Бокал шампанского

               






 


Пламя любви…неотступно…жгуче и томительно.
 Но это  -   пламя безрассудное и летучее,
непостоянное и переменчивое,
 это – лихорадочный жар, то затухающий, то вспыхивающий
с  новой силой и гнездящийся лишь в одном уголке нашей души.               
                М. Монтень

                I
Пересилив себя и едва сдерживая охватившую все ее тело дрожь, она осторожно приблизилась к двери и робко постучала. В этот момент ей казалось, что сердце  вот-вот выскочит из ее мечущейся груди, раздираемой непреодолимым желанием увидеть его сейчас, сию минуту, и сдерживающим ее чувством женской стыдливости, присущей ей, как она сама считала, в какой-то слишком гипертрофированной форме, что служило нередко предметом дружеских насмешек ее лучших подруг. Она долго корила себя в том, что влюбилась в него, зная хорошо, что он женат, что   у него есть дети, которых он, безусловно, любит до безумия. Но влечение к нему пришло само по себе совсем незаметно, исподволь и предательски по отношению к ее женскому естеству, не знавшему до этого момента крамольной мысли в один прекрасный день обнять его и быть с ним,  вопреки всему ее здравому  рассудку. Ее житейская рассудительность забилась  в какой-то удаленный уголок, уступив место разрастающемуся душевному огню, готовому испепелить все встречающиеся на его пути преграды.

Воспитанная в интеллигентной семье, знающей толк в литературе и искусстве, она обладала природной скромностью, тонким вкусом и большим тактом - всеми теми качествами настоящей женщины, которые встречаются  у слабой половины человечества  в наше мечущееся время довольно редко. В свои  тридцать пять лет она была похожа  на девчонку с выточенной, как у Венеры, фигурой, которая  прекрасно гармонировала с ее небольшим ростом, увенчанным симпатичным  кругловатым лицом с роскошно раскинутыми по бокам черными, как смоль, спадающими на  плечи волосами. Большие карие глаза с длинными ресницами были бездонны и способны поглотить и утопить в себе любого неравнодушного к такой женской красоте парня, не говоря уже о знающем толк в женщинах опытном мужчине.

Впервые она увидела его в институте. Он как раз заканчивал аспирантуру и готовился к защите кандидатской диссертации, а она только что поступила на первый курс и, как все новички, старалась не пропускать лекции известных в стране ученых, посещала различные семинары, пропадала в читальных залах библиотек. На одной из таких лекций она обратила внимание на высокого стройного шатена, а точнее на его голос, который что-то оживленно обсуждал в кругу своих сотоварищей.  Его мягкий баритон звучал убедительно, и в то же время, как ей показалось, лукаво, и это придавало дискуссии особую раскрепощенную тональность. Его голос  был окрашен не свойственными  московскому уху  оттенками, выдававшими в его владельце жителя одной из республик страны. Как она потом узнала, он приехал в Москву учиться в аспирантуре из центральной Украины. Собственно, это было все, что она о нем тогда знала, да ей и не нужно было ничего о нем знать. Она недавно была замужем, родила чудесную девочку, которой только что исполнился годик. Но приятный чарующий не московский говор  этого парня, его природная мужская красота, которую нельзя было не заметить, стали нередко у нее всплывать в памяти, вызывая всегда милую снисходительную улыбку на ее открытом для всех лице.

Её радужные мечты о супружеской жизни с каждым днем постепенно рассеивались, превращаясь  в заурядные отношения двух, возможно, случайно встретившихся  партнеров. Но она этого еще не осознавала, несмотря на появляющиеся все чаще и чаще тревожные сигналы ее тонкой женской души. Саша ей нравился своим высоким ростом, аристократической бледностью лица, окаймленным узкой полоской черной, как смоль, бородкой, всегда аккуратно подстриженной и вызывавшей у нее неподдельное к нему женское влечение. В минуты естественной к нему как мужчине близости она любила зарываться носом в эту его  «арабскую» прелесть, сгорала в его жарких, как ей ощущалось, объятиях, отдаваясь ему до беспамятства всей своей влюбленной женской душой и жаждущим ласки молодым телом. Но в эти мгновения Саша относился к ней с некоторой сдержанностью, которую она объясняла его мужской неопытностью: ему исполнилось только двадцать четыре года. Он был воспитан в очень приличной семье, казался серьезным рассудительным молодым человеком, все свое время  отдававшим учебе в институте и спорту. Он никогда не участвовал в бесшабашных студенческих вечеринках  со своими товарищами по курсу, ни в кого из девчонок не был влюблен, хотя многие явно ему симпатизировали и даже в него влюблялись. Поэтому встреча с ней на дне рождения подруги своего лучшего товарища по институту была для него  в некотором смысле судьбоносной, потому что ему сразу же понравилась застенчивая смуглянка с большими мило улыбающимися глазами. Она была одета скромно, но с большим вкусом, и их светская ни о чем не говорящая пустая беседа вскоре уступила место содержательному разговору о последних литературных новинках, любимых театрах, спектаклях, артистах, любимом занятии и увлечениях. Они настолько увлеклись, что подруга вынуждена была прервать их оживленный разговор, пригласив к праздничному столу. Сашу она усадила рядом с ней, другие немногочисленные гости с шумом уселись за большим круглым столом, посредине которого был водружен аппетитный пражский торт, и величаво возвышалась старинная хрустальная ваза с фруктами. Обычные  по такому случаю тосты вскоре закончились шумным смехом, рассказами забавных историй и анекдотов, музыкой и танцами. Саша  сразу же пригласил ее танцевать. Он обнял ее за талию. Она положила руки ему на плечи и прильнула к его груди. Продолжая шутить, он наклонил голову и вдохнул аромат ее шелковых волос, которые коснулись его щеки. И вдруг замолчал, и она почувствовала, как  его руки стараются  осторожно привлечь ее ближе к себе, коснуться ее всем своим существом. Легкая нервная дрожь, как молния, пробежала у нее с головы до ног, но она не воспротивилась и позволила ему слегка соприкоснуться с ней. Он прошептал ей на ухо: - Можно я провожу тебя домой? – Конечно, почему нет. Но я живу далеко. – Ничего. Я не боюсь,– ответил он, продолжая танцевать и крепко держать ее за талию.

В свои двадцать два года она была не искушена мужским вниманием, а тем более какими-то близкими отношениями с парнями. Нет, на нее бросали взгляды ребята, но никогда не доходило дело до чего-либо серьезного, не говоря даже о поцелуях. Поэтому встреча с Сашей была для нее в некотором роде шоком: на нее обратил внимание симпатичный парень, которому она  не безразлична. Она почувствовала это через его руки, его ласковый внимательный взгляд, наконец, его желание проводить ее домой. Это ее взбудоражило, но всем своим видом она демонстрировала светскую нейтральность к предложению Саши. На самом деле ей давно уже хотелось влюбиться, быть кому-то желанной, познать трепет первого поцелуя  в объятиях любимого мужчины, наконец, познать сполна с ним счастье. Это уже был пик ее страстных желаний, потому что до  встречи с Сашей  все ее жаждущее тело молчало, выбирая инстинктивно подходящий момент, чтобы проснуться и отдаться любимому человеку. Ей казалось, нет, она даже была уверена, что этот момент пришел, и сдерживать его у нее уже не было ни сил, ни желания.
 
Дорога домой  им показалась совсем короткой, что они едва не проехали даже остановку автобуса, где нужно было выходить. По пути они наперебой рассказывали друг другу о своих увлечениях, любимом отдыхе, о своих сокурсниках, планах на будущее. Она заканчивала иняз и думает поступать в аспирантуру, а он уже на последнем курсе интернатуры, будет работать хирургом в одной из клиник города. Их родители довольны, дети выбрали свой путь, стали самостоятельными и желают им как можно быстрее найти свое семейное счастье. Все это они рассказывали друг другу, весело и шутя, без всякого намека на что-то житейски серьезное или слишком легкомысленное. У двери ее подъезда Саша искренне удивился, что так быстро им приходится расставаться, а возвращаться домой ему еще не хотелось. Тогда она предложила немного прогуляться по бульвару, утопающему в свете искрящихся  вечерних фонарей. Он осторожно взял ее под руку, и она ощутила легкое прикосновение его теплой руки, которая слегка сжала ее локоть. Ее сердце учащенно забилось, и ее охватил испуг, что Саша это заметит или почувствует, поэтому она осторожно освободилась из объятий Сашиной руки под предлогом посмотреть в сумочке, не забыла ли она ключи от квартиры. Овладев собой, она уже сама взяла Сашу под руку, продолжая  медленно идти с ним в ногу, наперебой рассказывая друг другу, смеясь, о своей студенческой жизни.

Ей не хотелось возвращаться домой. Впервые за многие годы у нее появилось желание бродить без устали по вечернему городу, в котором она жила и училась и которого она почему-то до этого замечательного вечера не замечала. На душе у нее было радостно, ей хотелось закружиться в вихре охвативших ее сладостных ощущений от прогулки, от прикосновения Сашиной руки, оттого, что она шла рядом с таким красивым высоким парнем, которому она, без сомнения, нравилась. Она с чисто женской врожденной осторожностью в отношении противоположного пола старалась всем своим видом показать, что ей просто приятно, как женщине, что ее проводили домой, и не более. Ведь она не  может себе позволить, чтобы Саша догадался, что ей нравится, что она гуляла бы с ним до утра, что она мечтает, чтобы он ее обнял, прижал к себе и… поцеловал. При этой мысли она  вздрогнула, даже съежилась, по телу пробежала предательская холодная дрожь. Саша заметил это и, ни слова не говоря, накинул на ее плечи свой пиджак. Она ничего не сказала, а только подняла голову и с благодарностью в глазах посмотрела ему в лицо. Он улыбнулся и сильнее прижал ее за плечи к себе. Оба вдруг замолчали. Дойдя до перекрестка, они молча повернули назад, продолжая медленно идти вдоль бульвара под раздававшиеся тревожные клаксоны проезжающих в стороне машин.
 
Так, не говоря ни слова, они дошли до ее подъезда. Она сняла с плеч пиджак. Взяв его, он наклонился к ней и тихо робко произнес: - Мы еще увидимся? – Да, конечно, - поспешно ответила она, как будто радуясь его вопросу. – Позвони мне. - И она  назвала свой номер телефона, который было легко запомнить. – Ну, тогда до встречи,- улыбнулся Саша, протягивая ей руку. – До встречи, - улыбнулась она ему в ответ и, махнув рукой, быстро скрылась в подъезде.

Родители давно не видели ее такой радостной и лучезарной. Она  не вошла, а влетела в прихожую, стуча каблучками и что-то весело напевая. Она была на седьмом небе от счастья познакомиться с таким красивым и интеллигентным парнем. И если он захотел с ней встретиться вновь, значит, она ему нравится. - Нравится-нравится-нравится! – не переставала петь ее душа в унисон со сладостным биением наполненного внезапно нахлынувшим на нее счастьем сердца. А она? Что она? Она, кажется, уже в него влюблена. Ей очень не хотелось с ним расставаться, но предложить ему еще погулять она не рискнула: это могло ему показаться навязчивым и, стало быть, неприличным. И потом, они только что познакомились. Нет, в следующий раз она его так рано от себя не отпустит. А он, может быть, захочет тоже с ней побродить подольше. Ведь, им было так хорошо вдвоем, у них оказалось так много общего: они оба любят  театр, литературу, предпочитают шумным компаниям уютный уголок, где можно остаться наедине с собой и просто помечтать. Она автоматически проглотила свой ужин и, пожелав родителям спокойной ночи, убежала к себе в комнату.

Тихо включив свою любимую музыку, она стала раздеваться, чтобы поскорее юркнуть под теплое пуховое одеяло. Подойдя к зеркалу, чтобы снять сережки и подаренную родителями на ее совершеннолетие золотую цепочку с небольшим рубиновым кулоном, она увидела в нем сияющее лучезарной улыбкой женское создание с отличными формами. До этого она никогда не обращала на себя внимания, хотя хорошо понимала, что была неплохо сложена, как многие ее сверстницы в таком возрасте. Но на этот раз она стала внимательно всматриваться в черты своего лица (ну, что же, довольно миленькое), в контрастно очерченные из-под ночнушки груди (она удивилась выступающим соскам, внезапно отчего-то набухшим), в мягкий изгиб тонкой талии (ой, даже и не заметила, что  так похудела!), в плавно сбегающий привлекательный овал  ее по-женски девичьих бедер (а они ничего, мне нравятся). Она еще немного задержалась у зеркала, рассматривая себя со всех сторон, затем рассмеялась и прыгнула под одеяло. Укрывшись с головой, чтобы побыстрее согреться, она попыталась уснуть, так как было уже поздно, а утром нужно было рано вставать, чтобы успеть в институт на лекции.

Но сон почему-то так и не приходил. Она ворочалась с боку на бок, заставляла себя считать до ста, но все время сбивалась и начинала счет все снова и снова, руками закрывала уши, чтобы не слышать ни малейшего шума. Все было напрасно: Он не покидал ее, она ощущала Его рядом, она продолжала  держать Его руку, видеть Его улыбку и слышать Его заливистый смех.  Ей стало жарко. Она откинула одеяло и зажгла настольную лампу: было уже далеко за полночь, сон совсем  пропал, голова была полна несуразных, на ее взгляд, мыслей, которые она гнала прочь, но безуспешно. Чтобы как-то отвлечься, она взяла с полки у изголовья томик Пушкина и стала перечитывать "Онегина". А  если она сама признается ему, что он ей нравится, что ей очень хорошо быть рядом с ним, его слышать и слушать?  Если Татьяна позволила себе так поступить в восемнадцатом веке, то сейчас двадцатый, совершенно другие и свободные нравы, в кино это происходит почти на каждом шагу. А что, если при встрече я ему откроюсь, признаюсь, что в него влюбилась? Нет, нет, нет! Она от этой мысли даже вздрогнула. Ну, как это я ему скажу, что люблю? Чушь какая-то. Он должен сам понять, что если я соглашаюсь с ним встречаться, значит, он  мне нравится. И потом… разве он не заметит мое отношение к нему, мой влюбленный взгляд, прикосновение моей руки, желание говорить и говорить с ним? Ей опять стало холодно, она спряталась под одеяло и свернулась калачиком. Нет, я …я…., но  ее заключил уже в свои объятия хохочущий задорно Морфей.

Ей редко снились сны. Но на этот раз ей приснился сливающийся с горизонтом луг, по которому она бежит среди безбрежного моря ромашек и пахнущей ароматом высокой травы. Она с наслаждением вдыхает пьянящий аромат разнотравья, заливается звонким смехом, с восторгом машет, как птица, руками, стараясь взлететь. И чудо! Она  уже плывет над небольшой рощицей у протекающей в конце поляны реки, парит над ней,  затем возвращается к своим ромашкам, где попадает в распростертые объятия Саши. Он  в белоснежной расстегнутой рубашке, слегка приоткрывающей его грудь и хорошо оттеняющей его загорелую шею. Он обнимает ее и целует. Она безумно счастлива, обвивает руками его мускулистую шею, повисает на ней, и ее губы сливаются в жарком поцелуе с Сашиными губами, она ощущает сладость и силу его объятий. Оба счастливы. Она еще сильнее прижимается к нему, а он целует ее волосы, говорит какие-то слова, которые она почти не слышит, но которые ее завораживают. Затем он ложится на траву, она опускается рядом с ним,  склонив ему на грудь голову. Он не перестает ее ласкать, она на седьмом небе от счастья, от его прикосновений, от нежности его слов, которых она не понимает, но ощущает всем своим существом. Он осторожно выпрямляется и снова крепко ее целует в губы, что она стонет… - Дружок, ты заспалась. Пора вставать.- услышала она мамин голос. – Тебе приснилось что-то страшное, что ты стонешь? Да ты вся в поту! Ты здорова? - воскликнула мама, наклоняясь к ней, чтобы поцеловать. Она открыла глаза и поспешно ответила: - Нет, нет, ничего не случилось, я здорова. Просто приснилась какая-то чушь.
     Она ничего не хотела говорить  маме, чтобы она не смеялась над ней.Но мама уже не раз делала намеки, что ей пора подумать и о замужестве, что ей хотелось бы увидеть внуков и тому подобное. Но она постоянно отшучивалась и отвечала, что выйдет замуж, когда придет время и если она влюбится в кого-то. Мать только согласно кивала головой и переводила тему разговора. Она иногда замечала, как дочь впадала в меланхолию, ее ничто не интересовало, замыкалась в себе. Конечно, она уже взрослая и с ее темпераментом  трудно быть одной, но, увы, пока у нее никого не было. Но вчера она вернулась от подруги поздно вечером, это было впервые. Была возбужденная, веселая. Может быть, у нее появился парень? Но она не хотела ни о чем ее расспрашивать: сама скажет, она всегда делилась с ней своими мыслями, спрашивала совет, как поступить в том или ином случае.

Стол уже был накрыт. Мама приготовила ее любимый омлет и сварила кофе. Проглотив быстро завтрак, она поспешила в институт. Утро выдалось солнечным, но прохладным, как это бывает обычно  ранней осенью в ее городе. Слегка поеживаясь, она ускорила шаг. Ее мысли были полностью заняты Сашей, встречей с ним … во сне. Она помнила все до мельчайших деталей, ощущала, как наяву,  его объятия, сладкий вкус его поцелуев среди буйствующей зеленой травы, полный нежности взгляд, который ее обезоруживал, от которого она таяла, отдавая ему себя полностью, затаив от нахлынувшего счастья дыхание.

Находясь под гипнотическим влиянием сновидений, боязни их потерять, она спешила к остановке автобуса, не замечая буйной красоты сопротивляющейся своему старению липовой аллеи, которая уже начала терять багровые листья, падавшие то здесь, то там под ноги спешащих прохожих. Косые солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь их еще густые ветви, отражались блестящими бликами на влажном утреннем асфальте. Только легкие порыва ветра нарушали багровый закат величавых красавиц, старавшихся  вопреки всему сохранять свое зеленое убранство. Ее душа пела, она улыбалась встречным прохожим, спешащим, как она в этот утренний час, к остановке автобуса.

В институте девчонки обратили внимание на ее необычную веселость, заразительный смех, но на вопрос, что с ней сегодня происходит, она весело отвечала, что ничего особенного, ей просто хорошо. Витька, ее сокурсник, внимательно посмотрел на нее и не преминул тоже заметить, что она сегодня какая-то особенная, и подозрительным тоном спросил, уж не влюбилась ли она. Рассмеявшись, она загадочно махнула рукой: - В тебя, что ли?- и убежала  в актовый зал на лекцию.

Первые дни после  встречи с Сашей на дне рождения она нетерпеливо ждала его звонка. Приходя домой, она  равнодушным тоном спрашивала у матери, никто ли не звонил ей. Но он как будто бы пропал, и ей становилось с каждым днем все грустнее. «Ну, бог с ним, не появляется и не надо. Переживу как-нибудь» - утешала она сама себя. Но от этого ей не становилось легче. Мать заметила, что уже несколько дней она выглядит мрачной, иногда раздражительной, а то просто молчаливой. Своим материнским сердцем   она понимала, что с дочерью что-то не так, но не хотела ее расспрашивать: придет время - сама скажет.

