Господа присяжные

Виктор Матюк

Господа присяжные

Господа присяжные, мы с вами такие люди разные: я еду на осле, а вы скачете на лихом жеребце,
У вас мысли праздные, а во мне: где бы согреть свои ноги в тепле? Вы пытаетесь осудить меня,
Во бля, и смотрите свысока на простого сельского мужика, у которого кепчонка сползла с виска.
Словно панамка у ребёнка! Смеюсь звонко и громко, могут порваться у вас ушные перепонки,
Рвётся там, где тонко, вы все – подонки, ничем не лучше меня,
Вот перед вами достопочтенный судья, взяточник он, а не я!
Мне грозит тюрьма, а он уезжает на Канары, тары-бары-растабары,
Мне бы с ним уехать на пару в островную державу, я же совсем ещё мужик не старый,
С виду – мужчина моложавый, видный, статный и бравый, грех ниспослан мне от лукавого!
То-то и оно! На судьях - добротное манто, а на мне - дырявое пальтецо, в дырах всё оно!
Господа – заседатели, вы все – предатели! Господа присяжные с виду такие важные,
Умные и страшные, но не отважные, они привыкли жить в тепле, праздно живут даже во сне!
Мне же предстоит золото добывать на Калыме, жить в тоске, спать на шершавой сосновой доске,
Жизнь моя будет висеть на волоске в течение многих лет, былых воспоминаний исчезнет след,
Новости с большой земли пришлёт почтовый конверт, заметь, ему в тайге альтернативы нет!
Давайте побеседуем с вами по душам, как подобает ворам, взяточникам и алкашам,
Авось, сообща построим златоглавый храм и помолимся степенно там,
Будем строго верить в бога, потолкуем о зле и добре, крест поставим на себе,
У вас добротная снедь лежит на скоблёном столе,
А мне предстоит голодать и время в борьбе коротать! Как пить дать!
Вспомним, как в отделе винном при участии половинном покупали чекушку на троих,
Одного из нас нет уже в живых, его злой рок настиг врасплох и что ж? Он был вхож в дом чужой,
Дружил с братвой, весь седой, уже не молодой и с длинной бородой, полунищий, полублатной,
Делился именно с тобой сигаретой одной! Бог ты мой, кто из нас святой? Кто встречал бога
На своей, усыпанной рытвинами дороге? Не довелось, ни капли крови здесь его не пролилось!
Вихрь свирепый кружился надо мной, о чём-то упорно спорил он со мной, пролетел мимо склепа,
Его честь краешком солнечного света была задета, от неё отделилась маленькая, но яркая комета,
Бесславие колобродит, и места себе нигде инстинкт самосохранения до сих пор не находит!
Что же происходит вокруг? Везде боязнь, везде испуг, бабы распускают по околотку слух:
В стране царит всеобщий недуг, об этом прошёл слух по всей округе, говорят же знающие люди,
Что продажны наши судьи и лучше они никогда не будут! Свои клятвы мигом забудут,
От проблем сбегут, а потом совсем отобьются от заботливых рук, одна жуть останется вокруг,
Судьи в праве знают толк, я же – будущий тамбовский волк, слава богу, что не телок!
Простит ли Россия господам присяжным их половое бессилье, не простит и заблуждения былые,
В минуты такие, как на духу вам признаюсь, что если даже в одну из дам по уши влюблюсь,
Всё равно ни одной уже не женюсь, я никуда не тороплюсь, вот войду во вкус, тогда иное дело,
Смотрю в глаза природе смело, солнце за околицей село, затихло село, спать приготовилось оно!
Старый хрен сидит на куче денег, неужто он - судья и к тому же академик?
Вокруг него одно и то же божество, много лодырей и невежд,
В этом своя изюминка есть, можно выразить судьбе протест, коль есть совесть и честь, а если нет,
Не хрен нести околесицу и бред! Если бы Отчизна защитила гражданина, он бы в миг единый
Рогом в землю упёрся, и стоял бы, пока бы член как рашпиль не стерся!
Боль растерянных надежд простит Господь, счастье спрятано в громоздкий комод,
Что хорошего в Аду? Я с богом торги отныне не веду, это вы идёте у судьбы на поводу
И живёте, словно в бреду! Мне иное дано, сутками смотрю на мир через открытое настежь окно,
Хотя на улице и зябко, и темно! Здесь ужасный климат, но меня повсюду в свою семью примут!
Как беспечна цель людская?! Заведомо своего конца не зная, согрешая и сразу прощая,
Богатые дары к своим приобщаю! Считал и считаю, что многого ещё не знаю, но привыкаю
К мирской кутерьме, живу как во сне, сплю в основном на спине, изредка – на животе!
Мысль поднималась выше и выше, ей в спину зависть постоянно дышит,
Она никого во сне не слышит, а кого чужая жизнь колышет? Я грешно живу и не только наяву,
Искушаю судьбу, но остаюсь до сих пор наплаву, приходит мысль такого сорта, что какого черта
Детище аборта, беспрепятственно глядя вперёд, нарисовало на чужой стене этот натюрморт?
