Матрёшка

Матрёшка.
Захар Захарыч, после трудового дня в полудрёме лежал на лежанке, прислу-шиваясь к возне на кухне, ожидая, когда позовут к столу.
Он то поджимал под себя ноги, то вытягивал, превозмогая ноющую боль в но-гах.
- Да… с сожалением думал он, года своё берут, ноги погоду чувствуют, какой день дождь льёт, всё как-то не так идёт, скоро уж покров.
- Пожалуй, надо бы придумать, как у жены выпросить стопку первачка как снотворного, и ногам будет полегче.
Захарыч, вздохнул как бы с облегчением, представляя, как жена ему нальёт стопку с кореньями, а может и не одну, если удастся уговорить её.
Ему давно уже и в голову не приходит самовольно брать спиртные запасы же-ны.   
Он, ворочаясь на лежанке, вспомнил, как однажды уже ослушался, и запомнил тот день на всю оставшуюся жизнь.
 Его тело покрылось сплошным красным пятном, оно зудело, как зубная боль.
 Прощаясь с жизнью, он просил прощение у Матрёны за все свои грехи.   
Она только смеялась, приговаривая, говорила:
 - Ну что… не слушаешь меня… так тебе и надо.
 - Вот я, никак не возьму в толк Матрёна, - рассуждал вслух Захар, привлекая внимание Матрёны к себе, которая возилась на кухне, готовя ужин.
- Эти всё настойки у тебя, на водки аль на самогоне настояны, так ли это – не ожидая ответа, он продолжил.
- И что туда можно такого намешать, что я стал как краснокожий индеец.
- Всё это, мне как бы понятно, а… Матрёна.
- А вот почему у меня, промеж ног так покраснело, и так зудело всё тело, что я решил, что мне пришло время помирать.
- Неужто все люди так же помирают… а. 
- Да помню, помню я, … как ты придурялся, - засмеялась из кухни Матрёна.
- Как ты просил вызвать детей с внуками, попрощаться.
- Мы с соседкой Шурой смеялись, глядя на тебя, как ты скрестил руки на гру-ди.
- Просил баню стопить, свечку дать, да молитву за упокой читать.
Захарыч, как-то громка, не впопад, кашлянул говоря:
- Да, вам тогда было весело, а каково было мне.
- Одна надежда была, неуш-то думал, мужа сумеешь отравить.
Захар, как-то нехотя вспоминая подробности, ухмыльнулся про себя.

- А чего это ты вдруг вспомнил-то, - продолжая, возится на кухне, Матрёна настойчиво спросила.
- Это, чтож получается, … снова решил попробовать настоечки?
- Не вздумай, они у меня лечебные, на всяких травах, для лечения, а не для твоей пьянки.
- Их не больше пятидесяти грамм пьют, а ты тогда сколь выпил.
- Но, что разворчалась – то… небойсь….
- Теперь я близко к ним не подхожу, научен…. 
Она, всегда посмеиваясь, говорила ему:
- А зачем тебе знать-то, на чём да как я делаю настойки, и для какой болячки, я ведь травница.
- На водке они, для длительной сохранности.
Захарыч, ещё раз вздохнул, прислушиваясь, напрягая слух, как по кухне не-слышно передвигалась Матрёна.
Он пытался определить по доносившему запаху, что подаст она на ужин.
Как всегда, ещё к вечерне, он начинал жаловаться жене на свои ноги, на бес-сонницу, тем самым показывая, что пришло время принять снотворное.
- Матрёшка… слышь меня… - так ласково он звал Матрёну, если ему что-нибудь надо было от жены.
Она и вправду, была чем-то похожа на матрёшку.
У неё было добродушное доверительное лицо, минимум морщин для своих го-дов.
На голове проседи седых волос, аккуратно заправленных под накинутый пла-ток, который был похож на домик, на пояс был подвязан передник.
У подбородка в разные стороны торчали кончики платка, в этом виде она необычайно походила на матрёшку.
