Лоскутки продолжение

29.7.03
      В школе мы учили песенку с такими словами:
Везде на белом свете,
Везде мечтают дети
Увидеть звёзды над Кремлём -
Везде мечтают дети.
     Мысль о том, что есть дети, которые не только не мечтают увидеть звёзды над Кремлём, но даже не догадываются об их существовании, да и вообще понятия не имеют о моём рае, о моей России - такая мысль мне и в голову прийти не могла!
     Но однажды (мне было уже лет двенадцать) в руки мои попалась книжка ирландского писателя, по-моему, Шона О'Кейси " Я стучусь в дверь"; и главный герой этой книги (причём, положительный герой) называл "лучшей страной в мире"  - подумать только! - не Россию, а Ирландию! Ничего себе, главный герой! Ничего себе, положительная личность! Бедный невежда, да как же он может не знать, какая страна на самом деле лучшая в мире - это же все знают!..
     Разумеется, я и раньше читала что-нибудь подобное, но впервые поняла - не "получила информацию", а поняла, - что для ирландца лучшей страной в мире может быть, действительно, Ирландия, для француза - Франция, для австралийца - и вообще Австралия.Это понимание пробило брешь в моём очень цельном и определённом представлении о мире. Чужие страны стали чьими-то странами. Это - ну вроде того, как однажды понимаешь, что совершенно чужие дядя и тётя для своих детей - папа и мама, такие же родные и самые лучшие, как для тебя - твои. Мир разделился для меня на множество разных стран; и эти страны вдруг как-то приблизились ко мне. Я поняла, что они действительно существуют. Я поняла, что в них живут разные люди и что живут эти люди все по-разному.
     У всех, я думаю, случаются открытия подобного рода; и только такие, самостоятельные, открытия по-настоящему ценны. Именно они переворачивают жизнь.
     Я помню, как "московская бабушка", Софья Борисовна, папина мама, рассказывала мне однажды, что маленькой девочкой думала, будто царь питается исключительно... золотыми часиками. Почему? Потому что царь для неё не был человеком, он был особым существом, которое над всеми. Но если "Государь присутствовал" на таком-то и таком-то обеде, данном в его честь, о чём смертные узнавали из прессы, - он же должен был что-то есть. А есть он мог только что-то необыкновенно красивое. А самой красивой вещью, которую моя бабушка видела в какой-то витрине, были, бесспорно, золотые часики... Когда она узнала, рассказывала бабушка, что царь ест, как и все люди, только то, что вообще съедобно - её мир перевернулся.