Неделя подходила к концу. Погода, как назло, испортилась. Похолодало. Пошли дожди. Стальные тучи всей своей массой нависли над городом, не давая малейшего шанса даже случайному солнечному лучу упасть робко на землю. В такую погоду еще больше портилось настроение, хотелось укутаться теплым пледом и,  не думая ни о чем, зарыться в любимую книгу или отдаться воспоминаниям. Но ей не читалось. Ее опять, вопреки ее воле, охватили воспоминания о проведенном с Сашей вечере, их прогулке, его заботой о ней, когда он накинул ей на плечи свой пиджак, нежно прижав за плечи к себе.   Она переживала вновь все счастливые моменты их встречи, ощущала, как наяву, тепло его рук, и ей стало жарко. Откинув плед, она  встала, решительно гоня от себя  навязчивые воспоминания. В прихожей зазвонил телефон: как всегда   соседка будет делиться с мамой очередным рецептом какого-то интересного для них обеих блюда. Мама еще не вернулась из магазина, поэтому ей пришлось подойти к телефону и взять трубку.

Услышанные «алло, алло» чуть не подкосили ей ноги: это был Саша. Секундная заминка в ответе ей показалась неоправданно длинной, и она поспешно ответила: - «Да, да, слушаю». Он узнал ее голос, извинился, что долго не звонил, но очень хотел бы с ней завтра встретиться, если она не возражает, и сходить в кино, если она пожелает, или куда-нибудь посидеть в кафе. Она ответила согласием встретиться вечером у центрального кинотеатра и посмотреть нашумевший уже в городе новый французский фильм с Ален Делоном в главной роли. – Ну, вот и хорошо! До встречи! Я буду тебя… очень…очень ждать - выпалил он и повесил трубку.

Приглушенная этим внезапным коротким Сашиным звонком, она все еще стояла, как заколдованная, прижав к уху трубку. Опомнившись, она медленно опустила ее на аппарат и запрыгала от радости: он хочет с ней встретиться, она снова его увидит, они долго будут гулять по ночному городу, он снова ее обнимет и …поцелует!  При этой мысли она ощутила сухой жар губ и поспешила на кухню выпить воды. Затем побежала к себе в комнату и посмотрела в зеркало. «Боже, как я плохо выгляжу!  Разве такая я могу  понравиться Саше? Он очень красивый парень. За ним, наверное, не такие девчонки бегают» - и она решила срочно заняться собой.

Вернувшись с покупками домой, мама нашла на кухонном столе записку «Мамочка, я в парикмахерской. Не беспокойся». Мать посмотрела на часы:  было уже довольно поздно, но салоны, правда, работают до десяти вечера. Интересно, что она это вдруг надумала. Завтра воскресенье и пошла бы туда с утра или днем. Она только пожала плечами и занялась своими домашними делами.

Когда она вернулась домой, мама ее просто не узнала: куда делась молчаливость, грусть, загробное настроение! Она вся светилась от радости, блеск ее больших карих глаз выдавал нечто свершившееся для нее очень важное. Вместо спадавших на плечи  густых прядей волос у нее была удлиненная немного стрижка с залихватски закрученной челкой, провокационно прикрывающая правый глаз, что привносила  некую загадочную таинственность всему выражению ее смеющемуся лицу, а на руках отливался перламутровым блеском маникюр. Она обняла мать и осторожно спросила, как она находит ее новую прическу. – Тебе она очень идет. Ты стала еще красивее. Правда, для меня ты всегда была очень красивой, как любой матери свой единственный ребенок. Но сейчас скажу тебе без преувеличения: ты стала как-то более привлекательной, даже женственнее, как мне кажется. Красавица ты моя! - заключила мать, нежно целуя ее в голову. – Да, кстати, а чего-то ты вдруг решила изменить имидж? Ой, влюбилась, что ли, в кого?. При этих словах мамы она покраснела и уклончиво, смеясь, произнесла: «может быть, может быть» и проскользнула к себе в комнату.

Включив свою любимую музыку, она подошла к зеркалу. На нее смотрела миловидная радостная мордашка с большими смеющимися глазами с слегка прикрытыми  длинными ресницами, на лоб спадала волной черная с отливом прядь густых волос. Она поворачивала голову то вправо, то влево, склоняя  ее в полуобороте, улыбалась, хмурилась, принимала серьезный вид, что в конце концов ее сильно рассмешила.  «Хватит глупостями то заниматься. Нужно еще подготовиться к семинару. Ишь, раз любовалась собой, фу!» - и она отошла от зеркала, чтобы заняться делом.

Она перелистывала одну за другой стопку лежащих на столе книг, просматривала  конспекты, листала энциклопедию, чтобы набросать краткий план по теме семинара, но сегодня у нее это получалось  не так, как обычно. Она зачеркивала уже написанные пункты, добавляла новые,  задумывалась, не переставая грызть кончик карандаша. Раздосадованная, она резко отодвинула от себя книги, так как у нее ничего не получалось, потому что не могла ни о чем больше думать, как о Саше. «А как он завтра найдет мою прическу? Интересно, заметит он, что я сменила имидж? Нет, она должна ему, как и маме,  понравиться, не слепой же он» - успокаивала она себя. Хорошо понимая, что с подготовкой ничего не выйдет, она почистила зубы и легла спать. Но «спать» для нее означало окунуться в сладостные грезы первого свидания с Сашей и радостные воображаемые моменты предстоящей с ним встречи. Конечно, она не могла долго уснуть. Она инстинктивно то сжималась в калачик, то вытягивалась как струна, ее бросало то в жар, то в холод, и эти волны  накатывались, как цунами,  на ее уже утомленное и раскрепощенное  тело, готовое уже полностью покориться воображаемым Сашиным объятиям.

Утром она выглядела утомленной, словно побитой. Ей снились различные кошмары, несмотря на радужные перед сном мечты и сладостные предвкушения от предстоящего с Сашей свидания. Но это ее ни чуть не смутило, она быстро пересилила утреннюю усталость и  пришла в себя. Позавтракав, она, чтобы как-то отвлечься от преследуемых ее мыслей, активно занялась уборкой квартиры, включив  музыку. Ей нужно было как-то провести день, который уже с утра  казался  нескончаемым. Она с трудом дождалась вечера, поглядывая то и дело на часы, которые неумолимо следовали своему ритму и были бездушны к умоляющим взглядам ее хозяйки. Они условились с Сашей встретиться в шесть вечера, на дорогу ей было не больше двадцати минут, но уже задолго до выхода из дому она была одета  и поглядывала на часы.

Родителей не было дома, они по воскресным дням обычно ездили навестить бабушку, папину маму, которая  сейчас после смерти дедушки жила одна в полчаса дороги на метро. Поэтому  когда они вернутся, для них будет сюрприз, что ее нет дома. - «Ага, пусть догадаются, куда я сбежала!» - загадочно торжествовала она, закрывая дверь на ключ.

За двадцать минут до назначенного свидания она была у кинотеатра. Чтобы  Саша ее не заметил, если он уже на месте, она стала наблюдать за  входом  в кассы, прогуливаясь по прилегающему к кинотеатру узкому переулку.  «Она не может, естественно, придти первой и ожидать его» - сказала гордо она себе. Но среди небольшого числа собравшихся на ступенях кинотеатра молодых людей она не увидела Сашу.  «Значит, он еще не пришел». И ее вдруг охватил неведомо откуда подкравшийся страх при мысли, что Саша ее обманул, что он просто пошутил, а может быть, даже насмеялся над ней?  При этой ей стало почти дурно, у нее закружилась голова и чтобы не упасть, она опустилась на стоящую недалеко скамейку.  «Господи, что это  я выдумываю, он обязательно придет» - утешала она сама себя, преодолевая  эту минутную слабость.

Поглядывая на часы, которые, как  ей  казалось,  остановились, она не переставала вглядываться  в подходивших к кассам молодых людей. Нет, она не может появиться раньше шести часов. Что о ней подумает тогда Саша? Разве прилично девушке приходить первой на свидание? Она мысленно посчитала, что ей будет достаточно двух-трех минут, чтобы придти в назначенное время, и когда стрелки часов показали почти шести часов, она встала и медленно направилась к кинотеатру, машинально поправляя сбившуюся на бок и спадающую на лоб прядь волос. Чем ближе она подходила к кассам, тем сильнее у нее билось сердце.  «Ну, где же он? Где?». Она шла, устремив взор на собравшуюся уже приличную толпу у касс, не замечая ничего вокруг себя. Вдруг ее кто-то окликнул за спиной, она повернула голову и увидела бегущего к ней  Сашу. – Прости, пожалуйста, чуть не опоздал - выпалил он, раскрасневшийся от бега, и протянул ей  большую алую розу. – Ой, ну зачем… большое спасибо - смущенно произнесла она, но ей сразу стало легче на душе, и она ему улыбнулась.

До начала сеанса оставалось еще полчаса, поэтому Саша без труда взял билеты, и  они прошли в фойе, где уже было много народу. Не навязчиво играла музыка. Вскоре прозвенел звонок, приглашавший зрителей занять свои места. Саша осторожно взял ее за талию, и они прошли в зал. Едва они  устроились поудобнее в креслах, как погас свет и начался фильм. Саша обнял ее за плечи. Она не только не противилась его объятиям, но  была несказанно рада почувствовать его руку, слегка касающуюся ее шеи. Она ощутила ее тепло и замерла, боясь пошевельнуться, чтобы  Саша ее не убрал. Но он лишь сильнее прижал ее к себе и, наклонив голову, поцеловал в щеку. – Прости, но ты такая красивая, что я не сдержался, - шепнул он ей на ухо, но в ответ она лишь сильнее прижалась к его руке, наклонив  голову ему на плечо и делая вид, что поглощена происходящим на экране.

Сеанс кончился. Не проронив ни слова, они встали и пошли к выходу. Она снова почувствовала Сашину руку у себя на плече, ее нежность, теплоту, притягивающую ее к себе, как магнитом. Какой-то момент она была в не понимаемой ею самой прострации: машинально шла рядом с ним, машинально ему что-то отвечала, машинально обнимала его за талию. И когда до нее дошел, наконец, веселый голос Саши,  спрашивающий ее, как она находит фильм, она встрепенулась: - Чудесный фильм, Делон в нем великолепен, - хотя по большому счету она не знала, о чем в нем речь. Но Саша был весел, шутил, размахивал руками и что-то, жестикулируя, ей доказывал, что она невольно  стала отвечать  ему так же, заливаясь задорным смехом, соглашаясь или возражая ему.

Вечер выдался  удивительно теплый. Они медленно шли по бульвару к станции метро мимо шуршащих шинами  по асфальту нескончаемого потока машин. Их обгоняли спешащие куда-то вереницы людей, обнявшиеся молодые пары или степенные пожилые люди, вездесущие подростки на скейтбордах, проносившиеся  мимо них с шумом  и веселым гамом. Большой город жил своей яркой вечерней жизнью: блистали разноцветными огнями витрины больших магазинов, переливались немыслимыми красками рекламные щиты, ненавязчиво приглашали к себе своими массивными неоновыми вывесками  многочисленные кафе и рестораны. И весь этот конгломерат  красок неустанно плясал, то исчезал, то, как молния, вспыхивал, превращаясь в гигантский калейдоскоп, который озарял все вокруг своим скачущими  бликами,  преобразуя  бульвар в сказочный огромный цирк.

Она уже полностью пришла в себя. Чудесное настроение и ребячество Саши ее забавляло от души.  В то же время она не переставала  незаметно  проводить рукой по щеке, которая просто пылала от неожиданного Сашиного поцелуя, который она хотела не только сохранить, но и ощущать. Она украдкой касалась второй щеки, желая убедиться в том, что она тоже горела. Ей казалось, что Саша заметил ее возбужденный вид, и она старалась скрыть от него свое раскрасневшееся  лицо, чтобы он ни о чем не догадался. Однако ее красноречивые взгляды, которыми она его одаривала, могли говорить сами за себя. Но Саша их, наверное, не замечал. Он продолжал вести с ней, как мальчишка, рассказывал смешные истории, жестикулируя  и громко смеясь.

Они не заметили, как доехали на метро,  едва не пропустив станцию, на которой нужно было сойти, чтобы пересесть на автобус. Также незаметно и почти автоматически они сошли на остановке автобуса недалеко от ее дома. – Как? Так быстро? - удивился Саша, когда они подошли к подъезду, и им нужно было расставаться.  – Может быть, еще погуляем? Еще так рано - несмело спросил он, удерживая ее за локоть. Ей  очень хотелось с ним не расставаться, но было действительно уже поздно, и родители могли волноваться за нее. – Саша…ну… в следующий раз. Хорошо? Сейчас мне нужно идти - ответила она, повернувшись к нему лицом. – Нужно… значит нужно- поникшим  голосом произнес он и неожиданно для нее обнял ее. Он так прижал ее к своей груди, что у нее закружилась голова, и она закрыла глаза. Ее холодные губы ощутили вдруг прикосновение его горячих губ. Этот неожиданный для нее поцелуй ее настолько ошарашил, что инстинктивно она сжала их еще крепче. Саша продолжал держать ее в своих объятиях, не отрываясь от ее сжатых губ, которые  запылали вдруг жаром и против ее воли раскрылись под напором его сладостного поцелуя. Она замерла. Саша тоже не пошевельнулся. Она почувствовала нестерпимый жар во всем своем хрупком девичьем теле, неведомая тяжесть сковала все ее естество, ее бросило в дрожь, затем ей стало опять жарко, и она захотела освободиться из его рук. Но он продолжал крепко держать ее в своих объятиях, жадно прильнув к губам. – Саша…Саша… не надо… что ты  делаешь…Постой… - произнесла она, сумев все же оторваться от его столь желанных губ. Он смутился и молча обнял ее еще сильнее. Она стряхнула с себя охватившее ее оцепенение, осторожно выскользнув из его объятий, и сделала вид, что ничего особенного не случилось. Прощаясь, она не удержалась обнять его за шею и благодарно поцеловать в щеку. Он на секунду застыл от неожиданности, но она уже закрывала за собой дверь подъезда, посылая ему прощальный приветственный жест  рукой.

Она молнией взлетела на свой этаж. Родители уже спали. Чтобы их не потревожить, она осторожно проскользнула к себе в комнату и зажгла свет. Быстро переодевшись, она подошла к зеркалу. Лицо ее пылало ярким румянцем, которое оттеняло красивый изгиб ее  багровых губ и делало восхитительным удивительный блеск ее больших карих глаз. Прядь жгуче черных волос придавала загадочный вид всему ее девичьему лицу, кокетливо окаймленному модной стрижкой. Она приложила руки к щекам: они продолжали пылать, предательски выдавая возникшее у нее непреодолимое желание близости с Сашей. Но она тут же прогнала эту крамольную мысль, гордо тряхнув головой  ей в ответ:  «Ой, чушь какая-то! Размечталась одна! Лучше иди спать. Завтра в институт».

До этого она ни разу ни с кем не целовалась. Саша  был первый парень, который ее поцеловал в губы. Ах, эти губы! Их жар заставляет ее дрожать  и сейчас, когда она уже в постели под теплым одеялом. Какими сладкими они были,  и как неуклюж был ее ответ! Но она старалась найти этому оправдание: да, она ни разу не целовалась с парнями, это было так неожиданно. Поэтому это был  на самом деле первый поцелуй мужчины, которому она хотела нравиться и в которого была уже влюблена. А его нежные объятия?  Воспоминание о них заставили ее закрыть глаза и потянуться всем своим девичьим  пробужденным телом к воображаемому Сашиному торсу, осторожно отдающемуся в свою очередь ее объятиям. Она прижала к себе сбившийся в комок  край одеяла и еле слышно застонала, продолжая его нежно поглаживать и стыдливо целовать воображаемую Сашину грудь. Ей было несказанно хорошо, как никогда. Теперь она будет не одна, у нее будет парень, причем настоящий красавец. Они любят друг друга, она будет заботиться о нем, ведь, он большой ребенок, ему нужны женское внимание и ласка. Они будут всегда вместе, а вечером спешить в спальню, чтобы без конца целоваться и наслаждаться  в объятиях друг друга. Последняя мысль ее немного отрезвила: целоваться, обниматься, наслаждаться… Что значит наслаждаться?  Это слово ее вернуло к реальному пониманию их возможных дальнейших отношений, ей стало страшно подумать, а тем более   трудно представить их первую совместную ночь, о которой она уже давно мечтала. И чем реальнее вырисовывалась ее мечта, тем загадочно заманчивее она ей представлялась. Это будет сказка! Она будет послушной и готовой к его объятиям, он сольется с ней в единое целое и не отпустит до утра. Он будет неустанно ее целовать и ласкать…ласкать…ласкать… . С этими сладостными  мечтами она тихо и незаметно для себя уснула, сжимая ставшее уже холодным  скомканное теплое пуховое одеяло.

                II
Она затаила дыхание и прислушалась. Но шум в коридоре гостиницы  не давал ей никакой надежды услышать, что происходило за дверью.  «Наверное, я тихо постучала», - промелькнуло у нее в  голове, и она осмелилась постучать сильнее. Безуспешно. Никакого движения. В наступившей минутной тишине она услышала приглушенный шум и плеск воды:  «Он в душе», - заключила она и поспешно удалилась к себе в соседний номер.

В этот последний вечер перед отъездом домой, превозмогая свое женское самолюбие, она решилась на невообразимое – пойти к нему сама, потому что была больше не в силах владеть собой, продолжать мучиться и обуздывать давно тлевшую, а сейчас воспламенившую плоть. Желание быть с ним победило все мыслимые и немыслимые преграды, стоявшие на ее пути: приличие, скромность, женская светская недоступность,  гордость, предрассудки, все, все, что может заключаться в этом ее поступке. Все исчезло в один миг под неудержимым натиском ее непреодолимого желания отдаться всей душой и телом ему, слиться с ним в жарких любовных объятиях, в его объятиях,  которыми она последние годы так грезила и которых ей так не доставало.

Она не видела его ни разу после того, как он защитил диссертацию и уехал к себе домой. Но она никогда его и не забывала. Он оставался в ее памяти все тем же красивым желанным парнем, которого она видела в институте. Трудно было сказать, любила ли она его: она с ним никогда больше не пересекалась, никогда не была с ним вообще близка. Случай, который  ее сейчас свел с ним, был совершенно непредвиденный: она увидела его на научной конференции, услышала его доклад, наблюдала за ним на прощальном банкете. И она влюбилась в него. Он ни о чем не догадывался. Да и вообще, он, наверняка,   уже давно забыл за эти последние десять лет их мимолетную встречу во время учебы в институте. А она все больше любовалась им, его статной фигурой, приятным голосом, открытой улыбкой, его необъяснимой притягательной  манерой разговора и каким-то аристократическим  почти незаметным для неискушенного взгляда поведением, что все вместе придавало ему особый шарм. Нет, он мог нравиться многим, и это естественно. Но  она? Если бы он обратил на нее внимание! Она мечтала об этом тайно, все большее и больше  в него влюбляясь. Она еще молода, она может и хочет любить.