Как всегда, она обеими руками, по привычке, брала кончики платка, вытягива-ла вперёд подбородок, подтягивала узелок под ним, чтобы платок не спадал с головы.
После этого, она как бы вытирала руки, разглаживая разукрашенный с карма-нами фартук.
По кухне, она как будто перекатывалась, неслышно.
Вот и на сей раз, Захар подумал, что она ушла в сени, но неожиданный стук посуды говорил о том, что она тут.
- Слышь, … что ли…  опять ноги меня насилу слушаются, уж и не знаю, куда их девать-то….
- Ты хоть бы, какой настойки на кореньях перед ужином дала, как в прошлый рас.
Не услышав ответа из кухни, улыбаясь себе, Захарыч продолжил уже громким голосом:
- Сама, небось, попиваешь, вон по кухне, как электровеник летаешь, а к столу ещё не зовёшь, вечерить давно пора.
Матрёна как всегда под вечерню суетилась на кухне, прислушиваясь к кряхте-нию мужа, и как обычно, время от времени что-то про себя напевала.
Захар, зная её упрямый характер, ворчливость, и манеру прикидываться глу-харём, не выдержал, крича с лежанки:
- Ты что там, уснула что ли, ты мне глухарём-то не прикидывайся, … а давай-ка лечи старичка, ишь… что удумала… отмолчаться.
Повернувшись на бок, ухмыляясь про себя, он продолжал жалостливо, для пущей убедительности.
 - Мне фельдшерица аспирин выписала, сама мне говорила, чтобы кровь по-жиже была.
-  А я так думаю, настоячка, получше будет, нежели таблетки, оно и как сно-творное… слышь… Матрёна….

В деревню фельдшерица приезжает для обследования, так он с Матрёной был на обследование.
Фельдшерице было лет под пятьдесят, худенькая, очень живая, непоседа, звали её Еленой Никифоровной, выглядела она моложе своих лет.
 На левой щеке ямочка, стрижка короткая, волосы покрашены под слабую се-дину, глаза зелёные, с девичьим доверительным блеском.
Захарыч, называл её «доска - два соска» за её худобу, по его понятиям для де-ревни баба должна быть здоровой, крепкой.
 Она только посмеивалась на это прозвище, говоря при этом:
 - Ты Захарыч, всё по старинке меряешь, и ничего не понимаешь в бабах, а мне так шевелиться легче.
Они всегда с Матрёной о чём-то разговаривали, а Захар дожидался во дворе на лавочке.
О чём уж они с фельдшерицей в тот раз разговаривали, Захар не слышал, они давнишние подруги, каждый раз подолгу беседовали.
Елена Никифоровна при первой возможности всегда заходила к ним, а бывает и на ночлег оставалась.
Она всегда просила стопить баньку.
После баньки они с Мотей всякими самодельными мазями натирались.
А, опосля, за столом, внутрь для лечения и согрева принимали.
Всякий раз Матрёна приговаривала:
 - А ты кума… вот этой настоячки, отпробуй при этом спрашивала:
- Ну что скажешь кума, а… на что похоже?
  В такие дни, не столь частые, Матрёна за столом не обращала на его внима-ние.
Они не уступали друг другу в болтливости, уж, о чём можно говорить часами, Захар не понимал этого.
 При этом он говорил – ну вот, наконец, зацепились языками.
 Захару такая свобода за столом нравилась, в таких случаях, не до него было.
Только когда Матрёна вышла из бывшего сельсовета, она сказала ему, что фельдшерица прописала ему таблетки.
- Это ещё, какие таблетки… возмутился Захар.
- Ты что Мотя, … для меня банька да стопка, это самое хорошее лечение.
- Ты что-то мне не договариваешь. …
- Небойсь, всё обо мне болтали, с Еленой Никифоровной.
- Как меня от стопки отучить, травами аль ещё чем, сказывай. 
- Нет, Захар…  тебе надо принимать аспирин в таблетках, а не стопки собирать.
- А так ты здоров как бык.