Исходит пеной степенный народ, он и сеет, и пашёт, и жнёт, ходит на завод, чтоб хихикая хмуро,
Разобрать в натуре на заводской проходной замысловатую аббревиатуру,
Иначе власти спустят шкуру! Предавшись горькой думе, судья поднял много шума,
Глянул на подсудимого угрюмо, и подумал: кому он служит? С кем он дружит?
Его путь был труден, он – не Стенька Разин и не Распутин, и потому в нём нет веры ни к кому!
Глаза в правосудие впирая, былые времена припоминаю, тогда шёл разговор в судах по сути,
Нынче не только судьи, но и простые люди говорят только о деньгах и конвертах,
Жизнь проходит в сплошной круговерти, зависть в пути, как бы и нам всем до ручки не дойти!
Бытовая рутина затянула в свою пучину здравого с виду мужчину, в чём причина?
Он умишком скуден и ко всему ещё и блуден, нуден до остервенения,
Хотя сторонник приличного поведения! Он не свернёт с проторённой дороги,
Встанет на пороге и в дом не зайдёт, пусть время пройдёт, он расскажет анекдот,
Как в молодости грешил дед Федот! Судьям память моя не нужна, им бы выпить бокал вина,
Иначе душа зачахнет, а деньги не пахнут! Всё зло от них, нет мыслей других, только одна:
Как бы что-то раздобыть и расходы доходами сполна перекрыть в краткий миг,
А музыка звучит, мимолётная мысль душу томит, без денег трудно день прожить!
Тот, кто был под судом и следствием, знает все последствия грядущего бедствия,
К нему ведёт узкая стезя и очень высокая колея, их обойти никак нельзя! Что за фигня?
Мотив один: как свить себе гнездо среди городских руин? Вокруг только смог и дым,
Мы же о них вслух не говорим, а осуждаем тех, кто совершил грех и на взятке попался!
Каким мир был, таким он и остался! Чем бы человек всю свою жизнь ни занимался,
Он мысленно к прошлому всегда возвращался, падал, когда спотыкался и вновь поднимался,
А потом с карьера в галоп мигом срывался! Затерялся образ былой в сутолоке земной,
Городские огни еле освещают едва заметные следы, ничего не видно окромя мышиной возни!
Бесцельно прожиты жизни дни, нет ни жены, ни родни с её стороны, только пресные будни
По ночам напоминают о жизни трудной, дерзкой и нудной!
Лжевдохновение Фемиду отблагодарит, не стоит вслух говорить, что стыд очи не застит,
Деньги не пахнут, а вот душа в лагере вконец зачахнет! Чужая боль не болит,
Она всеми колокола не звонит, а сидит, как мышь в тиши, изредка напоминает о себе в ночи!
Исход такой легко приемлет род людской, плоть в том не виновата,
Что совершила когда-то, находясь в бреду, проклятая память стала искушать рок и судьбу,
Грех совершила на ходу и вот путь в тюрьму открыт! Во имя чего предстоит там жить и тужить?
Сколько дадут за Сизифов труд? Воздадут по полной программе, как вору и хулигану!
Господа, в зале суда грешника пощадите, и не торопите грядущие события!
Вы можете его убить, разорить и за решётку посадить, если бы он мог вас отблагодарить,
Продолжал бы на воле жить! Лихорадит белый свет, вся земля как лазарет, больны мы все,
Заражаемся инфекцией на одной и той стезе, где все дают и все берут, кое-кого по рукам бьют,
Но не меняется суть земного бытия, грешны вы и грешен я!
Вот такая катавасия происходит вокруг меня,
Любой мерин в своих силах до конца не уверен,
Голове не прикажешь, словами не скажешь, что и как?
Тьма и мрак утешает только толпы зевак, люди бестолковые живут без крова над головой,
Как ночные совы, сводят счёты с роком и судьбой, творят грабёж и разбой,
Но опосля свою жизнь начинают с нуля, когда на шею опускается петля!
Точно так же и я живу, вас, господа, о снисхождении прошу, не сокрушу устои те,
Что во все времена сияли на недостижимой высоте, в пучину зла погружалась страна
И в этом не моя вина! Миром правит Сатана! Этот сатрап искушает мужчин и баб,
Даже в блудном деле слышен плач пастушьей свирели!
Что я говорю? Извините, ****ь, нервы ни в ****у!
Авось, присяжные решат в праведном суде: оторвать и мне волосатые муде!
Только в ратном труде познаётся счастье, но не часто его обретают несчастные,
Московская публика радуется дырке от бублика, ах, вы рублики, деревянные рублики!
Вас Фемида должна воспринимать в штыки, чешут мужики свои мозолистые кулаки,
Но им как-то не с руки в зале суда начинать кулачные бои! Я же шепчу адвокату на ухо,
Что дело тупо упирается в подводный риф, словно неудавшийся стих в пару строк,
Если бы бог в тот миг всем грешникам чуточку помог, не было бы на земле ни распрей, ни скок!
Струится сизый дымок над окраиной городской, не будет возврата к жизни шальной,
По городской мостовой будет ходить народ блатной, а народ простой придёт домой,
Смирится с судьбой, выпьет чарку или две, даст оплеуху жене, бьёт в основном по голове,
И редко по телу и то не по делу! Его быт не идеален, вид его печален: суета и тле и ничего взамен!