Ее радужным мечтам  о счастливой любви с Сашей  не суждено было сбыться. Все как-то произошло само по себе. Романтические свидания до бракосочетания с ним  оставались для нее единственным настоящим счастьем, о котором она сейчас вспоминала с легкой горьковатой улыбкой. Мечты, грезы, сны и реальность – все это почти несовместимые вещи. Беззаботная молодость всегда терпит поражение перед суровой действительностью. Юношеская романтическая любовь часто разбивается  о  стену недопонимания, недомолвок, недоощущения, недолюбви и постепенно превращается во всераздражение, всеневнимание, всенедолюбливание и в итоге во всеоторжение.. Так произошло и у нее с Сашей.

Она хорошо помнит, как после первого поцелуя сгорала от страсти к Саше. Он для нее был самый желанный человек на свете. С нетерпением она всегда ожидала очередной с ним встречи, прогулок по бульвару, сильных объятий его рук  и тепла его губ. Они перестали давно стесняться и целовались, не обращая внимания на прохожих. Ей нравилось обнимать его за шею, она таяла от его призывных поцелуев, жара его красивых губ. Как-то при очередном свидании он сказал, что его мама хочет с ней познакомиться. – Саша, ну, а это прилично? Ну, как я пойду?. –  Прилично, даже очень. Я сказал, что у меня есть девушка, что она мне очень нравится. – ответил он, обнимая ее за плечи. – Послушай, хватит нам с тобой ходить по бульварам. Как ни как, а мы уже взрослые и самостоятельные люди. Ты  мне давно уже приносишь одни страдания- пошутил он, жадно целуя ее в губы. Ей было стыдно признаться, что она тоже уже давно страдает, что его объятия и поцелуи отбирают у нее все силы, что ей давно снятся  любовные сны, что она хочет давно быть с ним. – Все, - решительно сказал он, - хватит ходить холостяком. Мне нужна жена. Не буду же я ходить к… - он запнулся, затем поправился: - бегать за девчатами. - В ответ она прильнула к его губам, закрыла глаза и застыла  в сладком нежном поцелуе.

Свадьбы как таковой у них не было. Их родители договорились отметить это событие по-семейному, пригласив лишь самых близких родственников и свидетелей при регистрации брака в ЗАГСе. Жить они стали у нее, так как родители переехали в квартиру бабушки, которая незадолго до их бракосочетания умерла по старости. Молодые должны жить отдельно – таков был совместный вердикт их родителей.

Она ждала с трепетом наступившую свободу их чувств, которая в то же время ее пугала. Она не могла себе представить, как станет вдруг его женой, как они будут жить одни, как будут вести совместное хозяйство. Она ни раз об этом думала. Она никогда не занималась кухней, а лишь иногда помогала матери, если она просила. Но все эти хозяйственные проблемы лишь промелькнули, как молния, в ее голове, уступив место  обрывкам хаотичных мыслей о желанной близости с Сашей.

Выпроводив поздно вечером гостей, они остались одни. Не успела захлопнуться дверь, как они обнялись и замерли в бесконечно долгом поцелуе. – Давай всю посуду оставим на завтра? - шепнул Саша ей на ухо. – Давай - тихо произнесла она ему в ответ,  не переставая обнимать его за шею. – Я выйду покурить, а ты иди в спальню. Я быстро - обнял он ее, прильнув губами к ее шее. – Хорошо, милый - ответила она, освобождаясь из его объятий.

Она проскользнула в спальню и первым делом задернула наглухо плотные  массивные портьеры. В кромешной тьме она почти автоматически освободилась от праздничного наряда, оставшись в одной  комбинации и легких кружевных трусиках, и юркнула под одеяло. Ее сердце билось так, что готово было выскочить из ее хрупкого напряженного девичьего тела, ждущего самого сакрального мгновения в ее жизни. Минуты ожидания ей показались вечностью, ее охватила легкая не проходящая дрожь, с которой она не могла совладать.  «Сейчас…сейчас… он придет» - мелькнуло у нее в голове, услышав Сашины шаги за дверью. Она еще больше съежилась и  затаила дыхание. В мелькнувшем луче света приоткрытой на мгновенье двери она увидела обнаженного Сашу и инстинктивно закрыла глаза, хотя в кромешной тьме это было излишне. – Я чуть-чуть замерз - прошептал он, зарываясь холодным носом в ее пышные волосы. Одновременно она почувствовала его холодную ногу, скользящую вдоль ее напряженно сомкнутых ног. Он начал ее целовать, жадно касаясь ее тела, груди, горящих от прилива крови бедер, пытаясь снять с нее трусики. Она лежала без движения, словно окаменевшая от охватившего ее волнения и необъяснимого страха от приближающейся неотвратимой необходимой близости с Сашей. – Ты боишься меня? - почти неслышно спросил он. Она не ответила, а только сбросила с себя одеяло: ей стало нестерпимо жарко, она задыхалась, ей не хватало воздуха. Она тяжело дышала. Саша дрожащими руками помог ей освободиться от сковывающей ее тело комбинации. Ей стало легче дышать. Она почувствовала Сашины руки, пытающиеся снять с нее трусики, и его жаркие губы, жадно целующие ее живот, ноги. Она тихо застонала,  в один миг ее тело стало  беспомощным, обмякшим, полностью отдавшим себя во власть Сашиных лихорадочных рук и пылающих губ.

Она хорошо помнит первое к ней Сашино прикосновение. На мгновенье она лишь почувствовала резковатую боль и  охвативший затем все ее естество необыкновенный жар. Сильные движения Саши привели ее в чувство, но она задыхалась под нависшей над ее лицом его широкой грудью, которую она пыталась приподнять двумя руками. Ей удалось, наконец, повернуть голову в сторону и вдохнуть полной глоток свежего воздуха. Саша замер. В ожидании она затаила дыхание. Оба были без движения. Наступила мертвая тишина. Саша учащенно дышал. Она попыталась освободиться от его тела и цепких почти удушающих объятий. Он откинулся рядом с ней на спину, продолжая нежно поглаживать ее тело, шею, лицо. Она была в прострации, не осознавая все происшедшее сейчас с ней. Она лежала в объятиях Саши без ощущения так ожидаемого пока смутного для нее женского счастья, о котором она мечтала до умопомрачения. Наконец, она стала его женой, она - женщина, рядом с ней мужчина, о котором она грезила, которого она любит. Да, любит. Он красивый, высокий, сильный, он ее любит. Мы любим друг друга. Что еще нужно для счастья? Саша прервал ход ее мыслей: - Любимая, тебе хорошо было со мной? - прошептал он, целуя ее в шею. – Мне всегда с тобой хорошо, милый - ответила она, поглаживая его мускулистую руку, обнимавшую ее твердую   грудь. Саша наклонился над ней, его ноги снова захватили ее в плен, не давая пошевельнуться. – Милая, я снова хочу быть с тобой - шепнул он, покрывая ее всю поцелуями. Она ничего не ответила и легла на спину под натиском Сашиного тела. Сейчас она стала отдавать себе больше отчет в том, что с ней происходит, что он делает, как она его чувствует, что она хочет. Да, да, хочет. Она хочет слиться с ним в одно целое, ощутить восторг и сладость  желанной с ним близости, сойти от него с ума,  целовать его всего без всякого стеснения, «исследовать» его с ног до головы, любоваться его телом и любить его, любить, не отпускать его от себя. С этими мыслями она полностью отдалась Саше, ожидая в ответ сказочно неописуемый восторг своей плоти. Она была уже на грани этого удивительного внутреннего всплеска чувств, как Саша замер, сник и откинулся рядом на спину. А ее тело продолжало буйствовать, словно вулкан, извергать  непокоренное пламя, способное сжечь все на своем пути. Не отдавая себе отчета в том, что с ней происходит, она стала безумно  тискать его в своих объятиях, целовать его руки, глаза, тело, не стесняясь лихорадочно повторять, что она его любит, хочет его любви, его поцелуев, объятий его сильных рук. Саша принимал все это от нее, как должное, умиротворенно поглаживая ее тело: он очень устал, ему хотелось спать. Лениво зевнув, он поцеловал ее в лоб и со словами «милая, давай спать» перевернулся от нее на другой бок и тот час уснул.

Она продолжала лежать на спине, подложив под голову руку. Ее сердце постепенно нашло свой обычный ритм. Она слушала прерывистый храп Саши, который  то силился, то затихал, то пропадал на некоторое время совсем. Она чувствовала себя разбитой, совершенно опустошенной невиданным до этого мощным  всплеском эмоций, чувств, ожиданий чего-то особенного, о чем она знала из литературы  или слышала от некоторых своих замужних подруг.  «Вот и свершилось» - отрешенно сказала она себе. Свершилось то, к чему она страстно стремилась, о чем она постоянно мечтала, видя некоторых своих подруг счастливыми рядом со своими мужьями. Будет ли счастлива и она? Она даже вздрогнула при этой мысли. Какая чушь, что за вопрос! Она же счастлива, у нее есть красивый любимый муж. В знак своей признательности в этом она повернулась и обняла Сашу за шею и начала нежно его поглаживать. Он что-то пробурчал во сне в ответ и продолжал  уже тихо похрапывать. Она  включила настольную лампу и увидела, что он лежит почти обнаженный, обняв двумя руками подушку. Скомканное одеяло было сброшено на пол, одна нога свисала с кровати, словно он намеревался куда-то идти. Она осторожно встала, прикрыла его и вышла на кухню выпить воды. Вернувшись в спальню и осторожно накрывшись одеялом, чтобы его не разбудить, она свернулась калачиком и обняла его за талию. Ей было приятно ощущать его тепло, движение его тела в такт дыхания. Она старалась уснуть, забыться, погрузиться в мир своих первых ощущений от близости с Сашей, пережить их снова сполна. Но эти сладостные воспоминания лишь мешали ей забыться и спокойно уснуть. Особенно его первые сильные объятия, парализовавшие все ее тело, когда она безвольно и без единого движения, как во сне, раскрылась ему. Едва всплывающее в памяти его первое  к ней прикосновение, которого она страшно боялась и в то же время жаждала до потери сознания. Ее бессильные руки, обвивающие его спину, которая неистово двигалась в ее слабых объятиях. Этот испепеляющий ее жар, охвативший все ее тело, сменившийся затем мелкой холодной дрожью. И эти милые Сашины слова «любимая, тебе хорошо было со мной», его нежный поцелуй… Она ответила, что хорошо, хотя на самом деле она сейчас не могла припомнить, действительно ли ей было хорошо. Ну, да, наверное, хорошо. Она хотела вспомнить ощущение его там, далеко, в своем пылающем от любовной страсти теле, но как ни старалась, она не могла это сделать. И это понятно: она была в эти мгновения на грани помешательства, вне себя. Сейчас она испытывает лишь отдаленные едва осязаемые приглушенные болевые ощущения, что совершенно естественно. Но он теперь мой, я его чувствовала, я люблю его и хочу его чувствовать… чувствовать.  С этой мыслью она уснула уже перед рассветом, свернувшись калачиком спиной к Саше. Занимался новый день серым туманным утром.

Она была на седьмом небе от счастья не расставаться больше ни на минуту с Сашей. С несвойственной ей любовью она хлопотала на кухне, отыскивая различные рецепты приготовления салатов и вторых блюд, которые могли бы нравиться Саше. Она вставала обычно раньше и быстренько  убегала на кухню приготовить завтрак до его пробуждения. А когда он, заспанный, появлялся  в двери, стол уже был накрыт, соблазнительно пах кофе, кокетливо сверкали белоснежные салфетки. Он появлялся всегда с широкой улыбкой от удивления видеть все это готовым на столе и, раскрыв объятия, направлялся к ней, чтобы ее поцеловать:  «Милая, когда это ты успела все это приготовить»?». Она отвечала ему нежным взглядом, в котором читалась ее благодарность за его любовь, за то, что он есть.

Неделя отпуска в связи с их бракосочетанием пролетела, как  один день. Позавтракав, каждый занимался своими делами. Саше готовился к решающему экзамену по своей специальности, поэтому все время сидел, зарывшись с головой в свои толстые медицинские энциклопедии и учебники по хирургии. Она старалась его не беспокоить и полностью взяла все заботы по дому на себя: ходила в магазин за продуктами, выносила мусор, готовила еду, убирала квартиру, кормила его вовремя завтраком, обедом и ужином, стирала белье. Что и говорить, дома всегда есть, что делать. Она не замечала усталости, с удовольствием  переделывала кучу дел, напевая свои любимые мелодии. Саша иногда отрывался от своих книг, незаметно подкрадывался к ней сзади и обнимал. Ему нравилось, как она пугалась, а затем расплывалась в милой улыбке, подставив ему губы для поцелуя. Он целовал ее, как она чувствовала, с настойчивой дерзостью, привнося в ее душу радостные тревожные ощущения и будоража ее сердце. Она  понимала все это как проявление большой  любви к ней. Поэтому   с еще  большим энтузиазмом принималась хлопотать на кухне, выдумывая разнообразные блюда: ей хотелось во всем угодить ему, хорошо и вкусно покормить, не дай бог потревожить, когда он работает за письменным столом, одеть его в сверкающую белизной отутюженную рубашку, поменять плавки.  То есть, по большому счету ей нравилось ухаживать за ним, как за ребенком. А он действительно был большим ребенком, впервые оторвавшись от матери, которая  посвятила себя полностью своему единственному  сыну. Поэтому он был непрактичен, потому что все делали за него родители, а сейчас есть она, его жена. Ему не приходила в голову даже мысль предложить ей помочь в чем-то. Но она этому не придавала никакого значения: только бы он был рядом, любил ее.

Первые неожиданности и опасения совместной жизни постепенно незаметно отходили на второй план. Она привыкла уже юркать к нему под одеяло, где он ее с нетерпением ждал, пока она закончит все домашние дела. Уставшая, но счастливая она прижималась к нему всем своим хрупким девичьим существом, утопая в его объятиях и задыхаясь от настойчивых зовущих поцелуев. Она по-прежнему задергивала наглухо портьеры, чтобы в полнейшей темноте наслаждаться его объятиями и покрывающими  все ее тело поцелуями. Она уже больше не стеснялась нежно поглаживать все его естество, сгорая от желания ему отдаться. Не суетясь, он обнимал ее осторожно, но крепко, стараясь деликатно показать себя мужчиной. В эти мгновения она впадала в сказочное забытье, которое каждый раз неожиданно для нее пропадало и больше не возвращалось, как она не старалась. За целую неделю она не могла поймать этот сказочный миг, который она ждала, как желанный подарок от Саши. Но он, наверное, не понимал, что она от него хотела, даже тогда, когда она трепетно вновь покрывала его поцелуями, нервно гладила грудь и почти наваливалась на него. Но он продолжал неподвижно лежать, откинувшись на спину, и ритмично поглаживать ее по голове. Затем он ее целовал и со словами «я устал, дорогая, буду спать» переворачивался от нее на бок и засыпал. Так продолжалось уже целую неделю. Целую неделю она ждала от него  то особенное, которое он мог ей дать, то, от чего сходишь с ума, то, чего она еще  никогда не испытывала, но чего жаждало все ее тело. Ей стало больно притрагиваться к груди, когда она принимала душ, напухшими стали ее соски, появились болезненные ощущения внизу живота. Видимо, это был результат ее ежедневного пламени, которое не в силах был погасить Саша. А ей стыдно было ему признаться, что он заставляет ее страдать, что к ней не внимателен и не понимает ее.  Но разве может он ее не понимать?  Ведь он мужчина, к тому еще и медик.
Вскоре она заметила, что становилась несколько раздражительной, стало не совсем хорошо получаться с приготовлением пищи: то подгорят котлеты, то сбежит бульон или разобьется тарелка. Если в этот момент появлялся Саша, то она сердилась, а когда он старался ее поцеловать или обнять, она уклонялась и отводила его руки, что его удивляло. – Ты меня больше не любишь? - спрашивал ее с деланным обиженным видом. – Ну, что ты, Саша, конечно, люблю - и холодно чмокала его в щеку. В эти моменты она не задумывалась, любит ли она его по-прежнему. Конечно, любит. Нельзя же разлюбить человека через день, через неделю, через год или годы, если тебе с ним хорошо. А хорошо ли ей с ним? Что за ерунда! Очень хорошо. Ну, как его не любить?  Он просто у нее красавец, многие девчонки ей позавидовали бы, увидев его с ней. Надо признать, что она стала в последнее время к нему не справедлива, не сдерживается  и даже грубит. Но она не виновата: так почему-то получается. Она теперь будет больше следить за собой, чтобы он не сердился.
В институте ее подружки поздравляли с замужеством, рассыпались в комплиментах, что стала прекрасно выглядеть, что отхватила такого красивого парня, желали счастливой семейной жизни и как можно скорее появления на свет ребеночка. Она отмахивалась, смеясь, от таких пожеланий: нужно было еще закончить аспирантуру и защитить диссертацию, всему свое время. Но от ее самой близкой подруги, которая у нее была свидетелем в ЗАГСе, она не могла скрыть свою обеспокоенность, которая та подметила у нее сквозь ее беззаботный на первый взгляд вид. – Нет, ты не такая. Что-то с тобой не так - сказала она, внимательно посмотрев ей в глаза. – Я не вижу в твоих глазах искорок радости, как это бывает у девчонок в первое время замужества. Ты вышла замуж по любви? - спросила она ее, наконец, в лоб. – Конечно, по любви. Он мне очень нравился, нет, нравится - поправилась поспешно она, поправляя на плече сумочку. – Нет, ты мне скажи правду, ты его уже разлюбила? - продолжала допытываться подруга. – Почему я его должна  была разлюбить? - удивленно ответила она, пожимая плечами. – Ты меня, конечно, извини, но как там у вас… - она на секунду запнулась, - вы подходите друг к другу?. Заминка подруги была красноречивее слов, и она, подумав, нерешительно ответила: - Не знаю. Правда, не знаю - смущенно повторила она и замолчала. Ей не хотелось обсуждать эту деликатную тему с кем бы то ни было, так как считала это табу, потому что касалось только их  двоих с Сашей. -  Ну, ладно, ты давай не обижайся на меня. Это я просто так, к слову - извинилась подружка, прощаясь с ней.