- Хотя какой из тебя бык, … всё норовишь выманить выпивки, а потом ходишь как грипп, - махнув рукой, посмеивалась она.
 - Никифоровна сказала, будто у тебя кровь густая.
- А я что-то не пойму, отчего это у тебя кровь густая.
- Вроде пил ты в молодости как сволочь, и сейчас не забываешь.
- Особа, при встрече с деревенскими мужиками.
 Захарыч, раньше не прочь был пропустить стопку, а где стопка там и стакан.
 А сейчас особо любит опосля баньки да пенсии, выпросить у жены.
Да только недолго Захар эти таблетки принимал, всё норовил при первой воз-можности выпросить стопку.

- Матрёна, ты же знаешь… - повысил голос Захар, продолжая ворочаться на лежанке.
- Только у меня от таблеток желудок побаливает, слышь меня.
- А вот первачок с кореньями, аль с можжевелом, да с морошкой, в самый раз.
Матрена, уже смеясь, не выдержала, в сердцах выкрикнула из кухни, пере-дразнивая его:
- Ишь ты, … привык к ночи стопкой лечиться.
- Тебе бы только выпить, молодость никак не забудешь. …
- Таблетки пить тебе надо, настойка-то скорей бы закончилась.
- Аспирин ему нужен, в градусах.
- Каждый вечер, вынь, да подай ему стопочку…
- Ведь говорю тебе старый, в нашем возрасте много пить нельзя, а всё одно просишь.
- Настоечка… на первачке и водочке настояна.
- Смотри, как бы Кондратий не взял.
- Вон, сколь твоих друзей деревенских, на погост ушло, за частое употребле-ние.
- Зарекалась с тобой не связываться, так нет… для людей берегу.
- О чём, я могла говорить с Никифоровной, … а… я - ж тебе скажу:
- Она мне похвасталась, что дочь с зятем поменяли квартиру, на большую.
- Квартира оказалась с тараканами, так она меня просила помочь избавится от них.
- Дать ей, какие-нибудь травы, а какие травы, травами от них не избавишься.
- Я ей заговор, написала от тараканов, как мне дала тётя Роза, помнишь её.
- Что - ж я не помню, … всё помню, хорошая бабка была, она многому чему тебя научила, царство ей небесное.
Захар, присев на лежанке, повернувшись к иконам трижды перекрестился.
   
Матрёна уже более жалостливо продолжала:
- Так вот, Захар, у самой ноги побаливают, иной раз ночью покою не дают, ты же знаешь.
 Как бы оправдывалась Матрёна перед мужем.
- Пробовали мы с тобой всякими кореньями натирать, да видать привыкли но-ги к ним, уже и не всегда помогают, а может всё это от погоды.
- Всё это от старости, в молодости болячки приобрели, а к старости нашли.
- Да, Матрёшка… а что в молодости дурак я был, то правда, всякую заразу пил.
- А теперь вот, видать здоровья надо поддерживать, выпрашивая у тебя, под-лечится – ухмыльнувшись, продолжил он причитания.
- А как - же в то время было-то, Мотя….
- Телевизоров не было, по радио патриотические песни пели, да симфонии зву-чали, гармонист в то время, в почёте был.
- Моих сверстников, почитай, уже и никого не осталось, на погост ушли, цар-ство им небесное, - перекрестился Захар.
- А теперь вот, с возрастом… тебя слушаюсь, … мало что ли… ты уж не забы-вай меня, лечи, да и сама иной раз со мной подлечишься.
- Слышь меня… Матрёна, а помнишь, как мы бывало, выплясывали.
- Вот это времечка было.
- А сейчас гулянки другие, гармониста никто и слушать не будет.
- В клуб ходили посмотреть танцульки, помнишь, молодёжь уже не такая как мы, да и танцульки у них непонятно какие.
Захарыч, покручиваясь на лежанке с боку на бок, в нетерпении, вспоминал.
Как они в молодости отмечали все праздники и светские, и церковные.