31. 7. 03
     Вспомнив о бабушке Софье Борисовне, я сразу же вспомнила и бабцю, самую любимую из моих многочисленных бабушек. Софья Борисовна и бабця, Александра Павловна, были ровесницами. Обе родились в 1885 году. При всей разнице судеб и характеров, было у них и общее. Например, обе в юности пережили сильное религиозное чувство (бабця даже хотела уйти в монастырь); но обе со временем утратили веру. Да, обе мои бабушки стали со временем неверующими, но не атеистками: они не враждовали с богом. Им, видимо, не с кем было враждовать: как враждовать с тем, кого нет?..
     Бабця утратила веру; но это не мешало ей сочувственно относиться к вере других людей.
     Была у неё, например, подруга Евгения Ивановна. Маленькая такая,худенькая; бабця называла её "божий одуванчик". Евгения Ивановна в своё время познакомила меня с Библией; и Ветхий завет, и Евангелие я впервые прочитала у неё дома. Евгения Ивановна была православной, а её родная и любимая сестра - баптисткой. Помнится, обе сестры очень страдали от своих несогласий в религиозных вопросах; а бабця умела их примирить и успокоить, выслушивая обеих внимательно и сочувственно.
     Поверхностному человеку могут показаться забавными идейные споры двух никому не интересных, незначительных старушек. Но подумайте, чего только не пережили эти женщины! Первая мировая война, Революция, Гражданская война, Вторая мировая война, голод, холод, жестокая борьба за существование, за семью, вживание в новую систему. И ведь всё это сопровождалось потерями, которые трудно даже представить себе в более спокойное время: крушение семей, гибель близких и любимых людей. Они теряли жильё, теряли весь свой мир; а едва успев освоиться в новом - теряли и этот... Так какой же напряжённой и высокой внутренней жизнью жили они, если даже в глубокой и далеко не обеспеченной старости продолжали решать для себя самые важные вопросы, какие стоят перед человечеством - вопросы мироздания, миропорядка, места человека в мире вообще и смысла своей собственной жизни!
     Потому что, подумайте, что есть религия (любая), как не попытка найти объяснение и оправдание нашей жизни? Почему человеку так нужен бог? Я думаю, он нужен человеку не столько как судья, сколько как зритель. Ведь каждая жизнь - это такой многоплановый, запутанный и трагический роман; но кто же его прочитает с должным вниманием? Кто увидит тебя - не слова твои, не дела твои, - а тебя такого, как ты есть на самом деле? Другие люди? Но у каждого из них есть - он сам, автор и главный герой иного, не менее многопланового и запутанного романа с неизбежным трагическим концом; и ты в этом, другом, романе - лицо эпизодическое... И вот тебе нужен кто-то, к кому бы ты мог воззвать и воскликнуть: "Ты видишь, Господи? Вот я..."
     Перед смертью в 1965 году у бабци случился инсульт, уже второй, после которого её парализовало. Сначала она не могла говорить; а потом стала говорить, но плохо; и двигалась у неё только одна рука и одна нога. Иногда она с нашей помощью вставала между кроватью, столом и подоконником и долго стояла так, глядя в окно, в сторону кладбища. Лицо у неё было совершенно спокойное, какое-то размягчённое, даже мечтательное, взгляд отсутствующий. Я не могла понять, о чём она думает...
     Сейчас, когда я и сама уже изрядно состарилась, я пытаюсь понять другое: как она чувствовала, как осознавала себя, кем была для себя? Бабцей Александрой Павловной или девочкой Сашей из маленького украинского городка?
     Про себя могу сказать, что всегда ощущала и сознавала себя одной и той же, одним и тем же человеком - как в шесть лет, так и в тридцать, так и сейчас. Менялась я - для других; внутри же себя всегда оставалась как бы в одном возрасте.
    Я помню своё лицо в зеркале в десять лет: худенькая девочка, лицо неправильное, но ничего себе, довольно симпатичное, кудряшки надо лбом и длинные косы. Рыжеватые.
    Я помню себя в пятнадцать лет: те же длинные косы, то же неправильное лицо, но уже не девчачья, а девичья фигура; ну и так далее... В восемнадцать: короткая стрижка, выражение на лице, напоминающее песенку из "Детей капитана Гранта" - "А ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер!.." В тридцать: гладко зачёсанные волосы, сильно погрустневший взгляд (я уже вдова), морщинки...
     Какая я сейчас, вы видите сами: толстая, неповоротливая седая старушка. Верхних зубов у меня нет; от этого рот деформировался и лицо сильно изменилось. Вот такая я теперь...
     Но это - только моё отражение в зеркале. Внутри - всё тот же весёлый ветер из "Детей капитана Гранта"...
     Да, так какой же была моя бабця в те часы, когда, стоя между столом, кроватью и подоконником, смотрела туда, в сторону кладбища?..
     Мама в последние годы своей жизни потеряла память. Так нам казалось. Она не узнавала нас, принимала нас за других, не знакомых нам людей. Я была для неё то Шурочкой, то Марусей. Интересно, кто это - Маруся и Шурочка?
    Мама - она просто жила тогда не с нами. Как будто она устала от всех нас и от мира, который стал ей чужим; взяла - да и ушла домой к себе, в своё детство. И жила себе на своей любимой Украине, в Смеле, в дедовском, точнее, в пра-пра-дедовском саду; и вольно бегала там, а с нею её подружки - какая-то Шурочка, какая-то Маруся...
     Интересно, как буду уходить я?

        (продолжение следует)