Зачем такая жизнь людям нужна? Чёрно-серая полоса не кончается, душа с грехами свыкается,
И в себе надолго замыкается, изредка с языка пара резких слов срывается,
Задуманное в жизнь почти никогда с первого раза не воплощается!
С самого крючка оно срывается, никого из баб ты не удивишь своим весомым аргументом,
Только в отдельные моменты услышишь посреди ночи редкие аплодисменты
Из-за соседней стены! Мрак завис, авось, и ты на работу не проспишь,
Дождь капает с покатых крыш, а ты перед бабой с протянутой рукой стоишь,
Как мышь перед котом, тёмная ночь за окном, хлеба ради бедные русские бабы
Дают и спереди, и сзади, бог их простит, но этот грех воистину не будет их потомками забыт!
Присяжные заседатели, председатели суда и их заместители чтут давнишние русские традиции,
Пишут в высшие инстанции свои петиции, в зале суда толкают речи, словно актёры на репетиции,
Взяточники и воры друг с другом лихо вздорят, поспорят, поговорят, друг друга слегка пожурят
И опохмелившись, ложатся с бабами в одну и ту же кровать, чтобы окончательно её доломать!
Гаснут свечи, альтернативы блуду нету, каждый грешник за себя ответит в этот зимний вечер!
Вот так и выживают, локти опосля, поднявшись чуть свет, чуть заря из последних сил кусают,
Иной раз каждый из них выглядит варваром и дикарём, хотя есть и семья и приличный дом
И убрано в нём, хотя скрипучая дверь в доме том очень туго открывается плечом!
Осточертела гонка за длинным рублём, хапугам не писан моральный закон!
Коль ты не в силах отвести от суда взгляд унылый, беги, и миг свободы цени, срывайся с цепи
И уходи, куда глаза глядят, и не щекочи пронырливых баб своим тупым концом,
Согласуй все вопросы с Творцом, чтобы вновь не прослыть подлецом! Всё – тлен! Всё – прах!
Давайте с вами, господа, поговорим о ****ях, их грех на наших плечах! Хотя вы грешили втихаря,
Но не без добрых людей матушка-земля, немного дней спустя слухами наполнилась она,
В беспамятстве лежит страна, кажись, она больна, и думать сама по себе не вольна!
Крепись духом, старина, ей всё равно, что вдох, что выдох, что выжил, что издох,
Только был бы весомый предлог: повалиться на кровать, лишившись обеих ног!
Коль не смог ты доказать, что ты – не лох, значит, не стоило силы зазря тратить,
Что-то прятать в закутке, нынче люди все улики ищут не только на столе, но и под столом!
Исчез прежний никель и хром, остался только старый водоём, он тихо плещется за окном!
Степная даль взгляд туманит, мороз щёки румянит, посмотришь на жизнь сзади,
В душе возникнет отрада, глянешь спереди, и набекрень свихнутся мозги!
Как не суди и как не ряди, божьи истины для осознания трудны!
Не хочу попасть в заключенье, там – светопреставление,
Я готов встать перед присяжными на колени, вот-вот лопнет моё терпение!
Их намерения не трудно понять, они привыкли людей сажать, и на расстрел безвинных посылать!
Истина простая, как неряха городская толпу в грехах попрекает, а о своих провинностях забывает,
Ничто не исчезает бесследно, все судьи живут безбедно, редко смотрят в окно, на дворе темно,
И не видно никого! Жизнь такая не по нраву людям величавым, она нравится шалавам,
Они по подворотням шатаются, грешат и сразу каются, вдрызг с вечера напиваются
И бог весть, чем всю ночь занимаются! Связь времён не прерывается,
Она ходит в рваных башмаках, держит крест в обеих руках, но только на первых порах,
Но не сейчас! Господа присяжные, будьте вы неладные, речи складные исторгают ваши уста,
Серость и простота с вечера и до утра наступают нам на пятки
И раскладывают грешника на обе лопатки, он сидит на запятках
В путах и в цепях, изведав неподдельный страх, огонь в его глазах почти совсем угас!
Всему – своё время! Всему – свой час! Гремит по мостовой казённый тарантас,
Словно в оркестровой яме контрабас, его грохот распинает нас, особенно в вечерний час!
Сгорблены плечи, на спине следы увечий, догорают церковные свечи, но слова Иоанна Предтечи
О даровании жития, как утренняя мелодия молодого соловья во время предстоящего жнивья!
Боже, где же я? Куда же меня уносит собственная стезя? Не ведаю я, ужинаю или обедаю,
Рыбу ем или чай пью, мигом вспоминаю собственную статью, по ней сижу, себя стыжу,
Вслух ничего и никому не говорю! Что творю - не знаю! Дни отсидки робко считаю, себя ругаю
Матом благим! Господа, за что сидим? Миг наказания неотвратим! Мы за ценой не постоим,
Но никогда не пожертвуем достоинством своим, но и зло никак не победим!
