящему ценно...

Роли: женские: 2; мужские: нет; детские: нет; другие (животные, предметы и т.п.): нет; массовка: нет
Оригинальный язык произведения: русский; период написания: XXI век, февраль, 2017 г.
Формат файла: doc (Microsoft Word); размер 30 КБ.
 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
МАША, 17 лет
НАСТЯ, 17 лет


Сцена поделена на два пространства – две комнаты: Маши и Насти.
Первое пространство сцены. Комната Маши.
Маша заходит в комнату, снимает мокрый плащ и медленно кладет его на стул.

МАША: Ну, вот все и закончилось. Зато я теперь знаю правду. А нужна ли мне эта правда?  Как мне теперь жить с ней, с этой правдой? (Подходит к окну.) Дождь. С самого утра дождь. Кап-кап-кап-… какие крупные капли…Он никак не может остановиться. А, может, это мои слезы? Их так  много. Они просто копились, копились, и вот…вырвались наружу. Как этот дождь. А я ведь раньше почти не плакала. У меня было как-то все очень хорошо. Пока… Пока я случайно не наткнулась на эту бумажку. Я сама во всем виновата. Только я. Надо же, такая маленькая бумажка, но как теперь мне с этим жить?

Второе пространство сцены. Комната Насти.

Настя стоит у входной двери и смотрит на бумагу, которую держит в руке.
НАСТЯ: Надо же, такая маленькая бумажка, но как теперь мне с этим жить? Ведь, если бы не она, ничего бы не случилось. Я бы просто осталась дома, и все. И ничего бы не было.

Первое пространство сцены. Комната Маши.

МАША: Нет, я и раньше это знала. Я знала, что я – под-ки-дыш… Мне нянечка в детском доме постоянно об этом рассказывала.
 (Маша подходит к столу и садится на стул. На столе – шкатулка, какие-то листочки и несколько фотографий.) Садилась ко мне на кровать и рассказывала. Я уже тогда запомнила этот рассказ почти наизусть. Каждое слово. И начинала она всегда одинаково:
(Пауза. Задумчиво)
- Как сейчас помню, был июнь, вечера стояли теплые-теплые. Позвонили в звонок. Мы вышли, никого нет. А на пороге… Вот на пороге мы тебя и нашли. Ты не спала, не плакала — лежала себе, глазенки таращила. Завернута была в пеленочку.  Красивую такую, с ромашками. А на голове шапочка, желтенькая. Будто и впрямь маленькая ромашка… Валентина тогда так и сказала: «Ну, вот и ромашка у нас на крыльце расцвела. Машка - Ромашка». Так ты Машенькой и стала. И на руки сразу к ней пошла, и улыбнулась даже. Ох, прости, Господи, грехи наши тяжкие…
А потом она плакала. Гладила меня по голове и плакала. А когда в комнату заходила мама Валя, она быстро совала в мой карман конфетку или пряник и отправлялась восвояси.
А я не плакала. Странно, но мне было хорошо в этом детском доме. Меня никто не обижал. А потом мама Валя стала брать меня к себе. Это я уже, как стала постарше, поняла, что это наша воспитательница. А тогда я думала, что это моя мама.
Мама, мамочка, мамулька… Я ее сразу стала мамой звать.  Сама. Светка тоже ее мамой звала, за что и получила. Я ее как-то раз так за волосы оттаскала… А она пошла и маме нажаловалась.
Мама тогда на меня очень рассердилась, но наказывать не стала. Привела в кабинет, посадила на диван и велела никуда не уходить, пока она не разрешит. А мне даже приятно было. Она же меня, а не Светку к себе в кабинет привела. Я сначала даже хотела, чтобы она меня каждый день так наказывала. Я так и уснула на этом диване.
Потом я ей рассказала, что Светка сама виновата, потому что я очень хотела, чтобы у меня была мама, которую кроме меня никто не будет обнимать, которая отведет меня домой, положит в кроватку и будет сидеть рядышком, держа за руку, пока я не усну.  А у мамы должна быть я, одна. Это была моя самая сладкая мечта. А тут эта Светка.
Со Светкой мы потом подружились. А когда стали постарше, даже фантазировали, что Светку однажды разыщут настоящие родители и заберут из детского дома в настоящий, или ее усыновит какая-нибудь бездетная семейная пара. Я-то об этом не думала. У меня ведь уже была мама. Одна-единственная. Самая родная. Про ту, которая меня родила, я не хотела даже говорить. Зачем? У меня ведь есть мама – мама Валя. Я уже была у нее дома: она стала забирать меня на выходные. Когда я уже подросла, мама не раз заводила разговор о той женщине, о каких-то корнях, но я ничего не хотела даже слышать о ней.
Мама заболела как-то внезапно. А теперь  ее не стало. Мамулька моя… самая лучшая, самая красивая. Самая добрая. Как же я теперь буду без тебя? И как я теперь буду жить с этой новой правдой? Я сама во всем виновата. Только я. А мне ведь всего 17 лет…

