Рай под микроскопом
Осенью 2016го получила удовольствие, посмотрев два достойных российских фильма – «Ученик» Кирилла Серебренникова и «Дама Пик» Павла Лунгина. Обе киноленты создают картины о фанатизме, смешивающем миф и действительность, первая – о религиозном безумии, вторая – об одержимости сценой. Фанатик воспринимает мир сквозь призму своих идей, его гиперреальность – миф, который оказывается более важен, чем жизнь как таковая и гораздо сильнее страха смерти. Зима 2017го в этот ряд добавила еще одну киноленту, уже отмеченную многочисленными призами и наградами кинофестивалей в России и за рубежом, – «Рай» Андрея Кончаловского. Маэстро также исследует тему фанатизма, но погрузившись в специфический духовный мир человека времен Третьего Рейха.
Основное событие в «Рае» – рассказы трёх главных героев, Ольги, Жюля и Хельмута. Чёрно-белое, а, точнее, серое, изображение, однотонные робы и короткий «ёжик» на голове у героини сначала наводят на мысль – мы присутствуем на допросе. Затем из фразы «не знаю, как описать, чтобы почувствовать», по детальным воспоминаниям из детства понимаешь, что эти исповеди героев – психоанализ европейца под властью гитлеровской Германии. Впрочем, «психоанатомическое» исследование Кончаловского можно переложить и на существование человека в рамках любых тоталитарных систем.
Для Кристиана Клауса роль немецкого аристократа Хельмута оказалась первой крупной и, безусловно, удачной, работой в кино – исполнителя на эту роль искали по всей Германии, нужен был артист с непримелькавшимся лицом. Вероятно, намеренно этот персонаж оказывается самым обаятельным. Красивый, образованный и утончённый, обожающий русскую литературу – он заслушивается речами Гитлера, которые «трогают душу». Самое интересное, – даже русская литература в этом контексте начинает служить оправданием и поддержкой фашистских действий. Вот так. Ответ на вопрос – как человек живёт при тоталитарном режиме, как умные и образованные люди оказываются сторонниками тиранов и убийц, давно ищет литература и киноискусство. Клаус и Кончаловский создали безупречно обаятельный образ немецкого юноши, ужасные слова в устах этого персонажа звучат естественно, даже возвышенно. Ведь сам герой – романтик, идеалист. И он не понимает свою возлюбленную – как она может жалеть еврейских детей, евреи – паразиты, эксплуататоры! Этот прекрасный юноша с живыми глазами своим совершенством как бы упрекает меня, несовершенную. В его лучащемся взгляде – свет и будущее. Этот образ противоречит традиционному образу фашиста. Нас когда-то завораживала и пугала песня «Tomorrow belongs to me» из легендарного фильма Боба Фосса «Кабаре». В герое Кончаловского фанатизм не так пугающ, как в том юноше из Гитрелюгенда. Хельмут, кажется, имеет всего лишь отклонение от традиционного представления о положительном персонаже, он – офицер СС и инспектор в концентрационном лагере. Со всеми вытекающими отсюда последствиями – искажающими сознание мифологемами, которые и привели его на столь необычную для героя должность. И тем страшнее – ведь любой, самый одарённый и образованный человек может оказаться убийцей под влиянием идеи. Идеи о прекрасном мире, о рае на Земле! Идеи о совершенствовании человека – его моральных и физических качеств, о создании человека высокой культуры. Идеи о рае на земле, сформулированные нацистами и прижившиеся в душах следующих букве закона и уважающих инструкции немцев, превратились в настоящий рок.
Француз Жюль – комиссар коллаборационистского департамента полиции. Исполнитель роли Жюля, французский актёр Филипп Дюкен, известен как характерный актёр и имеет богатую фильмографию, работал в том числе с Люком Бессоном и Ларсом фон Триером. Полноватый, с удивлённо-изогнутыми бровями, с застенчивой, немного извиняющейся улыбкой Жюль производит впечатление человека доброго. Этот персонаж перед женой и сыном отмежёвывается от событий, происходящих под германским руководством – так, он не считает ответственным свой департамент в арестах громадного количества евреев. Он слаб в жизни, как-то по-детски хочет выглядеть хорошим в своих глазах, он почти комичен и…знаком, по поколениям послушных и безынициативных мужчин, разыгрывающих свою значимость, но психологически сломленных и задавленных – властью, перспективами бедности, беспокойством о своём реноме и дихотомией пропаганды и реальности. С другой стороны, он мог просто оберегать свою семью от пугающей действительности. Страх и неуверенность героя в себе психологично отражены во внезапном признании в любви жене и интимной сцене, после вопроса жены о продолжительности войны. Он ведёт жизнь обывателя, исключая из своего восприятия «неприятные» вещи, такие, например, как способы выбивания признаний у арестованных, которые используют его подчинённые. Это «фи». Но он влюбляется в свою заключённую, он говорит: «В ней чувствовалась какая-то сила, она была не такая как все». И он может приблизиться к этой «силе», он сейчас – владыка её судьбы. Он заблуждался. Его внезапная симпатия наделила Ольгу этой силой. Однако Жюль неожиданно хладнокровно ведёт себя перед лицом смерти, он переживает, что его сын, как и он сам в своё время, присутствует при гибели отца.
