Своравна отрывок 2

   Вот и вся её жизнь.
     Добрались наконец и до Питера. И что-то много уж очень дворцов, и стражи, и лизоблюдов придворных ей показалось. Объяснили, что машина времени должна бы вырабатывать историю бесперебойно и правильно: за египетскими пирамидами – Колизей, за Карлом Великим – инквизиция, за Великой французской революцией – капитализм. Всё аккуратно, по полочкам.
     Но машина эта поломалась. И время то ходит кругами, то все времена происходят сразу, то вовсе безвременье повисает. Так что у власти одновременно новгородское вече, все князья со царями, Петросовет и дедушка Ленин, а также Сталин с перестроечными депутатами. То ли прошлое не хочет уходить. То ли мы не хотим в светлое будущее.
     Поначалу, как это всё подеялось – показалось: конец света! Нескончаемая гражданская война организовалась. Все воевать кинулись против всех. Но потом ничего, пообвыкли. Сталин подружился с Петром и Грозным, Брежнев с Екатериной 11. Демократы сами по себе. Поделили страну на сектора и уделили свой каждому правителю. То же и со столицей. Васильевский отдали Петру. Императрицы на стороне Зимнего. Большевики и вовсе в Москве.
     Какие-то они друг с другом альянсы заключают. Или интригуют, а у холопов чубы трещат. Но ведь это всегда и было. А холопям, видно, чубы не дороги, раз подставляются.
В общем, жить можно.
     Петербург строят сталинские зэки из концлагерей. Елизавета тусуется со звёздами шоу-бизнеса, и последнее её увлечение – шоколадный заяц. Князь Олег отмщает хазарам и прочим южным народам вплоть до самого Грозного. Содержать такую прорву благодетелей дороговато. Но нефти пока на всех хватает.
     Придворный лекарь девочку осмотрел и взялся пользовать. Но что-то недоглядел, стало ясно: девочке жить горбатой, кривобокой карлицей со шрамами от ожогов на лице. В тот же час пристроили её ко двору Петра шутихой. На что она ещё годна?
     Может, ей ещё и повезло, судачили дворцовые кумушки. Здоровые не всегда на кусок хлеба могут себе заработать. А такое редкостное уродство, как всё уникальное – в цене! Царские шуты как у Христа за пазухой обретаются. Работа – не бей лежачего, не в шахте уголёк рубать. Жалованье хорошее. Стол, квартира – казённые, на всём готовом. Да ещё и царям правду-матку режь, когда вздумается.
     Своравна живо выучилась кувыркаться, яблоками жонглировать, передразнивать или, как модно стало выражаться, пародировать придворных, выдрессировала дворняжку и зажила себе недурно. Она была ещё слишком мала, чтобы понять, как её обделила судьба и насколько особняком она теперь будет всегда в человеческом обществе.
     Двор Петра жил словно в вечно ремонтируемой квартире, где все поэтому устали, раздражены, вечно ссорятся, но живут в предвкушении чего-то нового и замечательного.
     Весь Васильевский был изрыт каналами: строили новую Венецию. К богатым палатам пробраться можно было только по колено в грязи. У Стрелки – снова был порт, и парусные суда, причалив, торговали своим товаром – тюльпанами, свежими устрицами из Голландии, мобилами – прямо на ступенях Биржи и у подножия коралловых ростральных колонн. По набережной, до самых сфинксов, фланировали старые морские волки, настоящие пираты по совместительству: с медной серьгой в ухе, заросшие бородами до бровей, с вытатуированными вакханками на щеках, с головами под алыми шёлковыми платками. Здесь же семенили благовоспитанные барышни в воздушных шляпках, со своими сухопарыми боннами-англичанками. В аустериях университетские профессора чинно взирали на поножовщину матросни, и белогвардейские поручики, смотавшиеся от ВЧК с Петроградской, резались в безик с металлистами, в косухах, цепях и с зелёными гребнями на макушке.
     Район был похож на замусоренный балкон, где не в меру запасливый хозяин хранит лыжные трухлявые палки рядом с остатками антикварного буфета, а сбоку ещё пристроены консервные банки с маринадом. Помесь кабака, Сити, Латинского квартала, комсомольской стройки и  резиденции высочайших особ.
     Своравна пристрастилась сидеть со своими игрушками в кабинете у Петра, когда он работал. Огромный, узкоплечий, пучеглазый, обрюзгший, вспыльчивый, угарно пахнущий пролитой человеческой кровью и – младенчески простодушный и доверчивый.
     Государь подписывал бумаги, мастерил на токарном станке, по ночам смотрел в телескоп на звёзды. А со стола за всем этим насмешливо наблюдала заспиртованная в банке голова казнённой Марии Гамильтон. Иногда Пётр даже разговаривал с ней, спрашивал у неё совета и, видно, получал из расплющенных посиневших уст молчаливые ответы. Кажется, ему вполне хватало общества горбатой карлицы-шутихи, мёртвой любовницы и звёзд.
     Но иногда собирались шумные компании.