Шалаш и потом блины

18.10.2014
Шалаш и потом блины

   Раннее утро, июнь. Пахнет чем-то приятным, будто в лесу. Открыв глаза, вижу какие-то ёлки, палки. Будто в лесу. Даже жутковато стало. Сознание потихоньку возвращается в молодую заспанную голову - понял, что сплю в дедовом шалаше, а он то и сделан из еловых лапок и покрыт толстыми слоями соломы. Отсюда и запах лесной. Никого, а дед, вроде, говорил, что в шалаш придёт. Одного оставил. На сьедение духов всяких. О них и бабушка рассказывала - мол, в бане одни духи живут, чистильщики, по саду бродят другие - садовники, а среди кусучих ульев — пчелярники, ну, а на сеновале, там вообще какие-то людоеды... Через треугольный проём шалаша пролетела одна пчела, потом чуть медленнее вторая, третья почему-то затормозила, включила заднюю скорость и, сделав малый разведывательный круг внутри моего жилища, медленно и задумчиво вылетела наружу. Заметил, что она недружелюбно смотрела в мою сторону, принюхивалась. Наверно, воздух ей не понравился мой.
   Мне тоже это не понравилось и, помня свои печальные опыты по знакомству с этими тварями прошлым летом, понял, что пришла пора вставать и как можно скорее удалить все части свого юного тела от грозно гудящих восьми домиков сзади шалаша.
   На полусогнутых достиг ворот и впрыгнул в сени. Там никого не было, а из закрытых дверей струился волнующий, самый прекрасный запах на свете — бабушка пекла в печи блины!
   Сказав “доброе утро“, уселся в самый дальний угол. Другие места поближе к печи, т.е. К блинам, уже были заняты моими более голодными и предприимчивыми родственницами -  умной столичной Тамарой, сосредоточенной и поэтому явно талантливой Ларисой, ещё не раскрывшейся Людой, и подленивавшимся везде и всегда Юркой. Остальные, Сергей, Лена и ещё кто-то, не доросшие до самостоятельного сидения в ожидании блинов, ещё лежали в утренней дрёме, там, куда их положили вечером заботливые руки родителей. Несчастные, они пропускали праздник души!
   Что это был за пир! Забыть нельзя! Большая сковородка. На ней симетрично по кругу по широкому яйцу на лицо, хороший слой жёлтенького растопленного крестьянского масла, а в нём полосатые ломтики ветчинки. Кстати, без всякой пены и пузырей! Сверку сольки…   
   Сковородка стояла в центре и крепкие до еды молодые ручки синхронно потянулись к главному - бабушкиной любви к нам! Это были никакие не блины, это была её забота о нас всех и теплота её сердца!
   В печи продолжал гореть огонь, бабушка сидела спиной к нему и молча смотрела на своих внуков. Её натруженные до синих жил руки ладонями вниз спокойно лежали на коленях. Взгляд был задумчив. Наверно она вспоминала себя, своих родных, только это было давно и далеко отсюда. Вспоминала такой же огонь в печи и похожий вкус родительских толстых, ноздреватых блинов.