Героиня Юлии Высоцкой Ольга – русская эмигрантка с казачьими корнями, выходит замуж за князя и всё у неё, кажется, всё должно быть в порядке. В коллаборационистской Франции Ольга вступает в движение Сопротивления и её арестовывают за то, что она укрывает еврейских детей. Этот её поступок удивляет и кажущегося добродушным француза Жюля, и, тем более, давно влюблённого в неё офицера СС Хельмута. Ольга Юлии Высоцкой – устало-естественна, женственна и честна перед собой и перед зрителями. Этот образ показывает тоже малознакомый простому человеку аспект бытия – жизнь человека на грани выживания, в концлагере. Ольга, которая, по её словам, всегда боялась боли, в античеловеческих условиях концентрационного лагеря сообщает: «Здесь быстро перестаёшь чувствовать боль». Боль становится рутинной, привычной, естественной. На первый план выступает вопрос выживания, вытесняя все прочие. Брезгливость, мораль, сочувствие вытесняются страхом, «ничего не видишь, не слышишь, не замечаешь». Все сцены в концлагере, впрочем, как и фильм в целом, напоминают документальное кино, без излишней художественной сениментальности. Показана сортировка вещей в концлагере – отдельно подсвечники, отдельно – кастрюльки, отдельно – очки или ботинки… Как конвейер. Как работа на производстве. И вдруг – момент «вхождения» в происходящее, момент включения сознания героини, в таких условиях привычно защищающегося отстранённостью. Удивительно перевоплощение Высоцкой. Её пластика, мимика пугающе-реалистичны. В ней нет игры, нет работы на камеру. В ней нет обычно наводимого в кино при изображении женщин 40х лоска, она, скорее, небрежна и неидеальна, но, безусловно, женственна. И в ужасе инспектируемого им концлагеря её узнаёт Хельмут. Герой даже не задумывается о боли, которую она терпит, его радует встреча и он светиться от воспоминаний, любовь его «окрыляет». Его рассказ невидимому «психотерапевту», точнее, его сияющее лицо, режуще контрастирует с лагерной реальностью, он кажется почти сумасшедшим. Молодой человек, который при прощании целовал руки плачущей немолодой горничной, не видит ничего особенного в положении узников концлагеря, не догадывается о страданиях возлюбленной. «Сверхчеловек не боится смерти – ни своей, ни чужой. Сверхчеловек самодостаточен».
Послание ленты определённо, но не произносится напрямую, его предстоит сформулировать зрителю самостоятельно: нет связи между уровнем образования и формированием человечности, нет! Любовь к наукам и искусствам не делает человеком, не развивает в душе гуманизм или доброту. Можно быть идеально образованным и прекрасным физически – и не быть человеком. Герой Кристиана Клаусса офицер СС Хельмут, немецкий аристократ, обожающий Чехова и Брамса, отрицает само собой разумеющиеся высокие моральные качества того, кто сморит это фильм, так как «Рай», прежде всего, ориентирован на так называемых «культурных людей». Человек под властью любой идеи перестаёт видеть катастрофу, которую она несёт, не видит противоречия между своим «прекрасным» образом и чудовищными средствами, воспринимая «конвейеры смерти» вроде Освенцима или Майданека лишь как эффективный инструмент для очищения среды от несовершенных элементов. Что же делает человека таким? Уверенность в своей безусловной правоте? Можно считать этот образ крайней, самой ужасной точкой в человеческом заблуждении, но, не имея пророческого дара, мы не знаем, какие чудовища ещё способно породить человечество на пути к построению своего счастья. Вдруг и я могу стать соучастником в такой истории, даже не осознав этого? Что оградит нас от этого? Умение сомневаться в себе?
Фильм Кончаловского почти безоценочно рассказывает, как быстро нормальный человек перестает воспринимать повседневное зло как зло, попав в экстремальные, нечеловеческие условия. Как быстро обычный человек перестаёт чувствовать боль и бояться смерти, когда она становится обыденностью и рутиной. И это послание выходит за рамки изображаемого времени, оно относится к человеку и человечности в принципе. Андрей Кончаловский рассматривает драму Холокоста сквозь призму судеб трёх героев времён Второй мировой войны, получается «Рай»/«Рай(х)» под микроскопом. Суть этого исследования: «Где был человек в Катастрофу?» И это вопрос не о том, где он находился географически и чем занимался, а о том, где была его человечность и высокие идеалы, что стало с высокими достижениями культуры. Восходит он к библейскому вопросу «Где ты (Адам)?» (Бытие 3:9), который также относится не к пространственному местонахождению физического тела человека, а к его духовному уровню после нарушения единственного запрета Рая.
Ирина Пекарская, театральный и кинокритик.
Февраль, 2017.
Опубликовано: smi44.ru/views/ray-kh-pod-mikroskopom/ 22.02.2017
Свидетельство о публикации №217022300167