Но вопрос подруги глубоко запал в ее душу. «Подходим ли мы с Сашей друг другу?»  звучал он рефреном против ее воли всю дорогу домой. Внешне они прекрасно подходили друг к другу: он высокий, красивый, стройный, а она тоже симпатичная, с выточенной, как у куклы, фигурой, немного ниже его, что совершенно нормально. Со стороны на них заглядываются прохожие, когда они идут рядом. Дома у них тоже хорошо, пока не было никаких ссор, да и из-за чего было им ссориться, если они вместе, как говорят, только без году неделя. Она с удовольствием выполняет свои обязанности хозяйки, старается разнообразить блюда, ищет в магазинах что-нибудь вкусненькое, чтобы ему подать на стол, и Саша очень ею доволен, награждает ее всегда благодарным поцелуем после вкусно приготовленной еды. Как  жена она тоже, как ей кажется, удовлетворяет Сашу. Он видит и чувствует, что она его любит, каждый вечер он с нетерпением ждет ее в спальне. А ей нравятся его ласки, она с желаемым трепетом ждет каждый раз его к ней прикосновения. Он доводит ее почти до потери сознания своей нежностью и безудержными поцелуями, и она отвечает ему тем же. «Но это, кажется, и все» - неожиданно для себя заключила она. Она попыталась найти еще доказательства гармонии их  отношений, но на ум ей больше ничего не приходило. Она  забыла или просто не хотела фиксировать внимание на  тех  дискомфортных ощущениях, которые она испытывала после близости с Сашей: «это пустяки, все наладится, я попробую как-то дать ему об этом почувствовать» утешала она себя, машинально подходя к дому.

В этот вечер Саша должен вернуться позже, чем обычно: сказал, что будет ассистировать на операции и задержится. Поэтому у нее было достаточно времени приготовить его любимые котлеты по-киевски и  греческий салат. Она едва закончила хлопотать на кухне, как вернулся Саша. Выглядел он уставшим и даже немного нервным. Она  ни о чем его не спрашивала, а только поцеловала в щеку со словами «ты очень устал, успокойся, все будет хорошо. Посмотри, я тебе приготовила твои любимые блюда». Он молча прошел в ванную вымыть руки, вернулся на  кухню  и тяжело опустился на стул:     - Уф, сегодня был трудный день. Я устал и страшно голоден. Не обращай внимания, - и с невиданным  до сих пор аппетитом стал есть свою любимую котлету, запивая томатным соком. Она попыталась с ним разговаривать, но он извинился: - Потом. Подожди. Дай поесть.- Она замолчала, только искоса незаметно бросала на него свой влюбленный взгляд, который говорил  «Какой ты красивый! Я тебя так люблю! Я готова на все, чтобы быть с тобой!». Но он был поглощен, видимо, другими мыслями и не замечал ее восторженного взгляда. Поблагодарив ее за ужин, он лег на диван и включил телевизор. К этому она уже привыкла и не мешала в этот момент ему отвлечься от работы и отдохнуть.

Пока он смотрел телевизор, она успела навести порядок на кухне  и вынести мусорную корзинку  на улицу в  контейнер. Сняв фартук, она присела к нему на диван. Он немного подвинулся и положил руку ей на колени. Она обняла его за талию: - Саша, ну. что у тебя там на работе? - спросила она, поглаживая его спину. – Да все нормально. Обычная суета. Правда, сегодня было две ургентные  операции, кроме плановых, поэтому все подустали, - зевая, ответил он. – Идем спать? - Сейчас я постелю - ответила она и поспешила в спальню. Она с любовью расстелила одеяло, взбила подушки, поправила покосившийся набок матрац. Почти сонный Саша повалился на кровать и, обняв двумя руками подушку, легонько захрапел.

Она вернулась на кухню и села на табурет. У нее здесь не было больше никаких дел. Она просто сидела молча, облокотившись на краешек обеденного стола. После суматошного дня и хозяйственных  хлопот она впервые почувствовала себя уставшей. Но свою усталость она оправдывала женской необходимостью вести хозяйство, следить за мужем, чтобы у него всегда была чистая выглаженная рубашка, чтобы его хорошо и во время накормить и после работы дать ему отдохнуть. Поэтому она сама ходила за продуктами, выносила мусор, убирала квартиру. Со всем этим она хорошо справлялась сама и никогда не просила Сашу о помощи. Да ему было и не до уборок, он возвращался с работы почти всегда уставший, проголодавшийся и рано заваливался спать, не дожидаясь, пока она уберется по хозяйству. Как-то сами по себе стали незаметно проходить нетерпеливые ожидания  прижаться друг к другу под одеялом, нежные объятия, желанные мгновения Сашиных прикосновений. Становились редкими его порывы быть с ней, что она объясняла его усталостью на работе. А, ведь, ее тело нуждалась в его ласке и трепетало при каждом прикосновении его рук или губ. Иногда она уже не выдерживала сама: обнимала его, целовала его шею, грудь, поглаживая его сильные мускулистые ноги. Он отвечал ей вялой взаимностью и редкими жаркими объятиями, которых она жаждала каждый раз, юркая к нему под одеяло. В эти становившиеся уже не столь частыми интимные моменты она  чувствовала в себе, несмотря на усталость, огромный прилив жизненных сил и  ради них была готова полностью отдаться во власть своего любимого мужчины. Она забывала  тогда обо всем: о придуманном  лицемерами приличии, женском ненужном кокетстве, навязанных обществом любовных ограничениях. Она готова была к полной свободе, чтобы быть желанной и любимой Сашей, который, как она понимала, продолжал ее обожать. Но тогда почему он стал так редко быть с ней? Может быть, у него появилась другая женщина? При этой мысли она даже вздрогнула, но тут же ее прогнала: это невозможно, он любит только ее, а то, что он стал реже бывать с ней, можно объяснить только его усталостью, он много работает. Вот и сейчас она хорошо понимает его состояние и старается найти ему оправдания. Но в то же время, они же совсем молодые и так мало наслаждаются  данным им богом счастьем.

Она задумалась, обхватив голову руками. Спать ей совсем еще не хотелось, несмотря на накопленную за день усталость. В принципе, она не настолько притомилась, чтобы можно было отказаться от сладостных с Сашей мгновений. Может быть, пойти и расшевелить его? Может быть, он уделит ей внимание, приласкает, обнимет, пригреет, чтобы ее бросило в жар? Но и без этого, как только ложится к нему под одеяло, как она испытывает неотвратимое желание почувствовать его прикосновение и полностью отдаться во власть его рук. Его руки… они стали редко  нежно гладить ее тело, грудь… почему-то стали вялыми, а их движения какими-то  автоматическими. Она глубоко вздохнула, выключила свет и бесшумно направилась в спальню.

Саша ровно похрапывал на спине, сбросив с себя одеяло. В комнате было жарко. Она приоткрыла окно. На улице уже погасли фонари, дул сильный ветер. Порывы свежего  воздуха всколыхнули отодвинутые портьеры и вскоре заполнили всю комнату приятной прохладой. Она осторожно накрыла Сашу одеялом, чтобы его не продуло, и легла рядом, устремив отрешенный взгляд в темный проем окна.

Проснулась она ночью от холода. Ежась, закрыла окно и свернулась комочком под теплым одеялом. Она долго не могла согреться. Сон улетучился, словно его и не было. В теле чувствовалась небольшая тяжесть: вчерашняя усталость давала о себе знать. Навязчивые обрывки мыслей проносились, как молнии, так и не выстроившись в логическую цепочку определенного рассуждения или заключения о чем-то конкретном. Он…она… обеды…мусор…работа…любовь…что будет… надо сходить в магазин… институт… И только где-то под утро она уснула тяжелым неспокойным сном. Ее разбудил Саша, стянув с нее одеяло: - Послушай, хватит спать. Мне же на работу. Нужно еще и позавтракать - обиженно произнес он, удаляясь в ванную. Она быстро  набросила халат и поспешила на кухню. Пока Саша приводил себя в порядок, она успела сварить ему кофе и сделать бутерброды с колбасой и сыром. – Ну, что, готово? - весело спросил он, усаживаясь поудобнее на табурет. Она ничего не ответила, а только натянуто улыбнулась. Как всегда, он проглотил быстро свой завтрак, произнес ритуальное «спасибо» и «я очень спешу» и выбежал с сумкой на плече из квартиры, захлопнув за собой дверь. Он уже давно перестал целовать ее в щеку перед уходом. Она  встала, не спеша, из-за стола, убрала в мойку посуду и подогрела остывший уже кофе. Обхватив чашку двумя руками, она медленными глотками пила приятно пахнувшую темно-коричневую жидкость, охваченная преследующими ее обрывками мыслей. Ей не хотелось есть, она не притронулась даже к своему любимому бутерброду со швейцарским сыром, а только отрешенно машинально подносила чашку к губам.

Сегодня она никуда не шла, в холодильнике еще оставались запасы продуктов, первое и второе блюда она приготовила накануне, мусор вчера вынесла. Не было никакого желания что-то делать. Уборка подождет, постирает завтра. Как раз Саше нужно будет сменить рубашку. А сегодня…  сегодня просто будет дома…лежать… может быть читать…просто ни-че-го  не де-лать….  Решение было принято, она встала из-за стола, быстро вымыла посуду и устроилась на диване под теплым шерстяным пледом. Стояла тишина, только в глубине комнаты размеренно тикал будильник. Закрыв глаза, она задалась вопросом «а что дальше?», «неужели так будет все время продолжаться?». Почему он стал так прохладно относиться к ней? Она это чувствует. Он почти перестал ее обнимать в кровати, стал редко бывать с ней, а ей хотелось бы чаще. Его прикосновения  стали отдавать прохладой, не тем жаром и мужской пылкостью, как в первые месяцы их совместной жизни. Неужели  она ему уже надоела? И может ли она ему надоесть, если они влюблены друг в друга? По крайней мере, были влюблены. Но она и сейчас влюблена в него. Разве он не видит ее влюбленного взгляда, как она о нем заботится, как старается все делать сама, не прося его о никакой помощи? Хотя мог бы, конечно, и пропылесосить ковры или вынести мусор, как это делают другие мужчины  их подъезда. Мог бы… Да, ну ладно… Это пустяки, ее ничто не обременяет… А он, правда, красивый… Последний раз, когда они были вместе… то есть когда они занимались сексом… он был какой-то странный…словно отбывал повинность…Неужели это так? При этой мысли ей стало не по себе. Нет же, нет… Она старалась прогнать эту предательскую мысль, которая ее еще больше преследовала, не отпускала… Да, он стал какой-то странный…Хотя… нет, он был нежен с ней…ей было с ним хорошо…правда, хорошо, но… он сразу уснул, отвернувшись от нее, даже не поцеловав…обычно он ее целовал … . Она перебирала в памяти мельчайшие штрихи его и ее поведения в постели. Теперь она не была, как в первые дни или недели их совместной жизни, в полуобморочном состоянии от его объятий, поцелуев, прикосновений. Привыкла?  Возможно. Ведь, ко всему человек привыкает, постепенно все становится обычным, обыденным. Но так быстро? Прошло только несколько месяцев. И разве может стать обычной любовь? Люди же любят до глубокой старости, как, например, ее родители. Разве любовь с каждым днем не становится крепче, желанней?  На память вдруг пришел вопрос ее подруги «вы подходите друг другу?».

Она хорошо помнит, как он ее смутил от неожиданности. Но уже тогда  у нее возникло ощущение какой-то неполноценности их отношений. Саша, она вспоминает, становился  педантичен в любви, рационален в своих объятиях и поцелуях, словно каждое движение ему чего-то стоило. Она  же отдавалась ему полностью, страстно, подсознательно движимая  мыслью доставить ему удовольствие. И под конец он ее за это награждал всегда крепким объятием и бесконечно долгим поцелуем, от которого она млела до умопомрачения. Правда, сейчас она привыкла к такому его поведению, да и он сам стал намного сдержаннее в выражении своей  к ней благодарности. Как-то незаметно у него пропала страсть, пылкость сменилась банальным поцелуем, а любовь превратилась в сугубо индивидуальный интерес и собственную необходимость. Но есть же еще и она, не испытавшая в полной мере то высшее наслаждение, которое она дает ей, женщине,  тоже в равной степени, как и ему, мужчине. Ей сейчас стыдно вспоминать о своей просьбе, почти мольбе к нему, когда недавно он был с ней. Она готова была уже извергнуться вулканом невиданного удовольствия от его прикосновений, как он сник у нее на груди и отвернулся. Она схватила его за плечи, начала трясти и просить побыть с ней еще немного, покрывая его всего жадными поцелуями. В ответ она расслышала только его бессвязный лепет «все…я уже…больше не могу». Она не сдержалась и почти крикнула: - Нет! Ты можешь! Но ты не хочешь! Ты… ты….истукан!  Ты…камень! Ты меня мучаешь уже давно! Неужели ты это не понимаешь!? - и разразилась  почти истерикой. Он испугался, начал ее успокаивать, обнимать, повторяя: - Ну, прости меня, прости…правда, я не могу… не могу себя сдерживать…ты…ты пойми…я не специально… так получается…я хочу, но не получается». Она больше ничего не ответила и, громко всхлипывая, отвернулась от него. Но еще долго она сдерживала рыдания, ее плечи нервно вздрагивали при каждом глотке комка, застревающего у нее в горле от нанесенной ей обиды.

Сейчас она себя ругала за проявленную глупую несдержанность. Но тогда она почти не владела собой, обезумевшая  от накатывающейся на нее волны ожидаемого  сладострастия, так и не достигшей ее. Она испытывала уже не раз предвкушение радости неземной любви, которая каждый раз убегала от нее, не подарив ни капли желанного безумства с Сашей. После этого случая он старался быть к ней более внимательным. В те не так  частые уже моменты их близости он оставался нежным и для нее желанным, но сам не замечая того, по-прежнему нетерпелив и несдержан. Она уже потеряла  всякую надежду  получить от него этот кусочек плотского счастья, которое превращает всю жизнь женщины  с любимым мужчиной в сказку.

                III
Поспешно вернувшись к себе в номер и закрыв дверь на ключ, она села на кровать. Ее охватила мелкая дрожь, учащенно билось сердце, лицо пылало ярким румянцем.  «Что она делает? Боже мой!» -  схватилась она за голову двумя руками. «Какой позор! Са-ма  идет к мужчине! Са-ма! Что он может подумать обо мне! И что я ему скажу!?» - качала она в отчаянии  головой, уткнувшись носом в подушку, чтобы ничего не видеть, словно желая в ней  скрыть весь свой позор. Вчера на торжественном ужине, посвященном закрытию конференции, они сидели вместе за большим столом с бывшими сокурсниками, с которыми  учились в аспирантуре. Все были несказанно рады повидаться и обменяться  новостями, узнать, как сложилась их жизнь. Разбросанные по всем уголкам  необъятной страны, они всегда ехали с удовольствием на такие мероприятия, чтобы повысить не только свой профессиональный уровень, но также повидаться с сокурсниками, вспомнить годы учебы, свои  защиты, любимых профессоров, поделиться своими научными планами. Еще накануне одного из заседаний они оказались вместе в кругу общих знакомых, горячо обсуждаемых  выступление одного из известнейших ученых из столицы. Он был одет в элегантный светло серый костюм в едва заметную узкую полоску, черный под горло гольф  хорошо оттенял его аристократический цвет лица, увенчанного очками в черной оправе с большими зелеными стеклами-хамелеонами. Прошел добрый десяток лет после их защит, но все помнили друг друга, вспоминали курьезные случаи в их свободной аспирантской жизни, банкеты, театры, выставки. – А как ты, где сейчас работаешь? - обратился он к ней своим мягким  баритоном с лучезарной улыбкой на лице. Она несколько смутилась от неожиданно адресованного к ней вопроса: - Я? – переспросила она, хотя рядом с ним никого больше близко не было. – Там же, в институте, на своей кафедре. Оставили после защиты» - ответила она, повернувшись к нему лицом. – Ты довольна? - Очень. Ну, а ты сейчас где? - в свою очередь спросила она его. – Я тоже там же, на Украине. В университете. Прошло столько лет, а ты совсем не изменилась» - улыбаясь, добавил он и повернулся к своему товарищу из Узбекистана, который что-то хотел у него выяснить.

Собственно, это был весь их диалог на «ты», как принято между  знакомыми. Но для нее его «ты»  говорило больше, чем в нем заключено: он не забыл ее, он обратил на нее внимание, он интересуется ее делами, работой. Да, да, это именно так, иначе, зачем ему знать о ее жизни, ее работе. А его комплимент? Он обратил внимание на ее внешность: «совсем не изменилась»? переспросила она сама себя, вставая с кровати и направляясь к зеркалу в коридоре номера. Включив большую люстру, она внимательно стала всматриваться в свое отражение: все та же стрижка со свисающей на правый глаз черной, как смоль, прядью, те же большие карие глаза с длинными ресницами. Они совсем не изменились, остались такие же густые, какими были и десять лет тому назад, по-прежнему придающие лицу некий восточный шарм. За эти годы она даже не пополнела, хотя родила ребенка, но лишь больше округлились бедра, делая всю ее фигуру  более женственной, следовательно, более притягательной для мужчин? Наверное, она не могла это утверждать, потому что после Саши у нее больше никого не было: ей нужно было воспитывать дочь, которая сейчас уже в третьем классе. А эта встреча  всколыхнула всю ее жизнь, взбудоражило все ее воображение, ввергла в пучину  проснувшейся  женской страсти, которая не угасла после развода с Сашей, а предательски в ней тлела, чтобы в подходящий момент вырваться наружу и заявить о себе в полную силу.

После того позорного, как она считала, случая с Сашей, когда она ему закатила истерику в кровати, их отношения стали  деградировать и превратились в безликий супружеский штамп. Внешне все выглядело прилично, каждый вел себя сдержанно и делал свою работу: он пропадал в больнице на операциях, она  готовила к защите диссертацию между походами в магазины, возней на кухне, уборкой квартиры и стиркой. Ее попытки «пробудить» Сашу, заставить его почувствовать ее и, наконец, понять, что она хочет, оказались безуспешны. Она все чаще и чаще задерживалась на кухне, чтобы дать Саше возможность уснуть, а затем самой лечь спать. По утрам она стала просыпаться раньше его и быстро  уходить на кухню. А он этого даже не замечал, ни разу не спросил, почему она не идет спать или  рано встает, как будто, так и должно было быть. Такое его безразличие к ней вызывало у нее глубокую обиду, внутренний протест и  закладывало ростки дальнейшего полного отторжения его как мужчины, хотя в глубине души у нее еще теплилась надежда  познать с ним счастье любви. Она  продолжала еще его любить, и своим отказом ложиться с ним вместе спать хотела пробудить в нем мужскую страсть, может быть, даже ревность. Она хотела, чтобы он позвал ее, сказал ей, что она ему нужна, что он любит ее. Но проходили дни, недели и ничего не менялось в их отношениях.  Все это злило ее, были моменты, когда она  уже ненавидела его. Однако злость быстро проходила, потому что по своей натуре она была доброй и не могла долго сердиться, а тем более держать зло на своего собственного мужа. Хотя по большому счету было, за что на него обижаться. Нет, она уже не надеялась забыться до потери  сознания в его объятиях: он ее не обнимал, как в первые недели их супружества, а только иногда клал руку ей на плечо, слегка поглаживая по шее. Оказываемое  им иногда «внимание» стало ее даже тяготить, но она покорно подчинялась ему. Она холодно отвечала на его прощальный благодарный поцелуй перед тем, как он отвернется от нее на бок и тут же уснет. Он не догадывался, что после такой «любви» она не могла долго уснуть, то терзая себя за то, что выступает больше в роли наложницы, чем жены, то успокаивая себя тем, что он все же хочет ее, значит любит. Наверное, любит. Но разве может быть таким слабым мужчина, когда он любит женщину? Только первые несколько дней после их свадьбы он дважды мог ее ласкать ночью, затем  это стало одноразовым явлением, превратившееся вскоре в единичный благодарный поцелуй за всю неделю.  А она  была полна сил, ее раскрытое для пылкой любви тело страдало от его жалких крох внимания к ней, жажда женского наслаждения, к которому она стремилась всем своим существом,  испепеляла ее, мучила ее, отнимая последние моральные и физические силы. Но она продолжала  терпеть, все больше и больше отдаляясь от своей розовой мечты о счастливой настоящей любви.

