Из тревожного прошлого - к бузине

21.01.10
Из тревожного прошлого — к бузине

   Слышу, как из соседней комнаты говорит отец: „Не знаю, что и делать. Редак-
тор намекнул, что в партию не примут. Доверительно сказал, что прошлым интересовались, хотя я все проверки прошёл и лагерь фильтрационный отбыл. Копают что-то. Может, хотят выяснить, как я в плен попал?
- Так ты же в бессознательном…
- Так-то так, но потом очнулся же? Скажут, почему не повесился или вены не вскрыл? Лейтенант, командир разведки!
- Что ты со своей разведкой? Какой ты разведчик? Назначили, потому что пальцем по карте водить мог, а другие, как бараны в неё смотрели. Что ты везде лезешь со своей разведкой? Хочется повыше, поинтереснее, чем другие быть? Не говори лишнего.
- А я-то думал, что это почётно, да и к МГБ как-то поближе. Не то, что у других. Какой-никакой, но записано было – начальник батальонной разведки. Правда, за день до войны. Но какая сейчас разница?
- Ты и так слишком насторожил их своей непродуманной болтовнёй. Какого рожна было в эту партию? Работал бы в редакции и всё. Чего всем про разведку трепаться. Они никакой другой разведки, кроме своей, не терпят, мне так уполномоченный говорил, тем более, ты всю войну в плену.
- Не просто в плену, а в концлагере. Перенёс всё, пережил, но к тебе вернулся, моя дорогая.
- Почему ты и сейчас такой глупый? Ко мне, ко мне. Конечно же, я тебя ждала, но после повестки, что ты без вести пропал… Сам понимаешь! Нужно везде говорить, что без Родины не мог, без партии, поэтому только и выжил, а ты – „к жене, к жене…“ Прицепился. Сошлют ещё. Что, мне опять ждать?
- А почему бы и не пождать? Есть выход. Я к военкому сходил, а он, как и я, старый фронтовик…
- Не говори везде, что ты фронтовик. Знай кому и как. Воевал то всего пару ме-сяцев, а всем мозолишь – „фронтовик, фронтовик”. Вот и зацепятся за это. Пришьют враждебный умысел по сокрытию преступного прошлого и всё!
- Откуда ты все эти слова знаешь? Тот же опер тебе наговорил или другой?
- Давай не об опере, а что тебе военком сказал?
- Он посоветовал сьехать куда-нибудь на восток. Тебе, говорит, уже запрещено в западной* жить. Но официального сообщения в газетах не было?
- Наивный! Какие газеты? Люди десятками по ночам исчезают без сообщений. Органам, мне оперуполномоченный говорил, дана команда найти шпионов и диверсантов среди вас.
- Так всех уже проверили, да и не по разу? Ты же веришь, что я не шпион?
- Ну и дурачок ты у меня. Органам этим постоянно есть хочется, вот они и врагов выдумывают – сначала „бывшие” были, потом „белые”, потом „контрреволюционеры”, троцкисты, уклонисты, заговорщики, кулаки и саботажники, сейчас диверсанты и шпионы, завтра антисоветчики, предатели и террористы… Зверь должен постоянно хотеть жрать. Если будет сыт, то нюх потеряет, а такая сторожевая собака властям не нужна. Давай думать куда?
- Редактор, спасибо ему, подсказал в Минское оболоно* обратиться. Там у него родственница и он с ней по телефону. Есть место в какой-то дыре, но недалеко. Сначала полставки, но потом больше дадут. Я, ведь, кроме русского и белорус-ского, могу и немецкий преподавать. С одной молодой полькой разговорился на немецком на базаре, так она мне комплиментов кучу…
- Хватит тебе про полек и немецкий! Опять в капкан лезешь? Зачем сейчас кому-то знать, что ты такой умный – ещё и немецкий знаешь? Хватит с тебя белорусского. А как дыра называется? Как? Червень? Что это за имя такое?
- Где-то в Минской области. Почти посёлок, но городом называется. Там, на периферии можно соответствующий уровень показать? Это же не преступление? На село не пошлют, а специалисты широкого профиля сейчас большая редкость, да и стенгазеты могу оформлять, на мандолине тоже…, баян только никак. Там кнопок слишком много – и слева и справа...
- Хватит самого себя хвалить. Детей разбудишь. Давай собираться. Медлить ни минуты нельзя. Останешься на неделю – заберут. А я столько выстрадала, что уже устала от ожиданий. Второй раз не выдержу…
   Смутно помню – грузовик с брезентовым тентом подскакивает, скрипит весь. Шкаф в кузове всё норовит ноги отдавить, коробки сами по себе движутся, из латаных дыр ледяной ветер и я в каких-то тряпках в углу…
   Чёрный хлеб с запахом масла, молоко из бутылки, яичная скорлупа на коленях, а потом голоса, но уже другие:
- Добрый день, добрый! Пожалуйста, госпо…, товарищи учителя. У нас так – тесно, но семейно. Давайте ваши клункі*. Мы всё вам приготовили.
   Продрал слипшиеся от сна и пыли глаза, соскочил на землю – раскрытая калитка, обшитый досточкой дом, в проёме худой человек с нашим скарбом, а из окна приветливо хозяйка улыбается: „Проходите, я вам уже вячэраць* приготовила. Рукомойник и рушник* возле веранды. Будем вместе в мире жить”.
   Взяв чемоданчик, прошёл внутрь двора. Там, выстроившись в ряд, стояли, видимо, дети этих гостеприимных людей – высокий долговязый блондин, за ним пониже и потемнее тип с курносым носом и коротенькой стрижкой “а ля Гитлер“, последней, прячась за среднего брата, периодически высовывалась голова женского пола с круглым лицом и круглыми глазами.
   Когда всё внесли внутрь, отец галантно, но запоздало спросил: „А адрес ваш по Пролетарской улице? Мы же не ошиблись? А по фамилии вы Лычковские?
   Я прошёл в небольшой, но ухоженный сад. Заметил незнакомые чёрные ягоды с тоненьким ободочком-коронкой на невысоком дереве.
- Иди, сорви, сколько хочешь. Это бузина. Рви, не стесняйся. Возьми ведёрко.
   Так начался переезд из моей юной жизни, из тревожного прошлого к загадочной бузине.

*западная – после войны расхожее название западных областей Белоруссии, присоединённых осенью 1939 года к СССР.
*оболоно /разг./ правильней – ОБЛОНО, т.е. областной отдел народного образования.
*клункі, вячэраць, рушник /бел./ - котомки, ужинать, полотенце.