Уж лучше поговорим о грядущем и о хлебе насущном, лютая стужа бесчинствует за окном,
Зима медленно прощается с февралём, мы все когда-то рядом дерзко шли по краешку земли,
Идеалы сообща высоко несли и нам не нужны никакие поводыри, светлая даль сияла вдали,
За ней не видно ни зги! Нам казалось, что серая мгла, ниспадавшая с открытого настежь окна,
Нас не касалась, но коль так сталось, что она стремглав в земную жизнь без спроса ворвалась,
Тут же прервалась благопристойная связь страстей и чувств, на грудь навалилась тяжкая грусть!
О ней забудь хотя бы на десять или двадцать минут, сбрось в миг единый
С шеи хомут ослиной, сегодня ночью разорви своими руками тьму на мелкие клочья,
И ты наяву увидишь воочию ближайшую свою судьбу! Хватит жить подобно кроту,
Не видя света, разве жизнь это? Что хорошего в темноте? Боязно и страшно наедине,
Когда света нет в окне! Тьма простёрлась над замёрзшей землёю, над медленно текущей водою
И дорогой столбовою, я же благим матом крою всех прежних героев, медленно иду той тропою,
Что не расставалась со мною и довела до жизни изгоя! Умирать так стоя, чем пасть на колени
Перед жалким ничтожеством, не откладывая ничего на потом! Пока не грянет гром,
Мужик не перекрестится, на всё воля Творца, а беда никогда не приходит одна!
О, да, бывшие товарищи, а ныне господа! Нам всем, кажись, труба!
У старой притчи отросла длинная седая борода, но черноротой публике верить на слово нельзя,
Здесь лютые северные ветра, внезапно сюда приходят холода, над головой - гнус и мошкара!
Пора отсюда когти рвать, то есть бежать, но куда? Рядом вековая тайга,
Воют метели с вечера и до утра и лежат прошлогодние снега, темнота беспросветная
На плечи ложится, ночами не спится, как бы ухитриться, чтоб никто догадаться не смог,
Что задумал старый идиот? Невдалеке, на замёрзшей полноводной реке,
Пришлось увидеть мне женщину в шалевом платке, она с лагерным начальством была накоротке,
У неё тёмная родинка на левой щеке, а на языке - острые слова, даже она трудилась дотемна,
Не разгибала спину часами, небось, до этого времени пока судьба не ударила по темени,
Коротала холодные ночи в стыдобе и сраме, но сама оказавшись в глубокой яме,
Вспомнила все свои грехи и изъяны и спьяну прибилась к старинному божьему храму!
Когда-то имя было у неё, прошлое в небытие ушло, теперь она ходит в мужских башмаках,
В них труден каждый шаг, сделанный впопыхах! Исчез первоначальный страх перед судьбой,
Пришлось и ей погрузиться с головой в сложности, привнесенные сюда горьким уделом,
Преодолеть их нет возможности! Боже, прости, и грех отпусти, грешили мы без надобности!
Туман проплыл над рекой, лёд сплошной затрещал и завыл, словно изголодавшийся шакал,
Никто заранее своей доли не знал, сеял, пахал и жнивьё в поту убирал, славу снискал в поле,
Но умирать придётся в тайге, язва появилась на израненной стопе, здесь зима, природа мертва,
Кругом идёт седая голова, душу разъедает ржа, а из речного камыша доносятся печальные слова:
«Не от великого ума сюда тебя завела скользкая земная тропа, судьба-плутовка зла,
Иногда полюбишь даже козла, любовь и страсть маня, он обманет тебя, как малое дитя!»
Вспомнилась тишь привольных степей, над ними по утрам пел молодой соловей,
Его пенье останется в душе моей до скончания дней! Во времена мои я жил в кругу семьи,
Теперь покинул мёртвых и живых, едва ли крест не поставил на сокровенных думах своих!
Что хорошего в них? Дрожит кадык, хотя он и не велик, но не плачет сгорбленный старик,
Он был удостоен высокой чести быть на каторге с бывшим генсеком вместе! Исполненный лести,
Согрешил душой и плотью, и наяву повторил отцовскую судьбу, уподобившись слепому кроту,
Медленно по своей тропе до сих пор в темноте ползу,
Обметая с тела красную ржу, и никого не замечая на ходу!
Не попал я в нужную струю, теперь дифирамбы никому не пою, перемен в обществе жду,
Но ничего не меняется на корню! Когда глубоко сплю, малость отдыхаю,
Промозглые ночи в глубоких раздумьях коротаю, глубоко к утру вздыхаю,
Но честь наземь никогда не роняю! Знаю одно: молодо иль зелено земное бытие,
Все равно когда-то до плинтуса опустится оно! Сегодня ты наверху, а завтра вылетишь в трубу,
И точно так же будешь замерзать на снегу, как и я, таковы законы земного бытия!
Ничего кроме вреда от них не дождёшься, раздался окрик: «Старик, куда ты прёшься?
Вот споткнешься, и в прорубь провалишься, небось, и ты скоро состаришься,
Не напрасно печалишься! Чалиться тебе долго, значит, надо свои чувства в рукав прятать!
Где твой лапоть, тебе нечем щи хлебать, ****а мать, небось, опять
Тебе вспомнилась скрипучая кровать! Приятно было с бабой отдыхать
И лепестки с чайной розы, меняя позы, до утра срывать! Была не жизнь, благодать!»