Маша закрыла лицо руками и беззвучно заплакала.

Второе пространство сцены. Комната Насти.

НАСТЯ: (Настя ходит по комнате.)
Мне уже целых 17 лет! И что теперь? Что дальше? Это всё из-за неё - моей драгоценной мамочки. Она меня просто достала. Если бы не она, ничего бы не случилось. Я знала, что это рано или поздно случится. Она сама этого добивалась.
Постоянно меня контролирует, никуда не пускает. И это в 17  лет!!! Постоянно орёт! И так каждый день! Каждый день. С утра и до вечера.
- Настя, а ты зубы почистила? Настя, а ты в колледж не опоздаешь?
Настя, Настя, Настя, Настя…  Я это имя уже ненавижу. Я только его и слышу целыми днями. Вот дура-то я. Надо было уехать к бабушке, там бы поступила куда-нибудь и жила бы спокойно. Хоть бы не тыркал никто, не докапывался до меня. А теперь? Что будет теперь?
Любит она, видите ли, меня. Переживает за меня. Да меня её любовь уже достала. Вот она мне уже где.
Она меня просто ненавидит, как и я её! Я вот думаю, и папа поэтому от нее сбежал. Достала она всех соей любовью. Ай, да все они – предатели. Папа говорил: «Как ты можешь? Она же твоя мать». А сам сбежал. А меня… меня с детства раздражала эта ее опека.
Мусолит одно и   то  же по нескольку раз. Рассказывает мне про каких-то своих знакомых, которых я не знаю и мне не интересно слушать бред, типа: "Вон та Нинка с тем Колькой поехала туда, а Зинка сказала то..." Маньки, Кольки, Ваньки, Зинки… Меня это напрягает так, что я не могу дождаться, когда она уйдет куда-нибудь. А куда она пойдет? Разве что на работу. У нее и подруг-то нет.
У меня уже аллергия на неё. Аллергия на родную мать.
А когда начнет названивать, вообще копец. Через каждые пять минут: «Настя, а ты где? Настя, а ты с кем?» И опять это: «Настя, Настя! Настя, Настя…» У неё уже паранойя. Если её послушать, так все просто хотят меня убить, изнасиловать, посадить на наркотики, ограбить или сделать мне еще какую-нибудь гадость.
А если я еще и мобильник отключу… Как-то я это сделала. Достала она меня. Перед девчонками неудобно, названивает, словно пятилетнему ребенку. Я взяла да и отключила. Даже как-то спокойно стало. Хоть ни доставал никто.
Зато, когда я его снова включила… Все! Атас! Там оказалось штук 10 пропущенных звонков и штук восемь СМСок - последняя с текстом: "Что случилось? Я приеду с милицией, устрою скандал, если не ответишь!". А чего? И приедет, и целый экипаж с собой привезет. Она такая.
Разговоры о том, что я взрослая и меня это бесит, не понимает. Говорит, что за меня переживает. Переживает она. Вот, допереживалась. Вот, что теперь делать?
(Настя садится на стул и «роется» в телефоне)

Первое пространство сцены. Комната Маши.
Маша по-прежнему, сидит у стола. Берет фотографию матери.

МАША: Вот что теперь делать?.. Мама, когда… уже там, в больнице… Господи, мамочка, зачем ты попросила меня прочитать эту записку? Я раньше никогда не интересовалась, что у тебя в этой шкатулке. Я сделала так, как ты просила. Я прочитала ее. И пошла. Зачем? Только потому, что об этом меня попросила ты. Мы ведь всегда понимали друг друга с полуслова.
… А дождь все плачет и плачет. Кап-кап-кап-кап.
Я прочитала и пошла. Просто пошла. Просто? Не знаю, может, у меня всё накопилось, и мне ПРОСТО захотелось обнять кого-нибудь и ПРОСТО поплакать. Так хочется знать, что я кому-то нужна, ну хоть самую малость.