Он играл на гармошке дома, или у кого-нибудь из соседей, или под открытым небом, у накрытого стола.
Самогонки пей, хоть запейся, гармониста уважали, не отказывали, на все праздники приглашали.
    - Слышь Мотя… как оно было-то… бывало играешь, … а стакан с самого-ночкой, аль с водочкой на гармони целёхонький стоит, сейчас этого не поймут.
    - Тянешь, бывало меха, чтобы ненароком он не упал, а то в зубы берёшь, не прекращая играть, и выпиваешь, под смех танцующих.
    - Бывало, до того напляшутся по травке, что в этом месте трава почитай года два не растёт, во… как гуляли.
    - А теперь вот, надо у тебя выпрашивать подлечиться.
      Довольно улыбаясь, он вытер рот как будто только что пропустил стакан водочки.
    - О таких гулянках, Мотя, вспоминать теперь только остаётся, уже никто так не отмечает праздники.
Матрёна продолжала крутиться на кухне, приготавливая ужин.
Она была довольна мужем, с возрастом он стал внимательней относиться к ней.
Он с уважением звал её Матрёшкой, ей это очень нравилось, за такое отноше-ние она была готова налить ему лишнюю стопку.
 
По хозяйству Захар был незаменим, вся мужская работа держится на нём.
Дети с внуками наезжают только летом на отдых, проку по хозяйству от них нет, далеко проживают от родного дома, раскидала их судьба.
Хорошо хоть иной раз не забывают приехать погостить, картошку посадить, да собрать помогают.
Иной раз порыбачат, покатаются на лодке со спиннингом, купаются, ловят ра-ков, благо их много в озере.
Захар прислушивался, как Матрёна шаркала по кухне и что-то мурлыкала себе под нос.
Лёжа на лежанке, Захар размышлял, какой настойки в этот раз даст Матрёна, для сна аль для ног.
Настойка у Матрёны отменная, все соседи по деревне знали.
Она настаивала на всевозможных травах, кореньях, с добавлением медка и все-возможного варенья.
Захарыч сам помогал собирать коренья, так как выкапывать их надо было ак-куратно.
Каждый корень в своё время, выбирая некоторые свежие побеги, под присмот-ром Матрёны.
Она знает о кореньях не понаслышке, как испокон веков ведётся, ей досталось от матери, а матери от своей матери, и так далее, дополняли они свои знания друг у друга.
Матрёна давно уже жаловалась мужу:
 - Что и случилось-то, Захар, - твердила она.
- Кореньев уже и нет тех, которых я тут рядом с тобой собирала.
- Они-то ли вывелись, то ли пропали, а некоторые непонятные какие-то стали.
 Захарыч молча слушал причитание Матрёны, лёжа на лежанке.
- Захар… ты слышь меня, … что ль… ты хоть бы пореже, настоечки просил, кто его знает, что за коренья теперь пошли.
Матрёна продолжала возиться на кухне, и как бы про себя причитая, говоря вслух.
- Самовар вон поспел, Захар, с медком аль с малиновым вареньем чайку выпь-ем, а может с чагой, … выбирай, да и ушица на столе.
- Ты что… как будто не ведаешь, … о чём я толкую - Захар, прикрикнув в сто-рону кухни.
- Я же говорю тебе, ноги у меня крутит, а причём тут чага, она желудок лечит, а не ноги.
- А что коренья корявые, аль прямые, всё одно они лечат, они ведь на самогоне - усмехнулся Захар про себя.
- Слышь ли, ты меня… Мотя…  а? - уже более настойчиво прикрикнул Захар.
- Теперячи незачем знать от стариков-то, какой корень от чего, а прочитай в журнале аль в газете, всё с крашеными картиночками, лечись - не ошибёшься.
- Да… - откликнулась Матрёна из кухни.
 - Однако все хотят долго жить, да не болеть, вот и пишут.
- А как же теперячи, не болеть-то… - вздохнул Захар.
- Возраст всё одно своё возьмёт.