Какая походка! Какая стать! Было за что ту бабу ревновать! Её образ со мной и летом и зимой,
Люблю её, и это – не враньё! Ё – моё, за что Господь так жестоко карает? Неужто небо не знает,
Как тяжко в заключении жить? Душа скорбит, и сердце плачет, нет рядом душевной отрады,
Беда подходит то спереди, то сзади, за ней никак не уследишь,
Коль тот слащавый миг стремглав проспишь! Седа голова моя,
Зек я, хотя мысль моя устремилась выше облаков, небось, она летит давно к колыбели богов,
На её лице слащавая улыбка, хотя её жизнь внешне похожа на страшную пытку!
Она режет без ножа, везде охрана, везде сторожа, они пьяны слегка, и могут так отутюжить бока,
Что затмятся на миг бесстыжие глаза! Сказано к слову, к нему снова примешана полова,
Ничто не ново под Луной, мысль стремится домой даже во тьме ночной, слова наперебой
Спорят с роком и судьбой о нелёгкой доле мужской! Встанешь в очередь за пайкой,
Обмоешься в бане шайкой, лыжи в барак навостришь, мимо охраны не пролетит
Даже летучая мышь! Стоит глаза закрыть, как часовой на вышке закричит на всю округу,
Что лучше написать другу огромное письмо, чем жизнь погубить не за что! То-то и оно!
Вновь в глазах темно, но приложившись к алюминиевой фляге, глотнувши влаги,
Язык в живительный напиток, окунувши, суровый взгляд в сторону чёрного ворона метнувши.
Излагаю на клочке пожелтевшей бумаги собственные взгляды! Ох, уж эти бабы, не хлеба ради
Подходят к мужикам и спереди и сзади, не монахини они, не монахини,
Им надо кланяться до земли и тогда позволят они до оргазма себя довести!
Во бля, без них нам жить нельзя! Тополя, тополя! Воют ветра с вечера и до утра,
Унылая пора, нет былого очарованья, одно увяданье вокруг, всеобщий недуг поражает слух
Бывших друзей и подруг в краю холодов, метелей и вьюг! Забудь о жизни былой,
Рот на замок закрой и стой как истукан под столетней сосной, что происходит со мной?
Страшен бог без морали, нет высокой любви в идеале! Часовые на вышке запаниковали,
Их зеки к стенке прижали, и глаз с лагерных сук двое суток не спускали!
С лагерной стены даже шорохи в тот миг не были слышны,
Я же читал письмо жены с большой земли, пожалуй, был затрачен труд не немалый,
Забылись розни и скандалы, погасли бушевавшие в душе пожары,
Лишь над головой горели до утра Стожары! Мужик ещё совсем не старый
Собирал в баул дырявый собственные причиндалы, их ему жена отдала прямо на вокзале
В те давние времена, когда она ему ещё была верна, как стража своему сатрапу,
Он проснулся от собственного храпа, открыл глаза и перед очами вместо света дня
Показалась несусветная тьма! Бой идёт за лагерными стенами, какой-то идиот
Приказал стрелять во взбунтовавшийся народ, за свою долю рабского труда
Ему была положена одежда и скудная еда! Забавно, право! Миром правит лукавый,
А в пределах православной державы соглядатай, с виду - уж точно: жид пархатый
И к тому же неоднократно женатый, увязший по уши в лайне разврата!
Простой народ проливал кровь и пот, чтоб этот идиот,
Пожалуй, пригвоздил толпу к своему сказочному идеалу!
Держась за штаны одной рукою, он меч держал другою, головы рубил налево и направо,
Искал величие и славу, вот так и погубил великую державу! Горят снега в огне заката,
Стреляют пьяные солдаты сторону горящего по соседству барака! На фоне ночного мрака
Он выглядит зловеще, горят люди и вещи, свежесть сменило удушье, раньше зекам жилось лучше,
Ныне попраны все человеческие святыни, нет межи людской гордыне! Господа заседатели,
Вы же – главные предатели, даже солнце в дикой тайге исчезло с низкого горизонта!
Много понта вокруг, не затихает до утра стрельба или пальба, как на вражеском фронте,
Сюда выдают билет лишь в один конец, всем нам, кажись, пришёл ****ец!
А где же творец? Тот бог, что всемогущ, велик и вездесущ и к тому же всеведущ
Не видит из-за райских кущ, что творится под небесами, он заботится о людях в храме,
А такие, как мы ни Ему, ни стране на хрен не нужны! Увы! Увы! Увы! Люди смешны
В надеждах своих, нет прежней уверенности в них, им бы сообразить бутылку на троих
И вмиг опьянеть, забыть про узкую и холодную тюремную клеть хотя бы на час иль два,
Авось, рассеется тьма до утра, к делу сатрапы пришьют не только слова, но и дела!
Праведный суд усядется за столом, втроём или вчетвером, и твою судьбу решит за пять минут!
Коль виноват, будут ногами пинать и в основном, под зад, изливши чувств поток, скажут, что ты:
«Отъявленный неряха и жлоб, ты должен быть благодарен державе по гроб,
Что она тебе жизнь дала и не лишила тебя последней надежды или огонька
На благоприятный исход, поднимется старый судья из-за огромного стола и зачитает приговор,
Там будет сказано, что ты - взяточник, грабитель и вор и виновен по такой-то статье!»