(Подходит с запиской к окну)
«Машенька, это адрес твоей настоящей мамы. Обещай мне, что ты обязательно с ней встретишься».
Я купила цветы. Долго плутала по незнакомым улочкам, прежде чем нашла этот дом.
Рука словно онемела, когда я нажимала на звонок.
Мне открыла ухоженная женщина в длинном платье. Красивая женщина. И платье красивое. У моей мамы никогда не было такого красивого платья.
В квартиру она меня не впустила, так и стояли в прихожей. Я сумбурно рассказала, кто я, откуда. Показала ей мамину записку с адресом. Она слушала меня, не перебивая. Она дослушала меня до конца. Потом… Она даже не заплакала, не кинулась мне на шею, как я втайне надеялась, а произнесла строгим, каким-то учительским голосом: «Я давно вычеркнула эти воспоминания и вам советую поступить так же. Для меня на первом месте была карьера. И этот ребенок… Понимаете, он был некстати, поэтому я сделала то, что считала правильным… Я не могла вам ничего дать. Материнство не для меня…»
Мне стало жарко, больно и плохо. Но…мне не хотелось показывать ей свою слабость, обиду, непередаваемую боль. Я молча сунула ей в руки цветы, попрощалась и пошла.
 За спиной услышала, как закрылась дверь — аккуратно, тихо.
Я спускалась по лестнице, а в висках стучало: этот ребенок… он… Нет, так не бывает! Так не может быть! Мы же родная кровь… Хотя, о чем я? Родная мне только моя мама Валя, а эта женщина… Она просто носила меня, сколько требовалось, а потом спокойно избавилась и также спокойно продолжила жить. А мне ведь от нее ничего не надо. Я просто выполнила мамину просьбу.
Странно, но мне в голову неожиданно пришла мысль: лучше бы она, эта красивая женщина была алкоголичкой…

Второе пространство сцены. Комната Насти.

НАСТЯ: Лучше бы она была алкоголичкой… Пила бы себе потихоньку со своими дружками-алкоголиками и не лезла ко мне. Ей бы и сейчас было бы все равно, что со мной, куда меня вызывают, за что.
И еще эта, почтальонка: «Я матери должна отдать, лично в руки».
Ну и жди ее и отдавай лично в руки!
(передразнивая) «Только обязательно матери передай. Это ей. Это повестка в милицию».
Нет, блин! Приглашение на дискотеку. Повеселились уже. Как будто я без нее не знала, что все равно вызовут. (Настя читает) Повестка. Стрельцовой Надежде Сергеевне. Прошу Вас явиться в Управление внутренних дел по адресу: Площадь Ленина, 13, кабинет № 24.
Подала все-таки заявление, вот тварь. Скотина! Мало тебе! А я, дурра, зря перед участковым так выпендривалась, все на себя взяла. Все же били. А у меня просто настроение было поганое.  Все из-за мамаши этой. Опять с ней поругалась.  Опять меня милицией стращала. Ну, что, мамочка, сбылась твоя мечта?  Вот теперь и вызывать никого не надо, сами к ним в гости пойдем. На чаёк. Добилась своего? Добилась, а как же.
И эта дура. Смотрите-ка, сигаретку у нее попросили! Интеллигенция чертова. Сказала бы нет, и все. И ничего бы не было. А то еще учить вздумала - курить вредно, пить противно. Ага, без тебя не знаем. Блин, вот что теперь будет, а? Катька эта еще дура набитая. С телефоном своим долбанным: у меня камера, у меня то, у меня сё. Фотограф хренов. Ладно, снимала. Зачем в нэт выложила?  Да там и синяков-то нет. Так… немного. Кровь только.
Странно. Мне почему-то было ее совсем не жалко. Вся такая чистенькая, правильная.
И телефон недорогой. Было бы из-за чего. И потом, Катька разбила, вот пусть Катька и отвечает. Хотя, я ведь менту сказала, что это я разбила. Назло сказала. Матери назло. Вот пусть теперь за меня попереживает… Интересно, а меня посадят? Да, ну! Из-за какого-то там телефона? Нет. Так, попугают и все. Хотя… Блин, как вот матери эту повестку показать? Представляю, что будет. Такую истерику закатит. Опять про мои пеленки обкаканные вспомнит, как ночами не спала, когда я болела, как радовалась первому зубику, первому слову, первому шагу, как ухаживала, кормила… Я все это уже наизусть помню. Как магнитофон, одно и то же, одно и то же! Только я этого всего не просила. Не просила меня рожать, кормить, поить. И потом, это ведь она меня такой воспитала.
(подошла к окну) Сдуть бы куда-нибудь сейчас. А куда пойдёшь, такой дождь? Зарядил, блин. Идет и идет. Противный какой. И капли какие-то большие. Мерзкие. Кап-кап-кап-кап… словно по мозгам капает.
А, может, таблеток каких-нибудь наглотаться? Нет, не чтобы умереть, а так, чтобы просто попугать. А что? Можно еще записку какую-нибудь написать, типа: «Это ты, мамочка, во всем виновата. Достала ты меня своей любовью». Да, мне кажется, что она и не любит меня совсем. А ведь я и не просила ее меня любить…