- Будто в старину говаривали….
- Кто смолоду отболел, тому к старости придётся меньше болеть, да и дольше проживёт, так ли это.
- Матрёна возразила - то, что примечали в старину, то теперячи не сходится, всё перевернулась с ног на голову.
Захар продолжил - вон погода, смотри, как крутит, такое в нашу молодость я не припоминаю, а толи ещё будет.
- А может наши деды не так ногами мучились, … что-то я не припоминаю, а может, и некогда им было, болеть – то….
- Да нет Захар, это ты не помнишь, а я всё помню, чуть - ли не смолоду людям помогаю, ещё моя бабушка сказывала, «на погодушку и молодушку ломает» 
- Чаю-то Матрёна, мы с тобой, само собой выпьем, - уже смерившись, продол-жал Захар.
-  А вот настоячки к ночи, ты все-таки налей, как снотворного, и ног я чувство-вать не буду, хвороба-то и отстанет.
- А утром, не свет не заря, со скотиной управлюсь, и по хозяйству домашнему тебе помогу.
Матрена, накрыв на стол, где стоял и пыхтел самовар, жалостлива сказала му-жу:
 - Но по стопки то, пожалуй, налью, … а может и поболее, ненастье то, похоже, надолго.
 
Поддавшись на уговоры, она вышла в сени, когда она возвратилась, то Захар уже сидел за столом.
Он, оглядев жену, и не увидев в руках нечего, сказал лукаво:
- Ты что ж… Матрёша, в сени ходила, а нечего не принесла, вечерить будем на сухую… что ли… а как же ноги….
Матрёна в сердцах выругалась, махнув на него правой рукой, левую руку вы-нимая из-за передника ставя начатую бутылку на стол.
- Вот ведь паразит… всегда уговорит, … знает, как подступится.
Захар как-то сразу заёрзал на стуле.
- Ну вот, давно-бы так, я за стопками схожу.
- Сиди уж… я сама схожу, знаю я, какие ты стопки принесёшь, для тебя стакан — это стопка.
 Захар стал прикидывать, как раздобрить жену на большее.
 Он наперёд знал, если она выпьет хоть одну стопку, то вечер считай, для него не потерян.
 Когда Матрёна только пригубилась, а Захар выпил гранёную стопку, занюхав хлебом, отхлебнув ухи, затеял разговор издалека.
  - Что-то я не могу вспомнить, зачем тебя дочка звала - та, поведай.
Матрёна в сердцах высказалась.
 - Но… не уж-то забыл, … да и зачем тебе помнить-то, всё - одно забудешь, только нам бабам, всё надо помнить.
- Она меня звала на Ивановскую ночь приехать.
- Помочь ей в одном деле:
Захар, похлебав немного ухи, пододвинул поближе стопку к Матрёне, сказав:
- На вторую, ногу-то, налей, а-то на сытый желудок тяжело будет.
- Ты куда торопишься-то, эта самогонка крепкая, на морошке настояна, некто у тебя не отберёт стопку, заешь хорошенька.
Матрёна, налив ему стопку, и долив себе, продолжила.
- У них в доме, внизу кафе открыли, ну видать и тараканов завезли.
- Как только начинают там выводить тараканов, так они… всей гурьбой входят в жилые помещения.
 - Пылесосом она их там ловила, тьма их выползала, весь дом не знал, как от них избавится.
- А я знаю….
- Никифоровне я ведь помогла, заговор на бумажке написала.
- Она хвасталась мне, что тараканы со всего дома ушли, а там больше ста квартир.
Налив ещё стопку мужу, убирая бутылку, она продолжила:
Захарыч, зная доброжелательность Матрёны, помочь людям, он решил вос-пользоваться и разговорить, поддакивая ей. 
  Он поднял стопку, предлагая чокнутся, не дождавшись, когда она подымет стопку, он выпил.
Пригубив стопку, Матрёна упрекнула его.
- Но… не уж-то совсем не помнишь….