Грешны мы все, с грехом мы на одной ноге, так нам написано на нашей судьбе!
Тяжела жизнь на Калыме! С рассвета ходишь в тюремной узде, все указывают тебе, что и как?
Из тьмы не выбраться никак! Она постоянно напоминает о себе даже на лесной поляне,
Бывшие дворяне рубят лес, снимают с души стресс, я же до сих пор чту свою давнишнюю мечту!
А бандитские когорты продолжают во время баталии рисовать разных видов натюрморты,
Лагерные держиморды наводят о зачинщиках драки уточнённые справки, но во всеобщей давке
В толпе не отыскать едва заметной булавки, лают лагерные шавки, рычат встревоженные псы,
Репутация хозяина тайги поставлена на огромные должностные весы! Надежды пусты,
Стража спряталась в придорожные кусты и палит по бунтовщикам, превращая жизнь в хлам!
В тот ужасный миг все переговоры зашли в тупик, а наш пожилой старик
До сих пор над тазиком сидит, он моет ноги, и мысленно разделяет слова на слоги!
Неисповедимы все наши пути-дороги, даже боги и те не знают,
Как народу выжить в вечной мерзлоте, они лишь предполагают,
И зло не поощряют! Трудно во всех препонах жития разобраться,
Там же нет и намёка на всеобщую дружбу и братство! Конечно, жизнь в лагере – не сахар,
Там даже старый пахарь может убийцей стать, когда его зад начнут злые вороны клевать
Много ночей подряд! Просветления в тягостной жизни не видать, он много дней подряд
Ходит в мороз и холод без шапки, она висела на гвозде без шляпки, но куда-то исчезла,
Где же указующее жезло? Дело нельзя откладывать в долгий ящик, но я всего лишь – мужик
По лагерным понятиям и не моё занятие – проявлять свою прыть и на виду у толпы быть!
Уж лучше топор вражды в землю зарыть, чем опосля волком выть! В каком ухе звенит?
Стоило ли огород городить, если никто недостаёт зло со дна, у всех здесь жизнь тяжела
Да и та трудна и читается она прямо с чистого листа! Сгорбленны от мороза тела, лишены тепла,
Шансы на побег малы и шатки,  куда побежишь без валенок и шапки в лютый мороз?
Отморозишь уши и нос, дабы избежать ещё большей беды, нужны духовные труды,
Но сил на них не осталось, труд – не в радость, на ноги навалилась старческая усталость!
Здесь весь литературный пансион, много известных имён, вокруг них крики и стон,
А в хозяйском бараке стонет саксофон! Трубит трубач, по радио выступает очередной трепач,
Он ставит перед зеками множество трудно решаемых задач, хоть стой, хоть плачь,
Но свои планы сразу переиначь, их оковы тяжелее, чем хомут, висящий на богатырской шее!
Если успею и морально созрею, до земли поклонюсь лагерному брадобрею
За подброшенную идею, этот мир такой, что грех всегда находится под рукой
И в момент любой даже залихватский герой встанет за него горой! Бог ты мой!
Луна серебрится, на лету замерзает пернатая птица, народ давно уже не веселится,
Но хочется и ему до смерти напиться, уснуть и прослезиться во сне в родимой и отчей земле!
Крутясь в свой час на литературном юру, недолго этот прощалыга был у толпы на виду,
Его чекисты забрали в «воронок» в лютую пургу, конфисковали у жены старинное монисто,
Здесь что-то было не чисто, едва не заморозили живьём мужика на заледенелом снегу,
Судя по всему чекисты бросили открытым дом! Всё в нём перевернули кверху дном!
Он был разоблачительно неистов, якшался с конформистами, ворами и рецидивистами,
В кругу их он находил собратьев своих! Закоренелый холостяк пытался вступить в законный брак
Уже не раз, хотел жениться на простачке и звезде, но полного удовлетворения не находил нигде,
И только в собственном дворе на холоде и жаре варился в собственном соку,
Он не давал там спуску никому, даже себе самому, искушал рок и судьбу,
И потому до сих пор не верит на слово никому! До сих пор бы вертелся на творческом юру,
Если бы не загремел в тюрьму по сущему пустяку, а так бы лежал на боку и пялился во тьму!
Выпить бы в знак печали, но подлые шакалы здесь не подают зекам хрустальные бокалы,
Огонь в его жилах мечется, он молится за судьбу всего человечества, кругом идёт пустая голова
И на ветер летят высокопарные слова! Зовёт труба в поход, валится с ног простой народ,
Его бросает то в жар, то в пот, хрен его разберёт, чего ему недостаёт?! В связи с утечкою мозгов
Россия стала страною дураков! Их имена не время знать пока, пусть и дальше валяют дурака,
Пока за них все вопросы не решат в ЦК! Пыл гражданский не утих, к заднице приклеился ярлык,
А старик не мычит и не телится, его очи затмила кровожадная метелица! Он в браке не состоит,
Пытается отчую землю рогом рыть, стонать и выть, ему трудно прежние обиды забыть
И потому трудно самому переходить реку страсти вброд, мешает завистливый народ,
В полях - недород, голод и лихо, сиди тихо и не шевелись, на кону стоит твоя беспутная жизнь!