  Ставшие редкими их супружеские отношения вскоре все же заставили о себе знать. Как-то за ужином ее вдруг стошнило, но она это отнесла на счет трехдневного салата в холодильнике, который, кстати, Саша с аппетитом уплетал в тот вечер. Утром она вновь почувствовала легкую тошноту, хотя еще ничего не успела проглотить за завтраком. Но она ничего не сказала Саше, тихонько поднялась из-за стола и вышла в ванную комнату. Он ее даже не спросил, что с ней, а продолжал быстро уплетать приготовленный завтрак, торопясь не опоздать на работу.

Захлопнув за ним дверь, она  вышла в комнату и опустилась на диван. Она поняла, что забеременела, потому что уж очень долго затягивались месячные. Сначала она не обратила на это внимание, потому что такое случалось не в первый раз, но она всегда находила причину, которая служила этому объяснением. Действительно, все потом входило в норму, и она успокаивалась. Но до сегодняшнего дня ее никогда не тошнило. А задержка и  появившаяся тошнота не оставляли более сомнения в том, что она беременна. Она оцепенела от констатации этого факта, и первая мысль, которая испуганно мелькнула у нее в голове, была, как к этому отнесется Саша. Ее отношения с ним стали не такими уж лучезарными, а тут еще и ребенок. Она поднялась с дивана  и  стала медленно ходить взад и вперед по комнате, ее мысль лихорадочно работала, перебирая  различные варианты его реакции на  эту для него новость. Как он воспримет ее, как среагирует?  Будет ли он счастлив иметь ребенка, да и вообще, хочет ли он его иметь? Она никогда с ним на эту тему не говорила, потому что они оба, каждый по-своему, были поглощены собой, своими делами, работой, учебой. До этого все текло более или менее спокойно, если не считать их интимные отношения. Но это же, наверное, не главное. Главное – это зародившееся маленькое существо, которое отодвинуло в один миг все другие для нее проблемы, о которых Саша, судя по его поведению и отношению к ней, не догадывался.

Охваченная беспокойством, граничащим почти со страхом, она оделась и поспешила в поликлинику. Осмотрев ее, врач улыбнулся: - Душечка, так Вы беременны, поздравляю. Пока с Вами все нормально, но остерегайтесь, чтобы не была выкидыша. А тошнота скоро пройдет, уверяю Вас.- В ответ она улыбнулась: - Спасибо, доктор - и, поблагодарив  его еще раз, оделась и вышла из кабинета.

«Беременна…беременна…»  не переставая, шептала она всю дорогу домой. «Ну, и прекрасно, что беременна, мне уже пора иметь ребенка, не рожать же мне старухой!» - заключила она, улыбнувшись. Теперь ее стал мучить вопрос, сказать Саше сегодня, что у них будет ребенок, или потом, немного погодя, когда она окончательно успокоится и свыкнется с этой новостью сама. Взвешивая все «за» и «против», она все же решила пока ничего ему не говорить и вести себя, как обычно, чтобы он ни о чем не догадался. Почему она так решила? Где-то там, в глубине души, у нее зародилось опасение в том, что если он узнает, то может отдалиться от нее вообще. И это ее испугало и в то же время окончательно убедило в правоте своего принятого решения.

Дома она окончательно успокоилась. Немного передохнув, она вышла на кухню, чтобы  приготовить Саше свежий ужин. У нее поднялось настроение, она даже стала напевать свои любимые мелодии, ловко отбивая молоточком мясо, чтобы зажарить к его приходу отбивные. На плите уже варилась картошка для  пюре, и почти был готов Сашин любимый салат. Она посмотрела на часы: он должен вот-вот уже вернуться с работы. Она вытерла руки, сняла фартук, поставила на стол приборы,  прошла в комнату и включила телевизор. Но на каналах не было ничего интересного: где-то шла мелодрама, где-то спортивная передача или набившее оскому шоу  с постоянной рекламой. Она собралась уже его выключить, как раздался звонок: пришел Саша.  Она поспешила открыть ему дверь, которую он распахнул с привыкшим для него размахом: - Привет, вот и я. Страшно хочу есть - бросил он, направляясь к вешалке. – Сашенька, а у меня все готово. Все  свежее. А ты не вынесешь мусор, а то я забыла сегодня про него вообще? - обратилась она к нему, извиняющее улыбаясь. – Послушай, ты в своем уме? Я голоден, как волк, целый день на работе, а ты что, не в состоянии сама вынести мусор? - раздражающим тоном ответил он. – Ты же целыми днями дома и ничего не делаешь, вон, только телевизор смотришь - продолжал он. – Саша, ну, я же тебя прошу первый раз, ты же знаешь, что я сама это делаю. Но сегодня забыла, захлопоталась. Ты меня прости, но  я только с кухни, разгорячилась и боюсь простудиться» - извиняющим тоном продолжала она. – Забыла, забыла,..простудиться… простудиться - повторял он, нехотя беря мусорное ведро. - Ладно, первый и последний раз, поняла? Мне не до твоего мусора. У меня операции, диссертацию заставляют писать - и стукнул дверью.

«Почему он стал такой грубый? Стал? Почему стал? Может быть, он таким и был, но я не замечала? Почему он считает, что только он работает? А я, что, ничего не делаю? Я, возможно, делаю что-то не так, что его раздражает? Когда он ухаживал за мной, он был совершенно другой. Или я ничего не замечала? Да, нет, очень вежливый, веселый, даже обходительный. Может быть, я за ним ухаживаю не так, как его мама, у которой он единственный ребенок, на которого она чуть не молится? Но я же не мама, а жена. Обычно муж и жена все делают вместе, помогают друг другу. А он даже мусор не хочет вынести, как будто сам не мусорит»  задавалась она вопросами, пока Саша отсутствовал.
- Дорогой, не сердись на меня - сказала она, обняв его за плечи, когда он сел за стол. Она села, как всегда,  напротив его, не забывая пододвигать к нему ту или другую тарелку с едой. Он ел быстро, не проронив больше ни слова. – Тебе понравилась отбивная? - спросила она, наливая ему компот. –  Нормальная. Спасибо, -  выдавил он, отодвигая пустую тарелку. – Ну, иди отдохни, посмотри телевизор, а я сейчас все уберу и тоже приду-. Он тяжело поднялся и, кряхтя, направился к дивану.

Она, не спеша, убрала стол, сложила в мойку всю посуду и вышла в ванную комнату, так как ее снова стало подташнивать. Но рвоты не было, и позывы также быстро прошли, как и наступили. Она машинально, одна за другой,  стала перемывать чашки, вилки, ложки, тарелки, а потом медленно начала их перетирать полотенцем, чтобы все разложить в ящике по своим местам. Все это она делала автоматически, ее движения были равномерны, не суетливы, точны, и она не заметила, сколько у нее это заняло времени.  Из прострации ее вывел голос Саши, донесшийся из комнаты: - Я пойду спать, устал сегодня что-то, сегодня был сумасшедший день, больных, как никогда. – Хорошо, Саша. Я постараюсь не шуметь - ответила она из кухни. «Это хорошо, что он не ждет меня» даже обрадовалась она, смахивая последние крошки со стола в мусорную корзину.

Она действительна была рада, что он удалился в спальню, и она сможет спокойно посидеть на диване, погрузившись в свои тревожные мысли. Она  включила настольную лампу, ее неяркий мягкий свет едва освещал всю комнату с наглухо задернутыми портьерами. Был уже поздний час, уличный шум  утих, лишь редкие клаксоны машин доносились глухим эхом  до ее сознания, лихорадочно перебирающего в памяти отрывки сцен, обрывки разговоров, десятки предположений, варианты возможных  решений. То, что она решила пока не говорить Саше о своей беременности, было правильно. Пусть он сам заметит, что она носит ребенка. Интересно, обрадуется ли он такому для него сюрпризу?  Какова будет его реакция вообще? Она терялась в догадках, потому что они еще ни разу не обсуждали тему ребенка, так как были заняты совершенно другим, и им, возможно, казалось, что их супружеская жизнь будет тихо и мирно течь дальше, войдя в привычный после свадебный период.

Она не понимала, почему не забеременела раньше: все-таки у них были уже довольно продолжительные супружеские отношения, им в голову не приходило предохраняться, они здоровые люди без каких-либо проблем, мешавших иметь ребенка. И потом вот тебе раз, беременная! Вот родители будут рады, что, наконец, получат внука (или внучку?). «Будет им теперь чем заняться», улыбнулась она, предвкушая их удивление и одновременную радость.

Она не знала точно, сколько провела времени во власти своих размышлений, сомнений, переживаний, к ней вернулось спокойствие и внутренняя удовлетворенность, предвкушение материнской радости и  семейного счастья. Она взглянула на часы: было глубоко за полночь. Она облегченно вздохнула, сбросив весь этот давящий на нее груз, и осторожно направилась в спальню. Саша, как обычно, похрапывал, зарывшись носом в подушку. Портьеры были не задернуты (он это  никогда не делал, всегда ждал ее). Сквозь полумрак она увидела наполовину свешивающее на пол одеяло, приоткрывающее его длинные жилистые ноги, покрытые густыми черными волосами. И внезапно она почувствовала неприязнь к этим ногам, которые ее когда-то сжимали, к его таким же волосатым рукам, обнимавшим сейчас подушку, а когда-то ласкавшим ее грудь. Ее даже слегка передернуло при этих воспоминаниях,  когда-то сладостные ощущения от их прикосновения  незаметно улетучились, уступив место разочарованию и пока еще не вырвавшемуся наружу раздражению. Но его поведение и отношение к ней стали совершенно другими в сравнении с первыми месяцами их совместной жизни. И эти «другие» отношения постепенно убивали в ней  радужные представления о замужестве,   гасили пламя  неудовлетворенной так желанной любви, превращали ее просто в служанку и заставляли задумываться  о будущем.

О будущем? Что ждет ее в будущем? Она все время до самой беременности надеялась, что ей будет с Сашей хорошо. Хорошо?  Как хорошо? Как всем любящим парам. Любящим парам… А любят ли они с Сашей друг друга?  Она очень его любит… нет…любила. Да, любила. А он?  Он ее тоже любил…Иначе он на ней не женился… А сейчас он любит?  Нет, он ее не любит, он не понимает ее, да и не старается ее понять. Они ни разу по большому счету не обсуждали свою совместную жизнь, свои отношения, свои устремления и чаяния. Она стеснялась заводить разговоры на эти темы, да и как-то не было на это времени. Постоянная его занятость, непреходящая усталость не оставляли никакой возможности для спальных разговоров, когда они только и могли спокойно о чем-то поговорить, обсудить, посоветоваться. Нет, до этого у них не доходили, как говорят, руки. И что? В итоге… в итоге…он храпит, а она вот стоит перед ним и натянуто жалко улыбается. Осторожно, чтобы его не разбудить, она залезла под одеяло, положила руки на живот, где зародилась новая жизнь, и удовлетворенно уснула.

Утром ее разбудил почти рассерженный голос Саши, который уже был готов сесть завтракать: - Послушай, а где завтрак? Ты что, не выспалась? Мне нужно скоро уходить, - недовольно продолжал он. Она открыла глаза и приподнялась на кровати: - Возьми, что видишь в холодильнике и поешь. А банка с кофе в шкафу. Я поздно легла. А ты, я думаю, хорошо выспался, ты рано завалился спать.- Он был ошарашен таким ответом своей жены, что растерялся. До сегодняшнего дня она никогда не позволяла себе говорить с ним таким тоном. – Ну, знаешь что…я не знаю…  я сделаю… Ты совсем  обо мне не заботишься - выпалил он, направляясь на кухню, откуда доносилось «и на что мне нужна такая жена, совести у нее нет, тут работаешь, а она дома…видите ли…она поздно уснула…, -  но она закрыла подушкой голову, чтобы больше не слышать его слова. Она  встала с кровати, когда услышала, как за ним громко захлопнулась входная дверь.

Она решила не реагировать на его слова, потому что ей сейчас нельзя было волноваться, а тем более подвергаться каким-либо стрессам. Заставив себя взять в руки, она спокойно позавтракала и стала собираться  в институт на консультацию к своему руководителю. Сейчас она не думала о Саше, ее уже мало тревожили вечные  его недовольство, бурчание, работа: она должна теперь заботиться о маленьком существе, которое у нее под сердцем. Скоро будет год, как она замужем, а ее отношения с ним становились все хуже и хуже. Даже те редкие моменты их близости, которыми он – как был уверен – ее одаривал счастьем, были для нее обременительными. В них не чувствовалось ничего, кроме обыденного исполнения супружеского долга с его стороны с ничего не говорящими холодными прикосновениями рук. Он даже ее больше благодарно не целовал, как это было раньше, а молча отворачивался и засыпал. Она уже привыкла к его холодности, которая превратила ее из страстной молодой женщины в бездушную исполнительницу его прихоти. Поэтому она и задерживалась допоздна на кухне, чтобы как можно реже ему отдавать уже в свою очередь свой супружеский долг. Иногда, когда он возвращался с работы рано и не уставший, он не засыпал и ждал ее, и это ее удивляло и давало надежду на пробуждение его влечения к ней, возрождение настоящего мужского инстинкта, который радует душу женщине. Но все ее ожидания были напрасны. А такие рутинные супружеские отношения  в их молодые годы, какие сложились у них в последние несколько месяцев,  она находила нелепыми, даже странными. У нее однажды даже возникло предположение, не болен ли он чем-то, точнее, не заболел ли он чем-то, потому что такого за ним раньше не наблюдалось. Их первые месяцы были нормальными, если так можно сказать, он интересовался ею, хотя и не мог ей дать ощущения полного женского счастья. Но все равно он был другим, чем сейчас. У нее теплилась надежда, что рождение ребенка изменит всю их жизнь, он почувствует себя отцом, ответственным за него и за нее, как мать, тоже. Поэтому она смирилась, прощала ему обиды, невнимание к ней в ожидании будущих лучших перемен.

Все дальнейшее случилось непредвиденно. Шла половина четвертого месяца беременности, которая ее ничем  уже не тревожила и которая постепенно преображала ее во всем, что было нельзя не заметить. Она стала женственнее, черты лица стали еще более выражены, походка стала плавной, неторопливой, характер полностью согласительный, уступчивый. Собственно, она всегда была такой, поэтому Саша ничего подозрительного в ее поведении не замечал. Сейчас она была уверена, что он не заметил бы, если бы она и похудела или даже подурнела: он давно на нее уже обращал мало внимания. Однако продолжаться так долго не могло,  и она решила, наконец, сказать ему о своей беременности при удобном случае. Это было в воскресенье, когда он решил пропустить свой обычный визит к родителям и остаться дома. Хорошо выспавшись, он вышел к завтраку, который она уже давно приготовила. Он был как всегда не разговорчив, но в хорошем расположении духа. Она услужливо пододвинула ему бутерброды, подогрела уже остывший  сваренный кофе, подошла к нему и обняла его за плечи: - Саша, я должна тебе сказать очень важную новость, - наклонилась она, чтобы ее произнести ему таинственно на  ухо. Он перестал жевать и повернул голову: - Что, уже выходишь на защиту? - удивленно спросил он. – Ну, ты и молодец! Будет прибавка к зарплате -. Она отошла от него и присела на табурет: - Нет, Саша, защита пока откладывается. Сейчас я занята другим, - и она замолчала, а потом  произнесла, глядя ему в глаза, - я беременна-. Саша застыл с поднесенным ко рту бутербродом, затем поднял голову и вопросительно посмотрел на нее. – Да, у нас будет ребенок - улыбнулась она. – Какой ребенок? Что ты говоришь? Ты что, в своем уме? – сорвался он почти на крик, когда понял суть ее фразы. – Мы еще не защитились, а он будет кричать, мешать спать и, вообще, не даст нам работать! Ты не могла этого не делать!?. – Саша, что не делать? Что ты говоришь? Я ничего не делала, - спокойно ответила она и добавила: - это мы вместе с тобой сделали. И ребеночек - это так хорошо, ты себе не представляешь» - стала она его убеждать, но он ее не слушал: - Ты же могла предохраняться, черт возьми! – все раздраженнее не переставал он. – Почему только я? А ты? Ты здесь не причем? - еще спокойнее ответила она, помешивая ложечкой кофе. Ее спокойствие его окончательно вывело из себя: - Что я? Что я? Это женщина должна об этом думать, а не мужчина! А ты… а ты… ты не подумала обо мне, о том, что я  дико устаю, а еще нужно делать диссертацию» - возмущался он. Потом вдруг умолк, посмотрел вопросительно на нее и произнес уже вопрошающим тоном: - А ты не можешь…ну… не можешь от него освободиться…ну…сделать аборт? - наконец закончил он. Она ничего не ответила,  только посмотрела на него презрительно и ушла к себе в спальню, оставив его на кухне одного.

Нет, она не закатила ему никакой истерики, она не стала ни объясняться с ним, ни убеждать его в том, что аборт невозможен, что она тогда не сможет никогда  больше иметь детей и что, наконец, уже был большой срок, и врачи не согласятся на операцию. Она собрала все свои нервы в кулак, приказав себе не реагировать на все его слова, чтобы с ребенком ничего не случилось. Но,  несмотря на внешнее спокойствие, она получила сильный внутренний стресс, который лишил ее физических сил. Она надела халат и прилегла. Что он может ей еще устроить? Ударить? Смешно. Это невозможно. За ним таких порывов она никогда не наблюдала. Да это было бы совсем дико. Он – не зверь, а все-таки культурный человек, интеллигент как ни как. Не хочет ребенка и не надо. Это будет мой ребенок. А он пусть возвращается к своей мамочке. Все. Решение принято.

После здравого взгляда на создавшееся  положение – в сложных ситуациях она всегда концентрировалась и не позволяла себе расслабляться,  -  продолжать оставаться с Сашей она больше не могла. Она не сможет больше не только разделять с ним одну кровать, но и терпеть в доме его присутствие. Остается развод. Не пропадет, выдержит, да и родители помогут. Конечно, для них это будет шок, но она все им объяснит, все скажет и поделится с ними тем, чем никогда до этого не делилась, потому что она считала, во-первых, что родители не должны вмешиваться в жизнь взрослых детей, а во-вторых, она сама должна решать свои собственные проблемы. Ее размышления прервал Саша: - Я поеду навестить своих. Наверное, у них заночую, - сказал он, приоткрывая дверь спальни. Она ничего не ответила и встала с кровати, когда услышала шум закрываемой им на замок двери.