Первое пространство сцены. Комната Маши.

МАША: А ведь я и не просила ее меня любить. Обижаюсь ли я на нее? Нет. А за что мне на нее обижаться? А вот понять я ее не могу.
Опустившуюся выпивоху я бы могла понять. А тут… Мне просто придется свыкнуться с мыслью, что у меня нет и никогда не было той, так называемой, родной, кровной матери. Могу ли я ее простить? А нужно ли ей мое прощение?..  Интересно, а что она делает сейчас? Неужели в ее душе ничего не дрогнуло? Она же умная красивая порядочная женщина. Порядочная… Если порядочная, тогда ей сейчас тоже должно быть тяжело. А может, мне ее просто жаль? Ее, которая когда-то испугалась трудностей и отказалась от меня. Странно... Мне почему-то так захотелось ее снова обнять…

Второе пространство сцены. Комната Насти.

НАСТЯ: Странно... Мне почему-то так захотелось ее обнять. Может, это потому, что она меня не обнимает? Катька вот, наоборот, всегда обижается, что мать с ней постоянно сюсюкается. А что? Есть ведь такие семьи, где мамы и посоветуют, и подскажут, и помогут, и приласкают... А меня ни разу никто не поцеловал, не обнял, не приголубил...
И что, что мне  17, но я ведь тоже хочу какой-то ласки.
Помню, в 7 классе у меня были такие проблемы в школе. Просто башню сносило. Я приходила и ревела до изнеможения, а она ни разу не пожалела, только могла сказать: “Замолчи!“. Я молчала, а сама так хотела, чтобы она меня обняла. А я бы прижалась к ней, уткнулась лицом в ее пушистые волосы и тихо плакала бы. И слезы бы мои так капали-капали… Кап-кап. Кап-кап… как эти дождевые капли. А может, мама тоже хочет ласки и тепла? Вот и папа от нас ушел. Ее и обнять-то некому. Интересно, а я могу дать ей хоть капельку тепла? Почему-то я никогда об этом не думала. А может, она тоже сейчас страдает?  (Настя вытирает рукавом слезы)

Первое пространство сцены. Комната Маши.

МАША; Может, она тоже сейчас страдает? Но я не хочу, чтобы она страдала. Я не хочу, чтобы кто-то страдал из-за меня… Пусть у нее все будет хорошо. А я? Я справлюсь! Мама Валя всегда учила меня быть сильной. Ну, что, Машка-ромашка, жизнь продолжается?! А дождь… так он скоро кончится. Поплачет, как ты, и успокоится.
И солнышко выглянет. И мир улыбнется. Мир ведь, он как зеркало - ты ему улыбнешься - он тебе улыбнется в ответ!
(Подходит к столу, собирает фотографии в шкатулку. Снова берет фотографию матери, смотрит на нее, вытирает слезы) Мамуль, видишь, всё хорошо. Я улыбаюсь. Жизнь продолжается!

Второе пространство сцены. Комната Насти.

НАСТЯ: А, может… Да! Точно! Вот она сейчас придет… Ничего, Настюха, прорвемся! Жизнь продолжается!

Занавес.

Авторские права на произведение "А на улице плачет дождь" охраняются законом Российской Федерации.
Единый номер депонирования литературного произведения в реестре: 217022201301.
Постановка в любом театре (в том числе, народном или любительском) только по согласованию с автором.

tatjana-kmylina@rambler.ru