Крепись духом своим, мы тоже за ценой не постоим, если надо – отомстим
Бывшим собратьям своим! Пока же пушки стояли стволами вниз, никто не палил из них,
Но вот один идиот вздумал организовать несколько горячих точек в чужой стране,
Как глас Всевышнего тут же раздался в вышине: «Ты что творишь?
Зачем уничтожаешь бывших собратьев своих? Одумайся! Очнись! Ты что – садист?
Опомнись! Одумайся! Образумься! Глянь ввысь, а потом по сторонам оглянись,
Зачем творишь бардак и не хочешь слушать праведников никак?»
Что это? Не народная ли примета о приближении конца света?
На барачном столе валяется примятая газета бог весть, какой старины,
Она вся в грязи и остатках еды, боже упаси, оставлять на чём-то свои следы
Посреди лагерной суеты! Здесь везде рука Отчизны нашей, но не сверкают наполненные чаши
Блеском вина, здесь прежняя белизна совсем не видна! Нельзя громко разговаривать,
Уж лучше головой кивать или совсем молчать! Как пить дать! Прислонившись к высокому забору,
Можешь ему поведать о своём великом горе, пусть налетает грусть, прочитай наизусть
Несколько молитв, и вмиг свет тьму в твоих очах затмит! Судьба дурачит нас, я - пас,
На этот раз иду в отказ, нет нужды ссориться с администрацией и поддаваться на провокацию,
Да, мне многое в той жизни не нравится, плохие мысли роятся, приходится свыкаться с тем,
Что ты здесь не насовсем, и тебе один хрен: кого и куда, но зачем? Всё – тлен, всё – суета!
Мне бы отойти ото летаргического сна, а потом прислушаться к гортанным крикам за окном,
Говорят, что жизнь за рубежом намного краше нашей, там тот, кто не сеет и не пашет,
Выглядит как круглый идиот! Сказать бы, что я – приверженец рока и судьбы, не могу,
Да, изредка матерюсь на судьбу, крою матом вовсю за её неблаговидные дела,
Молодость моя за лагерным забором прошла! По изрытой дороге прошли суровые годы
В борьбе и тревоге, видеть пришлось зарешеченную жизнь насквозь: речные перекаты
И курганы горбатые, вечерние закаты и холодные рассветы, молодость, где ты?
Боже, хотя бы ты мне посоветуй: как мне дальше жить и кого в своих горестях винить?
Прошлое не дано забыть! Кровь в висках стучит, из души вылетает зверино-подобный крик,
Что никто против машины власти никогда не устоит! Разрешите, господа, доложить,
Что жизнь прожить, не поле перейти, можно легко с ума сойти, из-за зги ничего не видно впереди,
Вот-вот набекрень свихнутся мозги мои! Неужто нас для того родили, чтобы мы жили среди тьмы
И не замечали в степи серебристые ковыли? Счастье мелькало вдали от православной земли,
Как не суди и как не ряди, проходимцы наши судьи и все упыри, что на Русь издалека пришли!
Мы же не бесплотны и не немы, да мы – порождение дикой системы, у нас с памятью проблемы,
Нам нет покоя даже в собственных покоях бабе на сносях, особенно на первых порах!
Над миром довлеет всеобщий страх! От его язвительных гримас образ божий вконец зачах!
Прошла охота после тяжкой работы животы снедью набивать и свои лбы о стены разбивать,
Была бы кровать, чтобы с бабой переспать, её по всем законам отодрать, как суку или ****ь!
На остальное мне плевать! После буйства шального, под покровом неба ночного,
Многих закрыли в холодном подвале, чтобы в тесноте отдыхали и впредь не ведали печали,
Зачем толпе нужны распри и скандалы? Видно даже смертному мужу, что грех вылез наружу,
Не обессужу никого, ведь нами правит всесильное божество и оно определяет нашу жизнь,
Ты вмиг можешь покатиться вниз, жить труднее с каждым годом,
Иисус ходил босиком по спокойным и тихим водам, и спокойно общался с бесноватым народом,
Когда-то и я, страсть, в своей душе тая, едва ли не спустился в кромешный Ад,
Бедные люди по всей округе грех творят, и полночи скопом не спят! Пьют и бузят,
Им не привыкать горлопанить и буянить! Мужики здоровые не лезут в карман за словом,
Водка дешёвая даёт о себе знать, в голову ворвалась напасть, не с кем им о жизни потолковать,
Тут же знакомые люди могут предать и под праведный суд тебя тотчас  отдать!
Кликнул бы и я своего духовника, но его и мою тропу затмили грозовые облака!
Мне вот сюда, а вам, господа, куда? У меня неотложные дела, а у вас? Сказано было не раз,
Что временная половая связь ненавидит всех нас! Год от года увеличивается число разводов,
Уходят годы бытия бог весть куда! Ни тропинки, ни куста, ни зелёного деревца,
Вижу только малого агнца из созвездия Стрельца, его гонят два мальца на старую кошару,
Он им достался на шару! Стожары! Стожары! Стожары! Вблизи вас полыхают полночные пожары,
Гаснут созвездия старые, мы же передвигаемся в кромешной тьме почти налегке,
В одном пиджаке и туфлях на голой стопе, доверившись многоголосой толпе,
Но подходя ближе к дому, чувствуем во рту терпкую оскому, исчезло число искомое,
Незнакомый образ появился на лагерной стене, он возник словно радуга во сне!
