Алжирский пленник - часть 29
Местный художник терпеливо сидел неподалеку от меня на песке и смотрел, как яростно я накинулся на свой огромный холст. Нужно было поспешать, солнце быстро садилось за плоскую гору вдали. Поэтому работал я очень быстро и точно, стараясь избегать исправлений. И, тем не менее, когда я заканчивал, работу было уже темно.
Мы вернулись к остальным. К этому времени они уже успели перенести вещи, обосноваться и наносить хвороста от растущего неподалеку дерева, огромным шатром раскинувшегося метров на двадцать в диаметре. В жару под ним было бы прохладно. Множество веток, причудливо извиваясь плотной сеткой, закрывали все пространство над головой. Осыпающиеся игольчатые листочки и веточки создали под ним толстый мягкий ковер. Этих веток, было достаточно для костра на несколько ночей.
Машины остались на каменистой возвышенности, а вещи: две палатки, целую кучу ковров, котелки, воду, газировку, продукты – спустили на пески. Я просил, когда мы еще ехали, чтобы мы остановились у того дерева, куда мне потом пришлось почти бегом возвращаться, чтобы успеть написать закат в пустыне. Но меня никто не слушал, проехали дальше и устроили пикник на песках. Теперь я понимаю, что так даже интереснее. Кругом пустыня.
Слышу знакомое слово: «водыка». Эту тему мы уже поднимали сегодня в оазисе, где обедали. Там, под уже знакомым мне бамбуковым навесом, тоже собралось человек 10-12 местных и нас друзей Зино. Среди местных оказалось два старика, бывшие военные. Один служил с советскими солдатами - «русс», как он их называл и даже помнил некоторые слова. У второго на руке выколота свастика и сердце пронзенное стрелой. Я еще подумал, что, наверное, ему сердце со стрелой русские накололи, а свастику он из религиозных или эстетических соображений сделал. Но оказалось, что он действительно воевал на стороне немцев с русскими. Смеясь, он поднял на меня воображаемое ружье и сделал: «Русса - пуф, пуф!». При этом оба были абсолютно не враждебны ко мне. Мы под общее веселье общались. Я задавал вопросы про водку и женщин. Оказалось, что и тот и другой давным-давно пробовали пить водку. Один из них, тот, что воевал на нашей стороне, стал показывать, как вели себя русские, когда выпьют. Из его жестов я понял, что они танцевали «яблочко». Все дружно хохотали. Я предложил обоим сфотаться на троих, раз водки все равно нет и пообещал, если еще приеду привезти им чекушку. Чуть после, мне дали понять, что им нужно молиться. Я пошел побродить по окрестностям, а они по-моему не молились, а делились впечатлениями, потому что хохот и веселье почти не прекращались.
Интересно о чем они сейчас говорят? Нас человек 9. Мы сидим между двух костров на песке под звездным куполом. Я устроился на коряжке от незнакомого мне дерева. Остальные прямо на песке. Чаще и больше всех говорит Зино, остальные, терпеливо дождавшись конца каждой его фразы, неизменно повторяют хором: «Э-э-э-э!». И так каждый раз. Выражая этим то ли удивление, то ли одобрение. Иногда в их речи я слышу что-то про Россию, Сибирь. Остальное мне непонятно. Их речь напоминает барханы. Она сначала начинается тихо, потом все громче и в конце затихает. Измаил попросил написать его имя. Я начертал палочкой на песке непонятные ему причудливые знаки при свете луны. Ее половинка освещает каменистый изгиб горы, а с другой стороны лунные волны барханов. Уже несколько дней пытаюсь найти здесь знакомые созвездия. Особенно Большую медведицу, чтобы по ней определить Полярную звезду и понять в какой стороне дом. Мне так это необходимо и так важно, что я отхожу в сторону, чтобы свет костров не мешал смотреть. Меня охватывает чувство потерянности при виде незнакомых скоплений звезд. После долгих поисков, где-то у горизонта нахожу созвездие Лебедь. У меня паника! Неужели здесь нет Ковша и полярной звезды? Как же далеко я забрался?! Как мне не хватает моего неба!
Свидетельство о публикации №217022200319