Поехал к мамочке. Интересно, что она ему скажет, когда сообщит ей эту новость. А в принципе ей все равно, что она скажет. Конечно же, поддержит своего сыночка. Но это его с ней проблема. Меня она не ка-са-ет-ся,  не ка-са-ет- ся.
К сожалению, она коснулась ее с другой стороны. Как она не старалась сохранять хладнокровие, но не прогнозируемая отрицательная Сашина реакция, особенно его предложение сделать аборт, дали о себе знать. Вечером она почувствовала дискомфорт, небольшие боли внизу живота. Она думала отлежаться, свернувшись калачиком. На некоторое время они затихли, и она уснула. Сон у нее был тревожный, она ворочалась с боку на бок, а рано утром  ей было уже трудно разогнуться, так как боли охватили уже поясницу. Ничего больше не оставалось делать, как немедленно идти к врачу.

- Душечка, - обратился к ней врач, внимательно ее осмотрев, - Вам нужно очень поберечься, я боюсь, что может быть даже выкидыш. Немедленно на сохранение, - скомандовал он, повернувшись к сестре:  – выпишите ей направление-. Оправившись от внезапно охватившего ее страха за ребенка, она  тихо спросила: - Это обязательно? Что так опасно?-. Врач лишь повторил ей: - Обязательно, и без лишних разговоров. – Но я… я … не готова лечь в больницу - выдавила, наконец, она из себя. – Ничего, ничего. Готова. А что Вам нужно, пусть принесет муж - тоном, не вызывающим возражения, заключил он и, обращаясь к сестричке, сказал «вызовите-ка машину».

Ее поместили в палату, где уже лежала молодая женщина лет тридцати - тридцати пяти, которая ее встретила радушно вопросом: - Так ты тоже на аборт?. – Нет, на сохранение - ответила она коротко, переодеваясь в больничную униформу. – А-а-а… - понимающе произнесла она, подавая ей одеяло из шкафа. – А я, вот, снова подзалетела. Муж был категорически против. Но куда нам, уже и так есть двое маленьких, - продолжала между тем она.

Слова этой симпатичной на вид милой женщины напомнили ей  реакцию Саши на ее признание о беременности, и она грустно улыбнулась: - Хороший у Вас муж, он Вас любит, бережет Вас. – Конечно, любит. И я его безумно люблю. Если бы не любила, так что, я тут была бы? - весело продолжала соседка. – Вон и сейчас под окошком стоит с цветами. Говорю, иди домой, а он все кричит «Зин, Зин», чтобы я выглянула - с особой гордостью щебетала она. Их  разговор прервал визит доктора, который пришел дать подробные наставления и прописать нужное лечение новой больной. Зине уже должны были делать операцию, так как она поступила еще вчера и сдала необходимые анализы. - Доктор, но когда уже Вы займетесь мной? Вон, муж меня ждет под окном, не уходит. – А тебя, голубушка, предупреждаю, что это будет твой последний аборт. Ишь, разошлась,  четвертый раз ко мне поступаешь. Предохраняться надо, го-лу-буш-ка, - похлопал он ее по плечу. – Сами нюхайте розу через тряпочку, а я не хочу - ответила она дерзко, смеясь. Врач только покачал головой и вышел из палаты. А Зина подошла к окну и крикнула: - Ва-ся! Иди домой! Я завтра приду! - и добавила, повернувшись лицом к ней: - Не могу без него. Да и Васька от меня балдеет, просто спать не дает. Видишь, никак уже меня не дождется, стоит под окном. Ох, и люблю ж я его! - признавалась ей в своих сокровенных чувствах эта незнакомая  простушка.

Судя по разговору  и всему ее виду, женщина сияла счастьем, она была готова на любые испытания ради своей любви и любви к ней мужа. Ее ответ доктору «нюхайте сами розу через тряпочку» нельзя было не понять без улыбки. Перед ней убедительное доказательство заложенного в вопросе, адресованном когда-то ей ее подругой,  смысла «а вы подходите друг  другу?». Вот что значит «подходите». Когда ждут и не дождутся быть рядом, когда нипочем всякие обстоятельства, преграды, когда  оба получают неземное удовольствие. А у нее с Сашей? Она только и мечтала об этом. Как она хотела утонуть в его крепких объятиях, слиться с ним в едином  порыве жаждущих наслаждения тел, раствориться в нем, восхищаясь его мужской силой, которая  могла бы погасить клокочущий в ней вулкан. И как она не старалась получить от него хотя бы кусочек этого женского счастья, ничего не получилось.  «Значит, мы не подходим друг другу»  с горечью заключила она. Если он  думает только о себе и в быту и в постели, то какое там с ним счастье? Хватит, она достаточно с ним намучилась, он превратил ее уже почти в истеричку. Оставаться с ним дальше? Какой смысл?  Рожу и сама воспитаю ребенка. Ему назло. Сегодня же ему позвоню и скажу все.

Она приняла лекарство, легла и укрылась одеялом. Но мысль продолжала лихорадочно работать и анализировать  сложившиеся у нее с Сашей отношения. Почему так получается? Почему ей не повезло с мужем? Родители будут шокированы их разводом, безусловно, шокированы. Но как им все это объяснить? А почему объяснять? Просто сказать, что мы не подходим друг другу. Они взрослые, поймут, о чем идет речь. И что они первые, что из-за этого разводятся? Может быть, не разводиться? Нет, терпеть такую жизнь с ним она больше не в силах. Нужно быть ненормальным, чтобы ее обвинить в беременности, как будто он здесь ни при чем.

Охваченная нахлынувшим на нее потоком противоречивых мыслей, чувств, она окончательно сделала вывод, что они «не подходят друг другу». Для нее теперь стало понятно, почему на третьем этаже тетя Варя не расходится  с дядей Жорой, который ей часто устраивает скандалы. Она слышала, что он ее даже бьет. Соседи все удивляются, почему она его не выгонит. Старушки у подъезда все язвят по этому поводу «любовь, знать,  у них, этак такая». А она с синяками на глазах бегает за ним, когда он напьется. На осуждение старушек она как-то им крикнула: - Да ничего вы, старье, не понимаете! Люблю я его!-  Конечно, странная такая любовь. Но  если он греет ей душу, если она чувствует с ним настоящей женщиной, если «они подходят друг другу», то она и не разводится с ним. Дневные неурядицы, ссоры, скандалы забываются, когда они ложатся спать.  А в соседнем подъезде молодой мужчина едва не повесился, когда узнал, что его жена ушла к другому. Он – красавец, метр девяносто ростом, а она – настоящая пигалица, невзрачная, даже некрасивая. А он за ней готов был умереть. Умолял ее вернуться, что все ей простит, лишь бы она была с ним. Она его пожалела, вернулась, но изменяет ему направо и налево. А он еще больше к ней привязался. На первый взгляд все кажется нелепым, странным. Что, ему, такому красивому мужчине, трудно найти себе достойную женщину? А он все от нее терпит, только бы была с ним. Правда, все это простые люди, рабочие, продавцы. А они с Сашей интеллигентная  образованная  пара. И никакого толку. Стоит ли сохранять семью ради ребенка? Продолжать быть у него «на посылках»? Хорошо, а что она получит в ответ? Ни-че-го, кроме храпа в кровати. Нет, хватит с меня. Развод.

Вечером пришла сестричка ставить ей капельницу, напомнила принять выписанные лекарства, в том числе и успокоительные. Боли в животе успокоились, но врач приказал ей больше лежать. Она встала, чтобы позвонить Саше и сказать ему, что в больнице, пусть не беспокоится, что ее нет дома. Домашний телефон не отвечал. «Наверное, задержался на работе»  подумала она и решила позвонить позже. Когда и второй раз никто не снял трубку, она решила позвонить свекрови, так как вчера он заночевал у родителей. Трубку снял свекор. Услышав ее голос, он крикнул: - Саша, это тебя..   На его «алло» она спокойным голосом спросила: - Саша, а почему ты не дома, а у мамы?. – Сегодня я тоже решил остаться у родителей. Ну, сама знаешь, к ним недалеко ехать с работы, чем домой. А сегодня я чертовски устал.  Помолчав, она таким же спокойным голосом произнесла: - Саша, я в больнице. Принеси мне кое-что из вещей, сейчас я тебе продиктую. – В больнице? - удивился он, а потом радостным голосом почти прокричал: - Молодец! Хорошо, что ты меня послушала! Зачем нам сейчас этот ребенок! – Ты ошибаешься. Я на сохранении и никакого аборта делать не собираюсь. Я же тебе еще позавчера об этом сказала. – На сохранении? – повторил медленно он. – Ну и сохраняй, а на меня не рассчитывай! - сорвался он на крик. – Ты мне не нужна с ребенком, знай! – Спасибо, что ты мне это сказал прямо. Я давно знала, что тебе не нужна. Тебе нужна нянька, а не женщина. Ты мне тоже не нужен. Я не хочу тебя больше видеть, на развод подам сама - отчеканила ему и повесила трубку.

Что было потом? Потом все было так, как и должно было быть: объяснение с родителями, рождение Машеньки, развод, детские болезни, защита диссертации, работа. Она вертелась в водовороте дел, с которыми старалась справляться сама. Мама первые месяцы  почти постоянно жила у нее и помогала управляться с Машенькой, которая, к счастью, оказалась спокойным ребенком. Потом ясли, детский садик, первый класс, бантики, косички… Сейчас она ходит уже в третий класс, учится хорошо. Ростом она удалась в Сашу, а вылитая она и характером, слава богу, не в него. На мужчин она не обращала внимания, полностью была поглощена ребенком, работой, репетиторством: она отказалась от алиментов, а он и не настаивал, да и вообще выпал из ее жизни. Лишь иногда ее охватывали воспоминания о своем замужестве, которые она гнала прочь. Его после развода она больше никогда не видела.

Отойдя от зеркала, она в растерянности опустилась на кровать. Завтра в полдень отъезд, раньше на один день, чем закрывается конференция. Она спешит домой, к дочери. Сегодня вечером хотела его увидеть, попрощаться. Прошло десять лет, страшно подумать, целых десять. За это время  она не встретила ни одного мужчину, который бы ей внушал доверие и понравился. Если честно признаться, она их просто сторонилась: слишком горький отпечаток оставил след Саши в ее жизни. Но в душе она оставалась женщиной, которой был нужен мужчина. Да любой женщине нужен мужчина, а то какая она  женщина? Всегда и везде в природе есть он и она, то есть недаром в народе  говорят, что бог создал каждой твари по паре.  Во всей живой природе встречаются  однолюбы и не однолюбы. Люди не исключение. Они тоже природа. Но это особая природа. У них  не только общий с растениями и животными инстинкт размножения, но есть чувства, эмоции, страсти. Если и встречаются женщины, никогда не познавшие любви с мужчиной, то это не женщины, а бездушные женские создания, божий брак при сотворении людей. Она не такая. Спрятавшееся  в глубине ее души женское начало, загнанное туда бездушием и эгоизмом  первого в ее жизни мужчины, вдруг проснулось и готово вырваться наружу во всем величии так и  неизведанного ею чувства любовного сладострастия. Увидев его вновь на конференции, она поняла, что сдерживать себя она больше не в силах. Она обязательно будет с ним. Ей наплевать на женское так называемое самолюбие, на самобичевание, на неприличие и прочие социально-мещанские ограничения, не известно для кого придуманные, но которым по большому счету никто не следует. У человека могут быть только его собственные, установленные только им и для себя ограничения и правила поведения. В том числе и с мужчиной. Под это утешительно-оправдательное самовнушение она, наконец, забылась беспокойным сном.

                IY
Проснулась она рано. В окошке едва занимался мутно-серый рассвет. В комнате веяло прохладой из-за открытой всю ночь форточки, но под одеялом было тепло и вставать не хотелось. Чем ближе приближался час ее  запланированного к нему визита, тем больше она волновалась. Она пригласит его к себе на чай. Ведь это нормально? Они же соседи и хорошо знакомы. Она уезжает и хочет ему сказать до свидания. Что в этом плохого?  Так, оправдывая свое решение во что бы ни стало увидеть его, рассуждала она, с нетерпением посматривая на часы. Наконец, часы показали восемь. В десять начинается заключительное пленарное заседание, поэтому он уже наверняка встал. Она пригласит его к себе на чай, т.е. прощальный завтрак, так как в двенадцать уже отходит поезд. Бросив последний взгляд в зеркало, она вышла из номера и с трепетом приблизилась к двери его комнаты. За дверью слышались шаги, затем шум воды. Она постучала. Прислушалась и постучала более настойчиво. Дверь открылась, и на пороге появился  он с полотенцем на плече. – А, это ты, - улыбнулся он. – Как раз во время, сейчас будем пить чай, чайник уже закипел - с  улыбкой  сказал он, спеша упрятать в ванной полотенце. – Я… вот…я уезжаю скоро, - нашлась она.- Решила с тобой попрощаться-. Она приблизилась к нему, закрыла глаза и внезапно обняла его. Через мгновение она едва не задохнулась от его долгого поцелуя, а  его крепкие руки готовы были поднять ее в воздух. Она не решалась даже пошевельнуться в его объятиях и открыть глаза, чтобы не потерять сладостное прикосновение его губ. Ее тело обмякло, она едва удержалась на ногах, которые стали в один миг ватными, неуправляемыми. Чтобы не упасть, он, не отрываясь от ее губ, поспешил усадить ее на кровать. Ее сознание помутилось, а он начал покрывать ее поцелуями, зарываясь в ее шелковые густые волосы. Она не выдержала и откинулась на подушку, ей стало душно, она тяжело дышала, и он поспешил расстегнуть ее белоснежную кофточку и припасть к груди. В полном забытьи она лежала без движения с по-прежнему закрытыми глазами.  Дрожащими от волнения руками ему удалось  ее раздеть и  укрыть одеялом. Как во сне, она вдруг почувствовала его прикосновение, и ее тело пробудилось, наполнилось рвущейся изнутри силой, запылало незнакомым ей жаром, и она, умиротворенно вздохнув, задышала, наконец, полной грудью. Открыв глаза, она увидела его сияющие  красивое лицо, загорелые руки, нежно ласкающие ее тело, его счастливую улыбку. Она открыла, а затем вновь закрыла глаза, полная страха потерять это ощущение сказочного прикосновения такого давно  желанного мужчины.

Некоторое время они лежали без движения, не проронив ни слова. Только его рука неустанно поглаживала ее шею, грудь, волосы. Она отвечала ему тем же, время от времени призывно сжимая его ладонь. Он вдыхал аромат ее, как смоль, волос, пьянящий запах ее упругого тела, гладил ее руки, нежно прижимался к ее щеке, откинув свою голову ей на грудь для ласки. Она забыла обо всем на свете, продолжая жить только что полученным наслаждением, боясь открыть даже глаза, чтобы все происшедшее не показалось ей сном. Но постепенно она реально стала чувствовать  движения его рук, сладость его губ и пылающее жаром его тело. Она, наконец, повернулась на бок и обняла его за шею. Но он легко положил ее на себя и начал целовать ее грудь, крепко обнимая за талию. Она приподняла голову, впервые приоткрыла глаза и  нежно посмотрела на него, поглаживая его по голове.  Он улыбнулся, обнажив белоснежные ровные зубы, затем с такой же легкостью  накрыл ее собой, и она снова едва не потеряла сознание от его прикосновения.

Ее сон в один миг превратился в реальность. Она лежала неподвижно с открытыми глазами, устремленными куда-то вдаль,  физически ощущая его рядом с собой. Это уже не мечта и не сон. Она чувствовала теплоту его рук, нежность губ, жар его такого красивого тела, во власти которого быть она мечтала все время. И он, этот пылкий мужчина,  наконец, ласкает ее, без устали хочет ее, ввергая ее каждый раз в неописуемый экстаз. Время, проведенное с ним в кровати, ей показалось настолько быстротечным, что когда она поглядела на часы, то встрепенулась. Он заметил ее волнение и настороженно спросил: - Что-то не так, милая?. – Нет, нет, - поспешила заверить она его, - все чудесно, но…но я должна уходить. Мой поезд отходит через два часа-. Для него ее отъезд был настолько неожиданным, что он растерялся: - Как уезжаешь? Еще не закончилась конференция. Ты не перепутала дату отъезда в билете? - спросил он, с надеждой глядя на нее. – Нет, нет. Я должна ехать - повторила она, готовясь встать с кровати. Он прижал ее к себе и с мольбой в слегка дрожащем голосе прошептал на ухо: – Останься еще на один день, пожалуйста, останься. Я так хочу быть с тобой-. Она обняла его и поцеловала в знак благодарности: - Не могу. Меня ждет дочь. Я ей обещала - голосом, принявшим уже окончательное решение, произнесла она. – Подожди еще минутку, побудь со мной, еще есть немного времени, на такси мы доберемся быстро - шептал он, сжимая ее в объятиях. Она молчала, но сделала новое усилие приподняться. Но он крепко держал ее в своих руках, не отрываясь от губ. Она не выдержала: - Я тебя очень люблю, я буду ждать тебя у себя. Приезжай. А сейчас мне надо идти-. Но «идти» у нее не получилось: он не дал ей подняться. Она не сопротивлялась. Они, как в последний раз, отдались во власть бушующей в них страсти, этому неведомому ей  до сих пор пробудившемуся вулкану чувств, обуздать которого им удалось не с первой попытки.

Минуту они лежали неподвижно, тяжело дыша. Она  лихорадочно  гнала прочь предательскую мысль остаться с ним еще на день. Ее проснувшееся  от многолетнего сна  молодое тело, ждавшее мужской ласки и жаждавшего полного женского счастья, и получившее его, наконец, сполна, оказывало жесточайшее сопротивление, которое ей предстояло преодолеть. Нужно было собрать в кулак всю свою силу воли, чтобы освободиться от его объятий, уйти от его жарких поцелуев, отказаться от каскада его прикосновений, доводивших ее до умопомрачения и бесконечно извергающихся из нее волн сладострастия. Все это было ей неведомо до встречи с ним. Это было то, что не мог ей дать ее первый мужчина. А с ним она счастлива, готова на все, чтобы не потерять его, быть с ним рядом, потому что он превратил ее в настоящую женщину, женщину с большой буквы. – Милая, встаем? - улыбнулся он. – Не волнуйся, все будет хорошо. Не опоздаем-. Он молниеносно чмокнул ее в щеку и соскочил с кровати, протянув ей руку, чтобы помочь встать. Они быстро оделись и выскочили на улицу, предварительно забежав в ее комнату захватить уже собранную сумку. На их счастье, привезшее кого-то такси оказалось свободным. – Шеф, двойной тариф. До отхода поезда осталось двадцать минут - выпалил он, помогая ей запрыгнуть на заднее сиденье, а сам сел рядом с водителем. Шофер кивнул головой в знак согласия, и машина рванула вперед.