Господа, жизнь, как талая вода, уходит в никуда, вам, не знавшим жизни нашей,
Не пришлось выпить ту горькую чашу до дна, мы же горесть жизни ощутили сполна!
Грехи не подлежат огласке, мы же привыкли слушать бабьи сказки перед сном,
Им молоть языком, что мести помелом по земле чёрной, покрытой колючим дёрном!
Мы люди – в летах, нам по большому счёту чужд беглый страх, мы же никогда не будем
На судьбу и рок жаловаться незнакомым людям, чем становлюсь я старше,
Чаще запинаюсь на марше, мы же дышим и пишем, любим и живём и чувствуем нутром,
Что закон властям не писан, им не до наших жалоб и писем в ЦК,
В них дрожит слегка от слёз каждая моя строка, пусть голова моя седа, а плоть немощна,
Мне на капризы судьбы наплевать, была бы железная кровать, чтобы вдоволь поспать!
Даже любимая жена и та устала сидеть с вечера и до утра над старенькой прялкой,
Была бы она длинноволосой русалкой, во все годы бытия была бы молода и стройна,
Но молодость не даётся нам на века! О да! В свой час гаснет даже церковная свеча,
И всё меньше от неё исходит тепла! Ничто уже не радует меня, только небес синева
Да шелест степного ручья! Порой мы не можем сдержать солёных и горьких слёз,
Когда кто-то говорит всерьёз о горе людском, оно рядом, она за ближайшим углом!
Отбушевали страсти, их сменило дней ненастье, испепелилось мимолётное счастье,
И только небосвод изредка из последних сил цветами радуги блеснёт! Душу озарит восход,
Но и он уже давно не тот, что был когда-то, в голове спутались числа и даты, были варианты
Попасть в число народных талантов, но группа дилетантов из местных мужиков,
Бросивших под танк меня, не просыхала три ночи и четыре дня, рыдая и стеная,
Ничего у природы не вымогая, листья с деревьев срываю, им головой полночи киваю,
О, земля святая, почему я свой срок так долго отбываю? Слава богу, что жизнь не оборвалась,
Вспомнился стон бабы на ржавой кровати во время заката, молодые ребята ушли в солдаты,
Чихать они хотели на простуду, им бы уничтожить Иуду! Чуда не произошло,
В Лету кануло оно и утекло, словно жидкое стекло очень далеко! Не повезло и что?
Преходяще всё! Буря улеглась на самое дно, но оставила шанс для исправления всех нас,
После драки кулаками не машут и, конечно же, не пляшут, не сеют и не жнут,
Но свой нос по-прежнему везде суют, и должное чужим заслугам воздают,
Им нужен кнут, их мало бьют, а жизнь приходит и уходит,
Седую голову набекрень сносит мысль одна,
Как гаснущая звезда по полночному небу едва бродит она!
Горькие слезы от себя не прячу, когда в ночи навзрыд плачу!
К радости природы обложила небо непогода, уходят годы, улетают годы,
Время подоспеет, и звёзды мигом побагровеют, и вот выходит подчистую постаревший народ
Из огромных тюремных ворот, его никто за ними не ждёт, кто-то травит смешной анекдот,
Но нет прежнего вдохновенья у стареющего поколения,
Оно ложится чёрной тенью на бывшего Зека, в просторечии – мужика,
Отсидевшего свой срок за три или четыре колоска! Дрожит его правая рука,
Он взволнован слегка, хочет знать наверняка: ждёт ли его бывшая жена и когда?
Ветра посвист напомнил ему про возраст и глубокие морщины на лице,
А так же резкую боль в правом яйце! Ничего себе! Он молод в душе! Душевная боль вовне,
Авось, она растворится в игристом вине! Он бы свою бабу сграбастал в жаркие объятья,
Одним махом без стыда и страха снял бы с неё модное платье,
Сбился бы с ног, но попасть, куда надо бы смог! Бабу можно охулить, и морду ей набить,
Но за что? Она же - не бревно! Жизнь у неё – не сказка, ей нужна была мужская ласка!
У неё своих грехов под завязку! Ей воздастся по вере, к греху всегда открыты двери,
А потери будут всегда, это сущая ерунда, сколько лет пройдено врозь, и что ж?
Гроздь грехов напомнила о себе бывшему сидельцу вновь, прошла любовь, прошла любовь,
Нет прежних радужных снов, не осталось даже слов, чтобы женщину приободрить,
Зачем её заживо казнить? Мне жаль весну мою, но её как прежде не люблю,
Ни в чём не корю, и даже не плачу, сложусь с ней по рублю, выпью наудачу,
Не возьму с женщины сдачу, любовь неповторимая будет жить без меня, а я
Уйду не солоно хлебавши восвояси, едва выбравшись из тины и грязи,
К дальней родне, чтобы доживать свой век наедине!

г. Мариуполь
18 февраля 2017 г.
17: 36