- Когда мы с тобой ездили лет пять назад к родственникам в город, у них также тараканы были, а теперь нет.
- Я им тогда помогла, со всего дома избавится от них.
- Так почитай, у них сколь лет тараканов нет… и не будет, а принеси и брось к ним, так они, жить уже не будут….
- Да, … я что-то припоминаю, ты про какой-то заговор с соседкой Розой раз-говаривала, которой уже нет, так ли это.
- Но… вспомнил, однако….
- Матрёна, шепча, перекрестившись в сторону иконы, сказала:
- Я ведь травница, а она всякие заговоры знала.
- Она-то мне и рассказала, как избавится от тараканов.
- А помнишь, у нашего младшенького уши болели.
- Так она сказала, чтоб ты принёс живицу от сосен.

 Захар вспомнил, как ходил в лес собирать живицу.
Жена строго настрого наказала, чтоб живицу собрал от таких сосен, которые друг друга не видят, так наказала тётя Роза.
Живицы для детей, надо от восьми сосен, а для взрослых десяти.
Захар, доев уху продолжил:    
- Да, Мотя, набегался я тогда по лесу.
- Но, слава Богу, всё обошлось.
- По сей день у него уши не болят, так ведь.
- Да… так – ставя на стол из духовки картошку.
- Роза сама сделала заговор, на живицу, как она это делала, я не ведаю, …  только сказала, завтра приходи. 
- А я, так думаю Мотя, … пододвигая стопку поближе к жене.
- Где живём-то мы, на севере, в гармонии с природой, кому наши предки по-клонялись, солнцу да идолом в виде богов, где ни - будь на поляне, в тайге.
-  Это, ещё от языческих времён досталась нам, уж, сколь времени прошло, а заговоры не вымирают.
Матрёна, взяв тарелку у Захара, и наложив ему картошки, спросила – с чем будешь есть, с грибами или курой, или рыбник будешь есть.
- Если под стопку Мотя, то рыбникчек с картошечкой будет хорошо.
- Ты на много-то не рассчитывай, тут всё, больше нет – строго прикрикнула на него она, продолжив.   
- Да, сколь заговоров есть, одному богу известно, такие заговоры строго настрого передаются дочери, а у неё их не было.
- Но что-то ты помнишь, … так ли Матрёна.
- Что я могу помнить - то, … что она всем говорила, а некоторые, я уже и за-была.
- Хотя, … помнишь Захар, когда она в гости пришла, мы сына провожали в армию, … правда давно это было.
- Помнишь, что она сказала, а.…
 - Нательное бельё сына, не стирать, держать в тепле, служба будет не в тя-гость.
- Что же не помню. …
- Ты поменьше болтай, а стопочку не забывай налить.
- Сам покою не даёшь, расспрашиваешь.
- Приготовь, … на стол ему накрой, … да ещё и стопочку налей, … не много ли будет.
- Но, … что я один за столом.
- Всё хорошее, помнится мне плохо, а вот нехорошее, почему-то надолго запо-минается.
- Только я был удивлён, что она посоветовала.
- Я тогда спросил у тёти Розы, откуда она знает это.
- Она нам, что тогда рассказала.
- Что наши предки Карелы, когда уходили на войну, или на чужбину, то это всегда делали, держа бельё в тепле, до прихода.
Матрёна, поухаживав за мужем, села за стол продолжив разговор:
- Парень наш тогда с армии пришёл здоровенький, сказал, что в армии служи-лось легко.
- Я – же тогда, бельё его, летом даже на солнышко выносила.      
- Ну вот, а я этого не знал.
- А зачем говорить тебе, я же мать, и за детей в большем ответе перед богом.
- Что я тебе могу сказать, Матрёна.
- Когда мой отец на войну добровольцем уходил, его мать, иконку серебряную на шею надела, с молитвой всю войну прожила, дожидаясь его.
- Живой он вернулся, да только много ранений было, недолго ему довелось прожить.