Она еще не совсем отошла от только что происшедшей встречи  с ним. Щеки ее аллели от недавних его объятий, она все еще продолжала чувствовать на себе его руки, воспоминание о его прикосновениях  бросало ее в жар. Мысль, что это могло не случиться, если бы она не пришла к нему, заставило ее вздрогнуть. Она никогда бы, возможно, и не узнала, что такое женское счастье, что значит «любить». О, как она теперь хорошо понимает ту Зину, которая с ней лежала в палате, когда сказала врачу самому нюхать розу через тряпочку. Грубо, конечно, но ей простительно, она работала крановщицей на стройке. А ее Вася? Простой рабочий, а как он ее любил. Все ждал ее с цветами под окном. Да и их соседка в доме, которая не могла прогнать своего мужа пьяницу, ее слова, брошенные ею в отчаянии сидящим старушкам у подъезда «да я его люблю, вам это не понять». Теперь она хорошо понимает и Зину, и соседку. Яснее ясного стала для нее фраза «они подходят друг другу». Подходят…  Интересное  выражение… Она улыбнулась и повторила «подходят». Этим словом все сказано. Теперь она на собственном опыте убедилась, что это значит.
Ход ее чувственных переживаний был прерван его счастливым возгласом «Успеваем! Быстренько бежим!». Схватив ее сумку, они побежали к своему поезду. Едва она вскочила в вагон, как он тронулся. Он бежал за вагоном,  размахивая рукой и громко крича: - Я приеду скоро! Жди! Очень скоро!-. В ответ она помахала ему рукой, и проводница захлопнула дверь.

Добравшись до своего места, она с облегчением опустилась в мягкое кресло, откинув голову на  спинку с белоснежной бумажной салфеткой. Поезд набирал скорость, равномерный стук колес и покачивание вагона ее окончательно успокоили. Она закрыла глаза, чтобы не видеть мелькавшие за окном столбы, переезды, поселки. Ее окутало, как пеленой, удивительное спокойствие, принесшее всему  телу  ощущение необычной легкости, умиротворенности, удовлетворенности собой. Она не могла заставить себя не думать о нем, не перебирать в памяти все до мельчайшей детали  его движения, не любоваться вновь и вновь его горящим взглядом, не переживать заново прикосновения его рук, тела. Она никогда не познала бы это счастье, если бы  сама не пришла к нему. Он же, ведь, не пытался познакомиться с ней поближе, за три проведенных вместе на конференции дня, будучи соседями в гостинице; он ни разу ее даже не пригласил на чай. Теперь что он подумает о ней? Примет за женщину легкого поведения? Она мысленно улыбнулась. А мне все равно. Пусть думает, что угодно. Но он был рад ее видеть, когда она зашла к нему в комнату. Он даже смутился, она это заметила. Если бы он был к ней безразличен, все кончилось ритуальным прощальным пожатием рук, прикосновением щек. А он сразу крепко заключил ее в свои объятия и не отрывал губ, умопомрачительно целуя ее. Она приоткрыла рот, вздохнула и подалась всем телом вперед, словно  хотела не упустить ощущение его губ, сладость этого поцелуя. Она давно хотела его любви. Он приходил к ней в мыслях все чаще и чаще по мере того, как ухудшались отношения с Сашей. Особенно  последние десять лет после развода с ним. Конечно, Маша и работа забирали все ее время, но по вечерам, ложась одна в холодную кровать, она не могла не думать о мужчине, и, конечно же, этим мужчиной был только он. Ей даже не приходила нелепая (нелепая?) мысль, а будет ли ей с ним хорошо, не повторится ли то, что было у нее с Сашей. Она была уверена, что все будет не так. И не ошиблась. Он совершенно не такой, как Саша. Все, все не такое. Его взгляд, объятия, поцелуи, все его поведение -  все не такое. Он, вообще, не сравним с ним, особенно в постели. Она еще сильнее сомкнула глаза, чтобы погрузиться в сладостные воспоминания его прикосновений. Его первое объятие чуть не лишило ее чувств. Она задыхалась от застывшего на ее губах его крепкого поцелуя, его «я люблю тебя» ритмично вторили всему его телу, с каждым разом дарившему ей незабываемое ощущение счастья. Счастья… Да, счастья. Утомленное  его долгим  ожиданием, ее тело и сейчас наслаждалось этим счастьем, которое он неожиданно ей дал. Он пробудил в ней женщину, она испытала с ним настоящее счастье, о котором можно только мечтать. Быть женщиной и быть счастливой с любимым и желанным мужчиной – это и есть настоящее женское счастье. Многим не дано его испытать в силу разных причин, в том числе и физиологических. Она что-то читала об этом в журналах. И в этом виноваты не только сами женщины, но и мужчины. Особенно такие, как Саша.

Она не заметила, как почти приехала, и встрепенулась, когда динамик сообщил о прибытии поезда на ее станцию. Пять часов пути остались позади. Все это время она оставалась в кресле в плену охваченных ее желанных воспоминаний. Подхватив сумку, она вышла на перрон и закрыла глаза от яркого солнечного  света. Полуденное солнце еще не устало пригревать прохожих, несмотря на май месяц. В воздухе уже пахло настоящей весной, деревья оделись в ярко зеленую молодую листву, не успевшую еще покрыться городской пылью, стайками проносились птицы, прохожие, особенно молодежь, радовали обилием  красок весенней одежды. В хорошем настроении она  зашагала к остановке вокзальных такси, чтобы побыстрее добраться до дома и увидеть свою Машку, по которой уже скучала.

Началось все сначала, до боли уже знакомое: школа, поликлиника, аптека, работа…, что не оставалось времени,  как следует заняться собой. Уже давно была пора сходить в парикмахерскую, обновить маникюр, сбегать что-то купить себе и ребенку из летней одежды. А на работе, как на грех, пора готовить студенческую научную конференцию, за которую она отвечает. Но что бы она не делала, чем бы она ни была занята, в голове все время звучали его слова «жди, я скоро приеду». Они не давали ей покоя, особенно вечером, когда, уложив ребенка спать, она удалялась к себе в спальню. Уставшая за день, она подходила к зеркалу и, медленно снимая сережки, цепочку, внимательно разглядывала себя. Она почти не изменилась. Только серьезнее стал взгляд. Такие же густые, как смоль волосы. Как он зарывался  в них носом, целуя ее! Она провела рукой по изогнутой матовой шее, где еще чувствовала его руки и губы. Остановила взгляд на рельефно вырисовывавшиеся  груди и сняла рубашку. Она провела по ним рукой и закрыла глаза, коснувшись ярко бардовых налитых сосков: ее ощущение его губ было настолько сильным, что она застонала. «Жди! Я скоро приеду!» стучало у нее в висках, которые она сжимала руками.  Когда? Милый, любимый, когда? Если бы ты знал, как я тебя жду! Я уже не могу без тебя, я хочу тебя видеть, чувствовать, я хочу твоих объятий, твоих поцелуев, хочу всего тебя! Ты меня сводишь с ума! Она обнажилась и провела руками по телу, там, где ее ласкали его руки, целовали его губы. Потом словно очнувшись от сна, она встряхнула нависшую на глаза прядь и легла под одеяло. Но она настолько  возбудилась, что вынуждена была принять снотворное, чтобы уснуть и не думать больше о нем.

Прошел месяц. От него не было никаких известий. Она не находила себе места, становилась иногда раздражительной, что ей было обычно не свойственно. Тогда Маша делала удивленные глаза и спрашивала: - Мама, что с тобой?. – Ничего, Машенька, - поспешно отвечала она. – Я просто очень устала-. Но разве она поймет, что с ней происходит на самом деле? Она еще ребенок. Вырастет, тогда и поймет. Когда она совсем уже отчаялась услышать его, вечером в воскресенье раздался телефонный звонок. Обычно по воскресеньям ей звонила мама и спрашивала, нужно ли ей чем-то помочь с недели. Маша взяла трубку и через секунду крикнула: - Мама, это тебя! Какой-то дядя - удивленно произнесла  она, протягивая ей трубку.  – Дорогая, это я, - услышала она столь желанный голос. -  Я хочу приехать на несколько дней поработать в библиотеке. Уже взял билет, но мои знакомые, у которых я останавливаюсь,  уехали, вернутся только через три дня. Даже не знаю, может быть, мне отложить поездку? Правда, с билетами сейчас трудно. Все поезда забиты. На когда будут, не знаю - и он растерянно замолчал. Она, не задумываясь и сдерживая себя от радости, спокойно произнесла: - Нет, сдавать билет не нужно. Остановишься пока у меня. У нас с Машей третья комната свободна-. Она услышала его радостный возглас: - Здорово! Обещаю, что вас не очень стесню. Я буду себя хорошо вести!- уже пошутил он и добавил: - Спасибо, большое спасибо!. – Ну, договорились. Приезжай, - и хотела положить трубку, но тихо добавила, чтобы Маша не услышала: - я очень тебя жду-, и положила трубку. Несколько мгновений она стояла неподвижно, затем очнулась и спросила у Маши, не против ли она, что к ним приедет ее знакомый, ему негде остановиться, поживет только три дня. – Ну, что ты, мама. Даже интересно будет. А он сыграет со мной в теннис на улице? - Она улыбнулась, обняла ее за плечи и поцеловала в белокурые длинные волосы: - Конечно, сыграет. Он хороший.

Через три дня он позвонил и сказал, что приехал и стоит на остановке такси. Значит,  через час будет у нее. Она разволновалась: как все это будет, как он ее встретит? Господи, надо же что-то приготовить, он же голодный с дороги. Она засуетилась, побежала на кухню посмотреть в холодильнике, что есть из еды. Ей показалось, что ее было мало, она принялась жарить отбивные, чистить картошку, ставить кофе. У нее все смешалось в голове, виски стучали от волнения, неосторожно обожгла руку. Уже почти все было готово, как раздался звонок в дверь. Маша выбежала  из своей комнаты, чтобы ее открыть, она тоже, сняв быстро фартук, поспешила к двери, но ребенок ее опередил. Замок щелкнул, и на пороге появился он с букетом цветов. Из пакета выглядывала бутылка шампанского и коробка конфет. – Здравствуйте, вот и я! - веселым голосом произнес он, протягивая ей цветы. – А тебе, дружок, - обратился он к Маше,  - вот конфеты. Ты же любишь сладкое? – Очень! Очень люблю! - подпрыгнула она от радости и, сказав ему спасибо, побежала  к себе в комнату. Он проводил ее взглядом и повернулся к ней. Его глаза излучали радость, губы растянулись в приветливой улыбке, обнажив ровные один в один зубы. Она стояла в нерешительности, и эти несколько мгновений ей показались вечностью. Она забыла даже предложить ему поставить на стул портфель, с которым он приехал и держал в руке. Но он его поставил на пол и  заключил ее в объятия, шепча ей на ухо: - О, боже, как я по тебе соскучился! Я так хотел тебя видеть, быть с тобой!- Она, повиснув у него на шее, едва слышно в ответ произнесла: - Я тоже.- Она забыла в этот минуту обо всем: о ребенке, который мог выскочить из комнаты и увидеть ее в его объятиях, забыла предложить ему  снять плащ, не предложила поставить на место его портфель. Они стояли, обнявшись, зарывшись носами друг другу в волосы, вдыхая знакомый каждому до боли запах, сводивший их не так давно с ума.

Наконец, она осторожно высвободилась из его рук, улыбнулась и провела его в комнату. – Располагайся здесь, в зале. Я думаю, мы с Машей тебе не очень будем мешать - продолжала она. – Диван очень удобный, большой. Как раз по твоему росту - пошутила она, приглашая его сесть. Он снова хотел ее обнять, но она отвела его руки, поднося палец к губам: - Тссс… Ребенок может увидеть, осторожно. В ответ он рассмеялся, потом театрально нахмурил  брови и произнес по слогам: - По-нял, бу-ду ждать, но схо-жу с у-ма.- Она рассмеялась, чмокнула его в щеку и повела за руку на кухню: - Сейчас я тебя сначала накормлю, а то у тебя не будет сил принять душ. Давай-ка налегай, не стесняйся - сказала она, подавая ему аппетитную зажаренную отбивную с картошкой фри. – А ты? - пытаясь снова ее обнять, спросил он. – Я тоже - ответила она, пододвигая к нему поближе соления.
За ужином они обменивались незначащими короткими фразами о погоде, поездке, работе, делах. Он не спускал с нее влюбленных глаз, что ее смущало. Она опускала глаза, иногда отвечала ему тоже полным любви взглядом, в котором можно было прочесть плохо скрываемое волнение и вырывающуюся наружу страсть. Затем они прошли в зал, из комнаты выбежала Маша с большой куклой в руках. – Посмотрите, она Вам нравится?- спросила она его и продолжала: - Это я сама ей сшила такой костюм. Правда, хороший? - Очень красивый, прямо как из Парижа - ответил он, беря куклу в руки. – А у Вас есть дети? – вдруг спросила она. – Конечно, есть. У меня даже две девочки есть, вот так. Не так, как у твоей мамы. И у них тоже есть красивые куклы - ответил он, смеясь. – Маша, ну что ты здесь такие разговоры заводишь. Иди к себе играть. Кстати, скоро спать. Завтра рано в школу - вмешалась она, чтобы прервать этот разговор. – А ты сейчас пойдешь в душ, - командным деланно серьезным тоном сказала она ему. – Я все тебе приготовила, даже свой большой халат - засмеялась она, вставая с дивана и беря его за руку. – Пошли, я тебя покажу.
 
Когда он вышел из душа в ее длинном халате, который ему был по колено, она не удержалась от смеха: - Ты в нем просто красавец! И такой модный, в мини! Он сначала смутился, увидев открытыми свои голые ноги, а потом  рассмеялся: - Ну, уж, какой есть. Прошу любить и жаловать - театральным  жестом показал он на себя, но не преминул быстренько скрыться в ванной, чтобы облачиться в свою одежду. – А как теперь? Похож на себя?  - спросил он, направляясь к ней на диван. – Ну, теперь ты стал уже мужчиной - весело ответила она, пододвигая к нему столик с двумя бокалами для шампанского и большой плиткой шоколада: она приготовила все это, пока он принимал душ.

В обтягивающих его стройную фигуру джинсах и спортивной яркой футболке он  выглядел настоящим красивым парнем, который был способен свести с ума не одну женщину. В свои сорок – она высчитала, она моложе его на пять лет – он действительно выглядел очень молодо. В  его поведении, разговоре, во всем его облике чувствовалась некая элегантность, он был обаятелен и интеллигентен, приятный мягкий баритон и голубые глаза придавали ему какой-то особый шарм, который нельзя было не заметить. Она не знала, что у него уже двое детей. «Наверное, жена очень любит его»  подумала она, искоса любуясь им. А любит ли он свою жену? Если любит, то почему он приехал к ней? На ловеласа он не похож. Не может же он себя вести с каждой женщиной так, как он был с ней? У нас, наверное, это любовь. Она это почувствовала в его поведении, в той безрассудной  страсти, которой он к ней пылал в тот день. Да и сейчас он смотрит на нее, сгорая от нетерпения, как и она, быть с ней. Нет, он не может притворяться в любви. Иначе он не доставил бы ей удовольствие, он был бы, как ее Саша. А он не такой. Он чувствует ее, понимает ее, отдает ей всего себя, хочет сделать ее счастливой. Да, и она счастлива. Она тает от его жарких поцелуев, крепких объятий, желанных его прикосновений, которые сводят ее с ума. Она  и сейчас бросилась бы в этот омут безрассудной и желанной страсти, которую она испытала с ним. – Ну, давай выпьем за тебя - прервал он ход ее тревожных мыслей, протягивая к ней руку с шампанским. – Почему за меня? Давай за нас, хорошо? - предложила она. Они поднесли бокалы к губам, внимательно всматриваясь друг в друга. Он сделал несколько глотков, потом протянул с ним руку в ее направлении и задумчиво произнес: - Посмотри, как бурно выходят из него пузырьки газа, когда только что открыли бутылку и налили его в бокал. Но стоит ему постоять, как их становится все меньше и меньше и, наконец, совсем исчезнут. Напиток не потеряет вкус, но станет не интересным, не таким приятным и даже захочется его отставить в сторону. Так, наверное, и жизнь – задумчиво заключил он. Она ничего не ответила, но поставила бокал на стол. Он пересел к ней на диван и обнял ее. Она испуганно отстранила его руку: - Подожди, вдруг выйдет ребенок и увидит. Она уже все понимает - извиняющим тоном произнесла она и добавила, вставая с дивана: - я сейчас пойду ее уложу спать, наверняка читает книжку.

Он продолжал сидеть с задумчивым видом, внимательно вглядываясь в бокал, медленно поворачивая его за ножку. – Да, она, как всегда, читала. Отобрала книжку и уложила спать. Завтра рано в школу - доложила она, устраиваясь рядом с ним и беря бокал. Он обнял ее: - Я хотел бы, чтобы шампанское играло долго-долго и было всегда желанным - произнес он совсем тихо, наклоняясь, чтобы ее поцеловать. Она  отставила бокал, повернулась к нему, обняла за шею и поцеловала в губы. – Надеюсь, что у нас натуральное шампанское, не подделка, и играть оно будет долго - сказала она, пристально глядя ему в глаза.

Обнявшись, они сидели некоторое время неподвижно с шампанским в руке. Затем, как бы очнувшись от забытья, она встрепенулась: - Ой, как уже поздно. Вставай, я сейчас тебе постелю.- Он вопросительно посмотрел на нее. – Нет, нет. Спать ты будешь здесь. Так нужно. Пусть ребенок видит тебя здесь.- Он улыбнулся, но ничего не сказал. Когда постель была готова, она поцеловала его и быстро удалилась в свою комнату, оставив дверь слегка приоткрытой. Она едва удержала себя в руках, чтобы не повиснуть у него на шее тут же у дивана, чтобы он отнес ее сам в комнату. Она не могла дождаться этой минуты, когда останутся в полной безопасности только вдвоем. Но сдержала себя, дав ему возможность проявить самому инициативу. А то, что он подумает о ней?  Тогда на конференции она себя уже не сдержала. В принципе, и хорошо сделала, потому что он вряд ли сам осмелился сблизиться с ней, она, наверное, тогда и никогда не познала полного счастья с мужчиной.

Она быстро разделась, бросила  на стоящее у кровати кресло трусики, лиф, укуталась одеялом и прислушалась:  что он сейчас предпримет? А что он мог сделать, когда сгорал от нетерпения обнять ее и быть с ней? Он тоже разделся до  плавок и залез под одеяло, посматривая, когда она погасит свет. Услышав щелчок выключателя, он тихо встал и на цыпочках  направился в ее комнату, на ходу снимая плавки. Она его уже ждала с нетерпением. Он осторожно проскользнул в едва приоткрытую дверь и юркнул к ней на кровать, сразу же попав в ее объятия. – Милый, я тебя так долго ждала. Почему так долго? - произнесла она, обнимая его мускулистую шею. В ответ он не произнес ни слова, а  лишь приподнялся на локоть, и  она ощутила жар его страстного поцелуя на своих губах, которые широко открылись, чтобы тотчас захватить в плен его губы, почувствовать сладость его языка, который  лихорадочно ее ласкал.

