Никак...

– Всё… Не надо, перестань, пусти! Хватит! – она вырвалась из объятий, будто в испуге отшатнулась, закрыла на секунду глаза. – Не обнадёживай больше, не надо. Не могу… Я не могу! Свихнуться можно, Господи! Я… Я не знаю, понимаешь? Я ничего не знаю, не понимаю… Я… Мне… Что мне делать? Я же… Ох… Зачем ты опять со своей надеждой, а? Сколько ещё? Я не могу больше, неужели ты не видишь? Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ!
Тот, кто пытался её обнять, послушно опустил руки.
– Глупая смешная моя девочка, почему же тебе всё не так? Ты ведь хотела гореть – и ты горишь! Всё именно так, как тебе надо было, так откуда тогда ропот?
– Хотела? Хах! По-твоему, я ЭТОГО хотела? ЭТОГО?!
– Не знаю, но больше всего ты всегда боялась пустоты – и вот ты не пуста, ты даже переполнена, в тебе никому и ничему уже больше нет места, но… Ты всё равно ропщешь.
– Ропщу… – она вдруг как будто сдулась, за секунду уменьшилась в размерах, стала тише, заговорила совсем другим голосом. – Если ты бы знал, как у меня всё болит… Почему так, скажи?
– Потому что ничего и никогда не даётся даром, моя девочка. Ничего и никогда. За всё, так или иначе, придётся платить. До или после, но придётся. А ты всю жизнь хотела больше, чем другие. Тебе всегда нужно было Настоящее, чтобы до краёв… Всё, что попроще, тебе всегда мимо, не в душу. А так… Видишь, больно тебе. Но что я могу, подумай сама? Даже отними у тебя всё, сотри всю память до последней секунды, ты же всё равно наживёшь себе новую боль, так и будешь искать, метаться, рваться. Не знаю… Странные вы. Такие, как ты. Всегда вам всего мало, тесно, душно. Сами от себя страдаете, но по-другому жить не пытаетесь даже.
Она безропотно кивнула, присела рядом с ним.
– Да… Только вот мне страшно. Чем дальше, тем страшнее, понимаешь? Иногда замираю и думаю: «Господи, зачем же Ты мне дал такую душу, если у меня нету сил её нести? Если она такая всё равно почти никому не нужна?». Чуть не каждый день спрашиваю, а Он молчит.
– Потому что ведает больше, чем ты можешь вообразить. И не тебе, дитя неразумное, решать, какая у тебя должна быть душа. Если Бог именно так судил, а не иначе, то так оно быть и должно. А коли ты понять не в силах, так это дело времени. Времени и терпения. Откуда знать тебе, что там завтра? Кого встретишь, что сделаешь, что поймёшь – всё неведомо. Дожить надо, ведь только так узнать и понять получится.
– Мне бы для начала понять, как жить…
– Как можешь, так и живи. Медленно-медленно, день за днём, один за другим.
– Легко говорить… А если всё возьмёт и рухнет, не сбудется ничего, что тогда делать?
– Сейчас всё равно не поймёшь и не угадаешь, так зачем ты сама себе больнее делаешь, глупая? Ропщешь на Бога, но терзаешь-то себя ты сама, а не Он. Не зная, не ведая, всё наперёд предугадать пытаешься, а как? Как возможно-то это, если ты можешь до завтра не дожить. Кому тогда нужны будут планы твои на десять лет вперёд?
Она вдруг встрепенулась, подняла на него глаза.
– Думаешь, я умру?
– Ничего я не думаю и не больше твоего ведаю. Только вот знаю, что от сомнений легче не станет, сколько ни стенай. Если уж хочется тебе мечтать и планы строить, то хоть о хорошем мечтай. Даже если потом не сбудется, так хоть сейчас светлыми грёзами счастлива будешь.
– Но ведь если в хорошее поверю, а потом потеряю, ещё больнее будет, сам ведь знаешь.
– Знать-то знаю, но что с того? И зачем вообще жить тогда, если только плохого всё время ждать? А ты в последнее время только тем и занята, что беду себе пророчишь. Взялась верить, так неси до конца, а если отречься решила, то разом отрекайся, совсем. Только тогда уже на Бога не пеняй, виноватых не ищи.
– Если бы я могла… Если бы было так просто…
– Можешь. Всё ты можешь, и даже больше. Оборвать разом – это ж секунда всего. Только как потом жить, если от веры в лучшее отречься?
– Никак… – тихо ответила она…
… и открыла глаза. Сморгнула последние слёзы, села, обняв руками колени. За окнами едва занимался скупой зимний рассвет, но весь сон будто рукой сняло. Спать не хотелось вовсе, а всё, что приснилось, показалось вдруг не сном даже, а каким-то странным полубредом: словно сама с собой поговорила. Однако же вместо вчерашней горечи, которая так долго мешала уснуть, шевельнулось внутри что-то почти забытое…
«Как потом жить, если от веры в лучшее отречься?» – гулким эхом отозвался внутренний голос.
– Никак… – вслух ответила она сама себе. – Никак...