- Мать есть мать, это заметно, к старости теперь, вот за мной ухаживаешь, хотя и я в ответе.
- Что теперь говорить - то Захар, всё у нас сложилось ладком, дети на ноги по-ставлены, не за горами и внуки на ноги встанут, что ещё нам надо, здоровье только.
- Детям говорю, затоскуете или занеможете, всегда приезжайте в родной дом, пока мы живы, отдохните здесь, глядишь, и всё образуется, родная сторонушка лечит.
- Да… завидую я твоей рассудительности.
Захар заметил радость на лице жены, подумав, ну что ж, вечерня удалась, и уже не удержавшись, продолжил.
- Ты Матрёша, расскажи-ка, что за заговор там от тараканов, я что-то помню, да призабыл.
Матрёна, догадавшись, поставила перед ним бутылку.
- Вот веть паразит, пока не допьёшь бутылку, не отстанешь, на вот, допивай, знаю я, к чему ты клонишь.
Матрена, отложив тарелку в сторону, взяла чашку с блюдцем, налила себе чаю, сказала:
- Пей один, я больше не буду.
Захар возмутился – что я такого сказал, попросил тебя про заговор напомнить.

- Ну что-ж, это простой заговор, но эффективный, так я тебе расскажу:
- Это надо в Ивановскую ночь встать в четыре утра.
- Открыть все форточки или окна да двери у себя в квартире.
- И даже на улицу в подъезде, только обязательно, через пороги положить по верёвочки и прочитать заговор три раза.
- Не надо снимать верёвочки 15 минут.
- Что б в это время некто не ходил через пороги, эти 15 минут, и двери не за-крывал.
- Заговор, надо читать такой, … в ночь с 6 на 7 июля Ивановской ночи.
- (Откуда пришли, туда и ушли, аминь) перекрестится.
- Заговор прочитать каждый раз трижды.
 - Затем, верёвочки бросить в помойку.
- Этот заговор считается, … очищение от всякой нечисти, не только от тарака-нов.
- Тараканы так просто не заводятся, они любят бранных людей.
- Всё это должно помочь, с Божьей помощью.
Перекрестившись, Матрена, взглянув на Захара сказала:
- А что ты так смотришь на меня.
- Да, … всё это с Божьей помощью, в это надо очень верить, а то совсем Бога забыли.
- А ты что думаешь, в церкви молитвы читают так просто, это своего рода тоже заговоры.
- Мы же просим помощи у бога, а как же иначе.
- Люди свои нательные украшения и крестики оставляют у святых, для излече-ния.
- Ну хватит засиживаться, пора убраться, и готовится к сну
Закончив вечерить, Матрёна убрала со стола, уже припозднившись, они гото-вились ко сну.

Захар как всегда встал рано, затопил печи, принёс свежей водицы в самовар, нащипал лучин для самовара, разжёг его.
Пока самовар грелся, он сходил в хлев, дал овцам да корове сена.
  Когда зашёл в дом, то Матрёна уже встала.
 Захар стал бранить её, зачем так рано встала, на дворе вон ненастье разыгра-лось, спала бы, по дому вроде делать нечего.
- Это тебе делать нечего по дому, - возразила Матрёна
- А нам бабам всегда есть что делать, вон, … на стол надо накрыть, а-то кусов-ничать будешь, знаю я тебя.
- А корову, … ты… что ли доить будешь.
- Бывало, и не то я делал по хозяйству, когда детей рожала, забыла, что ли.
- Но, … это когда было то.
- Ты посмотри, вон сколь вокруг печки грязи уже наделал.
-  Вся грязь потом ногами потащится в горницу.
- Ты видь, так и не научился, ноги вытирать.
На что Захарыч оправдывался.
- Что я должен каждый рас снимать сапоги на крыльце, так я долга буду по дому шаркать.
Так Захар с Матрёной встречали зиму, а сколько этих зим было.
Но наступит новый год, а там и Паска не за горами, дети да родственники, обя-зательно приедут, лето-то некто не отменял.