Не выпуская ее из своих объятий, он торопливо с нетерпеливой во всем теле дрожью и тихим стоном коснулся ее и застыл, боясь спугнуть накатившуюся на него сладость обладания. Но она уже трепетала под ним, неистово целуя его грудь, шею, руки, которые прижимали ее с такой силой, что она застонала. Она ощутила в себе жар его тела, которое стало ритмично наполнять  сладостью все ее хрупкое женское существо, жаждущее  слиться с ним, чтобы вместе  утонуть в  пучине накатывающихся на них волн неземного счастья.

Откинувшись на спину, он продолжал ласкать ее волосы, грудь, целовать ее руки. А она  лежала у него на широком плече, благодарно целуя шею, нежно лаская тело, поглаживая его сильные бедра. Это его желанное  прикосновение не могло утолить накопившуюся за долгие годы ее неиссякаемую жажду любви. Оно лишь заставило сбросить сжимавшие до встречи с ним оковы с ее тела, пробудившегося и расцветшего благодаря его любви. Он повернулся к ней, приподнялся на локтях и ладонями начал гладить ее волосы, щеки, нежно целовать грудь, которая вздрагивала при каждом его поцелуе. Он чувствовал их трепет, и его тело вновь обретало силу, способную снова ввергнуть ее в столь желанное наслаждение.

Утолив, наконец, к утру свою любовную страсть, они лежали в объятиях друг друга. Он уткнулся носом в ее душистые густые волосы, не переставая  ее нежно ласкать, а она, положив ему на грудь голову, любовно поглаживала его гладкое мускулистое тело. Он чувствовал бархат ее рук, тепло ее щеки на своей груди, которая уже спокойно и ровно дышала после долгого безумства. Ее движения были ритмичны, несли покой и благодарность за испытанное настоящее женское счастье. Она была как в забытьи, наслаждаясь приятной усталостью своего тела, которое в его руках  пробудилось, хотело жить полнокровной счастливой жизнью, полной любви и желанных волнений.

Занимался уже серый рассвет. Она открыла глаза. Он лежал рядом с ней, сильный, красивый, нежный. Она не удержалась, чтобы не поцеловать его и не погладить. Он тоже не спал, его все еще переполняло желание коснуться ее снова, ощутить с ней счастье и дать ей тоже вершину блаженства. Он сделал усилие приподняться, но она мягко придержала его на кровати. – Спасибо, милый. Ты устал, давай отдохнем до вечера. Я люблю тебя - прошептала ему на ухо, благодарно его целуя. Он прижал ее к своей груди и долго не отпускал от себя. Борясь с собой, она сделала усилие освободиться из его рук и сесть. Он продолжал лежать, укрывшись до пояса одеялом. Она погладила его широкую грудь, затем наклонилась и приникла к ней губами. Он ответил ей нежным поцелуем. – Мне нужно вставать, приготовить Маше завтрак и проводить ее в школу, - как бы извиняясь, произнесла она. – А тебе нужно идти на свое место. Отдыхай, потом я приду к тебе - погладила она его рукой и стала одеваться. – Сейчас я не могу, я голый. Ведь уже светло. Когда ты уйдешь, я  перейду - робким голосом ответил он. Она улыбнулась: - Ух, ты, какой стеснительный стал! – и, приникнув к его  щеке,  вышла из спальни. Он тот час подхватился и поспешил к себе на диван. Едва коснувшись его, он забылся счастливым сном.

Его разбудило нежное поглаживание ее рук. Он открыл глаза. Она сидела рядом и улыбалась. – С добрым утром, дорогой - сказала она, наклоняясь и целуя его в щеку. – Выспался? Давай вставать и завтракать. Кофе я уже сварила. Он потянулся на кровати: - Вставать? Так рано?.  Она рассмеялась: - Уже почти полдень. Скоро Маша придет со школы.- Он посмотрел на часы: это была правда, она не шутила. Он сделал вид, что встает, но сам неожиданно обхватил ее руками за талию и прижал к себе: - Не хочу вставать…хочу тебя - шепнул он ей на ухо. – Нет, нет, не сейчас. Правда, скоро вернется Машка - возразила она, пытаясь освободиться из его объятий. Но он  закрыл ей рот глубоким чувственным поцелуем, который окончательно ее обезоружил. Продолжая ее целовать, он в один миг освободил ее от халата и укрыл одеялом. Она закрыла глаза и полностью отдалась во власть его губам, рукам, телу.

Позавтракав, он выбежал по своим делам, захватив с собой портфель с бумагами. Она проводила его нежным взглядом, который тут был награжден поцелуем и  искрометным объятием. До прихода Маши оставалось еще немного времени. Она прошла на кухню, чтобы приготовить ей обед. В руках у нее все спорилось: почти автоматически  поставила прибор, вытянула из холодильника первое, чтобы затем быстро его разогреть в СВЧ,  нарезала салат из готовых уже овощей, а мысли были заняты только им. Ее первое серьезное знакомство с ним на конференции настолько окрылило ее, что по приезде ее не узнала даже Маша, которая удивленно спросила, что с ней произошло: уезжала вся озабоченная, невеселая, забыла взять с собой даже комнатные тапочки, а вернулась вся цветущая, улыбающаяся. Она давно привыкла видеть свою маму серьезной, практичной и деловитой. В ответ она только ее потрепала по щеке: - Девочка, когда вырастешь, когда с тобой будет любимый человек, то узнаешь, почему я сейчас такая счастливая.

Хлопоча на кухне, она перебирала в памяти все  милые ее сердцу подробности их близкого знакомства, первые незабываемые впечатления их близости на конференции, первое его объятие и первое к ней прикосновение. На ее  лице не сходила улыбка, за которой скрывалась радость от полученного с ним  счастья, того наивысшего удовольствия, которое она испытала впервые в свои тридцать пять лет жизни. Долго ли это продлится, повторится ли все это снова? Сегодня ночью оно вновь пришло к ней, а утренние его объятия принесли ей новое ощущение незабываемой радости от близости с ним. Его неиссякаемая энергия ввергала ее в постоянный экстаз, о котором она мечтала еще с Сашей, с первых дней их медового месяца. Она скорбно улыбнулась при воспоминании о нем. «Медовый месяц… первая брачная ночь…» как все это было неудачно и, как она уже хорошо знает,  кошмарно прозаично. Настоящая брачная ночь с ее утренним сполохом взаимно желанных чувств у нее была сегодня с ним, когда она вновь сгорала от его пламенных поцелуев, жарких объятий, его ненасытной любви.

Три дня, на которые он приехал поработать в центральной библиотеке, для нее пролетели, как один нескончаемый  поток непрерывных  любовных страстей, которыми он щедро награждал ее по ночам. В последнюю перед отъездом ночь они совершенно не спали и старались насладиться друг другом как будто впрок. Когда ночь начала отступать перед первыми сполохами утреннего солнечного сияния из-за горизонта, она, умиротворенно, положив голову ему на грудь, тихо спросила, почему он с ней. Он ответил, что ее любит, что  ему с ней очень хорошо, поэтому  и приехал к ней. При этих словах он ее крепко обнял и долго не отпускал от себя. Она осмелилась его еще спросить о жене. Разве он ее не любит? Про себя она даже допустила, что он искал просто развлечений с другими женщинами, что она одна из них.

Он поцеловал ее в губы, затем откинулся на спину и задумчиво тихо ответил, что с женой у него ничего не получилось и …не получается, кроме  …двух девочек, которых он любит. А расстаться с ней означало оставить детей без отца, без его внимания, в конце концов, без необходимых материальных ресурсов. Он не может позволить себе так поступить. Конечно, это благородно с его стороны, но как тогда …любовь, секс? Она же хорошо почувствовала, что он неудержим в сексе. Как бы отвечая на ее мысленный вопрос, он ответил: - У меня давно нет с женой секса. Не знаю…. считаю, что оба виноваты… хотя  мы женились по любви…большой любви…но не  сложилось…наверное, мы не подходим друг другу - подытожил он и замолчал.

Она не переставала гладить его по щеке, шее, телу, целуя время от времени его подбородок, грудь. Она хорошо поняла смысл ей уже давно знакомой фразы «мы  не подходим друг другу». Но Саша всегда получал свое от нее, он точно также от жены, как все мужчины, которые, как правило, думают только о своем удовольствии. Помолчав немного, он продолжал, поглаживая ее волосы: - Я не могу быть с женщиной, которая  равнодушна к сексу…пропадает всякое желание близости…у меня так получилось с женой…и время все больше отделяло нас друг от друга…теперь мы просто воспитываем своих детей вместе…только и всего. А с тобой я испытываю настоящее счастье…мужское настоящее счастье…я вижу, что и ты тоже счастлива со мной. Да?. – Очень - прошептала она ему в ответ, осыпая его поцелуями. – А почему ты меня ни о чем не спрашиваешь? – тихо спросила она. – О чем? О твоем муже? О твоей жизни с ним и почему ты одна?- задумчиво спросил он. – Ну, хотя бы и так. – Зачем? Если ты со мной, если ты любишь и хочешь меня, значит, он тебе был не нужен. Так? – Это правда. Я с ним только страдала.- Он больше ничего не сказал, а только повернулся к ней, до боли сжал ее в своих объятиях,  и шальной прилив чувств их неистово  бросил в очередной раз в желанные прикосновения друг к другу.

Позавтракав, он уехал на вокзал. Поезд отходил в девять утра. Маша еще спала, так как было воскресенье, и она отсыпалась. Она закрыла за ним дверь, вернулась в спальню и прилегла на кровать. Она чувствовала еще его тепло, кровать еще тоже не остыла. Он уехал…снова одна… опять работа, завтраки, школа…но он обещал приехать, как только вырвется с работы…а когда? …когда вырвется? …она его будет очень ждать…его объятий, его прикосновения…  При этой мысли она только тяжело вздохнула, а охватившая ее вдруг усталость заставила укрыться  одеялом и уснуть.

                Y
За последние два года он несколько раз приезжал к ней. Обычно он останавливался у своих знакомых, в квартире их родителей, которые уехали на работу заграницу. Там он был предоставлен сам себе, его никто и ничто не стесняло, он мог возвращаться  в любое время и делать все, что захочет. Собственно, хотеть по большому счету ему было нечего, так как все время он проводил в библиотеке, затем гастроном, ужин и спать. Так было всегда, пока он не встретил ее. Теперь он с нетерпением ждал часа, когда проработает последнюю заказанную в хранилище книгу и поспешит домой, где будет ждать свидания с ней. Она приезжала к нему сразу же после окончания занятий в институте. Иногда это было еще днем, иногда уже вечером: каждый раз они предварительно договаривались о времени их встречи. А встречи всегда были желанными, полными страсти и наслаждения. Они никуда не спешили, никто их не мог потревожить, даже звонок телефона. Разве что вечером могла позвонить его жена, чтобы попросить привезти что-нибудь для девочек.
 
Наслаждаясь  друг другом и тем покоем, который их обволакивал, словно туманом, после жарких объятий, они почти не разговаривали: за них говорили их  поцелуи, губы, руки, их разгоряченные тела. Ей всегда было трудно оторваться от охватившего ее всю блаженства, которое он ей давал сполна и даже, как она в душе полагала, чрезмерно. Но она не испытывали никакой пресыщенности или усталости и всегда в ожидании нового счастья отдавалась ему при малейшем движении его рук или тела. Она не боялась забеременеть, так как незаметно для него пользовалась контрацептивами.  Поэтому он отдавал ей себя полностью, всю свою могучую энергию, накопленную между их не столь частыми встречами. А она, утомленная их ожиданием, стремительно и  ненасытно ее поглощала, побуждая его к новым  бесконечным любовным  ласкам.

Однажды в очередную встречу у него на квартире, отдыхая на его груди, наслаждаясь упоительной полученной от него усладой, она тихо засмеялась. Он посмотрел на нее с удивлением: - Тебе смешно? Я что-то сделал не так? Ты находишь смешным быть  со мной? -  насторожился он. Она поспешила его заверить: - Ну, что ты, милый. Мне совсем не смешно, а даже грустно. Ты снова уедешь, а я опять буду ждать тебя, чтобы быть с тобой. Я счастлива с тобой. Я люблю тебя.- При этих словах он обнял ее и признательно нежно поцеловал. – А я засмеялась, потому что сравнила себя с чеховской Анной Сергеевной, чопорной тихой и нежной женщиной, которая регулярно ездила, как она говорила мужу, лечиться от женской болезни у известного врача Дмитрия Дмитриевича. Только курс «лечения» я прохожу у тебя в этой на окраине городской квартире, а она  у него - в дорогом «Славянском базаре». – Ну, знаешь, я не Гуров. Он относился к женщинам с пренебрежением, хотя сам был старый и седой. Видишь, а я совсем не седой – засмеялся он,  затем, помолчав, задумчиво произнес – Хотя мы с ним очень похожи в одном: я, как и он, хочу любить, понимаешь, лю-бить. – Я тоже – целуя его, нежно произнесла она. – А не исполнять супружеский долг, - продолжал он прерванную мысль. – Понимаешь, любой долг тяжек, а этот, я знаю по себе, тяжелее всех. – Я это тоже знаю – погладила она его по щеке и подумала «Господи, как это все похоже! Как похожи все люди! Одним не хватает любви, другие ее имеют в избытке, третьи к ней безразличны. Он и Она - это вечные герои земной жизни с различными, но до боли похожими сюжетами: любовными треугольниками, изменами, беспримерной верностью, самопожертвованием….». Она молчала. Он тоже не проронил ни слова, а лишь любовно поглаживал ее по голове. Затем, чтобы разрядить обстановку, он задорно ее спросил, нежно поглаживая  грудь: -  Ты сейчас готова мне отдать свой супружеский долг? А?– и накрыл ее своим телом. – Нет, супружеский нет, но свой женский долг я тебе отдам с радостью – в тон ему засмеялась она, заключая его в свои объятия.

Но время безжалостно шло вперед, встречи становились все реже и реже: у него уже была занята квартира, куда она приезжала к нему на свидания, а она решилась пригласить его к себе еще только раз, когда Маша уехала вместе со своими одноклассниками  на каникулах  отдыхать. Она уже стала почти совсем взрослой, и ей не хотелось, чтобы их отношения у нее вызывали вопросы.

На этот раз он прилетел самолетом, чтобы лишнюю ночь провести с ней. Как всегда, встреча была радушной. Он был по-прежнему притягателен, весел, много шутил и, как  обычно, не подражаем в кровати. Но чувствовалась уже некая усталость: то ли от ожидания  встреч, то ли от ставших привычными слов или действий, то ли от угасающей с годами страсти, то ли от неотвратимого желания быть самостоятельной и не связывать себя больше ни с кем. Может быть, у нее это было и первое, и второе, и третье. Она точно еще сама не знала, но где-то в глубине ее души зародилось  это предчувствие, которое ее стало преследовать.

Но и этот, как потом оказалось, последний раз для нее был праздником. Она, как обычно, наслаждалась его прикосновениями, поцелуями. Ее тело призывно  трепетало под его жадными ласками губ и сильных рук; его уже хорошо ей знакомые движения каждый раз ей несли новые ощущения, переполнявшие все ее женское существо желанной любовной усладой. В эти незабываемые мгновения она полностью отдавалась во власть его тела, которое безумно любила и которое боялась утерять. Забыв обо всем на свете, она отвечала таким же водопадом безумных ласк, придававшим ему необыкновенную мужскую силу. Это была поистине райская счастливая встреча, полная адского всеиспепеляющего любовного огня, сошедшего к ним с небес.

Да, она хорошо запомнила эту их последнюю встречу. Воспоминания о ней продолжают все еще волновать ее опустошенную от мужской ласки душу, а иногда и тело. Их в последующие годы случайные встречи в институте заканчивались ритуальными приветствиями, вопросами, но у нее уже не было такого, как раньше, желания быть с ним. Он это тоже почувствовал и не предпринимал  больше попытки  их возродить. Да  им и негде было больше встречаться. Она не могла его уже принимать у себя дома, а у него не было возможности ее пригласить к себе в чужом городе, а снимать номер в гостинице было реально невозможно.

Последовавшие события (развал страны с его неминуемыми путчами, революциями, обнищанием и т.д.) окончательно похоронили не только всякую надежду на такую встречу, но и отбросили даже ее возможность на десятилетия вперед. Сейчас, спустя добрых три десятка лет, когда у нее появились внуки, она полностью принадлежит им. Он остался у нее в памяти как светлый луч в ее женской полной забот судьбе, которую она больше не хотела делить ни с одним мужчиной. После развода она привыкла жить одна с дочерью, а теперь и с внуками, а после познанной ею настоящей мужской любви с ним, не хотела  ничем и никем ее заменять.
 
Прошедшим летом, когда она отдыхала с внуками на море, случайно на набережной обратила внимание на сидевшую невдалеке пожилую пару. Седовласый старик хорошо сохранил черты незабываемого ею лица, а долетавшие до нее его обрывки разговора с сидящей рядом с ним женщиной  выдавали в нем уроженца той самой Украины с таким особенным  только Ему шармом речи. Она не могла ошибиться: это был он. Ее сердце учащенно забилось,  воскресли в памяти их первое мимолетное знакомство в коридоре института, ее поступок на конференции, о котором она никогда не жалела, его первое прикосновение, свое познавшее с ним женское счастье. Боже, а как она любила его после, ждала с нетерпением  с ним встреч! Один Бог только знает, как она умирала и возрождалась с ним в кровати! Но все это уже так далеко и почти кануло в Лету.

Она повернулась лицом к морю, чтобы он случайно ее не узнал. Закрыв глаза от нахлынувших на нее далеких, но таких свежих воспоминаний, она расправила плечи, чтобы вздохнуть всей грудью освежающий с соленым привкусом морской бриз. Глубокий вздох ее приободрил, как бодрит первый глоток игристого шампанского. Она вспомнила его  первый к ней приезд, его протянутую к ней руку с бокалом  шампанского, его слова: «Посмотри, как бурно выходят из него пузырьки газа, когда только что открыли бутылку и налили его в бокал. Но стоит ему постоять, как их становится все меньше и меньше и, наконец, совсем исчезнут. Напиток не потеряет вкус, но станет не интересным, не таким приятным и даже захочется его отставить в сторону». Увы, - теперь это она хорошо прочувствовала на себе, - так и любовь, первый глоток которой пьянит, а потом со временем теряет свой свежий вкус, становится привычкой или семейной обязанностью, а затем совсем никому не нужной. Она счастлива, что тогда сделала только первый глоток.

Подбежавшие к ней внуки, а вскоре и приблизившиеся дочь с зятем увлекли ее за собой в ресторан отпраздновать с шампанским ее семидесятилетний юбилей.  Они прошли мимо сидящей на скамье пожилой пары, которая увлеченно что-то обсуждала между собой, не обращая внимания на прохожих. Она бросила на него прощальный взгляд, мысленно благодаря за подаренный ей когда-то кусочек женского счастья.

…………..